У Алексашки в деревне, в самом углу сада растёт небольшое облепиховое дерево. Каждое лето оно сплошь покрывает свои колючие ветки яркими оранжевыми ягодами, которые к осени наливаются целебным соком и с первыми морозами осыпаются на землю. Именно в это время их должно собрать, чтобы вся сила летнего солнца, тёплого ветра, проливного дождя очутилась у тебя на столе, и чтобы воздух в комнате был настолько пропитан радостным и живым ароматом облепихи, что только от него одного сводило бы рот.
Но почему-то всегда забывали про облепиху, всегда бесполезно устилали ягоды, под которыми всё лето сгибала она немолодые свои уже ветви, холодную землю. И одиноко стоит тогда она в пустынном саду, раскачиваемая осенним ветром…
Лето в этом году выдалось необычайно урожайное. Недалеко от дома в Москве есть одна лавочка, в которой всегда Алексашкина мать покупает овощи и фрукты. Непрерывно сменяя друг друга, появлялись в ней сначала зелень, огурцы, помидоры, затем капуста, баклажаны, молодая картошка, к осени мёд, арбузы, кукуруза. Но вот однажды мать принесла домой облепиху. Ох, и была же она хороша: ослепительно жёлтая, сочная висела на колючих ветках, и пока нетерпеливо снимешь её с них, обколешь все пальцы и обольёшь их ароматным соком. Но на вкус ягода оказалась кислая и почти несъедобная, как лимон.
А раз так, то откуда ни возьмись, была найдена треснувшая деревянная «толкушка» без ручки, которая совершенно случайно была захвачена с собой со старой квартиры, бабушка достала сито, через которое когда-то просеивала крупу, из шкафчика вытащили сахар. Всё это, наконец, оказалось на столе, и тогда и мама, и Алексашка, смеясь, выжимали сок из облепихи, протирали оставшиеся ягоды через сито, чтобы ни одна капля не пропала, и смешивали сок с сахаром.
— Ты знаешь, а ведь ты очень любил облепиху, когда был маленький, — неожиданно сказала мать, когда Алексашка начал пить сироп. Бабушка тревожно с ней переглянулась, да только опустила глаза и тихо отошла к окну. — Когда твой папа только основал свою компанию, он взял на работу одну старушку. Взял он её как курьера, за хорошую зарплату, но все её обязанности заключались лишь в том, чтобы приходить каждое утро в офис на пару часов, приносить что-то и передавать поручения. И так была старушка эта рада такому счастью, что, со слезами на глазах, приносила она твоему папе разные гостинцы в благодарность. Принесла и яблоки, и корзинку клубники, и даже грибы. Но один раз папа пришёл с работы с целой трехлитровой банкой протёртой с сахаром облепихи. Сколько мы тогда её съели! И живьём, и в компоте, и в пирогах…
Потом она ещё вязала твоему папе шерстяные носки: даже принесла один на работу – показать, а второй довязать не успела.… Умерла.
На кухонном полу играло лучами яркое, ещё тёплое осеннее солнце, за окном пели птицы, земля была усеяна опавшими листьями, над грязной и хилой городской речушкой роилась мошкара, у гаражей грелись дворовые собаки. Где-то вдалеке раздавался стук трамвайных колёс, слышался шум машин, ещё дальше тревожно завыла сирена. Было много людей: одни спешили по своим делам, другие мерно прогуливались, сидели на лавочках, наверное, о чём-то думали, мамы с ребятишками кормили уток большими кусками белого хлеба. И отсюда, с высоты 18 этажа, откуда видно и Останкинскую башню, и огни гостиницы «Космос», откуда смотрели салют 9 мая, все эти люди, весь этот огромный, необъятный, вечный, шумный город, и этот тихий осенний парк, где вдруг, случайно, очутилось столько разных, но так похожих друг на друга людей, кажущихся такими маленькими с этой высоты, – всё это теперь казалось истинным и до боли понятным.
— Мам, надо дедушку попросить — пусть соберёт облепиху, — сказал вдруг Алексашка, поднял лицо со своими ясными, чересчур большими глазами и тихонько добавил, – а то пропадёт ведь, правда?..
