Смерть эгоистки

Мама назвала меня Лукрецией. Представляю, какое лицо было у отца. Наверное, он точно решил, что мамуля изменила ему с каким-нибудь итальянцем. Неважно, что тогда их днём с огнём добыть нельзя было. Хотя, я тоже подозреваю, что моя добренькая мамуля где-то всё-таки добыла мне итальянца. Уж слишком необычно я выгляжу. Мой папаня, даже напившись, вряд ли смог бы сотворить такое.
Итак, начнём с того, что я — редкостная уродина, хотя мужчины почему-то считают меня красавицей: блондинка — волосы больше всего напоминают шёрстку лабораторной мыши; кожа смуглая, как у 100%-ной брюнетки; лицо узкое, заострённое к подбородку, но никто не обращает на него внимание, насколько огромная у меня грудь. Размера не знаю, но в одну чашечку моего лифчика свободно засунется голова любого размера. Ещё у меня тонкая талия, такая тонкая, что кажется, вот-вот переломиться, и мои длиннющие ноги уйдут без верхней половины туловища. Ещё я ношу очки — солнечные, потому что оба глаза у меня разные — один пронзительно синий, как кусочек летнего неба, а другой — не менее яркий, но зелёный.
Как личность я довольно загадочная; основными чертами моего характера являются две неприятные особенности:
1) я часто вляпываюсь в неприятные истории, так как с рождения невезучая,
2) постоянно прихожу не вовремя.
По утрам я обычно просыпаюсь без радостного возбуждения — я сова, которой приходиться играть роль жаворонка. Приоткрыв один глаз — обычно синий, я, с ненавистью смотрю на визжащий, как моя мамаша, будильник. Затем отворачиваюсь к стене и дремлю ещё минут десять, но настроение на весь день обычно испорчено. Затем распутываю закрученные в одеяло конечности, как сосиски из целлофановой обёртки, и потихоньку встаю.
***
В этот день меня разбудил звонок телефона так рано, что я сначала даже не сообразила, ночь ещё или уже утро. Хорошо, что телефон предусмотрительно поставлен возле изголовья на тумбочку; яростно порывшись вслепую, я нашарила трубку и подтянула её к своему уху, по прежнему не открывая глаз.
Однако первые же слова невидимого собеседника заставили меня широко распахнуть мои глазки и подскочить на кровати. Терпеть не могу утренние стрессы! Хотя они очень удобны, когда требуется похудеть.
Сначала в трубку тяжело дышали, словно кто-то одновременно со звонком ко мне решил заняться бегом. Затем тяжёлый, отрывистый голос простонал:
— Помогите, умираю. И трубка упала — я слышала стук. Затем связь оборвалась.
Честно говоря, я подумала, что меня разыгрывают. Уж слишком театральными показались мне сказанные кем-то слова. И голос, изменённый до неузнаваемости. Но тревога испортила моё настроение намного больше обычного. Однако на работе никто никогда не интересовался моим настроением, особенно мой шеф, его интересовали только мой бюст и ноги, так что пришлось спешно одеваться и собираться…
…Но на работе меня ожидал неприятный сюрприз в лице следователя, сидящего за моим столом. Наша милиция не любит носить форму, и я узнала о его должности только потом, после того как он протянул мне свой документ, и по кирпично-каменному официальному лицу. Мой шеф, обычно нахальный, со смиренным видом скакал возле Геннадия Шоповалова, услужливо рассказывая ему о моей плохой привычке опаздывать. Наверное, чтобы Геннадий не подумал, что Леонид Быков убил меня спозаранку, а мой труп спрятал в ближайшем мусорнике. Судя по выражению лица следователя, он подозревал моего толстого шефа с огромной потной лысиной и в более тяжких преступлениях.
…Наконец, когда мне надоело подглядывать за этой сценой я, с видом скромной нимфы, застенчиво вплыла в кабинет. Тот час же мне в лицо, чуть ли не в глаза подсунули ксиву. Геннадий с напряжённым лицом ожидал моей реакции. Я снова ощутила свою утреннюю тревогу, и сразу почему-то вспомнила подозрительный утренний звонок.
— Здрасте, здрасте, а меня Лукрецией кличут, фамилия — Завальная, — радостно сообщила я. Мне не хотелось посвящать родную милицию в свои проблемы.
— Я, кажется, знаю к кому прихожу. Или вы подумали, что я к вам за чаем с печеньем? — язвительно оборвал он меня.
— И вас совершенно не удивляет моё странное имя? — пыталась я оттянуть момент истины. Мне было интересно, что я уже успела натворить, и каким сроком я отделаюсь.
— Вы знаете, совершенно не интересует. А интересует меня, где вы были сегодня в шесть часов утра, голубушка.
— Как и каждая порядочная секретарша, у себя дома. В постели. Одна, — чётко ответила я, постепенно приходя в бешенство. Взбесил меня мой шеф, трусливо уклонившийся от дальнейшей беседы с представителем закона в своём кабинете, делая вид, что он тактичный человек. — Вас это тоже не удивляет? Или удивляет, что девушка с моими формами ночует в одиночестве. Вам это не кажется расточительством?
— Ближе к телу, то есть к делу, — запинаясь, пробормотал уголовник, то есть, следователь, я их постоянно путаю, наконец заметив мой бюст.
— А что случилось в шесть утра? — полюбопытствовала я, снимая солнечные очки, и бросая их на мой столик в углу кабинета. Это оказалось ещё одним ударом для бедного следователя. Кажется, он потерял дар речи и вообще забыл, зачем сюда пришёл. — То есть я понимаю, что в городе случилось много всего, — пояснила я, чтобы он не подумал про меня слишком плохо. Я не люблю, когда меня называют идиоткой — ненавижу людей говорящих правду в глаза. — Я имею в виду, в чём, из того, что произошло в шесть утра вы собираетесь обвинить именно меня?
Он честно попытался вспомнить, но ему это плохо удавалось. Мой вид обычно вызывает шок у мужчин. Наконец, мобилизовав всю силу воли, он промямлил, переводя взгляд с моего бюста на ноги, а потом, на лицо и глаза, явно не зная, на чём остановиться.
— Ах, да, я должен сообщить вам печальную новость, — Геннадий попытался придать своему лицу вкрадчивое сочувствие, но, не получилось. Я терпеливо ждала, стоя на одном месте, во всей красе своего роста. Издали я наверняка напоминала нелепую современную статую экспрессионистов. — Трагически погибла ваша лучшая подруга Лена Савельева. Геннадий сделал драматическую паузу.
— Ну, ну, и это всё, в чём вы меня обвиняете? Знаете, я действительно виновата, что не прибили эту гадину раньше. И какой идиот сказал вам что она — моя лучшая подруга? Кто осмелился посягнуть на святое?
— Так это вы убили её? — радостно воскликнул следователь. — Вы сознаётесь?
— К сожалению, не я. Но тот, кто убил эту стерву, заслуживает Оскара и статую в полый рост из золота.
Кажется, впервые я озадачила мужчину своим интеллектом, а не внешностью.
— Значит, вы не любили Лену? — осторожно спросил он.
— Какой вы догадливый, недаром в следователи пошли! — поздравила его я. Из советов какого-то психолога в женском журнале я вычитала, что мужчины нуждаются в регулярном поощрении.
— И вы так спокойно об этом говорите? Я же вас подозреваю, неужели вам не понятно?!
— Да, пожалуйста, мне не жалко! Подозревайте сколько вам угодно! Я бы к этой змее и пальцем бы не прикоснулась. Заразиться СПИДом боюсь.
— А что, она была заражена ВИЧ? — с испугом спросил Гена.
— Вы знаете, может быть. Но я лично не проверяла. Я не её гинеколог. И я — не её подруга!
Я постаралась вспомнить эту стерву более подробно. Хотя обычно старалась не портить себе подобным образом желудок, искусственно повышая кислотность, но, сейчас сам следователь велел: с Леной мы познакомились на моей первой работе, откуда меня уволили, кстати, с её помощью. Она жизнерадостно улыбалась, и умело изображала хорошего человека. Я не сразу заметила, что остальные сотрудники Лену избегают, иногда даже побаиваются. С первых минут знакомства эта худенькая, вертлявая, как бес, девушка, ввела меня в курс всех местных сплетен. Захлёбываясь, она выдала мне все секреты, когда-либо рассказанные ей, чуть не подавившись ими. В общем, всячески демонстрировала дружелюбие. Это теперь я держусь от таких барышень подальше, хватаясь за сердце, а тогда, я, ещё робкая, пришла в дикий восторг и тут же предложила Леночке дружбу на всю жизнь. Это приятное событие Леночка предложила отметить в столовой нашей фирмы. Когда пришла пора расплачиваться, Лена с обезоруживающей откровенностью и грустными кроличьими глазами созналась в своей полной материальной бедности. Конечно же, я не бросила подругу в беде и тут же заплатила за неё, хотя до первой зарплаты было ещё далеко, а наличных денег у меня, — катастрофически мало.
«Однако, что такое обед по сравнению с обретением первой настоящей подруги?» — оптимистично подумала я тогда. Позже, когда я успела оплатить где-то дюжину Лениных обедов, подарить ей несколько своих украшений, которые ей безумно понравились, и, прокатить её за свой счёт в такси, я узнала, что Лена — гораздо состоятельнее меня. Что у неё муж-бизнесмен, отец зарабатывает деньги в Париже, а мать, — единолично владеет шикарной гостиницей. На мои упрёки Леночка робко захлопала ресничками и начала плести басни о том, что муж не даёт ей денег, мать вообще редкостная жлобиха, а отец ничего не присылает. Уже нервничая, я ткнула пальцем в её дорогой костюмчик, золотое колечко с брильянтиком и демонстративно понюхала исходящий от неё явно дорогой аромат духов. » Ах, это, — с самым невинным взглядом сообщила она и взглянула на свои вещи, словно первый раз их видела и недоумевала, как они на неё оказались, — просто подарки на день рождения, а это кольцо когда-то принадлежало моей покойной бабушке — аристократке, » — спокойно пояснила она. Даже тогда я ещё не прозрела, пока не полетела с работы по Лениному доносу. Причём, припереть к стенке эту гадину мне так и не удалось. Хлопая ресницами, как обезумевшая бабочка, крылышками и ласково улыбаясь, так что мне хотелось её удушить, Леночка заявила: » Но я же сказала правду, что ты несколько раз опоздала с обеда, я же не соврала!»
» Я же опаздывала только тогда, когда обедала там с тобой и выслушивала твои жалобы на жизнь! «- заорала я тогда, сжимая кулаки.
Леночка предусмотрительно отошла подальше: «Понимаешь, наш шеф наскочил на меня неожиданно, начал истязать разными вопросами о тебе, вот я и проболталась случайно, ты же не обижаешься? Мы же подруги! Неужели мы разрушим нашу прекрасную дружбу из-за какой-то работы? Господи! Найдёшь себе новую! Какая проблема?»
Вспомнив весь этот кошмар, я решительно добавила:
— Эту стерву надо было задушить в колыбели! Или сделать аборт при зачатии! Причём принудительно, для спасения человечества, особенно в моём лице!
Следователь схватился за голову:
— Ужас, вы хоть понимаете, что вы говорите? Лену Савельеву убили! А вы такое о ней говорите! Она же мёртвая, а существует такая хорошая славянская традиция, что о мёртвых говорят либо хорошо, либо ничего.
— Учтите, я за похороны платить не собираюсь, — заявила я довольно решительно. — Пусть её родственники не думают, что я разжалоблюсь, всё ей прощу, да ещё и заплачу за все ритуальные услуги! Хватит тянуть с меня деньги!
Геннадий посмотрел на меня с ужасом. Как раз в этот момент из кабинета мой начальник осторожно высунул розовую лысину, как животик поросёнка.
— Простите, — обратился к нему следователь, явно радуясь его появлению, — а ваша секретарша здорова?
— Не знаю, я у неё справок на наличие отсутствия венерических заболеваний не спрашивал, у нас только деловые отношения, — безмятежно заявил Леонид.
— Нет, я имею в виду умственную полноценность.
— А кто в наше время здоровый? А всё проклятый Чернобыль, отсутствие витаминов, стрессы, — уклонился от ответа мой шеф, стараясь лишний раз не обижать меня. Знает, что я могу и клавиатурой в него кинуть при случае. Монитор-то мне не поднять. Я из-за этой свиньи надрываться не собиралась. Уклоняться он мастер — особенно от налогов.
***
Так ничего от меня и не добившись, Геннадий, обозленный и расстроенный, ушёл, приказав мне завтра подойти в моё родной отделение милиции, которое мне, слава богу, до сих пор не удавалось посетить, хотя я и проходила мимо него каждый вечер и каждое утро, идя на работу и с работы. Я порадовалась возможности расширить свои географические познания.
Я догнала его в коридоре, чуть не споткнувшись на своих высоких каблуках. Почему я, при моём огромном росте носила туфли на высоких каблуках — неизвестно. Наверно слепо подчинялась моде.
— Извините, я, конечно, не хочу вас лишний раз травмировать, но я забыла спросить, каким образом умерла Лена? — спросила я. Наверное, моё лицо выражало откровенную кровожадность, так что следователь ответил довольно неохотно. Вообще, мужчины не умеют красочно описывать кровавые подробности. Слова у них сухие и сжатые, как жетоны в метро.
— Её задушили кухонным полотенцем.
— Интересно каким? С цветочками, или белым, вафельным? — уточнила я.
— Белым, — кратко ответил он, сверля меня злобным взглядом. — Кстати, перед смертью она пыталась кому-то позвонить по телефону. Ей помешали — телефон выдернули из розетки. И этим же телефоном её и оглушили, перед тем как задушить полотенцем. Кстати, мы определили номер, кому она звонила, — Гена кровожадно усмехнулся, — и оказалось, что вам! Что вы на это скажите?
— Скажу… что звонила. Это не тайна. Она сказала: «Помогите, умираю». Или что-то в этом духе. Но как я могла ей помочь, даже если и предположить, что я сошла с ума и всё ей простила, если я живу довольно далеко от неё, и, к тому же, не успела понять, чей противный голос пытается со мной общаться! Знаете, в шесть утра как-то не до расшифровки голосов! Получается, что я являюсь свидетелем убийства? Как интересно! Жаль, что я ничего не видела. Сейчас мне пора бежать, готовить бедному шефу успокоительный чай, — я обольстительно улыбнулась. Спасибо за приятную беседу, — поблагодарила я и убежала. — Я завтра к вам зайду! — крикнула я на бегу, — надеюсь, ваши сотрудники не подумают, что я ваша тайная любовница? Знаете, я почему-то всегда приношу людям неприятности. ***
…После работы я всё-таки решила уделить некоторое время на решение вопроса о том, кто же на самом деле убил эту идиотку.
«Тот, кто убил Лену, каким-то образом подставил меня, раз этот полусумасшедший следователь пришёл ко мне. Например, нацепил на голову жертвы мои трусы», — размышляла я.
«Правда, может быть, он обошёл всех её подруг, и сделал вид, что подозревает каждую, — вдруг какая-нибудь слабохарактерная дура признается, » — размышляла я. Но всё-таки Лена перед своей кончиной звонила именно мне… Былая слабохарактерность снова проснулась во мне. Я и ругала себя, и обзывала по всякому, но жалость проникала в мою душу всё глубже. А вместе с жалостью — стойкое, как алкоголизм, желание найти убийцу. На Геннадия, как и вообще на всех существ мужского пола, я не рассчитывала.
Я смотрела на небо — яркое весеннее солнце мне подмигивало, мужчины, проезжавшие по дорогам в иномарках, — тоже. Создавалось впечатление, что я в Америке — стране доллара и искусственных улыбок.
Неожиданно — в моей жизни всё происходит неожиданно — я увидела проезжающую в белой шикарной машине свою бывшую сотрудницу Александру Образцову, которая когда-то предупреждала меня о кознях Лены, но которую я по своему младенческому идиотизму не послушалась на свою голову. К моему изумлению, оснащённая мощными солнечными очками шикарная рыжеволосая женщина, заметила меня и резко затормозила, приглащающе помахав мне рукой. Я немедленно подбежала к ней и уселась в машину.
— Привет, как у тебя дела? — нейтрально спросила я. Признаться, я не ожидала бурной реакции на своё достаточно невинное замечание.
Саша сорвала очки с лица и дико уставилась на меня, побледнев, как обсыпанная пудрой японская гейша.
— Тут нас милиция трясти собирается, а она ещё иронизирует! — тоном актрисы, играющей роль обратилась она к невидимым зрителям, обращаясь ко мне в третьем лице. — Плохо у меня дела, совсем плохо! — наконец, перешла она на нормальную речь. — К тебе милиция уже приходила?
— Приходила, ну и что? — безразлично ответила я, — какой-то идиот приходил. Кажется, я его чем-то обидела, он так быстро ушёл, что даже кофе не попил.
— Ну и нервы у тебя! — восхитилась Александра, искоса глянув на меня. — А ведь нас — тебя и меня — посадить могут! Знаешь, как наша милиция работает? Использует современный метод — метод тыка! Вот на кого пальцем ткнут, тот и виноват. А затем под этого «виноватого» подбираются улики. И всё, и ничего ты никому не докажешь, да и подпишешь всё, что угодно, когда тебя в почки ботинком ткнут!
— Да перестань! — попыталась успокоить я её, хотя у самой в животе появился неприятный холодок, словно я с голоду съела из морозилки весь лёд. — Мы же не в средние века живём, чтобы к нам инквизиторские пытки применять.
— Знаешь, новых методов допроса ещё не изобрели, так что обходятся старыми. К тому же, они до сих пор считаются самыми эффективными, — рассуждала Александра. Она вообще любила долгие бессмысленные разговоры. Философ.
— Подожди, а ты-то причём? Я подозрительно глянула на неё: — Неужели это ты её убила? А почему именно полотенцем? А, я поняла, чтобы отпечатки пальцев на коже не оставались! Гениально! Даже я бы не придумала лучше! — восторженно восклицала я. Александра смотрела на меня обезумевшими глазами.
— Заткнись! — наконец, резко оборвала она мои разглагольствования. — Ты что, дура, высказала твои идиотские догадки следователю? В её голосе послышалась истерия. Кажется, она готова была меня задушить даже без помощи полотенца.
— Да ты что! Я бы ни за что не стала бы подставлять тебя, мою благодетельницу! Избавить мир от Лены, вот это настоящий подвиг!
