Юрию Олеговичу снился сон. Сон был тягучий и длинный. Ужасный сон; будто он Юрий Олегович Краянский совсем уже не старший научный сотрудник института прикладной статистики, кандидат технических наук, примерный муж и семьянин, а древнегреческий бог огня и ремесел, Гефест, сын повелителя Олимпа, громовержца Зевса и хранительницы небесного очага богини Геры. Жил себе Гефест-Краянский на Олимпе хорошо и прекрасно, но вот именно в этот самый момент всеблагой Зевс обиделся на него за какую-то мелкую провинность и сбросил с небес на грешную землю.
Юрий Олегович летел долго. Это было невыносимо. Бесконечная глубокая пропасть, а в конце пути каменная твердь далекого острова Лемнос, куда по замыслу нехорошего Зевса он должен был приземлиться. Юрий Олегович издал пронзительный крик и проснулся от резкого толчка. Он машинально потянулся к ногам, ощупывая переломы, полученные при ударе, но остановился, сраженный наповал.
— Проснулся, идол окаянный?! Что, ты там щупаешь, думаешь, трусы у своей шлюхи оставил?
Юрий Олегович спустил ноги с кровати и огляделся; на душе у него потеплело, все вокруг родное, привычное; и находится он не в золотом дворце на Олимпе, а в своей двухкомнатной квартире на улице Усиевича, и не нужно ему более опасаться гнева вседержавного повелителя грома и молний. И хотя гнева своей драгоценной супруги он боялся не менее чем ярости громовержца, но все-таки она была ближе и роднее.
— О чем говорите вы, прекрасноокая богиня моя. Осматриваю я раны свои и переломы, полученные в результате падения с Олимпа небесного и удара о твердь земную. Не угодил я папочке своему Зевсу громовержцу, вступился за мать родную, царицу небес, лилейнорукую Геру….
— Вставай уж, олимпиец хренов! За мамочку он вступился. Мамочка твоя сама кого хочешь обидит. На часы посмотри! Вчера, небось, опять греческий праздник отмечали? На бровях пришел… защитник!
— Не сердитесь, благодетельная моя, не расходуйте понапрасну свои нервные окончания. Вчера действительно праздник был; восьмой день месяца Пианопсиона. Благодетельные афиняне всегда устраивали в этот день торжественный праздник в честь Тезея, победителя Минотавра — чудища в образе полубыка-получеловека. Отшиб Тезей Минотавру рога острые, да и его самого….
— Победителя?! Лучше бы он тебе кровопивцу рога поотшибал; или еще чего-нибудь.
Несостоявшийся олимпиец нашел свои шлепанцы и, немного покачиваясь от слабости, побрел в туалет, совершать утренние процедуры. И тут его ожидал такой удар судьбы, что все переживания Гефеста показались сразу же мелкими и ничтожными. Едва он начал процесс мочеиспускания, как ощутил такую жгучую резь в самом интимном органе своего тела, что чуть было не упал головой в унитаз. Вдобавок ко всему жидкость оказалась не желтоватой, как обычно, а ярко-красного цвета.
«Все, конец! — промелькнула в мозгу трезвая мысль, — подцепил. Не иначе как гонорея».
Мозг Юрия Олеговича продолжал лихорадочно работать: «Так, инкубационный период три-пять дней. Кто бы это мог быть? Нинка, Катя, а, может, Надежда? Он все еще перебирал возможные варианты, но был прерван громким криком:
— Ты что! Заснул там! Выходи, завтрак стынет, десять раз греть не буду!
«Распротудыть твою мать налево в корень, в тряпки, в…, — в минуты отчаяния Юрий Олегович вспоминал свои деревенские корни и ругался крепко, по-простому. — А что если я Варвару заразить успел? Тогда кранты мне приснились; окончательно….»
— Чего это ты белый, словно полотно стал, никак вчерашняя сивуха выходит. Так тебе и надо сволочуге, не будешь как свинья нажираться. Верно меня мама предупреждала….
