Charitas omnia credit?
{ Любовь всему верит (лат.)}
Шура Барзеев влюбился! В это, конечно, трудно поверить, но Шура Барзеев — эстет, позитивист и неизменный поклонник талантов Генри Миллера и Анаис Нин влюбился как простой мальчуган с первого взгляда. Пришел к двоюродной сестре на день рождения в Текстильный институт и скучал отчаянно. Да и как скажите не скучать взрослому мужику, если девушки текстильщицы все как одна серенькие какие-то, а из горячего одно только шампанское и больше ничего. Шура уже уходить собрался, да тут новая гостья пришла. Именинница подвела ее к Шуре знакомиться. Грациозно наклонив головку, гос-тья повернулась к Шуре, протянула ему руку; ласковая мимолетная улыбка вдруг появи-лась у нее на устах, и … Шура упал сраженный замертво. Рембрандтовская Саския , ка-призная, нежная, кокетливая Саския; именно такой, увидел ее великий голландец, и имен-но такой он показал ее всему миру. Ни о чем другом теперь Шура и думать не смел, весь вечер с новой подруги глаз не сводил, никому не давал к ней даже приблизиться, стихи о любви читал, про параллелизм в творчестве художников Кустодиева и Рембрандта рас-сказывал. Потом они влюбленные всю ночь по Москве бродили, на звезды смотрели, а Шура об истории архитектуры Москвы живописал. Очень красочно Шура все рассказы-вал, а главное так он свою экскурсию построил, что они в конце концов возле Шуриного общежития оказались. Предложил Шура люмимой своей зайти посмотреть на скромное его обиталище. Девушка вначале в комнату заходить не хотела, долго отнекивалась и от-казывалась, но Шура весь свой талант использовал и уговорил таки. Зашли в комнату а на Шуриной кровати Самсон-друг спит. Шура очень расстроился:
— Что же это ты, Самсоныч, разлегся тут, как свинья поверх одеяла? Видишь, мы отдохнуть пришли. Я и моя любимая — Соския! (Шура так и произнес Соския, через бук-ву «О», он слышал, что настоящие голландцы всегда так говорят).
Самсон ни слова не возражая с кровати слез и отправился Леху Сушинского бу-дить. Он решил на Лешиной кровати прикорнуть немного, а Леха его намерения спросо-нья неправильно истолковал:
— Самсон, ты чего это тут? Может, нехорошее что задумал? Прекрати!
— Что прекратить? Говорят и не знают сами, чего говорят! Шура вернулся!
— Ну и спал бы вместе с Шурой, у него кровать широкая!
— Так он не один пришел! Соску какую-то привел.
— А! ну, если соску…
А Шура их диалог и не слышал совсем, не до того ему. Шура принялся на ночлег укладываться. Но тут его неприятность крупная подстерегла; очень уж его девушка непо-датливой оказалась. Сколько Шура ее не уговаривал, ничего не получалось, всякий раз у нее отговорка находилась: то у Шуры ноги колючие, то Самсон не спит, смотрит, то еще какая-то ерунда. Наконец после долгих переговоров удалось Шуре верхнюю часть «амму-ниции» снять, но дальше…
— Нет, Сашенька, я так просто не могу, я обет дала; никому не принадлежать, только одному любимому и единственному.
— Любимая! Так я же и есть твой самый дорогой и единственный!
— И все равно нет, Сашенька, только после свадьбы…
Услышал Шура Барзеев такие слова и весь счастьем и нежностью неописуемой ох-ватился, — «Ах, какая же девушка моя любимая скромница целомудренная». Хотел было он меж собою и девушкой любимой меч положить или на другую кровать перебраться, но очнулся вовремя; кровати все заняты, а меча у него отродясь не водилось. Расслабился Шура и начал стихи сочинять; но не во весь голос, а про себя; Шура всегда, когда в вол-нительном состоянии оказывался, в голове рифмы прокручивал. Замечательные в этот раз у него стихи получились, чувственные.
Любимые девушки – вид ваш прекрасен,
И мысли наивные радуют нас.
Но мир окружающий очень опасен,
А каждый четвертый вокруг …
Тишина, ветерок за окошком шуршит, Шура рифму на …ас подбирает, а сам к предмету страсти своей потихоньку подкрадывается, но тут новая неожиданность; откуда-то стук раздался, слабенький такой; тук-тук-тук. Шура даже вначале подумал, что это у него в голове рифма стучит, но тут снова и посильнее уже; тук-тук-тук!