— Да что ты несёшь, идиотка! — вне себя заорала Александра. Я посмотрела на неё с удивлением, кажется, раньше она не была такой нервной. Вот что значит женщина за рулём! Я прониклась к ней сочувствием. — Не убивала я эту дуру, не убивала! — заорала она мне на ухо. Я поморщилась.
— Ну, хорошо, хорошо, не убивала, значит, не убивала, — успокаивающе произнесла я. — Я так и скажу следователю, что ты её не убивала. Не волнуйся, он мне поверит, он меня боится. Кажется, я напугала его своим большим бюстом.
— Но я её действительно не убивала! — беспомощно сказала Саша, из её глаз брызнули слёзы. — Меня вообще в шесть часов утра в городе не было, я на своём дачном участке ночевала.
— Вот и прекрасно, — я ей подмигнула. — Отличное алиби!
— Только свидетелей у меня нет, — печально призналась Александра, сжимая руль. — Поехали, выпьем что ли? Всё-таки, Ленка умерла, а на поминки нас с тобой вред ли пригласят.
— Её ж ещё в землю не закопали, какие могут быть поминки? — возразила я. Но Александра умеет слушать только тогда, когда сама захочет. Проигнорировав мой протест, она нажала ногой на газ, и машина рванулась вперёд, как бык за красной тряпкой. Александра жаждала выпить, и повод для этого мог сойти любой, как смерть Ленки, так и выборы, прошедшие накануне.
Управляя одной рукой машиной, другой она вытащила из кармана пиджака зазвонившую мобилку. Мобилка была тощей, серебристой, почти неощутимой в руке, с голубой подсветкой, а значит, модной и новой.
— Алло? Да, я её встретила, — она покосилась на меня, — даже на работу заезжать не понадобилось. Да, к ней тоже приходил. Саша чуть усмехнулась: — Говорит, что идиот. Кажется, наш милый Грудастик, — наконец я узнала свою кличку на бывшей работе — здорово озадачила следователя! Надеюсь, после общения с ней у него неделю голова болеть будет!
— Ну, это ты уже преувеличиваешь! — обиделась я. — Я вовсе не такое уж чудовище!
Но Александра замахала на меня рукой с мобилкой, словно муху отгоняла.
— Да, сейчас везу, нет, не сказала куда. Она снова ухмыльнулась. Нехорошо так. — Пускай сюрприз будет!
— Надеюсь, ты меня не на смерть везёшь, подруга? — осторожно поинтересовалась я, когда разговор был закончен и маленькая, почти игрушечная мобилка вновь спрятана в недрах кармана. — Я ведь болтать не буду, меня убивать не надо, я хорошая! Сама не замечая, я сорвала голос до визга. А визжу я как десять свиней, которых режут. Неприятный звук. Саша поморщилась, едва не въехав в постового милиционера. Обалдев от нашего крутого виража, он даже нас не остановил, наоборот отошёл от греха подальше.
— Да заткнись, ты, о господи, зачем же я с тобой связалась, мучение ты моё, наказание за грехи мои тяжкие! — застонала Саша, хотела схватиться обеими руками за голову, но вовремя вспомнила, что в руках у неё — руль. И его время от времени желательно вертеть в разные стороны.
— Тогда немедленно говори, куда ты меня везешь, или я за руль ухвачусь и организую нам неплохую аварию! — агрессивно закричала я, и в порыве энтузиазма даже протянула руки к рулю.
— Хорошо, скажу, только сиди на своём месте и молчи, а главное, ничего постороннего не трогай, — сказала Саша, пытаясь обрести спокойствие. Но это ей плохо удавалось, глаза были бешенными. Я вспомнила, что у милиционера, недавно разговорившего со мной были такие же глаза перед самым его уходом. Мне стало любопытно, чем же я довожу людей до подобного состояния и нельзя ли это запатентовать.
— Мы сейчас едим ко мне домой, там нас ждут коллеги с твоей бывшей работы, поняла? — терпеливо, сжав зубы, объяснила она мне. Я осмотрелась по сторонам, главным образом в окна и узнала дорогу, ведущую к её району. Понемногу я успокаивалась.
— А зачем они сегодня собрались? День рожденье чьё-то отмечают? — легкомысленно сказала я, радуясь, что меня не ждёт убийца с белым полотенцем в руках.
— Нет. Мы все — подозреваемые по делу об убийстве Лены Савельевой.
— И что, по этому поводу так необходимо срочно выпить, что ли? Ах, да, поминки…А маму Лены вы тоже пригласили? А следователя? Чтобы сразу всех вместе увидел и выбрал самого симпатичного из всех подозреваемых?
— Мы хотим договориться между собой, что говорить следователю, — спокойно продолжала Саша, не слушая мои слова. В принципе, правильно делала. Я редко говорю что-нибудь умное. Это не интересно.
— А это разве законно? — невинно осведомилась я.
— Послушай! — Саша повернула ко мне покрасневшее от гнева лицо, — мы уверены, что никто из наших сотрудников: ни сейчас работающие, ни уже уволенные, — не убивали Лены! Понимаешь, многие из нас по-прежнему работают в «Золотой орхидее», и мы не хотим, чтобы репутация фирмы пострадала.
— Ага. Или чтобы вас уволили, когда она пострадает, я поняла. Значит, алиби друг другу делать будете? А меня в компанию возьмёте?
— Для этого и приглашаем. Но всё будет законно, не волнуйся.
— Я и не волнуюсь. Зачем мне волноваться? Я ведь её не убивала!
— А это уже следователь решать будет, — официальным тоном сказала Саша, улыбаясь. — У него, я так полагаю, есть на всё своё мнение. А мысли читать наша милиция ещё не научилась…даже свои.
Наконец машина остановилась и эта ужасная качка закончилась. Я, шатаясь, вышла из неё с лёгким приступом морской болезни. Ненавижу машины! Они гораздо хуже, чем корабли. На кораблях, если станет уж очень плохо, можно хотя бы утопиться.
Немного повертевшись, девятиэтажный домик Саши стал в нужную позу. Деревца вокруг создавали милую, уютную атмосферу парка, где по вечерам с комфортом могли прятаться различные маньяки и грабители. Густая аллея закрывала парадное от посторонних взглядов любопытных. Александра уверенно шагнула сквозь заросли, следуя привычке, мгновенно отыскала своё парадное среди таких же одинаковых парадных. Признаться, я была у неё в гостях несколько раз и каждый раз с утомляющей регулярностью блуждала от одного парадного к другому, заскакивала внутрь и смотрела на ящики, точнее, на номера квартир, нарисованные на ящиках. Лифт, как обычно, был в отпуске; пришлось подняться пешком на шестой этаж.
Открыв бронированную дверь, Александра продемонстрировала мне лежащие на полу тапочки: — Это тебе, переодевайся.
Я обнаружила целую кучу чужих туфель и удивилась количеству подозреваемых в смерти Лены. Это доказывало, что после смерти она стала знаменитой!
Тихие голоса доносились из гостиной и из кухни.
— Я её привела! — громко оповестила Саша, открывая двери в гостиную.
— Привет! — из двери выглянул симпатичный мужчина с мускулистым телом, одетый во всё белое, словно мороженное. В руках он держал тарелку с надгрызенными апельсинами. Наверное, он повсюду носил её с собой, что бы не украли. — Заходи, дорогая! — обратился он непонятно к кому. И снова спрятался в комнате. Затем, через секунду снова выглянул с лукавинкой в глазах: — И ты, дорогая, тоже!
— Хм, тоже мне, юморист! — фыркнула я, демонстрируя призрение популярной девушки к отдельному мужском индивидууму. — Кстати, кто он такой? Я его вроде не помню.
— Как это кто такой? — Александра выглядела искренне шокированной. Её руки, потянувшиеся к тапочкам, застыли. — Приехали, называется! Подруга, когда у тебя начался склероз?
— Не могу же я помнить всех мужчин, с которыми когда-либо общалась, — нахмурилась я. — Но я действительно не припоминаю этого красавчика. А знаешь, ему, с его чёрными волосами, смуглой кожей и темными глазами очень идёт белое. Идеальная рекламы чёрного кофе со сливками. Так кто же это белоснежное чудо?
— Да, это уже не лечиться! Ты нашего директора не узнала!
— Да ну? — я искренне удивилась.
— Вот, вот!
Одолев в неравной борьбе тапочки, мы зашли в комнату. Ковры, ковры и куча мебели, как в магазине. Всё слишком шикарное и всего слишком много, чтобы чувствовать себя комфортно. Хотелось засесть в уголок, и не шевелиться, чтобы ничего не сломать и не испортить. Повсюду, в самых неожиданных местах стояли вазы с искусственными цветами. Внимательно рассмотрев загадочные формы ваз, я подумала, что их выполнил какой-то маньяк. Изогнутые, изуродованные, клонившиеся набок, закрученные в узел, вазы поражали воображение любого импрессиониста. Психи бы ощущали себя рядом с ними полноценными людьми.
Я осторожно прошла к столу, оглядываясь, чтобы ненароком не наскочить на притаившуюся вазу и села на краешек, на свободное место. К тому же, возле тарелки лежала салфетка с моими именем.
«Как мило, — подумала я, — особенно если учитывать, что меня с этой фирмы попёрли «.
Сидевшие за столом мужчины украдкой разглядывали меня, выпятив глаза, как рыбы в аквариуме. Я почти никого не узнала, так как память на мужские лица у меня хреновая. Чья-то мужская рука потянулась и налила мне водки из бутылки, стоявшей на столе. Другая рука наложила закуски. Мне не слишком понравился заставленный до отказа стол, стервой Ленка была порядочной, я согласна, но с другой стороны устраивать пир на весь мир по поводу её смерти было немного неприлично. Да и гости вели себя подхалимски: хвалили хозяйку, много ели, много пили, чересчур часто улыбались. И заговорщицки смотрели друг на друга, или, у меня воображение разыгралось? Не удивлюсь, если все они дружно скинулись на киллера — чтобы избавится от Лены. Но…зачем убивать? Ведь проще уволить. И дешевле тоже.
Директор, которого я всё-таки вспомнила, незабвенный Павел Павлович, выглядевший моложе себя самого лет на двадцать, заговорщицки мне усмехнулся и пересел поближе.
— Дорогая, вы не скучали по нашей фирме?
— Честно говоря, нет, делать букеты на могилки давно мне осточертело, — бойко ответила я, откусывая половинку солёного огурца с самым кровожадным видом. Ответило мне гробовое молчание. Наша фирма действительно включала в свои услуги веники на кладбища, но никто не любил в этом признаваться. Они так смущалась, будто торговали настоящими трупами. — И вообще, цветочки не моё призвание, они у меня постоянно дохнут, даже кактусы не выживают, — продолжала паясничать я. — Но я думаю, вы меня не ради своих тухлых цветков пригласили сюда? И не ради празднования поминок Лены Савельевой, вы же её все не любили, как я поняла. Наверное, вам интересно, что именно у меня спрашивал следователь, и что я ему отвечала? Так вот, ничего я ему не сказала! — с триумфом выкрикнула я. — К тому же, про ваши махинации я ничего не знала, и знать не хочу! Можете сколько угодно переправлять свои наркотики в цветочных горшках, мне на это наплевать. Радостно улыбаясь, я укусила бутерброд с красной икрой.
Мне ответила мёртвая тишина. Атмосфера вокруг стала по-настоящему кладбищенской. В такой атмосфере мы просидели до конца ужина. То есть, обед постепенно перешёл в ужин, такой же вялый. Во время поедания на шару всяких вкусностей у меня родилась гениальная идея, как найти убийцу. Не то чтобы смерть Леночки меня сильно тревожила, или я боялась её призрака, которой мог привязаться ко мне, но… Хотелось, чтобы этот идиот следователь от меня отстал. Да и не хотелось, чтобы мои бывшие сотрудники не повесили на меня эту смерть, с них станется, я их знаю.
Закончив набивать пузо, все рассеялись по трём комнатам, заселили балкон, ванную и туалет. К каждому я подошла и ехидно сказала: «А я знаю, что это именно ты убил нашу дорогую Леночку. Откуда? Ну, кое-что мне Саша рассказала. А кое-что я и сама узнала. Понимаешь, Лена мне успела позвонить перед смертью. Нет, не тогда, когда её убивали, а раньше. И мы с ней пооткровенничали. Тогда я её слова всерьёз не восприняла, ну а сейчас, сложив факты вместе».
***
Я проснулась в самом ужасном месте на свете — в мусорном баке. Последнее, что я помнила, было «празднование» смерти Лены Савельевой. Кажется, я что-то ела и чем-то запивала, но подробности пиршества тонули в тумане. С трудом разлепив веки, я приподнялась и окинула взором пустынный дворик. Подо мной громоздился какой-то сломанный диван, именно диван, как я поняла, спас мои кости, когда меня швырнули в этот бак. Даже в мусорнике я наслаждалась относительным комфортом, правда, если не считать отвратительного запаха полусгнившей пищи. Правда, я не помнила, каким образом оказалась в этом экзотическом месте.
«Неужели мы напились до того, что я полезла в мусорник, приняв его за свою кровать?» — подумала я, свешивая с бака свои ноги.
Направляющийся к мусорнику мужчина, с кульком мусора, застыл на месте, открыв рот. Я помахала ему рукой.
— Мужчина, может, поможете мне отсюда слезть, а то очень высоко, я боюсь прыгать? — кокетливо крикнула я, пытаясь улыбаться.
Но мужчина, бросил кулёк на землю и побежал обратно домой, развив скорость средней маршрутки. Пришлось самой прыгать на землю. Но я поступила умнее, сначала я столкнула на асфальт диван, а потом неуклюже приземлились на него. Воняла я отвратительно. К тому же, ещё пришлось долго искать в куче мусора свои туфли и сумочку.
Я со всевозможной скоростью пошла прочь, стараясь как можно скорее добраться до какого-то вида транспорта. К людям я старалась не подходить, чтобы не смущать их своим запахом. Правда, одета я была довольно прилично, и можно было рассказать сказку о новых французских духах. Но я была не в том настроении, чтобы вообще с кем-нибудь общаться. Проснуться в мусорном баке, днём, и при всём честном народе вылезать из него — я была уверена, что зрители в окнах получили громадное удовольствие — не самое приятое время провождение. В голову лезли разные невесёлые мысли, например, кто именно выбросил меня в мусорник, и куда подевалась Александра и все остальные гости. Конечно, я не рассчитывала их всех обнаружить в соседних мусорниках, но мысль о них грызла моё сердце. «Как эти сволочи посмели такое со мной сделать!» — думала я и кипела от ярости. И вообще, что вся это чушь означает? Неужели я настолько обидела Сашу своими подозрениями, что она подсыпала мне что-то в бокал (я ведь побила все свои рекорды отрубания от водки), а затем, доволокла до мусорника и выбросила в него? С самым праведным гневом я доехала до дому, стараясь отходить в метро подальше от людей — а они тоже очень старались находиться от меня подальше. Дома я вымылась и переоделась, а потом решила зайти к дорогому следователю, чтобы пожаловаться на людей, запихивающих женщин в мусорники. Однако меня остановил телефонный звонок. Не ожидая ничего хорошего, с самыми дурными предчувствиями я подняла трубку.
— Здравствуйте, уважаемая Лукреция Завальная, — с трагическим оттенком в голосе грустно начал Геннадий Шоповалов.
— Ну что опять произошло, — с раздражением проговорила я, — я только что из мусорника вы понимаете? И очень устала, и очень воняю. Мне нужно поспать и вымыться. К тому же меня вчера явно отравили какой-то гадостью.
— Как раз про вчерашний вечер я и хочу с вами поговорить, — взволнованно произнес он. — Вы ведь вчера были в гостях у Александры Образцовой?
— Ну, была. Вместе с ещё двумя десятками людей. А потом, какая-то сволочь мне что-то подсыпала в бокал — я его постоянно где-то оставляла — и я очнулась в мусорнике. Нет, вы представляете, выбросить такую девушку как я! Это ж уму не постижимо! Если б, например, кто-то выбросил Александру, или, уже мёртвую Лену, я бы их поняла. Но меня!!! Красавицу, умницу, девушку, умеющую готовить, умеющую работать, приносящую стране огромную пользу, как эстетический образчик женского идеала, — нет, это жестко! Безжалостно. Несправедливо! Можете хоть на минутку заткнуться? — почти взмолился Геннадий. — Мне надо вам кое-что сказать, кое-что важное. И заодно допросить вас. Можно?
— А как допросить? С пристрастием, или без? Очень жестоко? С применением раскалённого утюга и твёрдых ботинок? А насиловать меня вы тоже будете? Сам, или поделитесь с друзьями-коллегами?
— Короче, Склифосовский! — довольно грубо перевал меня этот мент (ну чего ещё можно от них ждать?). — Я сейчас работаю, и у меня нет времени часами выслушивать ваш бред. Я не психиатр, мне за это не платят. А вот минут пятнадцать вам, как первой подозреваемой я уделить могу. Приходите в ваше районное отделение прокуратуры, знаете где оно находиться, или ещё не имели счастья туда заходить? — язвительно заметил он. — Что ж, я готов провести для вас экскурсию. Бесплатно. Могу даже камеры показать, даже изнутри.
— А может быть, вы сами ко мне зайдёте? У меня и кофе хороший есть, — нерешительно заметила я. — Видите ли, я ещё не вполне оправилась после ночи в мусорнике. Сами понимаете, какой это был стресс! Да ещё для такой девушки как я. Я не бомжиха, и ночевать в мусорниках как-то не привыкла.
— Хорошо, ждите, никуда не выходите, я сейчас буду. Интуиция и карта города подсказывает мне, что вы живёте в пяти минутах ходьбы от нашего участка.
— А если я выйду за хлебом, это будет принято за побег? — раздражённо поинтересовалась я, так как хлеб действительно самым подлым образом закончился. Но он уже повесил трубку — разве умеют мужчины внимательно слушать? «Хорошо, пусть довольствуется голым чаем, если очень повезёт, с голой мною».
***
Геннадий зашёл с уверенным, жестковатым лицом, как моя подгоревшая яичница. «Ну не умею я готовить, когда волнуюсь! И когда не волнуюсь, тем более!».
Увидев меня в одном халате, прилипающем к телу после обильного душа, и мокрые волосы, он отопрел, невольно взглянув на ванную, будто там притаился мой любовник.
