Золотой век.

Всё хорошее когда-нибудь кончается, как и всё плохое. Это закон постоянства перемен, он движет миром. И нет в теле мирозданья ни клетки, которая не легла бы послушно под этот закон.
Кто-то из классиков говорил, что золото вечно. Фигня, конечно, но время золота длится долго – для кого-то – необозримо долго. Как идол клана Маклаудов, оно кичится своим сомнительным бессмертием и шлифует грани морали под себя.
Вчера для меня наступил Золотой Век.
Коктейль-вечеринка, на которую меня выволокла подруга. Гламур, удушливый запах «Кензо Джангл», перламутровый блеск неискренних улыбок, лоск, роскошь. Что я тут забыла?
Мур-мур-мур, писательница… Мур-мур-мур, журналистка… Мур-мур-мур, девушка скучает… Подруга старалась. Ещё бы – опытный пиар-менеджер. Такая не только меня раскрутить способна. Душу Дьяволу продать – обдерёт беднягу, как липку.
Не помню, как меня купили.
Руки его мне не нравились. То, что меня всю дорогу щупали в душной темноте салона «ниссана» — это ерунда. Я же товар, стало быть, покупатель имеет право знать, что он берёт. Оценить качество. Прикинуть цену. Подумать, стоит ли брать вообще и торговаться ли, покупая. Правильное поведение, ничего странного. Просто сами по себе руки будили в тельце моём тщедушном проданном волны гадливости. Короткие волосатые пальцы, закованные в перстни. С одного из перстней глумливо улыбалась золотая гиена. Впервые вижу, чтобы перстень с гиеной. Ну, тигры, драконы, медведи, змеи… Гиена. Тварь. Противно.
Маленький золотой клык гиены зацепил тонкий муар колготок – поползла дорожка вниз, к щиколотке. Жаль.
Почему порой вещи гораздо жальче людей? А, пустое…
Припарковались у особняка, мне помогли выйти. Тускло блеснули ключи в неприятной руке, у ворот дорогие ботинки посторонились, пропуская вперёд классические «лодочки» на шпильках. На мощёной дорожке попала каблучком в расщелину между камнями, споткнулась – никто помощь не предложил. Меня не за тем купили.
В доме царил отчётливый запах дезинфекции. Лампы дневного света заливали искусственным солнцем комнаты, обставленные в стиле хай-тек, чучела солнечных зайцев неподвижно сидели на лезвиях мечей на стенах коридоров, ковролин жадно глотал звук шагов. Винтовая лестница на второй этаж напоминала извитую варикозную вену на руке старухи. В эти вены я равномерно всаживала шаг за шагом тупые иглы каблуков. Старуха поскрипывала и едва ощутимо вздрагивала.
На втором этаже меня препроводили в ванную. Та же белизна кафельной дезинфекции. Плюс золото. Краны, крючки для одежды, мыльницы, петли на перекладине с полупрозрачной занавеской, рама огромного зеркала, безвкусная лепнина по краю ванны сверкали жёлтой пошлостью.
— Приведи себя в порядок. Я скоро вернусь.
Обладатель дорогих ботинок ушёл, унося с собой нервирующую усмешку гиены. Я сняла туфли и безнадёжно испорченные колготки, встала босыми ногами на пол. Из зеркала меня равнодушно изучала каштанововолосая белокожая дамочка в чёрном бархатном платье-«перчатке». Судя по выражению глаз, дамочка также попала сюда случайно и тоже не любила золота. Но и выбраться из этого дома особо не торопилась.
— Подскажешь, что нужно делать? – спросила я её.
— Выгодно продавать. Подороже, — усмехнулась она холодно.
Вернулся хозяин. Принёс с собой лёгкий стул, бутылку с молоком и тарелку. Уселся на стул, подозвал меня. Указал рядом с собой, и я молча уселась на пол. Неприятные пальцы погладили мои щёки, гиена лизнула подбородок, зацепила прядь волос, мёртвый солнечный заяц, отражённый улыбкой хищницы, скользнул по ресницам и растворился в колодце зрачка.
— Боишься?
Решительно качнула головой – нет. Тяжёлая рука легла мне на затылок, потрепала, разметала волосы. Охнула об пол заколка.
— Не обманывай. Ты же не для этого, да? Этим только шлюхи занимаются, — почти ласково сказал хозяин золотой гиены.
— Шлюхами женщин делают мужчины. Я не из тех, кто считает, что есть те, кто не продаются.
Гиена куснула за мочку уха. Хозяина это рассмешило – когда я вздрогнула.
— Кошка… большая кошка, — засюсюкал он, — хочу тебя погладить. Встань на колени.
Опустилась на четвереньки, кафель приятно холодил ладони. Мужчина встал со стула, налил в принесённую тарелку молока, поставил передо мной.
— Пей. Ты же кошка. Только не торопись.
Покорно опустила голову, коснулась языком белой мути в тарелке. Хозяин присел рядом на корточки, провёл пальцем по моим незащищённым плечам, вниз вдоль «молнии» на платье, снова по плечам… Я закрыла глаза и приникла к молоку поцелуем. Надо же хоть кого-то любить…
Потом стало легче дышать, лёгкий сквознячок лизнул обнажённую спину. Я всецело отдалась молоку, стараясь выпить утопленные в нём мысли о ненависти к коротким пухлым пальцам, ласкающим всё ещё прикрытое бархатом платья тело, бесстыдно касающихся грудей, скользящим по бёдрам.
— У тебя шикарная задница, золотце. Настоящая женская задница, — хрипло сообщила мне гиена на золотом перстне и засмеялась, — За такое сокровище проси, что хочешь.
Я попросила ещё молока – до краёв, чтобы хватило, пока он…
Когда он, удовлетворившись, отпустил меня, молоко на дне тарелки было розовым и слегка солёным.
— Если бы я был скульптором, я бы отлил твою попу из золота, — равнодушно сообщила мне гиена уже из коридора.
Её хозяин явно хотел трахать всё золото мира в задницу.
Приняла душ, умылась, кое-как влезла в платье, обулась. Спустилась по лестнице в холл, где мой потребитель блаженствовал в кресле. Подошла, стараясь не обращать внимания на раздражающий запах мужского тела, повернулась спиной:
— Застегни.
Он долго возился с «молнией», потом звякнуло что-то металлическое, и короткие волосатые пальцы застегнули вокруг моей шеи золотую цепочку – толстую, мужскую цепь, холодную и тяжёлую.
— Это тебе. Вполне заслуживаешь.
Замутило. Повернулась, усмехнулась в глаза оливковые:
— Лучше б деньгами.
Гиена ухмылялась до ушей.
— На.
Триста долларов. Нехило. Благодарить не стала.
— Довези меня до метро.
— Влёгкую.
Дремала на заднем сидении. Думала лениво о том, что кто-то запросто способен единоразово выкинуть на блядей столько, сколько я не заработаю за год. Странно… Похоже, насчёт невечности всего сущего я ошибалась: страсть к шоппингу и коллекционированию вечна. И пока мужчины изысканно или грубо, нарочно или нечаянно делают из женщин товар, Золотой Век будет длиться вечно.
Я не против золота. Но сдачу могу дать лишь порванными колготками.
Устроит?