— Шурочка, мне страшно, кто-то в дверь стучит.
— Да кто же к нам стучать будет, любимая. У нас открыто всегда.
Вскочил Шура с кровати, дверь распахнул, действительно нет никого. Только назад к кровати вернулся, как снова стук раздался. Тут Шура окнчательно из мира грез вернул-ся:
— Любимая, это же Полковник из шкафа стучит.
— Как из шкафа? Что же у вас в шкафу полковники проживают?
— Не тревожься, Саския моя, Женька Лазарев – отличный парень, он у нас часто в шкафу спит. У него болезнь такая хитрая – Агорафобия. Он открытого пространства бо-ится, а в шкафу мы его на ключ закрываем, ночью дверь случайно открыться может.
Подошел Шура к шкафу, ключик повернул, дверка открылась, а оттуда парень взъерошенный выскочил, и в коридор бегом, на Шурину девушку даже и не посмотрел. Парень в туалет побежал, а Шура назад в кроватовку вернулся; лежит его девушка ти-хонько на кровати, в одеяло с головой завернулась и молчит.
«Стеснительная» — подумал Шура и снова мечтам предался. А потом и не заметил, как заснул. Очень крепкий у Шуры организм был.
А проснулся Шура — светло совсем. Ребята в институт собираются, Саския к сте-ночке отвернулась, в одеяло закуталась, не слышно ее. Тут как раз и Женька из шкафа вы-лез:
— Простите меня, ребята, я вам, наверное, весь кайф сломал, но уж очень писать захотелось, сил терпеть не было.
Если бы Женька Лазарев таких слов не сказал, то и Шура промолчал бы, и неиз-вестно чем бы все закончилось, но тут Шуре немного неприятно стало:
— Не понимаю я вас, Полковник, как вы можете такие вульгарные слова в присут-ствии моей дамы произносить, Саския таких слов не любит и к тому же стесняется очень!
Но ведь и Полковник Лоуренс не простой парнишка был, он тоже обижаться умел:
— А я вас тоже не понимаю, Саша! Такой солидный человек, а позволяете себе на уши макаронные изделия навешивать. Никакая это не Саския, это Нинка из Энергетиче-ского. Я ее по голосу сразу признал. Никого она не стесняется, она половину Энергетиче-ского института окончила, и прозвище у нее для этого соответствующее есть «Мериоха-не».
— Погоди, Лоуренс, погоди. Что это ты непонятное такое говоришь; «Мери…»
— Что-то вы сегодня расслаблены очень, Шура, почти как жираф. На примере по-ясняю. Вы про Клеопатру египетскую слышали? Так вот у нее такое же прозвище было «Феллатриса мериохане», что в переводе на русский язык означает — рот нараспашку.
— Рот нараспашку? Так ты что, Лоуренс, хочешь сказать, что она минетчица, а ме-ня всю ночь динамила по-крупному?
— Ну вот вы и окончательно проснулись, Шура! Совершенно правильное слово вы подобрали. «Динамистка». Нинка любит парнишкам вроде тебя мозги пудрить. Она от этого кайф большой ловит.
— Ах, ты ж сука этакая! – Шура матерно выругался, — Я к ней с любовью огромной, а она — динамо крутить?!
А «девушка любимая» еще больше Шуру расстроила: откинула она одеяло и так за-разительно смеяться начала, что все вокруг начали нехорошими словами на Шуру ругать-ся.
— Смотри-ка, она же еще и смеется надо мной! А ну-ка, детка, иди погуляй в ко-ридорчике, успокойся маленько
Схватил Шура обидчицу свою поперек талии и в одних маленьких трусиках в ко-ридор выставил. Но тут уж полковник вступился:
— Зря ты Барзеев так грубо; не по чину. Нинка чувиха клевая, а то, что она тебя кинула маленько, так это у нее в крови. А ты как хотел? «Лучше горькая но правда, чем хорошая но ложь?»Да к тому же ты сам во всем виноват. «Дорогой и единственный!»
Рассмеялся Шура, вся злость у него прошла сразу. Нинка после этого еще пару дней в общаге ошивалась, но Шура после такого конфуза в любовь с первного взгляда верить перестал.