— Я батон купил, — неловко произнёс он, выкладывая его из кулька. Я внимательно вгляделась в него, чего не делала раньше: худощавый, но с мускулами во всех нужных местах, коротко остриженные, спасибо, хоть не налысо бритые каштановые волосы. Зелёные глаза смотрели одновременно уверенно и застенчиво. Милый мальчик, вот что про него хотелось сказать.
— Спасибо, а я вас чаем угощу, — предложила я, наливая ему в чашку зелёного чая. Я видела, что он скривился, но мужественно продолжала улыбаться. Увидев открытое окно, и валивший от плиты дым, он вежливо поинтересовался: — Пожар был?
— Нет, яичница сгорела, — призналась я.
Кажется, Геннадий совсем этому не удивился.
— Итак, — он глотнул чая, вытаскивая из спортивной сумки папку, а из неё бланк протокола допроса, — расскажи-ка поподробнее о вчерашнем вечере, — строго спросил он.
Я рассказала всё.
— Ты уверена, что тебя отравила Александра Образцова?
— Она меня провожала, она и мой бывший… директор Павел Павлович. Я этот момент помню весьма смутно, но точно. Они довели или донесли меня до машины Саши, где я и отключилась. Надеюсь, эти извращенцы хоть меня не изнасиловали на прощанье?
— У вас есть какие-нибудь доказательства, что вы, гм, побывали в мусорнике? — осторожно поинтересовался Геннадий, залпом допивая чай, и, отставив чашку в сторону со вздохом облегчения, что сия пытка закончилась. Думаю, в следующий раз чай он тоже принесёт с собой.
— Разве что моя одежда, ведь я-то помылась, — пожала плечами я. — А что, это так важно?
— Возможно.
— Я так поняла, Саша тоже погибла? Может, бог наказал её за то, что она проделала со мной? Как именно это случилось? Честно говоря, мне почему-то её совсем не жалко. Наверное, я чёрствая стерва, да? На самом деле мы общались весьма редко, и то, только тогда, когда ей что-то, то от меня было надобно.
— Она погибла в автокатастрофе — въехала в забор. Экспертиза подтвердила, что её напоили… снотворным. Она и заснула за рулём. Вырубилась. И, уже не врубиться.
— А может, она сама… — предположила я. И тут же сама себе ответила на своё идиотское предположение: — Нет, Александра была не из тех, кто мог бы покончить с собой. Скорее, она бы покончила с кем-то другим, что бы выжить. Она была помесью гиены и вируса. Только не пишите это в протокол, пожалуйста! Вы действительно считаете меня главной подозреваемой?
— Честно, нет, — Геннадий ухмыльнулся. Мои коллеги по этому делу уже допросили тех, кто был с вами вчера. Многие подтвердили, что Александра вместе с Павлом Павловичем тащили вас, полубесчувственную вниз. Затем Александра вернулась, немного побыла, и уехала. Павел же не вернулся.
— Что, его тоже убили? — заинтересованно выпалила я. — Кто-то конкретно запасся снотворным! Мешок, что ли, покупал?
— Да, он больше не вернулся. Очень интересно, правда?
Мне не понравился его намекающий тон: что я, виновата, что ли, что эти идиоты хотели меня убить, а потом поубивали друг друга?
Примерно нечто в этом роде я резко выпалила вслух. «А я-то думала, что он белый и пушистый. Скунс! »
— Итак, расскажите мне, кто из гостей по вашему вёл себя подозрительно? — менторским тоном допрашивал Гена, мигом утратив всё своё обаяние.
— Кто, кто? Да все, пожалуй. Сам факт их сборов по поводу смерти Лены Савельевой, — я красноречиво скривилась. — Разве непонятно, что они её убили? Подумав, я рассказала Геннадию свою выдумку.
— Ага, значит, ты сказала каждому, что он — убийца? Значит, среди них точно есть убийца, который тебе поверил. Однако почему пострадала Александра? Она же вроде никому таких глупостей не морозила.
— Таких не морозила, а может, были глупости похлеще? — раздражённо высказалась я. — Странно, что вы только меня считаете дурой из всего женского пола. Обидно в конце-то концов!
— Мне странно, что он вас не убил, — задумчиво протянул следователь, глядя на меня, как на курицу-гриль; раздумывая, с какой стороны меня лучше съесть. — Александру — убил, а вас — нет.
— Обидно, правда? — совсем взбесилась я.
— Значит, убийца не профессионал. Он подумал, что дал вам достаточную дозу снотворного, а вы — оклемались на его… и на мою голову. Но я рад, правда. Мне вы больше нравитесь живая, — мужчина ухмыльнулся. — Побыстрее бы закончить следствие, уж очень хочется пригласить вас на кофе и затащить в постель.
— А заем ждать конца следствия? — ухмыльнулась я в ответ, обнимая его. — И зачем тебе кофе? Оно что, поднимает потенцию, что ли?
… Геннадий схватил меня за грудь, и поволок в койку, словно корову на доение. Повалился, навалился, и технический процесс пошёл! С коммунистическим энтузиазмом мы переполняли планы, словно борясь за награду «Мученик ударного труда!».
***
Оклемался мужик не скоро, даже стало его жалко, я принесла ему в постель свои сигареты для друзей. Так как я не курю, а подавляющее большинство людей в нашей стране курит, я и покупаю сигареты для друзей. Как-то мало приятно общаться с человеком, у которого вдруг закончились все сигареты, и он ни на чём, кроме дымных трофеев не может сосредоточится. Особенно обидно, если это мужчина, которого я приберегла для ночи с собой. Вот и лежат у меня в серванте вонючие палочки-выручалочки, рядом с непочатыми бутылками водки и вина (на тот же случай). Честное слов, не понимаю, как эту гадость можно брать в рот! Куда лучше сделать минет бомжу.
— Ладно, так и быть, я помогу тебе с расследованием, — великодушно согласилась я, напяливая халат, на котором мой неистовый любовник в пылу раздевания отодрал все пуговицы. Пришлось обойтись булавками от сглаза, висящими целой коллекцией на халате. — Всё же мои бывшие сотрудники будут более доверчивы со мной, чем с милицией. Если ты ещё не в курсе, я тебя могу просветить: милицию не любят!
Гена разинул рот, чуть не подавившись сигаретой.
— А может не надо? — молящим тоном умолял он, выставив прижатые друг к другу ладошки, словно молился. — Я тебя прошу, только не мешай! Представляешь, а друг Александру убили из-за тебя? Из-за твоего глупого, длинного языка?
— Свежие трупы — самое лучшее средство для разгадки преступления, ты что, детективов никогда не читал? Итак, сперва я схожу к матери Лены Савельевой… А потом.
Он сжал уши: — Прекрати, а то я буду вынужден тебя арестовать! Да ты сама совершенно случайно избежала смерти, ты хоть понимаешь это?
— Понимаю! — вызверилась я. — Думаешь, очень приятно однажды проснуться в мусорнике? Я этим гадам никогда не прощу, так и знай! И, с твоего ли благословения, или против твоей воли, но я отыщу убийцу!
— Господи, да пожалуйста! Только, по-моему, тебе стоит избрать более подходящее для женщин хобби, ну, там, вязать крючком…
— Не умею, — зло отрезала я. — И шить я тоже не люблю. А также: вязать, вышивать…
— Готовить, — подсказал Гена, улыбаясь, как идиот.
— Зато я хорошо знаю компьютер, интернет, очень красива и имею огромный бюст! Что ещё в наше время требуется от девушки?
— Что бы она не лезла в мужские дела!
— Ну, это ты уж слишком много хочешь от слабенького женского пола! — отрезала я.
— И с чего ты начнёшь своё… так называемое расследование? — глумился этот идиот, вставая и одеваясь. Тело у него было сильное, и я невольно засмотрелась. Оно так отличалось от уже приевшихся пивных животиков, которые слишком часто наблюдались даже у парней 18-ти лет, не говоря уже о более старшем, и более пропитом поколении.
«Да, за красоту всё можно простить!» — невольно подумала я.
Лицо Гены было узеньким, резко очерченным, словно нарисованная в спешке карикатура, но милым: маленький, прямой носик, почти детский ротик и огромные зеленоватые глаза. Уши не торчали, что радовало. Терпеть не могу лопухи, едва прикрытые коротенькой стрижкой.
— С чего, с чего! Ты что, никогда детективов не чтила, что ли? Схожу к родственникам Лены Савельевой, затем к родственникам Александры Образцовой. Потом к их знакомым и друзьям. Так принято. Хотя, если задуматься, какой в этом толк? Современные молодые люди обычно не откровенничают с родными, и я не думаю, что убийца такой идиот, что сперва заходит ко всем родственникам и знакомым своей будущей жертвы: «Здрасте, я убийца! Не забудьте, как я выгляжу, а особенно, — моё имя. Сейчас напишу его на бумажке!». А потом уже убивает. Таких клинических идиотов даже среди убийц не бывает. Родные и знакомые могут рассказать только свои домыслы и всё! Но не значит, что их размышления правильны. — Прекрати корчить из себя философа и героиню тупых иронических детективов, где на бедную женскую голову очередной дуры просто дождём сваливаются доказательства и трупы! — завопил Геннадий, быстро поглядев на часы. — Кстати, подпиши протокол допроса.
— Странно, — я мельком глянула на официальную бумажку, — а наш секс ты туда почему-то не вписал?
— Бумага маленькая, — пошутил он, вырывая у меня из рук подписанный лист. — Это всё, что я от тебя сегодня хотел. Если будет что-то непонятно… мне или моим коллегам, я приду к тебе снова.
— Приходи, — я таинственно усмехнулась, — я же очень важный свидетель! Ко мне нужно заходить почаще, вдруг я что-нибудь утаиваю?
— Ой, надеюсь, что нет! А когда будешь заниматься свои глупым расследованием, на меня, пожалуйста, не ссылайся!
***
Я вышла не улицу, одев для конспирации и защиты от солнца большие солнечные очки. Ярко светило солнышко, методично расплавляя асфальт. Людей было много, и все почти голые. Представляю, что стряслось бы с мужиками, если бы я надела прозрачную кофточку! Я их не ношу исключительно из человеколюбия. Да и не хочется, особенно когда я спешу на работу, чтобы ко мне приставали мужчины через каждые полминуты. В отличие от многих особей женского пола, мне абсолютно не льстят преследования незнакомых мужчин. Особенно, если это уроды с недостатком полового воспитания.
Я шла и вспоминала название ресторана, где работала мать Лены. Так как Лену убили первой, то и расследование я решила начать с неё. Радуясь, что мне очень быстро выдали отпускные, я и не сомневалась, что раскрою два ужасных убийства, которые меня хотя бы развлекут.
***
Разумеется, я знала, где находится ресторан матери убитой Лены Савельевой. Леночка так часто рекламировала его мне, что ночью он мне снился в кошмарах. Мамочку Леночки знали Арсена Миловидова. Имечко — закачаешься. Но чего только люди не делают для того, чтобы выделиться! А ресторанчик назывался «Изумрудные звёзды». Приятно, что хоть не «Голубая устрица». Я вспомнила, как однажды Лена, хихикая, поведала мне величайшую в мире тайну этого ресторана — туда наведывались в основном лесбиянки и гомосексуалисты. Но я понадеялась, что рассказ Лены, — глупая выдумка.
Ресторан находился почти в центре, в тех узеньких, тщившихся выглядеть старинными улицах, чьи фасады пестрели неоновыми рекламами, и радовали глаза евроремонтом. Но стоило зайти домику за спинку или углубиться в дворики, как сразу выпячивалась некрасивая обратная сторона медали. Нищета, разрушение, старость. Но старость не от веков, а от небрежного отношения. Что ж, «лицо» предназначалось для богатеньких «Буратино», а задница, — для нас.
Найдя «Изумрудные звёзды» я обнаружила ресторан с отелем. Меня это восхитило. Представьте себе отель, расположенный в двухэтажном отреставрированном, выкрашенным в белый и зелёные цвета доме, выходящем на забитую до отказа общественным транспортом и людьми улицу. Конечно же, евроокна, один балкон на весь этаж. Я невольно представила себе, каким жутким воздухом дышится в этом хорошеньком месте, стоит только открыть окно, и пожалела несчастных иностранцев и новых русских. Впрочем, домик выглядел изящно, и умело косил под старину.
Я была одета нормально, вполне состоятельно, хоть и не от американских дизайнеров. Но одежда почти новая, без дырок, главное, итальянские туфли. Золотые серьги в ушах с изумрудиком в одном ухе, и с сапфиром в другом, под цвет глаз. Подарок сестры. Моя двоюродная сестра Света Манилова жила очень богато. Ей повезло, она не вышла замуж за миллионера, а сама стала миллионершей. Заработала Света на любовных романах, которые пишет на английском для Английского издательства. Вся заграница от неё тащиться. Я невольно улыбнулась, вспомнив один забавный случай. Однажды сестричка решила изобразить меня, как одну из героинь своего нового романчика. Описала она меня достаточно чётко, но английское издательство вежливо попросило изменить внешность главной героини, потому что таких женщин не существует. Рассерженная Света выслала им мою фотографию, но внешность героини всё же пришлось изменить.
Итак, я ввалилась в отель, попав под обаяние красивой девушки, которая бездельничала в холле, поджидая посетителей, с тем же нетерпением, с каким паук поджидает добычу. Сексапильная брюнетка поинтересовалась, что мне нужно.
Я ответила, что от неё ничего, только повидаться с Арсеной Миловидовой.
Улыбка модели ещё шире открыла все её белоснежные зубы: — Пожалуйста, проходите на второй этаж. Комната 113.
Я поднялась по лестнице, и постучалась в указанную дверь. Ни звука. Тогда я её толкнула, и увидела высокую, очень странную сильно накрашенную женщину, непринуждённо воркующую с моим бывшим директором, Павлом Павловичем. Тем самым, который вместе с Александрой швырнул меня в мусорник, и затем, возможно, отравил и её.
Голубчик, которого разыскивала прокуратура, сидел, масляно улыбаясь, на коленях очень высокой, очень тощей женщины в полупрозрачном костюмчике. Она напоминала мне одуванчик: тоненькое тело, и пышные, короткие кудри соломенного оттенка.
Отступать было поздно, хотя больше всего на свете, мне хотелось бы убежать. Я ввалилась с непринуждённой усмешкой, как чёрт к монаху.
— Привет, не ждали? — я бесцеремонно уселась в кресло, стоящее напротив парочки и недалеко от двери. — А я припёрлась. Кстати, дорогой Павел, вам никто никогда не говорил, что травить красивых девушек и швырять их потом в мусорник, — дурные манеры?
Увидев меня, моложавый, смугловатый мужчина с полоской усов над пухлыми, красными, как у вампира, губами, просто позеленел.
— Милый, кто эта нахалка, и о чём она лепечет? — возмутилась уже немолодая «прелестница».
— Бабушка, закройся! — резко оборвала её я. На меня нахлынуло бешенство.
— Как называется то, что вы со мной сделали? Свинство? Попытка убийства? Извращение? Выбирайте сами, мой милый, — я передразнила Арсену.
— Что, что вы хотите? — залепетал он. — Как, как вы узнали, где я?
— Интуиция! — гордо возвестила я. — Так почему вы прячетесь от милиции? Что вы им сделали?
— От милиции? — Арсена сбросила его с колен прямо на пол. — Что ты натворил, пёсик? Я так и знала, что ты решил пожить в моей гостинице не ради страстных чувств ко мне.
— Он убил девушку, и чуть не убил меня, — возвестила я громовым голосом рассерженного Зевса.
— К-к-какую девушку? — пролепетал Пётр, ползая по ковру, как собачка. — Я никого не убивал. Да и ты вроде жива.
***
— И чем ты занимаешься? Кстати, ты в курсе, что у тебя открыта дверь, и любой дворник мог застать тебя в таком виде! — грозный голос Шоповалова взорвался в тиши не моей комнаты. Я подскочила. Я ничем таким не занималась, просто лежала голой на полу, положив одну грудь на весы, и, уткнувшись носом в цифры, обозначающие вес.
— Привет, — я даже не удивилась, что он зашёл без приглашения, кажется, у мужчин, которые становятся любовниками, постоянно появляется эта привычка. — Вот скажи, я толстая? Только честно! — допрашивала я следователя.
— — Ну… — его жадный взгляд надолго приковался к огромной, чудом не свисающей до талии, груди. — Нет, — наконец выдавил он, с трудом вспомнив вопрос, который я ему задала. — Совсем нет! — уверенно добавил он, падая на кровать, как рухнувшее от удара молнии дерево. — Я видел всякое в своей жизни, видел я и толстых: они в троллейбус даже боком с трудом влазят, а фигуры у них, — как у холодильника. Ты совсем не такая квадратная, у тебя фигура модели, особенно рост.
— Тогда почему, когда я взвешиваюсь, весы выдают мне нехорошие цифры? — злилась я, хмуря брови. — Я, кстати, подозревала, что больше всего в моём теле весит именно бюст. Вот я и решила взвесить его отдельно… Вообщем, я расстроилась,… Оказалось, что одна грудь весит больше другой. А ещё я ношу на себе вес живота беременной на девятом месяце женщины! Мне нужны слуги, чтобы мои сиськи поддерживать, когда я хожу. Видишь, какая я героиня. И всё это я терплю только ради мужчин.
— Ух, ты! А я-то думал, что грудь нужна женщине, чтобы кормить дитёв, — съязвил он. По-моему, Геннадий спокойно спать не ляжет, пока меня чем-нибудь не уязвит. — Зато тебе силикон не нужен, считай, что ты экономишь бешенные деньги.
— Да уж! — я одела трусы и села в глубокое кожаное кресло. — Как там следствие по делу убитых? Лены и Саши. Помнишь таких?
— Милая, либо оденься, либо пошли в постель: я не могу здраво рассуждать, когда передо мной торчит твоя грудь!
— Думаешь, если я надену лифчик, ты поумнеешь? — захохотала я. — Знаешь, вряд ли. Если уж кто родился …мужчиной, ему уже ничего не поможет. Знаешь, я сделала гениальное открытие в биологии: каждый раз, когда мужчина кончает, он теряет часть мозговых клеток
— Заткнись! — прорычал он, набрасываясь на меня. Наши мужчины всегда отличались рыцарскими манерами, особенно в постели! Но, мне понравился его набег. Играть в пещерных людей, вместо членораздельной речи издавать победное рычание. К тому же, овладев мною разика два, он поутих, и ласкал меня нежно, почти трепетно.
— Ну, как, выбил признание из Павла? — поинтересовалась я, когда Гена немного пришел в себя и устал на мне лежать.