— Не ругайся, Варенька, нездоровится мне что-то. Я уж завтракать, наверное, не стану, в институте потом пообедаю.
— И в правду заболел, Варенькой обозвал, — супруга немного смягчилась от удивления, но затем снова перешла на строгий тон, — смотри же, сегодня не наклюкайся! Да приходи пораньше! Вечером Иринка с Алексеем в гости придут, — она повернулась и пошла на кухню бормоча что-то себе под нос:
«Послал же бог наказание, — донеслось до слуха Юрия Олеговича, — старший научный сотрудник, доцент, статистикой всей страны заведует, а пьет хлеще, чем батюшка мой покойный».
Но Юрий Олегович не слушал причитания жены. Он оделся и быстрее ветра полетел на службу. Необходимо срочно было получить дельный совет, а кто его мог дать лучше и точнее, чем старый друг и собутыльник Валерий Львович Скаткин.
К счастью, Валерий Львович находился на месте. Доцент Краянский залетел в кабинет и прямо с порога, не закрывая двери, закричал:
— Валерка, горю! Красным пламенем сгораю!
— Ты что, Юрка, что случилось? С детьми что-нибудь? — Валерий Львович смотрел на плюхнувшегося в кресло Краянского выпученными глазами.
— Хуже! Подцепил я!
— Кого подцепил? Ты толком все объясни.
— Как кого? Ты что, ни разу неграмотный! Сам не знаю чего, может триппер, а может гонорея. Пошел сегодня утром поссать, а там резь такая, что на потолок прыгай. И моча красная.
— Дурачок ты, Олегыч! Как пить дать, дурачок. Во-первых, триппер и гонорея одно и то же, а во-вторых, от кого ты мог подцепить? У нас все бабы проверенные. Может, ты простудился просто, или показалось. Сначала провериться нужно, а потом уже в панику ударяться. Хотя постой, постой. В первую очередь о себе позаботиться нужно. Инкубационный период пять дней; берем для верности неделю. У нас с тобой за это время совместных половых контактов не было, — Валерий Львович усмехнулся.
— Ты, что, офонарел совсем? Какие контакты совместные? Я тебе голубой, что ли?
— Да не кипятись ты, Юрка; шучу я. Не волнуйся. Теперь это быстро лечат пару уколов и готово. Сейчас Наумычу позвоним, он у нас главный венеролог, в момент проверку организует. А если что, я тебе командировочку в Воронеж оформлю на время лечения.
Валерий Львович принялся накручивать диск телефона и через некоторое время уже весело кричал в трубку:
— Привет, Марк Наумович, как жизнь молодая процветает? У нас тут казус небольшой произошел с небожителем Юрием. Да, да! Говорит, что по части Афродиты. Посодействуй, пожалуйста, бедному человеку. Совсем сил нет на него смотреть, загибается мужик от горя окончательно. Диктуй, я записываю, — он начал черкать на календаре, но затем отбросил ручку, — ну если прямо сейчас, то тогда спасибо огромное. Прощевай Марк Наумович, до скорого свиданьица.
Львович повернулся и протянул листок:
— Держи координаты: комитетская поликлиника в Варсонофьевском переулке, профессор Перельский Марк Наумович. У них там особое венерологическое отделение есть, для таких, как ты. В общем, все в ажуре. Я про тебя профессору неоднократно рассказывал, так что он тебя как родного примет. Да ты не переживай, это же не простой вендиспансер, элитная поликлиника! Там все шишки обслуживаются.
— Венерологическое отделение? — в голосе Юрия Олеговича послышалась растерянность, — ты же сам знаешь, я этой заразы боюсь невозможно как…
— Если заразы боишься, платочек возьми. Через тряпочку дышать будешь, — Скаткин рассмеялся весело и заливисто, — иди уж скорей, друг любви и гармонии, а то инфекция по всему организму распространится. Да смотри там поосторожней. У Марка Наумовича такие сестрички работают…
— Какие к черту сестрички! Тебе зубоскалу все нипочем, лишь бы поржать над бедой человеческой.
