Уже шёл декабрь, но долгая поздняя осень, словно грязная злая старуха, всё ещё бродила по хутору. Низкие набухшие тучи ползли и ползли, а то и висели над хутором, цепляясь мокрыми брюхами за макушки тополей. Дождь, мелкий, надоедливый, такой же серый, как нынешний день, всё сыпал и сыпал, то затихая на минуту-другую, то снова набирая силу.
Катерина смотрела в окно. Всё было серо вокруг. Небо с невидными тучами казалось прикрытым свинцовым покрывалом. Поля были похожи на небритые щёки старика с бурой, пепельной, редко торчащей щетиной. Только жёлтые электрические огоньки, разгоняя вечерние сумерки, светились в окошках хуторских домов.
С утра Катерине нездоровилось. На дворе поговорила с соседкой. Стариковские речи известные: о ночных хворях да недобрых снах. Повздыхали, поохали, пожаловались на судьбу… и поплелась Катерина домой. Помойное ведро вынесла, а сходить за свежей водой не хватило сил.
Утренняя слабость к вечеру лишь усилилась. Железными тисками сдавило грудь, закружилась голова, стало трудно дышать. Катерина с трудом добралась до кровати. Комната поплыла, пол поменялся местами с потолком. Катерина тяжело вздохнула:
-Наверное, смерть моя пришла, пора уже к сынкам, заждались меня уже.
И вспомнилась Катерине страшная картина деревенского кладбища. Разномастные могилки бугрились рядами. Одни были свежие, недавно насыпанные, другие практически сравнялись с землёй и сиротливо прощались с окружающими, вытянув чёрные когтистые кресты наружу… На тропинках стояли люди, около чёрной ямы лежали два алых гроба. Последний раз забилась в сиплом, почти безголосом плаче Катерина, обвисла на руках рядом с ней стоящих людей:
-Ой, да родные мои, дорогие… Да на кого вы меня покидаете, куда уходите?! Ой, да поднимитесь хоть на минуточку!..
И будто стараясь заглушить её плач, оборвать его поскорее, глухо застучали молотки, торопливой дробью рассыпаясь в голове Катерины.
Казалось ей, что всё это — страшная и непонятная ошибка. Слишком мало человеческое сердце, чтобы принять разом две беды, две смерти родных сыновей, погибших в кровавом Афганистане…
— Задержалась я на белом свете, — стонала Катерина.
Грудь сдавило ещё сильнее. Катерина тихонько заплакала от собственной немощи , слёзы катились по её щекам, сливаясь в тёплые солёные ручейки. Нет, смерти она не боялась. Тяжело было умирать одной. И муж, и сыновья давно уж в сырой земле. А дочка с семьёй в далёком городе, да и что делать им в этом забытом Богом и людьми хуторе. Вот в отпуск обещались приехать, но не вышло что-то.
-Может быть, и проститься не успею,- шептала Катерина.
Дочка давно звала в город. Но больше двух дней Катерина в гостях не выдерживала. Да как можно жить в этом скворечнике, где и земли не видать.
-Так и умру одна, никто и не узнает. Боже, помоги, — молилась Катерина.
Вдруг рука нащупала мягкий тёплый комочек. Это кошка Муська мирно посапывала, свернувшись клубочком под боком у хозяйки. И Катерина забылась, поглаживая шелковистую шёрстку, словно маленький мягкий комочек возвращал ей силы.
— Одна ты меня не бросила, — шевелила губами Катерина.
А за окном менялась погода. Дождь пошёл сильнее, гулко барабаня по крыше. Потянул холодный северный ветер. И вдруг в ночи застучала по окнам ледяная крупа. Это шёл дождь и замерзал на лету. Секло и секло по окнам словно шрапнелью. А потом пошёл густой снег, к утру насыпало его по колено.
К рассвету прояснилось. Заря вставала уже зимняя, розовая. Хутор лежал тихо в снегу. Несмелые печные дымы поднимались к небу.
В передней заскрипела дверь, вздохнули половицы, в сенях закряхтела, разуваясь, гренадёрского вида баба. Варвара жила по соседству. Норов у неё был крутой, горло лужёное, но сердце доброе. Эта огромная, но по- детски наивная женщина с нежной, прямо материнской любовью относилась к Катерине. По избе пролетел раскатистый голос Варвары:
— Матвевна, ты дома, что ли? Ты чего это утром сегодня не управлялась? Я-то вышла козу покормить, а тебя нет. И дым из трубы не идёт. Дай, думаю, зайду. Может быть, за ночь уехала куда, — попыталась пошутить соседка.
Варвара прошла в комнату:
-Да ты что, Катерина,- испугалась соседка,- день на дворе, а она лежит.
-Ой, Варя, помирать собралась, наверное.
— С ума сошла, что ли! Чего придумала!
-Плохо мне, Варя… тошно. Тяжесть какая-то в ногах, в голове, во всём теле…
— А я тебе телеграмму принесла.