— Смотря, какое именно признание тебя интересует, — усмехнулся следователь. — В том, что он запихнул тебя в мусорник, он таки признался.
— А во всём остальном он что, не собирается признаваться? В убийстве Лены и Саши, например? — обиделась я.
— Категорически отрицает! — тяжело вздохнул Геннадий. — Да и кому понравиться признаваться в убийствах? Кстати, мать Лены, Арсена, утверждает, что в день убийства Лены, кстати, сие событие произошло в пятницы тринадцатого, он весь день и ночь был у неё. Точнее, на ней. И, по её показаниям, не слазил даже покушать.
— Ты ей очень веришь? — хмыкнула я, надевая халат в синих осьминогах. — Учитывая, что свою доченьку она ненавидит больше своего возраста… и её страстную любовь к Павлику…
— Пришлось сделать вид, что мы их верим, и отпустить его.
— Ну, конечно, после взятки богатой мадамы два убийства прировняли к мелкому хулиганству! — съязвила я. — Драгоценный, так жарко, ты не сделаешь зеленого чаю?
— А ты не простудишься? Может, сама приготовишь? — лениво потянулся он, демонстративно зевая, намекая, как сильно он потрудился на ниве сладострастия.
— Ты мечтаешь отравиться?
— Ладно, так и быть, принесу себя в жертву, — с видом обречённого на тяжкий труд в каменоломнях Гена побрёл на кухню. Я побрела за ним, догадавшись, что в постель чаю он мне не принесёт. Не то столетие. Увидев мою кухню при свете июльского солнца, мужчина тяжело вздохнул, поставил чайник на грязную, хоть и новую плиту, взял почти лысый веник и молча подмёл, даже не упрекнув меня, зная, что это бесполезно. … Когда мы пили чай с печеньем, Геннадий начал думать вслух: — Если честно, я не так уверен в том, что твой бывший директор — убийца. Во-первых, он идиот.
— С каких это пор идиоты стали святыми?
— У него не хватило бы мозгов убить двух девушек, — настаивал Гена с непонятным упрямством. — В квартире Лены не оказалось ни одного отпечатка Павла Изюмова.
— Он мог их стереть! Об отпечатках знают все.
— Допустим, но у него нет мотивов. Зачем ему убивать двух сотрудниц собственной фирмы? Кстати, фирма на самом деле принадлежит Аресене Миловидовой. Соображаешь?
— Теперь понятно, почему эту стерву Ленку так все боялись! — угрюмо проворчала я.
— Мамочка организовала фирму только ради Лены. Что бы девочке было, где работать. Теперь мамочка закрывает эту фирму, а наш дорогой Павлик окажется на улице!
— Понятно. Значит, ему было не выгодно её убивать.
— Вот-вот, наконец-то ты уяснила!
— Ну, кого-то ж я настолько достала, что убили Сашу! — возмутилась я, допивая чай и вытирая на лбу испарину. — Стоп! Почему убили Сашу, если убийцу достала я? Кстати, есть ли алиби у мужа Лены? — оживилась я, аж подпрыгнув на стуле. — Я почему-то постоянно о нём забываю.
— И правильно делаешь: он уже три года пребывает на Кипре. Служебная командировка якобы. Но, моё мнение — он просто сбежал от жены. Мне такое про неё уже рассказали, что я вполне сочувствую убийце! И у всех имеется алиби — аж обидно!
— Интересно, сколько они за них заплатили? — ехидно заметила я, начиная скучать. — Значит, если у всех есть алиби, они наняли киллера! Кстати, дорогой, тебе на работу не пора?
— В воскресенье?
— А что, преступники в выходные тоже отдыхают? Солнце, я хочу привыкнуть к тебе постепенно, — я обняла его и поцеловала. — Извини.
— Хорошо, — Гена пошёл к выходу, немного обиженный.
— Можешь прийти ночевать! Завтра, — крикнула я вдогонку. После его ухода сразу зазвонил телефон, невольно вспомнился последний звонок Лену — думаю, этот комплекс у меня надолго, — мне стало нехорошо. Я постаралась внушить себе, что призраки не пользуются телефонами, а припираются так, чтобы испортить настроение. В живую. То есть, в мёртвую. Я протянула дрожащую руку к трубке: — Алло?
— Лукреция Борджия? Голосок отдавал ехидством и страхом.
— Нет, всего лишь Завальная, чтобы поговорить с Борджиа, обратитесь к медиуму!
— Ладно, шутки в сторону: сколько ты хочешь за кассету?
— Какую ещё кассету? Женщина, вы не туда попали, это не магазин по продаже видеокассет!
— Ту, которую тебе передала Лена Савельева незадолго до своей безвременной кончины. Кстати, вы тоже можете случайно умереть!
— Вы хотите меня убить? За какую-то несчастную кассету, которой у меня даже нет! Обидно. Да если б у меня была какая-то продажная вещь, я бы давно бы её продала! А вообще, извините, я вас не знаю, и знать особо не хочу!
— Знаешь, знаешь, подлая ты шантажистка!
— Как же я могу вас шантажировать, если действительно не знаю?
— Шутишь! — с горечью проговорил шипящий как у змеи голос.
— Это у вас дурацкие шутки.
— Ладно, сколько? Я знаю — она передала тебя кассету. Слушай, давай по-хорошему! Ты же против меня лично ничего не имеешь? Я вдруг узнала этот неприятный голос: он принадлежал Жене Лиднёвой, одной из бывших сотрудница «Золотой орхидеи». Её выгнали на неделю раньше, чем меня. Евгения никогда не была красавицей, но не была истеричкой, и до дешёвых шуточек по телефону раньше не опускалась. Мне стало интересно, кто же её довёл до подобного состояния. Не я ли.
— Женька, сколько лет, сколько зим! — обрадовалась я. — Сколько ты уже выпила? Признавайся! Как чувствует себя твоя белочка? Какого она цвета?
— Слушай, — она меня не слушала, — я замужем за богатым человеком, но этот брак долго не протянет, я уже не так молода. Да и не красавица, как ты. Хочешь тысячу… баксов? Только отдай кассету, не разрушай мне жизнь! Она зарыдала.
— Слушай, я к тебе приеду, и мы поговорим, — успокаивающе заметила я, думая, что вскоре Женя протрезвеет, и белочка ускачет собирать орешки. Я подозревала, что Женькины нервы полетели из-за двух убийств. «Несомненно, Женю допрашивали. Ведь она же была вместе с нами в квартире Саши. Интересно, отчего у неё съехала крыша? Надо обязательно съездить и узнать!»
— Приезжай. Деньги будут. Не забудь кассету. *** Я попёрлась к Евгении, жалея, что так некстати выгнала следователя. На всякий случай спрятала в карман газовый баллончик со слезоточивым газом. Меня расстраивало только то, что на пьяных он не действовал. В высотном доме на краю Киева меня встретила толстая, старая консьержка, сидевшая на табуретке возле парадного. Она строго уставилась на меня, будто я героин в карманах перевожу, и начала допытываться: — А вы к кому? «Интересно, если б я оказалась бандитом, как бы эта старая немочь стала б меня задерживать? Орала б дурным голосом: «Помогите, бандиты?»
— К Евгении Лиднёвой, — я решила не расстраивать старушку.
— А! К этой сумасшедшей! — многозначительно заметила бабка.
— Почему сумасшедшей?
— Потому что она работает психиатром в Павловке, а разве моно работать среди психов и остаться нормальной? — авторитетно заметила она. Я вслух поразилась её гениальности, надеясь разговорить скучающую пенсионерку, которая покинула рабочее место, чтобы подышать свежим воздухом.
— Да, у нас все её знают, — охотно разболталась она, почесав толстую ляжку, — Женя почти не с кем не разговаривает, разве что сама с собой и с мужем. А ещё она общается со своими собаками! У неё их две, и обе — девочки, — старушка произнесла это таким тоном, словно пол собак был явным признаком суицида.
— А сама: красивая, ухоженная… Со мной она иногда разговаривает, я ей нравлюсь.
— А вы её за что так ненавидите? — не удержалась я.
— Почему ненавижу? — обиделась она. Я, не ответив, помчалась к лифту. Цветы в горшочках уютно разместились на подоконнике, ящиках для писем. Лифт был чистым, без хулительных надписей и даже с зеркалом! Я сняла тёмные очки, рассудив, что Женю мои разные глаза не напугают — она же их видела. Позвонив в дверь с чёрной бронированной дверью я задумалась: что привело Лиднёву к нынешнему психозу? Мне на самом деле стало страшно: древний, подсознательный ужас перед помешанными парализовал тело. Я трижды пожелала оказаться подальше отсюда. Открыв двери, Женя пропустила меня внутрь, опустив глаза и краснея. Квартирка была крупной, трёхкомнатной. В принципе, жить можно было и в просторном холле, и на балконе, размером с мою кухню. Евроремонт, отчего квартира напоминала музей или морг. Сама Женя была модно подстриженной — очень коротко, с подбритым затылком. Её лицо было милым, но его портили опухшие от слёз глаза. Она куталась в шёлковый халат, содрогаясь, как от озноба. Мне её взгляд не понравился. Вот деньги! — бывшая знакомая демонстративно ткнула пальцем на изящный деревянный столик, стоящий посреди холла. Действительно, знакомые зелёные купюры валялись на столе, как старые газеты. — Отдавай кассету!
— К сожалению, у меня твоей кассеты с порнухой нету, — ответила я не без грусти. — А жаль. Я не против заработать тысячу баксов. Но, видно не судьба. Откуда ты вообще взяла, что она должна быть у меня? Я притянула к себе мягкое кожаное кресло и уселась с твёрдым намерением узнать всю правду.
— Ну, хорошо, хочешь поиграть, давай поиграем, — устало отозвалась Евгения и села мимо кресла. Очутившись на мягком ковре, тихо выругалась. — Ленка выжила меня из фирмы, из-за одного мальчика. Блондинчика…может, помнишь: Адам Безрукий.
— Судя по его работе, ещё и безголовый, помню. Он и мне глазки строил, но я слишком мелких и тупых не люблю.
— А я вот влюбилась, дура! — с горечью простонала подруга, вытягиваясь на ковре, как кошка. — Умные люди предупреждали меня, что Адам — парень Лены, но, я не верила. Ведь даже сама Савельева постоянно таскала за собой другого кавалера… Его-то ты должна помнить! Такой мужчина! — голос Жени стал восторженным, а сама она необъяснимо помолодела, лет на десять сразу. — С мускулами! Тигр! Ну, у неё ведь и муж был.
— Кот что ли? — лениво заметила я, уставая от долгого вступления, в котором я всё больше запутывалась.
— Ну да, рыжий, и с мускулами. Кажется, это ты его котом прозвала. У него ещё глаза зелёные, и немножко мозгов, совсем чуть-чуть, чтобы красоту не портить. О моде он болтал, как гомик, о машинах — как шумахер. Правда, физику и химию не знал. ну, а кто её вообще знает?
— Короче! — рявкнула я, стукнув кулаком по стене. Женя обиженно замолчала. — Ну, если ты не хочешь меня слушать… — ядовито протянула она.
— Очень хочу! Умираю от страстного желания!
— Ты ведь не спешишь?
— Нет. Меня дети дома не ждут.
— Хорошо. Женя подняла романтический взгляд к лепному потолку, совершенно забыв, что лежит на полу в компании с предполагаемой шантажисткой. Она сияла, радуясь возможности покалякать о мальчиках как в добрые старые времена.
— Итак, я проигнорировала предупреждения опытных баб и закрутила любовь с Адамчиком. Мы с ним на новом году спелись, когда на работе отмечали. Я влюбилась, как кошка. Нет, хуже, как собака безмозглая, типа бультерьера. Даже богатенького мужа бросить хотела, настолько ошалела. И один раз он снял нас обоих в голом виде. Мы эту кассету потом часто крутили, для возбуждения. Я, как редкая коза, оставила ему копию, а Ленка её украла… или, он сам ей отдал, чтобы с фирмы не вылететь, — печально добавила она, скривившись. — Кстати, потом Ленка его таки вытурила — наверное, основательно запала на Кота. Слышала, они даже пожениться хотели. Но про кассету Ленка мне рассказала… Она сказала… что кассета у тебя. Что ты её у неё украла.
— Что?!
— То самое! Что слышала. Так что отдавай, сучье отродье! — заорала она, засучив ногами, как пойманный краб. В этот момент она действительно выглядела сумасшедшей, и вновь страх проник в сознание и подсознание.
— Как я могла украсть кассету у Ленки, если во-первых, только что о ней узнала, во-вторых, никогда не была у лены в гостях! Я общалась с ней только в кафе и на работе. Кстати, ты помнишь, что с её помощью меня уволили? ! — тоже орала я, плюнув на соседей. — И на кой мне это фиг?
— Ленка сказала, что ты украла у неё кассету из мести, когда тебя уволили, — убеждённо произнесла Женя. Впервые наблюдала, как полный берд говорят с умным видом!
— Конечно! — саркастически выпалила я, вскочив и пробежавшись по холлу, — взяла отмычку, вломилась к ей в бронированную дверь, отыскала кассету — не думаю, что Ленка хранила её на самом видном месте… Ты точно сумасшедшая, как о тебе эта бабка внизу рассказывала! Тебе реально стоит бросить любоваться психами. Женя исподлобья наблюдала за мной — мне этот взгляд ещё больше не понравился.
— Лена говорила, что ты к ней часто заходила.
— Естественно! А как иначе! Особенно, когда по милости этой дохлой мартышки меня уволили! Ты понимаешь, что несёшь?
— Так у тебя правда нет кассеты? — догадалась Евгения.
— Нет! — думаю, мой вопль услышали даже голуби на крыше.
— Хорошо. Не кричи, — кротко произнесла женщина с трудом вставая. Лицо исказила гримаса боли — видно, попа затекла, расплющившись об пол. — Чаю хочешь?
— С мышьяком?
— Нет, зелёный. Через час мы уже были лучшими подругами. *** Зелёный чай меня умиротворил. Я ощутила прилив горячей любви к Жене, но Шерлок Холмс вместе с Дюпеном не вполне во мне умерли.
— Слушай, будь другом, ты ведь была, когда мы праздновали смерть Лены у ныне покойной Александры Образцовой. Ты ведь знаешь, что меня чуть не убили, — я смотрела в её глаза торжественно-печально. — Может, ты заметила что-то на этой гиблой вечеринке? Она задумалась, постучав пальцами по столу: — Возможно. Но я всё рассказала милиции.
— Милиции? А при чём тут милиция? Ах, да, я и забыла, что сначала первичные сведения собирает милиция, допрашивая всех, кто попадётся под горячую руку, а затем, дела об убийствах передают в прокуратуру, уж не знаю, зачем. Возможно, чтобы наша родная милиция не переутомлялась.
— Мне почему-то кажется, что ты что-то от них скрыла, — упрямо настаивала я, пользуясь благодушным настроением Евгении.
— Возможно, — снова усмехнулась она. — А тебя не проведёшь!
Блин! Да кто в нашей стране станет откровенничать с милицией? С этими сельскими жлобами, поступившими в академию МВД за взятки? — хмыкнула я. Я подалась вперёд, удобно положив грудь на стол, уставившись в её скользкие глаза.
— Итак, когда Саша позвонила мне и предложила приехать, я ещё не понимала, в чём дело. Но, я скучала, — муж почти всегда занят до полуночи, — поэтому приехала. Честно говоря, я надеялась застать тебя и попросить вернуть кассету. В этот день я так и не успела с тобой переговорить, почему-то всем приспичило со мной пообщаться, вспомнить прошлое… Она поморщилась: — Адаму тоже. Он хотел вернуться, но, я поняла, что ему нужны мои деньги, — с фирмы его ведь давно выгнали, нормальной работы он так и не нашёл, живёт на иждивении родителей и сестры. Адам вился вокруг меня весь вечер, а у меня не хватило душу его просто послать. Кот ко мне прицепился — тоже сидит без денег.
— Почему все богатые считают, что остальным нужны их деньги? Ты ещё не очень старая, можешь пригодится как женщина.
— Спасибо, — она польщено улыбнулась. — Но я поумнела с возрастом. К тому же, с Ленкой связывались только бессовестные, бессердечные красавчики, ищущие выгоду. Ты что, никогда не видела её кроличью морду без грима? Кому она была нужна без своих денег?
— Я думаю ты судишь превратно: по-моему, это Ленка у всех бабки тянула.
С мужчинами этот номер не проходил, они не подвержены внезапным
порывам жалости и считают каждую копейку, потраченную на бабу, чтобы потом предъявить ей счёт… в постели. А Адам и Сергей-Кот были красавчиками, к их волосатым ногам падали все женщины нашей фирмы, и не только.
— Что, и мужчины тоже? — искренне изумилась я.
— Да нет. Я имею в виду, что не только на нашей фирме. Думаю, на них заглядывались всегда и везде. Даже в трамваях. А Ленка иногда помогала им связями — надо ж было чем-то привлечь. Благодаря ей Кот устроился в «Золотую орхидею». И Адам, кстати, тоже. Правда, когда они её бросили, то оба оттуда с треском вылетели.
— И мы тоже, — со злостью добавила я.
— Да, хотя мы с ней и не встречались. Зато — общались… на свою голову.
— Кто ж знал, что её мамочка — владелица фирмы? Хотя, постой, — я наморщила лоб, — кажется, Ленка мне что-то подобное говорила. Ну не могла она не похвастаться! Но я ей не поверила, конечно. Я считала её просто безобидной дурочкой, которая делает гадости из-за полного отсутствия ума.
— Вообщем, с слышала, как Павел Изюмов, наш генеральный директор, разговаривал о тебе с Александрой Образовой. Говорил, точнее, орал, что тебя надо убрать…из квартиры, что у него от тебя голова болит. Сказал, что они и без тебя договорятся, что говорить милиции, а ты всё равно не сможешь спутать их карты, потому что дура… И не в курсе их последних дел. Саша наорала на него, обозвала кретином. Говорила, что зря нервы себе портила, когда тащила тебя к ним. А тот тоже обозвал её идиоткой… И пошло, и поехало. Павел говорил, что она зря притащила бывших сотрудников, что алиби нужны только тем, кто сейчас ещё работает на фирме. И то, только в том случае, если Арсена не закроет фирму из-за смерти дочери. Тогда Саша сказала, что ты и так вскоре надерёшься шаровой выпивкой, а она тебе в этом поможет.
— И помогла, — я покивала сама себе, — текилой… с таблеткой снотворного. Думаю, я действительно могла отрубиться от одной таблетки. Ведь демедрол нельзя принимать вместе с алкоголем. Кажется. Значит, вполне возможно, что это не убийца угощал меня снотворным, а подлая Саша по наущению не менее подлого Павла. Если, конечно, убийца не один из них. Значит, от меня всё-таки хотели избавиться, но, не навсегда. Надеюсь.
— Если б навсегда, тебя бы прирезали, или застрелили.
— Ага, а потом долго отмывались от моей крови! А пистолеты в нашей стране на улицах не валяются.
Я отчётливо вспомнила Прошлое: яркая картинка нарисовалась в мозгу. Я общаюсь с Александрой, она пьёт текилу. Я текилу никогда раньше не пила в чём ей и сознаюсь. Саша предлагает мне попробовать и протягивает свой бокал. И я отпиваю половину. Я словно видела кино со стороны, яркое и цветное. Возле нас двоих стояла эта злополучная бутылка текилы, которую Саше подарил какой-то красавчик по её собственному признанию. Мы решили выпить её классическим способом, описанным в фильме «От заката до рассвета». Затем кто-то её позвал, и я осталась одна. Допивать текилу. А потом… потом я как раз и отрубилась.
Всё, больше не пью! Текилу… одна.
***
— Значит, Саша и Павел на само деле не собирались меня убивать, — закончила я долгую речь, посвящённую Евгении. — Возможно, они и правда так сильно надрались, что решили подшутить надо мной, сбросив в мусорник. Почему-то я их сильно раздражала, — я тяжело вздохнула. — Интересно, почему? Я ведь так стараюсь быть хорошей!
— Чересчур стараешься. И — перестаралась, — хмыкнул Геннадий. Шоповалов допивал чёрный чай у меня на кухне. — Я с самого начала так и думал.
— О чём именно? — враждебно спросила я. — О том, что меня давно пора было выбросить в мусорник?
— Нет, о том, что над тобой пошутили, а не хотели на самом деле убить. Быть может, — он глубоко задумался, почесав лоб краем чашки, — Александра погибла от несчастного случая.
— Конечно от несчастного случая! Она ведь сама разбилась на машине.
— Я не думаю, что снотворное было именно в текиле, — продолжал размышлять он, уставившись в пустоту. — Не стала бы Александра пить с тобой спиртное со снотворным! — с триумфом выкрикнул он.
— Ну…действительно… не стала бы. Она, конечно, дура, но не до такой же степени!
— К тому же, откуда она могла знать, что ты выпьешь всю бутылку? Ты ведь вроде бы не пьёшь? Ты сама признавалась, что спиртное в твоём баре — только для друзей, как и сигареты.
— На шару пьют все! — обиделась я. — А у себя дома я действительно пью очень редко.
— Ты можешь напрячь то, что называется памятью, и вспомнить, из чьих бокалов ты ещё пила? Чем тебя ещё угощали? Мартини, шампанским, вином? Кто, кто тебя угощал? Ну?
Я зажала пальцами уши: — Не ори так! Я очень постараюсь вспомнить.
— Только не перестарайся, как обычно, а то вспомнишь человек десять, которых вовсе на той вечеринке не существовало!
— А почему Павлик тогда удрал? Вот что не даёт мне покоя. И удрал к Арсене! Словно о проделанной работе перед начальством докладывал!
— А может, просто испугался… тебя? Представил, что ты с ним сделаешь, когда проснёшься, — Геннадий игриво ущипнул меня за соски. — Ему поплохело, и он решил пересидеть у своей любовницы, пока ты не успокоишься. Он ласково прижал меня к себе.
— Да ладно, — я надула губки, — я вовсе не такое уж чудовище.
— Но он-то об этом не знает?
— Что ж, логично. Обидно всё-таки, что это не они убили Ленку — я так на них надеялась!
— Я тоже, — помрачнел мой любовник. — К сожалению, они создают алиби друг для друга, и я ничего не могу сделать. Весь обслуживающий персонал в её отеле бьёт кулаками себя в грудь и клянётся, что видели Павла и Арсену вместе во время убийства Лены Савельевой. Кажется, они даже обиделись, что я мог подумать такое об Арсене — будто эта святая женщина способна была убить свою дочь! Извини, но я с ними согласен — всё-таки мать… Зачем ей убивать родную дочку?
Вечер просился в окно, превращая стёкла в зеркала, мутная лампочка на потолке изо всех сил притворялась луной. Однако, мне стало уютно, как на корабле во время бури. Вокруг тебя свирепствует море, а ты в хрупкой безопасности крошечной каюты. А рядом — мужчина, почти хороший, и почти не идиот, способный, как я надеялась, любить девушку чуть больше водки и рыбалки.
— А эту Евгению стоит допросить ещё раз! Вдруг она ещё что-то скрыла от закона? Кстати, я разузнал про её мужа: он наполовину еврей, наполовину араб. Его народы сейчас вовсю развлекаются истреблением друг друга, нанося Гоге ибн Али огромные душевные травмы. Он владеет кафе, у него несколько прибыльных точек на рынке, не миллионер, но на классический мужской набор: машину, квартиру, дачу, — хватает. Кстати, ревнив, но жене не изменяет по религиозным соображениям. Представляешь, чтобы он с ней сделал за измену? А как бы отреагировал, если бы увидел кассету, где его любимая жёнушка кувыркается в постели с молодым джигитом? Вряд ли бы он подумал о физкультуре.
Я на минуту — дольше не хотелось — представила себе фанатично верующего еврея с арабским темпераментом и содрогнулась.
— Представляю, это всё равно, что халиф + Стивен Кинг. Ужас! Он бы её вышвырнул, это ясно, или даже убил бы. А потом — выкрутился благодаря опытным адвокатам и взяткам.
— Вот-вот, мотив преотличный! — он что-то запел противным голосом гнусавой пластинки. — К тому же, задушить полотенцем — типично женский поступок. Аккуратно, без всякой крови и отпечатков пальцев. Хладнокровно.
— Ага, конечно, все бабы аккуратные! Ты мой шкаф изнутри видел?
— Надеюсь, что ты — исключение. Мне больно думать, что все женщины неряхи.
— Зато любая неряха умеет готовить! Ну, я исключение. Зато у меня потрясающая фигура, а это гораздо лучше!
***
Следствие, как обычно, зашло в тупик. Мне это не нравилось, справедливости ради хочу добавить, что Гене такая ситуация тоже не очень нравилась, он ходил хмурый и всё пытался подкопаться под алиби Павла Павловича Изюмова и Арсены Миловидовой.
Через два дня ко мне пришла Женя Лиднёва с лицом, на котором господствовал страх. Теперь я в полной мере осознала выражение: лица не было. То есть, лицо на ней было, только такое белое и исковерканное, будто нелепая карнавальная маска.
— Представляешь, — протиснувшись мимо меня в квартиру, начала стенать Евгения, одновременно снимая обувь, — к моему мужу приходил какой-то следователь по делу об убийстве Лены Савельевой!
— Ну и? Ко мне от тоже часто приходит.
— Бедная! Значит, ты меня понимаешь! Мой муж, — она распрямилась и с тоской заглянула в глаза, как бездомная собачка, выпрашивающая кусок мяса, — Гога ибо Али… очень нервный человек.
Она снова уставилась на меня с ожиданием, что я немедленно и тут же решу все её проблемы. Ненавижу такой тип людей! Стоит с ними один раз по-дружески поговорить, а особенно — выпить, так они считают, что ты обязана им по гроб жизни. Обязана выслушивать их часами, решать их проблемы, исполнять роль заботливой мамочки при ребёнке-дауне. Они с трогательной беспомощностью заглядывают тебе в глаза, и задают извечно русский вопрос: «Что делать?»
— Запасись успокоительным, — посоветовала я.
— Он, он хочет меня убить! Я чувствую! — запинаясь, бормотала она, поливая щёки слезами. — Он подозревает, что я что-то от него скрываю. Понимаешь, я не очень хорошо умею врать. И когда к нам пришёл следователь, я так покраснела… Понимаешь? А Гога сразу подумал, что я в чём-то перед ним виновата. А этот дыбил, — Женя сжала крохотные кулачки и постучали ими себя в грудь, — следователь, кажется, его зовут Геннадий, начал расспрашивать меня про кассету! При муже!
Теперь уже я побелела.
— Оказывается, они нашли её при обыске у Лены, — не замечая моего волнения, или относя его за счёт сочувствия, тараторила Женя. — Мне ещё повезло, что следователь не сообщил Гоге, что там было. Вообщем, мне конец, — устало подвела итог Женя. — Напои меня чаем… напоследок. Может, хоть отравишь.
Я поила Евгению чаем, постаравшись сделать его по рецепту, чтобы не слишком испортить, и кляла про себя Гену: ну неужели, действительно, нельзя было вызвать Женю в прокуратуру и там допросить? Нет, надо было известить весьма нервного муженька с взрывоопасной национальностью!
— Тебе надо скрыться, — выдавила я, допивая свой чай.
— Да я и сама это понимаю. Но, так обидно терять квартиру, машину, богатого мужа. Кому я теперь нужна?
— Перестань, жизнь дороже! А кстати, ведь муж не видел этой кассеты, скажи ему, что там ты угрожала Лене смертью. Спьяну, конечно. И поэтому тебя и подозревает милиция! — радостно воскликнула я.
— А потом этот следователь расскажет мужу правду, — уныло заметила она.
— Не расскажет. Я позабочусь об этом, — излишне самоуверенно заметила я, в глубине души вовсе не уверена в своём влиянии на Гену. К тому же, он был из тех редких следователей, которые ненавидят «висяки». — И тебе не надо будет убегать, — радостно закончила я.
— Ладно, попробую, — вяло произнесла Женя, вставая. — Ты прости, что я доставила тебе столько неприятностей. В любом случае, бежать мне некуда.
***
Пылая от желания разорвать Геннадий на части, я решила прогуляться. А заодно навестить Адама Безрукого и Сергея-кота. Благо, они жили в одном районе, на Оболони. Только Кот на Героев Днепра, а Адам — на Северной.
Так как Адам Безрукий жил ближе, я сперва решила зайти к нему. Одевшись посексуальнее, чтобы лишить его последних мозгов: в короткое полупрозрачное платье и тоненькое нижнее бельё, а также нацепив привычные солнечные очки: огромные и розовые, — я отправилась в путь.
Возле подъезда меня ожидал сюрприз: Павел Изюмов с двумя пломбирами в руках. Он топтался возле подъезда, явно не решаясь войти. Мороженное уже начало течь, и мужчина пытался держать его подальше от себя.
— Привет, — обрадовался он, увидев меня. — А я как раз хотел зайти в гости. Вот, даже мороженного купил ! — с гордостью заметил он, словно совершил великий подвиг.
— Ага, отравленное? — съязвила я. Я ускорила шаг, но он побежал за мной, размахивая руками. — Да нет, что ты! У нас таких не продают.
— Вот и ешь его сам. Чего тебе надобно?
— Извиниться. Понимаешь, меня совесть мучает, да ещё и Сашка умерла. Павел выбросил мороженное в урну. — Если честно, я соврал, когда сказал, что Саша подсыпала тебе снотворное. Но, честное слово, я не подсыпал снотворное ни тебе, ни ей! — страстно вскричал он. Мы подошли к троллейбусной остановке.
— Слушай, я не милиция. Мне уже всё равно, кто кому что подсыпал. Меня уже мутит от этих разговоров про снотворное! — зло выкрикнула я. Я вдруг поняла, что сыта бывшим директором на ближайшие десять лет. — Вы не передо мной должны оправдываться, а перед родителями Саши!
— Просто, мне тяжко думать, что все считают меня виновным в смерти Александры Образцовой. Вот ей богу, ни сном, ни духом! — он воздел руки к небу, мученически закатив глаза. — Мы с ней просто вместе работали. У меня не было никаких причин её убивать! Тем более, откуда ж я мог знать, что она погибнет в автокатастрофе?
— А что обычно происходит с человеком, который засыпает за рулём? — съязвила я. — Не у всех же автопилот. Так что тебе надо, отвечай? Просто так ты бы не ломился ко мне с мороженным. Я вас, мужчин, знаю: вы просто так для девушки даже конфетку на палочке не купите. Разве что с намёком.
Он посмотрел на меня честными глазами: — Хочу, чтобы ты помогла мне найти убийцу!
— Кого, Лены или Саши?
— Я думаю, их обеих убил один и тот же человек.
— Кто, ты?
— Нет, не я! Лукреция, ты что, тупая? Сколько тебе раз можно повторить, что я не убийца, чтобы ты поняла?
— Не знаю. Наверное, довольно много.
Он кружил вокруг меня, как ястреб, не обращая внимания на любопытные взгляды людей, которые тоже тусовались на остановке, в надежде когда-нибудь увидеть троллейбус.
— Я не скажу, что любил Лену. Это было невозможно, вторую такую стерву нужно ещё найти. Но, именно для неё мамочка открыла эту проклятую фирму! А теперь — закрывает.
— Но ты же её любовник, разве она теперь не должна сохранить её для тебя?
— Уже не любовник. Мы поссорились, — мрачно заявил он. — Теперь я вообще на улице.
— А… и ты мечтаешь, что я возьму тебя к себе жить? Вот зачем ты ко мне припёрся! Понятно.
— Да нет же! — Изюмов глянул на меня разъярённо. — Просто… родители Саши могли бы устроить меня на хорошее место. Мы с ними давно дружим. Но… они пока колеблются, до конца расследования, чтобы точно убедиться, что это не я подсыпал снотворное их дочери.
— Интересно, а им важно, что это не ты подсыпал снотворное мне, а потом выбросил в мусорник? Или им это до лампочки? — зло выкрикнула я. Троллейбус гордо прошёл мимо, но мне уже было не до него. — И у тебя ещё хватает наглости после всего…просить помощи у несчастных родителей Александры? Я готова была удушить эту тварь! — И ты ещё хочешь, чтобы я тебе помогла? Ни за что!
— Ну я клянусь, что не подсыпал ей ничего! И тебе тоже, — ныл Изюмов. — Ты ведь не хочешь испортить мне жизнь?
— Почему это не хочу? Как раз хочу! За то, что ты меня выбросил в мусорник, тебя вообще в тюрьме сгноить надобно!
— Ну это же была Сашина идея, а не моя!
— Конечно, взваливай всё на мёртвую! Благо она теперь не подтвердить, ни опровергнуть ничего не может!
— Кстати, — вкрадчиво заметил Павел, меняя тактику, — откуда ты взяла, что тебе что-то подсыпали? Ты могла и сама вырубиться. Ты столько выпила, что десять мужиков давно бы уже вырубились! Тебе ведь вскрытие не делали, как Саше, так почему ты думаешь, что тебя напоили снотворным?
— А ты сам это сказал… следователю! — нашлась я.
— А если я врал?
— А зачем?
— Не знаю… Миловидова велела. Сказала, признавайся, но выдай за шутку. А я за годы подчинения привык её слушаться. Думаю, она просто хотела, чтобы милиция как можно скорее от неё отстала. Боялась, что они слишком заострят внимание на её грязных делишках. Вообщем, если узнаешь, кто подсыпал снотворное Саше, сообщи мне, ладно? — умоляюще произнёс он, видя, что я намылилась наконец-то влезть в очередной троллейбус.
Я даже не обернулась, втискиваясь в вагон: я просто поражалась его наглости. Я была уверена, что это он подсыпал снотворное нам обеим, может быть, действительно в шутку, или спьяну. Но в результате погибла молодая девушка, а я очутилась в мусорнике.
***
Дома на Оболони расположены странно. Например, 11 номер дома может находиться в одном месте, а 12 — в совершенно другом. Причём, никто не знает, в каком именно. К счастью, я случайно наткнулась именно на нужный мне дом с первой попытки. Внутри парадного было красиво и чисто, так как в «будке» грозно восседала консьержка — страшненькая бабулька лет под девяносто. Просто бультерьер, не меньше! На ящиках для писем стояли вазоны с цветами, висели полотенца с украинской вышивкой. Какие-то плакаты с котами.
— Тебе куда, доченька? — прошамкала бабулька, неохотно отрываясь от вязания и выглядывая из квадратного отверстия, как мышь из норки.
— Сюда, — кратко ответила я и потопала дальше. — В 26 квартиру, — сжалившись над перепуганным личиком бабульки, соизволила добавить я.
Поднявшись на второй этаж, поправив волосы перед зеркалом — я всегда так искренне изумлялась, обнаруживая в лифтах зеркала — я вышла в коридор. Красивая девушка курила, облокотившись об мусорник. Возле её ног игрались два чёрных котёнка.
Я позвонила в 26-ую квартиру, не ожидая что кто-то в такое время окажется дома. Всё-таки все нормальные люди на работе. Но дверь отворили, даже не спросив, кто там.
— Заходи, стерва! — заорал Сергей диким голосом, целясь в меня из пистолета. Его сузившиеся зелёные глаза и зверское выражение лица ничего хорошего не предвещало мне в будущем. Я уставилась на оружие и медленно упала в обморок.
Мне приснилось, что я вздумала окунуться в водопад, вода в котором оказалась слишком ледяной. Открыв глаза я увидела себя, слава богу, не в водопаде, а на полу. Кто-то добрый поливал меня холодной водой из чайника. Рядом с Сергеем, поливавшем меня, стояла девушка, которая курила возле мусорника.
— Извини, Лукреция, ты как всегда не вовремя, — заметил Кот, прекращая меня поливать.
— Убийца! — проскулила я, пытаясь отползти в угол. — Девушка, вызовите милицию, если вы, конечно, не его сообщница.
— Да нет, ты не поняла, я — репетировал. А Лена, — он кивнул на красотку, — моя напарница.
— Сообщница? — уточнила я.
— Нет, мой враг. По фильму. Я — красивый, сволочной бабинк-бандит, а она — скромный милиционер. Она хочет меня арестовать, а я её — застрелить.
Понятно?
— Самая точная твоя характеристика! — проворчала я, вставая. Лена помогла мне подняться, сочувствующе, но немного насмешливо улыбаясь. Её длинные, чёрные волосы, вечерний макияж, обтягивающая короткая юбка и облегающий свитер выглядели неестественно, как на моделе, а не на живом человеке. Очень богато и слишком безвкусно. Я сразу поверила, что она актриса. Приглядевшись к Коту, я тоже постепенно поверила, что он — актёр. Идеальная стрижка, невозможная в наших климатических условиях, явно зацементированная пенкой и лаком, подчёркнуто простой свитер и стильные джинсы. Подобная «простота» всегда завораживала меня на обложках глянцевых журналов. Его природная красота возросла вдвое. Рыжие локоны обрамляли фарфоровое личико.