Соседка вложила листок в протянутую ладонь Катерины.
«Вот точно также пришло извещение о смерти Андрюши и Алёшеньки»,- мелькнуло в голове у старушки. Комната пошла кругом, темно стало перед глазами, воспоминания нахлынули волной. Волком выла тогда Катерина, рвала волосы на голове, поседевшей за ночь, руки хотела на себя наложить…
Телеграммный листок вдруг стал тяжёлым. Руки отпустили его, но он не упал со стуком на пол, а закружился по комнате, лёгкий и невесомый.
-Да у тебя уж руки и не держат, Матвевна. Опять, верно, давление поднялось. Дай-ка я тебе сама прочитаю…
«Мама, приедем в субботу… на машине… уже в субботу приедут…»- кружило в голове Катерины.
-Варя, а как сегодня день зовут?
-Погодь, пятница, вроде.
-Так суббота завтра что ли? — глаза Катерины вдруг засветились лучиками жизни.
-Катя, я тебе сейчас за таблетками схожу, укол сделаю… Мы тебя быстро на ноги поставим. А то помирать надумала,- гремел голос соседки.
Варвара, работавшая раньше медсестрой, держала дома целую аптеку и лечила всех хуторян, ведь медпункт закрыли уже давно.
А у Катерины сердце в груди колыхалось от радости. А как же, внучата приедут! Даже ночные хвори не смели потревожить счастья Катерины.
— А как же всё станет? Дом не мыт, щи вчерашние, хлеб давнишний… и пирогов на столе нет,- начала волноваться Матвеевна. Горячие волны предстоящих событий одна за другой накатывались откуда-то из груди…
… Катерина Матвеевна готовилась к приезду гостей.
Во дворе послышался скрип валенок по снегу. Сени дрогнули от голоса соседки:
— Матвевна, похолодало-то как!
Дверь в комнату открылась.
— Ба! Да ты ж вчера только подняться не могла, помирать собиралась, а сегодня уже полы драишь! Силы- то где взяла?
-Ох, Варя, Варя, куда же им деваться от меня-то, для родненьких же стараюсь. Денёк полежала … и хватит,- вынимая тряпку из ведра с ледяной водой и протирая ей половицы, шептала, тяжело дыша, Катерина, неловко ползая на коленях по полу.
Варвара сунула в ведро палец и отдёрнула тут же:
— Ой, Катя, да ты глянь, вода холоднющая! Простудишься…
— Ничего, ничего… Чайком погреюсь… Сначала полы тёплой водой промыть надо, а потом — ледяной, только тогда свежесть в доме будет,- уже из другой комнаты звенел голос Матвевны.
— Да ты и пироги уже поставила… Ох, да ты глянь в окно: опять коза убежала. Пойду загоню.
— Да уж иди, иди…- говорила, улыбаясь, Катерина, пристальным взглядом обводя комнату…
После обеда к приезду гостей всё было готово. Накинув на плечи тулупчик, Катерина вышла во двор. К ногам её кинулась собака, негромко повизгивая и виляя хвостом, радостно приветствуя хозяйку.
— Ай, и ты, Булька, голодная. Непутёвая хозяйка и забыла про тебя.
Катерина вынула из кармана кусок хлеба и кинула его собаке, подошла к штакетнику. Земля была покрыта шапкой снега, блестевшей в редких лучиках солнца всеми самоцветами мира.
Катерина напряжённо вглядывается вдаль:
-Снега-то сколько нападало. Как проедут на машине?
Вдруг глаза старушки застелила пелена. Перед ней опять встала картина белой-белой дороги, которая вела в последний путь её сыновей. Кони несут по снегу сани, а на них кровавым пятном алеют два гроба. Пар валит из ноздрей пегих лошадей. Чёрные копыта мелькают на снежной дороге, по которой не смог проехать ни один легковой автомобиль. И сейчас помнит Катерина, как стояла у этого самого места, смотрела на белоснежную дорогу и, не помня себя, выла от горя, хватаясь голыми руками за штакетник, растирая жёстким рукавом по лицу замёрзшие слёзы.
И вдруг и вправду на дороге показалась лошадь, запряжённая в сани. У Катерины сердце чуть не выпрыгнуло из груди, слабеющими руками она ухватилась за штакетник.
-Глянь, Варя,- обратилась она к соседке, расчищавшей дорогу к приезду гостей,- кто к нам пожаловал?
-Да никак твои!- радостно воскликнула Варвара…
…Трактором притащили поломанную на полдороги машину. Одарили пирогами почтальона Фёдора, который довёз на лошади дорогих внуков Катерине. Грелась около печки Булька, на радостях пущенная Катериной в дом. На столе пыхтел самовар, вкусно пахло пирогами, и дом звенел от счастливых возгласов. Жизнь продолжалась, а снег всё сыпал и сыпал, заботливо укрывая тёплым одеялом истосковавшуюся землю.