— И что вы репетировали? — слабым голосом поинтересовалась я, пока меня волокли в стильную кухню, тоже с какой-то обложки. Лена уселась рядом со мной, а Сергей — напротив.
— Да, так, мы играем в одном детективном сериале.
— Каменская? Донцова?
— Нет, но тоже чушь собачья, — пожаловался Сергей. — Я бы сыграл Гамлета, но приходиться зарабатывать деньги. Шекспир бы в наше время умер с голоду!
— Нет, стал бы Стивеном Кингом, — предположила Лена.
— Ух ты, а ты даже читать умеешь? — изумилась я. — А по твоему виду не скажешь.
— Да не то чтобы, — засмущалась девушка, — не надо меня перехваливать. Иногда журнал «Натали» читаю, в транспорте. — А Кинга вот люблю. Почитаешь его, и уже спокойнее переносишь нашу действительность. В троллейбусах без страха ездишь даже в часы пик. Ещё я комиксы люблю, американские. Понимаешь, я хочу в Голливуд попасть, а туда без английского — никак.
— Итак, что тебя к нам привело? — осведомился Сергей, нетерпеливо ёрзая на стуле.
— У тебя были какие-нибудь причины ненавидеть Лену Савельеву или Александру Образцову? — отчеканила я милицейским тоном.
— Да, и множество, — охотно ответил он. — Таки стервы редкие! Как удавы-альбиносы. Ленка хотела со мной спать, Александра за это её ненавидела.
— Почему? Она что, сама хотела с ней спать? — удивилась Лена, с интересом прислушиваясь к беседе.
— Нет, просто Александра сама со мной спать хотела, — горделиво заявил Сергей. — Эти бабы, просто спасу от них нет. Но я их понимаю: вокруг столько гомиков. В основном все красивые мужчины — геи, а я красивый натурал. Большая редкость! Эти дурочки из-за меня так ссорились, что мне их разнимать приходилось. Конечно, Лена была дочерью Арсены, но Саша спала с Павлом, любовником Арсены. В конце концов Сашу уже хотели выгонять… И тут Лена умирает, — Сергей обвёл нас взглядом. — Понимаете, на что я намекаю?
— Зачем Саше убивать Лену? Ведь теперь Арсена закрывает фирму… Если бы Саша была жива, то осталась бы без работы.
Он пожал плечами: — Женщины сначала делают глупость, а потом пугаются. И делают следующую глупость. Возможно Павлик убедил её, что имеет огромное влияние на престарелую любовницу, что она подарит фирму ему за красивое тело… Откуда ж я знаю? Мне вообще как-то всё равно. Меня это не касается.
— А почему тебя всё-таки уволили? — вкрадчиво спросила я.
— Я сам ушёл, — спокойно сообщил он. — Мне надоело, что эта уродина с крысиной физиономией постоянно за мной ходит с идиотской улыбкой. Она же на работе ничего не делала, конечно, просто числились. Вот и бегала весь рабочий день за мной. Или за Адамом. А с меня-то работу требовали! А попробуй сосредоточиться, когда возле тебя сидит эта дурочка, щебечет, пытается всё время дотронуться. Он содрогнулся, его красивое лицо перекосилось. — Мой друг пригласил меня в сериал, я сперва не поверил — я же не актёр. Но потом оказалось, что играть может научиться каждый. Да и причём здесь актёрское мастерство к сериалам? Где вы видели сериал, чтобы там умели играть? Главное — это знакомства и внешность.
Лена набожно закивала, преданно глядя ему в глаза.
— Значит, тебе не очень хотелось задушить Лену полотенцем? Или подсыпать снотворное Александре? — поинтересовалась я.
— Абсолютно. А тебе это зачем? Тебя тоже Ленка шантажировала? А теперь милиция подозревает? — спросил он с интересом.
— А откуда ты знаешь про шантаж? — аж подпрыгнула я.
— Так все были в курсе. Ленка просто обожала кого-то травить или шантажировать. Ей бы шпионкой работать — цены бы ей не было! Она постоянно лезла в чужую жизнь, постоянно делала пакости. Так, для развлечения, из вредности. Думаю, у неё был огромный комплекс неполноценности который она прикрывала громадной манией величия. Однажды она на меня настучала, что я в рабочее время на порно-сайты хожу — углядела, стерва! Меня тогда целый час мурыжили… Павлик, зараза. А потом адреса попросил. Мы, мужики, всегда можем договориться.
— Евгения Лиднёва рассказала мне, что Ленка украла у Адама копию любовной сцены с ней и Адамом на кассету, — поделилась я. — А потом сказала Жене, что эта кассета почему-то храниться у меня. Евгения меня потом чуть не убила. Почему-то Кот вызывал у меня доверие. Может, потому что мы, женщины, привыкли автоматически наделять красивых мужчин всеми остальными достоинствами?
— Вполне в её стиле, — заметил Кот. — Кстати, я видел эту кассету. Когда-то Ленка мне её подарила. Хочешь, я отдам её тебе? Можешь передать Женьке, а то у неё на самом деле крыша поедет. Он вынес из комнаты кассету. — На, забирай, у меня копий нету. А сейчас извини, нам репетировать надо.
***
Я вышла немного оглушённая, сжимая кассету в пальцам вместе с сумочкой. Выйдя из парадного я спрятала её в сумку и вытащила бумажку с адресом Адама Безрукого.
Добираясь до его дома, я даже не о чём не думала, так как в голове словно отключили электричество; там погас свет. У меня в сознание творились что-то несусветное: подпрыгивали бутылки водки, подмигивая мне огромными выпученными глазами, бокалы с волосатыми паучьими лапами мерзко шипели, чокаясь друг о друга. В них падали и падали таблетки демедрола, словно шёл снег. Я видела руки, которые бросали в них таблетки: женские, наманекюренные пальчики, волосатые мужские пальцы не намного приятнее паучьих лап. Вздрогнув, я насильно выудила себя из ужасной полудрёмы и вышла на нужной мне остановке троллейбуса.
Дом Адама был унылым и мрачным, словно надгробная плита. Яркая майская сирень немного скрадывала убогие парадные с почти полностью выломанные дверями. Разные интересные надписи, немецкая свастика, — «украшали» блеклые стены. Мне стало так тоскливо, словно я заходила в гробницу. В тёмной глубине парадного пахло дохлыми кошками, подвальной сыростью, словно в подземельях инквизиции и сигаретным дымом. На полу, под ящиками, спал или дремал пьяный бомж на грязном пальто, сжимая в грязных ладонях недопитую бутылку водки. Услышав шаги, он открыл мутные глаза: — Дамочка, вы мне десять копеек на хлеб не одолжите?
— А что, хлеб уже десять копеек стоит? — «удивилась» я. — По-моему, даже подорожать скоро должен. А за ним и молоко и прочие полезные для желудка вещи. Как наше правительство о наш заботиться, чтобы мы не потолстели! Благодетели!
— Ну, тогда на водку.
— А что, водка уже подешевела?
— Если бы! — кротко воскликнул бомж с тоской. — Может, подадите, а? Обидно тут даром лежать. На улице сейчас теплынь, воздух свежий, а я тут лежу, этой гнилью дышу. Вот недавно одна дамочка мимо проходила, так она дала. У неё ещё духи такие резкие были, у меня аж слёзы из глаз потекли, наверное, французские.
— Сколько она тебе дала? — я невольно потянулась за сумкой, почему-то ощутив симпатию к милому, не злобному бомжу, который хотя бы не начинал меня с ходу проклинать и тыкать свои грязные лапы под нос. Я невольно вспомнила неприятный случай, когда я с подружкой куда-то ехали, расфуфыренные, но в карманах у нас кроме жетончиков ничего не было. К нам подбежали два цыганёнка, начали настойчиво вымогать деньги, а когда мы не дали, просто обматерили нас и пошли дальше с чувством выполненного долга.
— Доллар, между прочим! Даже если фальшивый, всё равно приятно, хоть к американской культуре приобщусь…
— Я даю тебе рубль, — я бросила бумажку ему на колени.
— Спасибо, спокойной ночи, — бомж отпил из бутылки и снова задремал.
Позвонив в ободранную дверь Адама я сама не знала, так ли уж мне хочется его увидеть. Конечно, Адам был таким красивым блондинчиком с фигурой танцора — идеал гомиков — что увидеть его мечтала любая женщина. Но… я вспомнила, как Ленка волочила его за собой по всей «Золотой орхидее», словно боевой трофей, радостно улыбаясь. Когда-то он мне нравился, и я испытывала чувство горечи, наблюдая, как они кушанькают в буфете или танцуют на вечеринках. Правда, несколько раз на праздниках побывал Ленин муж, прежде чем канул в лету на Кипре. В те моменты Адам разрывался между мной и Евгенией, но выбрал куда менее красивую женщину только из-за её денег.
— Кто там? — раздался его голос.
— Я.
— Кто?
«Ага, эта свинья уже меня не помнит, хотя ещё пол года назад лапал меня за грудь на танцах на Новый год!» — обиделась я. «Неужели же он мог такое забыть?»
— Лукреция Завальная.
— Ага. А что тебе надо?
— Откроешь дверь, скажу, — немного раздражённо добавила я, переминаясь с ноги на ногу.
Дверь открыли, перед мной стоял Адам. Бледный, исхудавший, в грязном халате одетом поверх спортивных штанов, в рваных тапочках, с хмурым лицом.
— Ну, я открыл — говори. А если нечего сказать — убирайся! Как же вы мне все надоели!
— Скажи честно, ты когда-нибудь убивал Лену Савельеву? — от неожиданности выпалила я первое, что пришло в голову. — Или Александру Образцову. Или их обеих в комплекте? Честное слово, я никому не скажу.
«Ну, кроме Шоповалова».
Он запрокинул голову, а затем истерически расхохотался, держась руками за худой живот.
— По крайне мере, честно, — наконец выговорил Адам. — Ты знаешь, вполне мог бы. Иногда я даже жалею, что это был не я. Парень закрыл за мной дверь. — Выпьешь кофе? Не обращай внимание на мой жалкий вид — кофе у меня хороший!
На негнущихся ногах я побрела на кухню, каждую секунду ожидая предательского удара чего-то тяжёлого по черепу, но оглянуться я не могла — коридор был слишком узким. Обои были ободранными, пол — грязным, полки шкафов — покрыты густой, почти вековой палью. Явно чувствовалось отсутствие женских рук, и даже ног.
Но кухня, к моему удивлению, оказалась вполне чистой, только пол и подоконники не были помыты — ну я сама их редко мою, а что можно требовать от мужчин? После вечерней выпивки они такие слабенькие. Я села напротив него за узким столом, покрытым прожженной сигаретами скатертью в цветочек. Адам набрал воды в электрочайник, достал из мойки две относительно чистых чашечки, критически поглядел на них, а потом всё же помыл. Мы молчали, пока Безрукий не поставил перед мной чашку с растворимым кофе.
— Так это ты убил Лену? — почти равнодушно спросила я, отпивая кофе. Я не боялась отравы, я тщательно следила за процессом приготовления и была уверена, что яда там нет.
— Нет, — так же спокойно ответил он. — Ещё вопросы будут? Или, может расскажешь как у тебя дела? Работу нашла? Замуж ещё не вышла? Что ты сразу про убийства, будто тем других для разговора нету!
— Нашла, не вышла. Лучше расскажи, почему ты так хотел её убить!
Губы Адама горько скривились, я готова была поклясться, что он вот-вот расплачется.
— А ты разве не знаешь?
— Ты считаешь меня экстрасенсом? Мне лестно, но я не умею читать мысли.
— Но меня же выгнали раньше, чем тебя, я думал, ты знаешь. Или нет? Тогда расскажу: я был женат.
— О, сочувствую! наверняка это мешало тебе делать карьеру жиголо! А как Лена к этому относилась? Хотя она тоже была замужем.
— Зачем ты так говоришь? Из-за того, что я не пытался на тебя залезть? Тебя это расстроило?
— Пытался, пытался! Это я тебя отвергла, между прочим! — с вызовом вскричала я.
— Сейчас это не важно, — он устало махнул рукой, с тоской уставившись в свою чашку кофе. — Итак, я был женат. Её звали Люся.
— А почему в прошедшем времени?
— Потому что она умерла! — резко, с горечью бросил он.
— Ой, извини, — смутилась я. — И конечно же, ты обвиняешь в этом Лену! Кажется, все, кто был с ней знаком, обвиняют её во всех своих проблемах. Можно подумать, она одна такая стерва на свете!
— Да, в этом виновата Лена! — напряжённым голосом говорил он, стискивая в пальцах свою чашку. — И не перебивай меня, пожалуйста! Мне и так трудно об этом говорить! Он тяжело вздохнул, пряча заслезившиеся глаза.
— Она была хорошей, чересчур хорошей для этого мира, идеалисткой, короче.
— Да, такие долго не живут.
Адам злобно глянул на меня и я поспешила заткнуться.
— Понимаешь, мне нужна была хорошая работа, сейчас так дорого рожать.
— Да, особенно женщинам! Мужчинам, наверное, дешевле, — съязвила я.
— Не перебивай! А то зубы повыбиваю!
— Что, серьёзно? А ты пробовал?
— Ладно, извини, — Адам хлебнул кофе. — Люся забеременела, сейчас ведь всё платно. Такие лекарства дорогие…
Я выразительно подняла глаза к потолку: — Да, да. А врачи взятки берут! А акушерки тем более! Знаем, знаем. Одни роды обходятся около пятисот долларов, — скучающе перечисляла я.
— Я познакомился с Леной в Макдональдсе, она ожидала какого-то парня, который не пришел. Я тоже ждал друга возле входа в кафе, а Ленка подошла ко мне и спросила, не Дима ли я. Я сказал, что нет. Так мы и познакомились. Я дал ей номер мобилки, просто так. Уж очень она настаивала, говорила, что поможет устроиться на работу. Я не очень её поверил, но на всякий случай дал телефон. Мне позвонил Павел Изюмов, пригласил на собеседование. Меня очень быстро приняли, я даже удивился, у меня никаких полезных навыков не было, в цветах я вообще не шарю. Они у меня засыхают. А потом я узнал, что Лена — дочка Арсены. И всё понял. Он опустил глаза и даже покраснел, я наслаждалась невиданным зрелищем — краснеющий мужчина. — Мне пришлось с ней спать.
— Такая жертва! — иронизировала я. — Утеря невинности… Кстати, у Ленки была неплохая фигура. А лицо… что ж, можно закрыть подушкой. Правда, она могла бы задохнуться. Ну, можно было свет выключить, какие проблемы?
Он меня явно не слушал: — Люся никогда бы об этом не узнала — она знала, как я её люблю. Её и ребёнка. Адам сжал руки в кулаки. — Но, Лена припёрлась ко мне домой, когда меня не было, устроила скандал. Принесла какую-то пошлую кассету — я же не знал, что она снимает наш секс! Вообщем, Люсе стало плохо. А Ленка просто сбежала… даже не вызвала скорую! — в его голосе прозвучала настоящая ненависть. — Люся умерла, как и мой ребёнок. У неё было слабое сердце. А потом меня ещё и уволили.
— Да, за такое убить Ленку — просто святое дело, как Крестовый поход! — искренне вырвалось у меня.
— Кстати, недавно ко мне Миловидова заходила… Представляешь? Допрашивала, ну, как и ты, не я ли убил её драгоценную доченьку!
«А, это наверное та дама, которая так запомнилась бомжу, благодаря своей невиданной щедрости. Я её, конечно понимаю, всё-таки убили дочь, но, детектив тут я, а не она! Лезут тут всякие… Мешают следствию. А потом висяки откуда-то берутся».
— А у тебя алиби есть?
— Конечно! — немедленно отозвался Адам. — Иначе я бы уже точно в тюрьме сидел. Кстати, Арсена тоже интересовалась моим алиби. Ты что, на неё пашешь?
— Нет, у меня просто любовник — следователь, ведущий это дело. Я хочу ему помочь пока у меня отпуск. А какое у тебя алиби?
— А что, с тобой любовник разве не поделился? — сиронизировал он. — Ладно, ладно, скажу, это не тайна: я в больнице лежал, с сердцем. У меня инфаркт был, после всего.
— А сейчас ты как? — с жалостью спросила я.
— Пытаюсь начать новую жизнь. Но, ничего не хочется. Только спать очень хочется. Он зевнул, широко раскрыв пасть, полную жёлтых зубов. Странно, обычно после кофе я такой бодрый бегаю, что аж самому страшно… А тут: выпил кофе с Миловидовой, так на сон потянуло. Может, поэтому я тебя ещё не убил за наглые вопросики? Обычно я с ума схожу, когда приходиться про Люсю рассказывать. Он зевнул ещё несколько раз, а затем медленно повалился на пол с грохотом повалив стул. Слава богу я догадалась вызвать скорую.
— Он напился снотворного, хотел покончить с собой! — орала я. Кажется, я догадалась, почему Адама навещала Арсена. Анализ показал, что я права. Хорошо, что не вскрытие. До вскрытия так и не дошло.
Зато как на меня потом орал Геннадий! И это после того, как я спасла человеку жизнь!
***
У мужчин вообще очень загадочный характер. Может, Геннадийнаорал на меня не из-за Адама, а из-за внезапной смерти Евгении Лиднёвой, кто знает. А может, из-за того и другого. Ей богу, такое впечатление, что это я их убила!
Вдоволь наоравшись, он упал на разваливающийся стул у меня на кухне. Помассировав виски, пробормотал глухим басом: — Ну, чего стоишь как статуя? Давай, готовь ужин, что ли…
Я строевым шагом подошла к плите, схватила кастрюлю и запустила в него.
— Ты! Припёрся, кричал на меня, а теперь ещё требуешь ужин? И кто ты после этого?
— Мужик, наверное? — осторожно предположил Гена, поворачиваясь и следя за моими действиями. Он успел увернуться от кастрюли, поэтому сохранил вполне нормальное настроение, и в ответ в меня ничем запускать не стал. — Лукреция, ты меня извини, что я так резок.
Я поджала губы и отвернулась, из моих глаз брызнули слёзы: — Все вы, мужики, одинаковые! Приходите с работы нервные, злые, а потом срываетесь на слабых женщинах и детях! А потом правительство удивляется, откуда в нашей стране столько алкоголиков, маньяков и психов!
— Правительство не удивляется… ему всё равно, — хмуро подытожил Гена.
— А мне нет! — в запальчивости выкрикнула я, протягивая ладонь. Он нагнулся, поднял с поля кастрюлю и передал мне. — Меня, в отличие от правительств не защищает охрана, СБУ и милиция! Пельмени будешь?
— Я ж их специально и купил! — фыркнул Гена. — Конечно буду, надеюсь, уж их-то ты не испортишь! В крайнем случае, строго следуй инструкции на упаковке. Там для дураков всё написано. А у тебя сметана есть?
— Не знаю, я после всего этого не в состоянии была ходить по магазинам, — разозлилась я ещё больше. — После чужого отравления на твоих глазах меня бы стошнило при виде продуктов, как тогда, в квартире Адама.
— Давай без интимных подробностей, ладно? — скривился Геннадий.
— Так что, эту дамочку арестовали? — оживилась я, колдуя у плиты. — Теперь, надеюсь, никто не станет отрицать, что она — убийца!
— Нет, не арестовали, — с трудом сохраняя спокойствие, со сдержанной яростью проговорил он.
— Почему, позвольте спросить? — теперь уже я с трудом сдерживала ярость. — Она снова вам взятку дала, чтобы вы её дома не нашли? Или она за границу смылась? Или покончила с собой? Отвечай! Мне же интересно. Я столько приложила усилий, чтобы её словить, а вы!
— Ой, да заткнись пожалуйста! — Шоповалов ударил кулаками по столу. Стол угрожающе затрещал. — Я бы с радостью посадил эту стерву — ну не нравиться она мне! Но…
— Но она дала крупную взятку вашему начальству? А так как наше правительство о вас не заботиться, вы решили позаботиться о себе сами? — закончила я за него, яростно вылавливая из кастрюли готовые пельмешки; со злостью поливая их уксусом, посыпая перцем, приправой «Мивина», маслом и сметаной, которую я, к своему удивлению, таки нашла в холодильнике. — На, труженик меча и топора! Я поставила одну из тарелок перед ним, добавила вилку и сама села напротив с другой порцией.
— Ты положила в пельмени всё, что у тебя было? Чтобы не испортилось? Странно, что там нет горчицы.
— Ой, а про горчицу я действительно забыла! — спохватилась я, хватаясь за голову. — Положить?
— Спасибо, не надо! — поспешно сказал он, закрывая тарелку ладонью.
… Так всё же, что случилось? Почему убийца на свободе? — спросила я после окончания трапезы.
— Арсена Миловидова утверждает, что не навещала Адама Безрукого ни в тот день, ни в какой-либо другой. Её сотрудники в гостинице утверждают, что она целый день пробыла на работе и никуда не выходила.
— Понятно… Но её же видел бомж! Точнее, я надеюсь, что он видел именно её. Вы могли бы его допросить, в конце концов он там целый день лежал, мимо него все проходили.
— Во-первых, бомж не надёжный свидетель, моя дорогая, — печально ответствовал Гена, отодвигая от себя пустую тарелку и разваливаясь на стуле. — Во-вторых, мы показывали ему фото Миловидовой — он её не узнал.
— А если бы не узнал, всё равно бы не признался в этом милиции, — печально заметила я. — Может, мне с ним поговорить? В конце концов, обеднею ещё на пару гривен. Я с грустью взглянула на кассету, лежащую на столе: — Жаль, что я так и не смогла передать её Жене. Кстати, ведь это муж её убил, правда? Задушил полотенцем, какая сволочь!
— Он утверждает, что не покидал офис в течении дня, его сослуживцы это подтверждают.
— Конечно подтверждают! Ведь никто из них не хочет преждевременно лишиться рабочего места. Одно дело — чужой труп, а другое — своё рабочее место.
— Нет, не думаю. Кто-то один бы всё равно проговорился: недовольных всегда много. Возможно, Гога действительно не убивал свою жену. Кстати, он упал в обморок, когда об этом услышал, а потом долго плакал. Нет, я не утверждаю, что это свидетельствует о его невиновности, — быстро добавил он, заметив мою ухмылку. — Но… ты не заметила сходство? Ты помнишь как убили Лену Савельеву?
— Задушили полотенцем, у меня ещё склероз не начался! — обиделась я, моя посуду. — Ах, вот ты о чём, — до меня наконец дошло. — Ты думаешь?..
— Я уже не знаю, о чём думать! Мне вообще кажется, что все вокруг лгут!
— А ты проверил жалостливую историю Адама?
— Да, он рассказал тебе правду.
— Вот видишь, а ты ещё удивляешься, почему эту стерву убили! За такие поступки…
— Я не слишком верю в эмоциональные убийства, — задумался Геннадий, раскачиваясь на стуле. Я очень надеялась, что он свалиться, не разломав его. — Я понимаю, драка, или, наркоманы под кайфом или ломкой могут ещё убить просто так. От ярости. Но тут действовали осторожно: задушили полотенцем чтобы не оставлять следов. Травили снотворным. Кстати, Адам ведёт себя как параноик: ничего не хочет есть, считает, что его могут отравить и в больнице.
— Боже мой, так он целый день голодает? — воскликнула я, с жалостью всплёскивая руками.
— Обычно после промывания желудка диета полезна, — сурово заметил мой парень.
— Но я всё равно поеду его навестить! Надеюсь, из моих рук он примет что-нибудь? Я куплю ему фруктов, — вслух размышляла я.
Глаза Гены недобро сузились: — А кто сказал, что я тебе разрешу к нему поехать?
— А где написано, что я должна тебя слушаться?
— В библии! Да убоится жена мужа своего! Забыла?
— Щас ты у меня будешь бояться! Как двину головой об плиту — будешь знать, кто в семье главный! — рассвирепела я. — Нет, с тобой говорить о элементарных человеческих чувствах, таких, как жалость, всё равно, что с тумбочкой! Бедный Адам! Сейчас дрожит от страха, голодает, а тебе всё равно!
— Конечно! Ведь если бы я сейчас валялся в больнице с диагнозом острого отравления, ему бы тоже было всё равно, — резонно заметил он.
— А мне не всё равно! Я была с ним знакома и он мне не безразличен.
— Скажите пожалуйста, может быть, у вас там любовь?
— Нет! — заорала я. — Я вообще никого не люблю в данный момент. В данный момент я нервничаю. Если ты так меня ревнуешь, можешь поехать со мной. Это даже хорошо, так как я не знаю, в какой он больнице.
— Какая прелесть!
— Ну милый, ну не будь ты такой хронической свиньёй! Мы только отнесём ему фрукты и сразу уедим обратно! Ляжем в тёпленькую постельку и …
— Ладно, ладно, уговорила, — ворчливо согласился он, застёгивая ширинку.
— А зачем ты её застёгиваешь?
— Дует!
— А зачем ты её расстегивал?
— Машинально. Ладно, может, пойдём? Или мы ещё что-нибудь начнём обсуждать ближайшие три часа? — раздражённо бросил Гена. В клетчатой рубашке и вытертых джинсах он смотрелся совсем молоденьким пареньком. Нацепив чёрные, узенькие очки, он совсем похорошел.
Я надела коротенькое белое платьице и огромные очки в виде бабочкиных крылышек. Кажется они мне шли. Хотя, я же не кутюрье, чтобы разбираться в моде.
Но на улице царила такая жара, что хотелось ходить голыми. Хотя, думаю что Гена этого не одобрит. У него какие-то патриархальные интересы. Того и гляди начнёт дом строит или сына мне делать. Хорошо что я предохраняюсь таблетками и не рассчитываю на мужчин.
… Больница встретила нас запахом лекарств; больные, расхаживающие в халатах с тоской на лице бродили по коридорам. Из некоторых торчали трубки, которые они поддерживали. Я поняла, что эти дренажи предназначались для выхода мочи из организма после удаления аппендицита. Кажется. В коридоре стояли стулья, имелся даже большой аквариум. А возле стенки стояла кровать с очень старой бабушкой, которая, как мне показалось, умирала. Она тихонько стонала, увитая трубками, как стена — гроздьями вьющегося винограда. Бабушка походила на мумию. В комнате для персонала, залитой электрическим светом молоденькая медсестра заполняла журнал. Было тихо и мирно, как на кладбище и так же весело.
— У него тринадцатая палата, — тихо проговорил Гена.
— Мило, — заметила я. — И как он к этому относиться?
— Очень плохо!
Мы зашли в палату, где стояли высокие кровати на колёсиках. Я ни к селу, ни к городу вдруг вспомнила детскую сказку про гроб на колёсиках. Сердце сжалось и попыталось спрятаться в горле.
Адам лежал возле окна, бледный, в пижаме, с очень мрачным лицом.
— О, привет! — кажется, он искренне обрадовался, увидев меня. — А, здравствуйте, следователь. Что вас привело ко мне снова? Вы же мне не верите? — с горечью сказал он.
Мы сели на соседнюю пустую кровать.
— Я принесла тебе фрукты, — сказала я, пытаясь направить его мысли в другое русло. Я застенчиво положила кулёк на его тумбочку, где стояла пустая кружка с ложкой.
— Спасибо, Лукреция. Ты — настоящий друг! — расчувствовался он, чуть не плача. Слёзы и мне навернулись на глаза.
Гена глядел на него угрюмо, недоверчиво.
— Итак, вы продолжаете утверждать, что Арсена Миловидова приходила к вам и отравила вас?
— Да, а что?
— А она утверждает, что вообще никогда у вас не была! — триумфально сказал Гена.
— Она лжёт, — спокойно сказал он. — Наверное, она думает, что это я убил её дочь и хотела мне отомстить. Но я никого не убивал. Ну, я надеюсь.
— Надеешься? Или уверен? — яростно нападал Шоповалов, угрожающе наклонившись над ним. — В таких вопросах нужно знать точно: да или нет. Слушай, лучше не шути со мной так! А то я забуду, что ты болен и выброшу в окно!
— Понимаете, я принимал наркотики и не вполне уверен, что из моих видений — только видения, а что я сделал на самом деле, — застенчиво признался парень.
***
— Что?! — в ужасе воскликнули мы. Шоповалов схватился за голову: — Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? В чём ты признаешься? Это ведь почти признание в убийстве!
— Не надо меня запутывать: в убийстве я как раз не признавался! — возмутился больной. — Я только хотел сказать, что часто принимал экстази, когда …. ну… после того, как умерла моя жена, — на его глазах показались слёзы. — И я такое видел! Даже вспомнить страшно — Стивен Кинг отдыхает!
— Понятно для чего ты это говоришь: ты нас постепенно подводишь к мысли, что не отвечаешь за убийство, совершённое под действием наркотика? Не получиться, драгоценный, это ещё надо доказать!
— Я могу доказать: я лечился в наркологической клинике «Последняя надежда»! — почти спокойно, даже хладнокровно заявил Адам. Мне действительно показалось, что он хитрит. — Они делали анализы и всё такое. И в день убийства Лены Савельевой тоже.
— Хитрый братец кролик! — с кривой усмешкой заметил Геннадий. — Но тут ты перехитрил даже самого себя: убийство под действием наркотиков — это убийство с отягощающими обстоятельствами! За такое тебе только добавят срок! Ещё и поинтересуются, где добыл наркотики.
— Друг подарил, — тихо отозвался побледневший парень.
— Да я не ОБНОН, чтобы интересоваться твоими наркотиками, мне больше нечего делать, как за экстази по всему городу гоняться! — возмутился Гена. — Но с моими коллегами тебе ещё придётся поговорить, так сказать, по душам.
— Но я вовсе не убивал Лену! — неуверенно произнёс Безрукий. — Ну, я очень на это надеюсь. — не хватало ещё, чтобы эта стерва попортила мне жизнь и после смерти! Хотя в этот день я много выпил — водки, конечно, и закусил экстази. Дальше всё было как в тумане, но очнулся я у себя дома. А, нет, домой меня приволокла соседка, потому что я пытался засунуть ключ в стену возле моей двери.
Я и Гена страдальчески переглянулись — Адам копал себе могилу куда быстрее могильщика!
— Я просто хочу знать… действительно хочу. Хочу знать, кто убийца, — тихо сказал он, накрываясь одеялом с головой. — Уходите, пожалуйста! Оставьте меня сегодня!
Мы ушли.
— Ну что? — спросила я Геннадия на раскалённой улице, словно её оплевали драконы.
Тот досадливо крякнул: — Твой Адам — труп!
— Он вовсе не мой и никогда не был моим! — возмутились я. — Гена, ты должен ему помочь! Мне кажется, он хочет себя наказать… так как чувствует свою вину из-за смерти жены и ребёнка и подсознательно хочет себя уничтожить!
Гена хмуро глянул мне в лицо: — Я очень жалею, что учебники по психологии продаются на каждом углу! Теперь все считают себе знатоками человеческой души! И сознания, и подсознания… Я вовсе не тупая кровожадная сволочь, мне его тоже жаль! Но я, в первую очередь, представитель органов и должен наплевать на свои эмоции и личные переживания! Но, если парень не виновен, я не собираюсь сажать его из-за того, что когда-то он был твоим любовником, или же мог стать! — вспылил следователь.
Да, прокуратура и милиция делают из людей настоящих психов куда удачнее «жёлтого» дома. Но лучше псих с совестью, чем бессовестные существа с зелёными долларами вместо глаз и булыжниками вместо сердец! Честное слово, ещё неизвестно, кто опаснее: милиция или бандиты!
Так его дело — швах? — тихонько поинтересовалась я, заглядывая в его непроницаемое лицо.
— Почти, — невесело ответил он. — Слушай, может сменим тему?
— А может, ты поедешь сегодня ночевать к себе? — парировала я. — Адам — не мой друг, он не мой любовник! Мне его просто жаль! И я его спасу, хочешь ты этого или нет!
Я быстро зашагала в сторону метро, чтобы доехать до своего дома, мне требовалось метро и троллейбус. И совсем не требовался обнаглевший мужчина…
***
Наутро Адам попытался покончить с собой, а потом его объявили шизофреником. Никто не мог точно сказать, отчего он сошёл с ума6 из-за смерти жены с ребёнком или из-за экстази. Думаю, что одно помогло другому. И его посадили в психушку. Правда, в наш «жёлтый домик» сейчас многих сумасшедших садят не навсегда, а на время; подлечив, отсылают домой. Пока у тех не случиться какой-нибудь особо жестокий приступ. У знакомой моей сестры-писательницы была подобная сестра. Она могла уйти ночью гулять, привезти домой какого-либо бомжа, или незнакомую тётку с базара. Кончилось тем, что шизофреничка умерла в психушке от опухоли мозга. Вспомнив про сестру, я решила зайти к ней домой, чтобы она меня: а) успокоила,
б) накормила и напоила.
Уж Светка-то умела готовить, в отличии от меня! Даже странно, потому что она тоже не замужем. Наверное это передаётся генетически.
Светка жила в новостройке на метро Минская. Новые дома в последний год вырастали тут, как грибы после дождя, и посредственный район, мало отличимый от любой окраины, стал престижным. Хотя наши милые архитекторы вырубили все деревья вокруг новостроек, а взамен посадили на тех же местах точно такой же породы… только маленькие. Ничего, лет через десять подрастут, и снова будут срублены, если не раньше. Летом тут жарко… сплошной бетон, как дуся, отражающий солнечные лучи. Поэтому летом я старалась к ней приходить поздно вечером, или вообще встречаться у меня, где было не так уж престижно, но зато хватало деревьев вдоль дорог. Поздоровавшись с консьержкой, которая меня почему-то всегда узнавала, хотя я заходила на очень часто, я вошла в новенький лифт — ещё немного таких путешествий по новым домам, и у меня начнётся комплекс неполноценности.
Бронированная дверь с изящным номером — я звоню, привычно ожидая, что дома никого не будет. Но Светлана Манилова, двоюродная сестра, и, иногда хороший друг, открывает мне двери и вешается на шею.
Светка в отличии от меня действительно красавица: правильные черты белокожего лица, золотистые волосы до талии, ясные голубые глаза, невысокая, изящная фигурка. В коротком шёлковом халате она кажется японской статуэткой, но не настолько плоскогрудой, как японка.
Каждый раз, когда я к ней заваливаю, меня начинает давить жаба. У неё красивая, новая мебель, евроремонт, туалет и ванная как заграницей… Обои, техника, шёлковые шторы — — от всего этого хочется в петлю чувствуешь себя неполноценной. Зато понимаешь, как на самом деле должны жить нормальные люди!
Светке досталась маленькая однокомнатная квартира после отъезда её мамочки за границу. Мама бесследно пропала, но иногда присылала нам открытки на праздники и свои фотографии на фоне красивых мест. Денег она дочери не высылала. Зато теперь Света Манилова — автор многих женских романов, выходящих за границей. Возможно пробиться моей двоюродной сестре помола тайная ненависть и желание, чтобы мамочка когда-нибудь наткнулась на её книжку в своей Америке.
Мы же с моей мамой разменялись, ей досталась большая двухкомнатная квартира, а мне — маленькая однокомнатная. Мать оправдывала это тем, что у неё, дескать, есть мужчина, а у меня нет. Что же она скажет теперь, если Геннадий вернётся?
— У тебя снова проблемы? — проницательно вглядевшись в меня, заметила она.
— Откуда ты знаешь? Неужели у меня такое прозрачное лицо, что сквозь него мозги видно?
— Нет, просто ты редко заходишь ко мне, когда у тебя всё хорошо. Когда я особенно сильно по тебе скучаю, я желаю тебе какую-нибудь небольшую проблемку, что бы ты прибежала ко мне за утешением. Света мягко улыбнулась — она вообще была спокойной, если её не злить — но я всё равно ощутила угрызения совести.
— Прости! Я полосатая свинья… Обещаю вырасти духовно и превратиться, если не повезёт в человека, то хотя бы в обезьяну! — поклялась я.
Я сняла туфельки и надела мягкие тапочки с головами свиньи, которые мне достала из шкафчика для обуви сестра. — Это намёк?
— Будешь их носить, пока не исправишься, — тоном, не терпящим возражений, заявила сестричка.
— Ничего, я специально для тебя куплю тапочки со змеинными мордами и подарю их тебе!
— Я их приберегу для своего очередного парня. Итак, что с тобой? Ты какая-то бледная… На лице девушки отразилось неподдельное беспокойство — наверное, от постоянно написания слезливой патоки Светлана стала излишне восприимчивой.
Мы прошли в гостиную, я села в мягкое зелёное кресло и уставилась на салатовые с белым обои — зелёный ведь успокаивает нервы. Атласные зелёные шторы украшали евроокна — я ощущала себя Элли в «Изумрудном городе». Сестра принесла мне зелёный чай и вазочку с шоколадными конфетами.
— Жаркое ещё тушиться, ешь и терпи! — приказала она, падая в изумрудное кресло напротив моего. Хорошо хоть мебель была светло-коричневой, а не зелёной!
— Итак, начинаю жаловаться… И я рассказала ей всё… — Ты ведь можешь мне помочь! — взмолилась я, закончив сбивчивое повествование. — Всё-таки ты писатель. У тебя должно иметься богатое воображение!
— Мне кажется, твой Шоповалов давно уже знает ответ, только держит от тебя в секрете, — усмехнулась она.
Я отпила глоток тёрпкого чая и съела конфету: — Ты думаешь?
— Я уверена в этом! Просто правда не всегда бывает доказуема и наказуема! Вот он и боится сглазить.
— Ладно, ладно, ладно. Допустим, что Гена — сволочь. Меня интересует твоё мнение! Я не думаю, что оно будет более убогим, чем моё. Как говориться, ниже пола не провалишься!
Света нахмурила светленькие бровки: — Ну, мне почему-то кажется, что убийц — двое.
— Почему? — искренне изумилась я.
— Два почерка: снотворное и полотенце, — серьёзно заявила Светка. — Мне даже кажется, что снотворное подсыпал вам Адам, а потом благополучно забыл, — ведь он же шизофреник! Может, ему казалось, что все вы виноваты в смерти его жены! Или в том, что его уволили. Знаешь, у психов логика очень странная.
— А ты откуда знаешь? — с подозрением уточнила я.
— А ты думаешь, что нормальный человек будет писать такую чушь? Ну шучу, шучу! Всё-таки у меня действительно бурное воображение… Ну, или Сергей по приказу своей начальницы… может, она тоже сбрендила из-за убийства дочери. Если снотворное подсыпал Адам — то визит Арсены он выдумал. А если не выдумал, значит, подсыпал Сергей по приказу своей любовницы. Ведь он надеялся удержаться на фирме! А потом он с Арсеной поругался, испугался милиции и Адама травить пришла она, собственной персоной! Может, ей пришло в голову отравить всех, кто мог быть причастен к смерти Лены? Тех, у кого был повод её убить! А чем же ей травить вас, бедняжке? Клофелин хорош — но он просто вырубает память на день вперёд и день назад… ну, я слышала такое… его в аптеках без рецепта не продают. Хотя, демедрол ведь тоже! Слушай, а ты не знаешь, может Арсена его принимала? Ведь с её деньжищами дать взятку врачу она могла!
Я честно попыталась вспомнить все наши разговоры с Леной, когда она рассказывала про себя и свою семью.
— О, я вспомнила! Сама Ленка Савельева демедрол принимала! У неё была бессонница! Может, нечистая совесть спать не давала?
— Так разве мать после смерти дочери не могла взять её лекарство? Ведь у Лены других наследников не было? Кто же ещё забрал её вещи — мать!
— Да, ведь муж, я так понимаю, навеки прижился за границей, ему эта квартира вовсе не нужна! К том уже, он там не был прописан, только Лена с мамой. Но Арсена постоянно жила в своей гостинице.
— В любом случае, это не столь важно… главное найти душителя!
— Как это не важно? Мне важно, кто меня засунул в мусорник! — обиделась я.
— Ты же знаешь кто: Саша и Сергей!
— Ну…да.
— Александра, я думаю, погибла совершенно случайно.
— Ну… наверное. Может быть.
— Главное узнать, кто задушил Лену и Евгению.
— Евгениею скорее всего муж, — сказала я, допивая чай и принимаясь за более активное уничтожение конфет.
— А вдруг всё-таки нет? Нам нужно узнать, каким образом связаны Лена и Евгения.
— Что, сходить к гадалке?
— Мне почем-то кажется… неверное, интуиция…
— Ну да, больше ж нечему!
— Не перебивай когда я за тебя думаю!
Я послушно заткнулась, тихонько похрустывая конфетками.
— Короче, мне кажется что тут дело не в фирме «Золотая орхидея»! неприятности в фирме закончились всеобщим отравлением снотворным и смертью Александры Образцовой. А потом, возможно, в отместку Адам выпил несколько таблеток — вовсе не смертельную дозу — и решил отмстить Арсене за увольнение. Так, мелкая месть напоследок. Или он сам отравил тебя и Сашу, а потом испугался, когда Александра погибла и решил инсценировать собственное отравление, чтобы снять подозрение с себя и направить на Арсену. В любом случае, неважно, так как он псих и за свои действия не отвечает! Да к тому же ещё наркоман!
— Удобно быть психом! А если это всё-таки Аресна с Сергеем?
— Она всё равно отмажется! Или ты до сих пор не поняла силы денег? Особенно в нашей нищей стране. И тем и другим ровно ничего не грозит! Поэтому-то нет никакого смысла выводить их на чистую воду, — яростно подытожила Света. — Займёмся душителем.
— Как и ты тоже?
— А как же? Мне ведь тоже скучно!
***
— А как?
— Очень просто! — жизнерадостно воскликнула сестра, — применим твою методику. Она мне очень понравилась и хочется проверить её на практике — аж руки чешутся!
— Какую это? — подозрительно спросила я, щуря свои разнокалиберные глаза. — Нет, только не эту!
— Эту, эту! — радостно покивала золотоволосая стерва. — Ты просто гений!
— Ага, подойти к каждому и сказать: «Да, я знаю, что убийца это ты»… Любой идиот сможет! Вот только что с ним потом сделают? А помнишь, что сделали со мной? А ведь может быть хуже, если мы случайно столкнёмся с настоящим Душителем!
— А мы с тобой действительно можем столкнуться с ним только случайно, — пробормотала Света Манилова. — Не надо переоценивать наши мозги. У амеб их больше. Итак, с кого начнём?
— Ой, перестань! — я внезапно ощутила усталость, намертво приковавшую к земле. — Я уже по всем прошлась! К тому же, я ведь уже успела всем угрожать на вечеринке. Во второй раз мне уже точно не поверят.
— Хм, — Светка сделала задумчивое лицо, — а если пойду я?
— Что? Думаешь, — я обидчиво скривила губы, — ты выглядишь намного умнее меня? Ты же пишешь любовные романы, а не философские трактаты и не учебники по математике! Откуда интеллект на твоём лице красивом личике? Извини, я конечно не хотела тебя обидеть, но ты так же похожа на красивую фарфоровую куколку как и я. Мы настоящие женщины, а не какие-то умные уродины!
— Да выслушай же мой план сначала, а потом будешь критиковать! — нетерпеливо замахала ручками сестричка. — Я пойду ко всем ним — по очереди и скажу, — она прикусила алую губку белыми зубками, — что я — подруга Лены Савельевой. И что у меня находиться её дневник! — с триумфом выкрикнула она, затем несколько раз подпрыгнула на кресле. — И скажу, что за дневник я хочу…ммм, что же я за него хочу? Ну, тысячу долларов, допустим.
— Ага, это для тебя тысяча долларов — средние деньги, а для многих из нашей страны — это мечта всей жизни! — с издевкой и некоторой злостью заметила я.
— Так я специально выбрала такую сумасшедшую цифру! — воскликнула сестра и помахала ногами. — Только убийца захочет его купить, понимаешь? Остальным, как я поняла, эта Лена нафиг не нужна, а её дневник — тем более! Вообщем, жди меня здесь, можешь видик посмотреть и в холодильнике рыться… Вообщем, делай что хочешь. Хоть в ванной купайся. Полая энтузиазма Светка кратко составила поддельный дневник умершей Лены, затем я дала ей адреса и указания, и она, напевая, ушла.
Мне было как-то не по себе, почему-то вспомнилась задушенная Женя… Затем — задушенная Лена. затем они вместе. Я начала ходить кругами по её дорогой квартире… Я пыталась утешить себя тем, что, возможно, если Свету убьют, эта прекрасная квартира достанется мне. Но это меня почему-то не утешило. Я схватила телефон и позвонила Геннадию на работу. Несмотря на все плохие слова, которые он мне сказал, я рассказал ему о нашем плане. Естественно, он пришёл в бешенство и повесил трубку.
***
Раздался звонок в дверь, я содрогнулась и побежала к двери. Я надеялась, что это Светлана, которая забыла взять ключ. Но в глазок я увидела моего следователя. Он стоял с очень неприятным лицом — меня охватили дурные предчувствия. Я открыла дверь и буквально упала в его объятия, почти без сознания.
— Её убили, да? Светку убили? — пролепетала я.
Гена осторожно, почти бережно внёс меня в квартиру, посадил на стул, снял ботинки, а потом поволок в комнату, где и положил на диван. Затем медленно обвёл взглядом комнату: — Какое тут всё зелёное…
— Ага, — ответила я. — Почему ты молчишь, скажи мне правду! Я же умираю от беспокойства!
— Вас убивать надо, детективов несчастных! — зло заметил он. Затем с яростью заходил по комнате, едва удерживаясь, что бы не пнуть что-нибудь.
У меня в животе нарастал ледяной ком, сердце бешено забилось.
— Что с ней, не томи! Ты — садист!
— Не знаю, — раздражённо буркнул Геннадий, я поняла по красноречивому выражению его лица, что он волнуется так же как и я. — Я прошвырнулся по всем подозреваемым, но её не нашёл.
— А как ты объяснил, почему ты её ищешь? — заинтересовалась я.
— Сказал, что она — главная подозреваемая и я собираюсь её арестовать. Зато я узнал примерный маршрут её пути, — похвастался он, избегая моего укоризненного взора. Я лежала, как жертва, как немой укор тирану. — Прыткая девица — вся в тебя. Она пробежалась по всем. Даже к Арсене заглянула. та, кстати, была злая, презлая. Кажется, её порядком доконало, что какая-то незнакомая девица заявляет, что она подружка её дочери и предлагает купить какой-то дневник. Он хмыкнул, расправляя складки на лбу. Я поняла, что гроза миновала.
Геннадий заварил мне кофе и себя тоже не забыл. В холодильнике рыться не захотел из принципа, так что мне пришлось встать с кровати и залезть туда самой. Мы пообедали.
— Какое блаженство! — задумчиво произнёс он, садясь на диван, где я лежала. — Даже не вериться, что я — на работе.
— Ты обижаешься на меня? — робко спросила я. — Понимаешь, у меня с тем наркоманом действительно ничего не было! Просто мне стало его жаль…
— Забудь, — серьёзно ответил он. — Я тоже не имел права устраивать тебе сцену ревности.
— Да?! И ты это признаёшь? Не может быть! Что-то где-то сдохло…
— Надеюсь, что нет, — суеверно заметил он. — Ты знаешь, что Адам Безрукий удрал из больницы?
— Откуда? Почему? Его там плохо кормили?
— Он совсем умом тронулся, — мрачно процедил Шоповалов. — Надеюсь, твоя сестра с ним не столкнётся.
Но она таки столкнулась. Оказалось, что и мой прогноз насчёт того, что кто-то где-то сдохнет, оказался пророческим.

***
Мы ждали до вечера, волнуясь всё больше. Гена постоянно висел на телефону, наверное, обзванивал больницы и морги. Я орала на него, крича, что из-за него моя сестра не моет дозвониться к себе домой. Мы немного поссорились, затем помирились. Ближе к десяти вечера я уже смирились с мыслью, что Светку я больше в живых не увижу. Я забилась в истерике, следователю пришлось отпаивать меня валерьянкой. Она помогла мало, хоть я и выпила почти весь флакончик.
— Всё, теперь навек изменю своё негативное мнение о женской дружбе! — воскликнул он, когда провалилась его очередная попытка меня утешить. — Ты так убиваешься, словно это я пропал! Я только злобно глянула на придурка и швырнула в него подушечку с дивана. Конечно, не попала, да ещё пришлось вставать, поднимать её и класть обратно.
Тут раздался знакомый и до боли родной скрежет ключа в замке.
Мы оба кинулись к двери, Геннадий почему-то выудил из кармана револьвер.
— Ты что, думаешь, что убийца убил Светку, а теперь ищет нас в её квартире, чтобы тоже убрать? — ехидно заметила я.
Но Гена только приложил палец к губам.
Как драматично! Настоящий боевик. Мы стояли с двух сторон от двери, наконец, дверь открылась и в лицо Свете уткнулся большой револьвер. Мне стало интересно, он 45-го калибра, или как?
Светка застыла, а потом грохнулась в обморок. Кстати, я её не винила. Потому как сама недавно отколола подобную штуку. К тому же Света упала в обморок от созерцания настоящего, боевого оружия, быть может, даже с патронами, а я же испугалась игрушки.
Когда мы привели её в чувство, она только обрадовалась возможности познакомиться с настоящим следователем из прокуратуры и ничуть не обиделась на пистолет. Мне даже показалось, что она была в восторге.
— А я всю работу за вас сделала! — гордо сообщила она, радостно улыбаясь. — Дело закончено, можете отдыхать.
— Как это? — с подозрением заметил Геннадий.
— А так… мне просто повезло. Сначала я заметила одну удивительную вещь, как раз передо мной к подозреваемым заходила … Арсена Миловидова! И раздала шоколадные конфетки. Глупо, правда? Я их собрала, вон в кульке — целая коллекция! Конечно, так просто отдавать целую коробку «Вечернего Киева» никто из них не хотел, и купила им новые коробки. В этих яд, можете волочить их на экспертизу — не ошибётесь.
— Да ну? — съязвил Гена, но я замахала руками, гневно глядя на него.
— Но это ещё не всё! — буквально пыжилась от триумфа Светлана. — Я точно знаю, кто убил Лену Савельеву и Женю Лиднёву!
— Кто?! — жадно спросили мы, наклонившись над ней. Света продолжала лежать на диване, как царица.
— Ну… Лену убила Женя. А Женю — Арсена. А Арсену… подозреваю что сейчас убивает Адам Безрукий.
— Чего? — Гена приложил одну руку к уху, как тугоухий. — Девушка, вы решили выиграть конкурс на самую дурную героиню иронического детектива? Что вы мелите? Как же вы меня все достали! — он обводил нас волчьим взором, словно выбирая, кого первую убить.
— Нет, я правду говорю. Я не выдумываю! — вскричала Света, глядя на него молящим взором. — Вот как это было… Я зашла к Адаму домой.
— Так он же сбежал из клиники, — вставила я. — Он что, такой идиот, чтобы отправиться в собственную квартиру?
— И всё-таки он там был. И он открыл мне дверь сразу, когда я только упомянула дневник.
Он его пролистал, и заявил, что дневник поддельный и начал меня убивать. Я вынуждена была всё ему рассказать… А он поведал мне о своей грустной судьбе. Бедный! Я бы тоже на его месте захотела убить эту сучку Лену!
— Так это он её убил? — обрадовался Гена.
— Нет. Он не успел. Её убила Женя. Она сама ему рассказала. Это было так: Лена пошла в какой-то ночной клуб где и столкнулась с Женей. Увидев, что бывшая сотрудница неожиданно разбогатела удачно выйдя замуж, Лена начала её шантажировать кассетой. Кажется, она была пьяна. Может быть, это казалось Лене удачной шуточкой. Ей нравилось пугать людей, как я поняла. В общем, Женя всю ночь клянчила у Лены кассету, которую та подарила Сергею. Подозреваю, что они поссорились. Женя преследовала Лену до её квартиры, часов в шесть утра.
— Да, она умерла в шесть, — подтвердил Шоповалов. Он делал вид, что ему не интересно, но внимательно слушал.
— Думаю, эта сумасшедшая — я имею в виду Женю — не выпросив у Лены кассету, задушила её. Скатертью дорога. А потом Арсена убила Женю, подозревая ,что именно она убила её драгоценную дочурку! — триумфально сказала она радостно улыбаясь. — Тоже задушила, чтобы не оставлять отпечатки пальцев… полотенцем.
— Интересно. как такая подозрительная сумасшедшая, как Евгения пустила Аресену к себе в квартиру, — задумчиво заметила я. — Наверное. сделала вид, что принесла кассету. Женя была помешана на своей кассете. Уж я-то знаю!
— Ты всё знаешь, — поддел меня Гена. — Вы, бабы, вообще такие умные! Куда нам мужчинам со своим половым инстинктом.
— А потом… Адам обиделся, что ему не удалось отомстить Лене и решил убить хотя бы Арсену. Это он мне рассказал, а не я сама выдумала! — добавила она, увидев скептическую гримасу следователя, сложившего руки на груди. — Не думаю, чтобы он стал убивать Арсену ради Жени… Женю-то он почти не знал.
— Откуда ты знаешь, что Адам собирается убить Арсену? — с подозрением допрашивал Гена.
— Он мне сказал. Откуда ж ещё? Сказал, что прямо сейчас встанет и пойдёт убивать Арсену, если я не против лишиться его приятного общества. Сказал, что надо остановить эту отравительницу, пока она не потравила всех, кого надо и кого не надо. В принципе, я с ним согласна.
Гена схватился за голову и убежал. То ли ему стало плохо, то ли пытался спасти Арсену… кто поймёт этих мужчин?
***
Что я могу ещё добавить? К изумлению Гены Света и я оказались кругом правы. Водитель такси, подвозивший в роковое утро Лену Савельеву с Евгенией Лиднёвой дал показания, что девушки сорились всю дорогу. Женя плакала, умоляла вернуть кассету, говорила, что Лена разрушит её идеальный брак. А та смеялась над ней. А потом девушки вместе вышли недалеко от Лениного дома. То есть, Женя убила Лену. Но её уже не посадишь — она мертва.
Адам действительно убил Арсену… задушил. Полотенцем. Оказалось, что Аресена на самом деле убила Женю. В её дневнике было это намерение это сделать, да и консьержка в конце концов вспомнила, что Арсена поднималась к Жене в день убийства. В конфетах обнаружили снотворное — не думаю, что кто-то бы умер от такой мизерной дозы. Хотя… стоит только вспомнить Александру Образцову, которая загнулась… Кстати, кто отравил её на празднике так и осталось загадкой.
Адама посадили в психушку. Моя сестра заставила меня начать писать детективы и скоро я стану знаменитой — жду выхода своей пятой книжки. Геннадий у меня прижился, почти привыкнув к моим чудачествам. Да, самое главное, я уволилась! И мой шеф-поросёнок больше меня не напрягает!