Обиженный Юрий Олегович вышел из здания института и покатил на троллейбусе на Варсонофьевский. Моросил мелкий дождик; он навевал тоску. Черная мрачная туча закрыла полнеба, как раз в том месте, куда направлялся троллейбус. Сзади было гораздо светлее.
— Черт подери! Погода и та против меня. Уж лучше бы меня боги в Тартар низвергли.
Но инфекционное отделение немного утешило. Юрий Олегович приготовился открыть дверь, и в это время мимо него важно прошествовал солидный мужчина, в котором он узнал знаменитого актера.
«Ну, это все-таки ничего, — немного обрадовался Краянский, — раз уж народные артисты приходят…. Хотя, болезнь знакомых не выбирает. Один раз чихнул сифилитик, и миллион микробов на тебя высыпал».
До кабинета Юрий Олегович добирался крайне осторожно. Рот прикрывал платочком и старался не дотрагиваться ни до каких предметов. Венерические болезни — очень заразная штука.
Марк Наумович оказался невысоким жизнерадостным мужчиной лет пятидесяти на вид, хотя по рассказам Скаткина, он был гораздо старше.
— Добрый день, Юрий Олегович, добрый день! Присаживайтесь, будьте любезны, сейчас моя сестричка Людмила Анатольевна подойдет, и мы вами займемся. Она как раз за инструментарием пошла. Анализики вам делать будем.
«Надо же! В подобном вертепе и такие милые люди», — Юрию Олеговичу радушный прием понравился, но садиться, тем не менее, он не торопился.
— Да вы садитесь, не опасайтесь. Наши инфекции через кресло не передаются!
— Не скажите, не скажите, дражайший Марк Наумович, я теперь так напуган, что в троллейбусе за поручни не держусь. Опасаюсь!
— Ну, что ж вы прямо так. Может быть, у вас никакой инфекции и нет, а вы уже и возомнили себе невесть чего. Но вот зрачки ваши мне что-то не нравятся совсем. Скажите, у вас по утрам ноги не отекают? — и, услышав положительный ответ, профессор внимательно осмотрел зрачки и ногти пациента. — Почки ваши, батенька, вызывают некоторое опасение. Будем обследовать! А насчет вашей фобии; хотите, я вам притчу расскажу? Медико-психологический прием. Я ведь венеролог со стажем и тоже, между прочим, древней Грецией увлекаюсь.
— Интересно, интересно! А откуда вы знаете про мое увлечение?
— Ну, как же, Валерий Львович мне про вас неоднократно рассказывал. Да мы ведь с вами встречались! Вы разве не помните, в позапрошлом году у Николая Антоновича на юбилее? У меня ведь зрительная память очень хорошая. И знаете, что я вам скажу? Зря вы, милый мой, баньку отрицаете. Я про ваши страхи наслышан, все это преувеличение.
— Да я сам это прекрасно понимаю. Я ведь раньше заядлый парильщик был, но с тех пор, как грибок в бане подхватил, опасаюсь даже близко подходить.
— Страхи, все это, драгоценный вы мой, страхи и преувеличения. Недостойно для цивилизованного человека. Но, слушайте, однако. Приходит однажды ко мне на прием дамочка. Диагноз классический — lues vulgaris. Проще говоря, сифилис. Сама дамочка вся из себя авантажная, слов нет, сразу видно, из верхов. Я всю жизнь прекрасным полом увлекаюсь, сразу определяю, что к чему. С такими особами работать очень трудно, к себе не подпускают, на контакт не идут. А без взаимного доверия лечение тяжело проходит.
«Ах, профессор, даже и не знаю, что вам сказать. Где я заразиться могла; ума не приложу. Я все в мозгу перебрала и только на одном останавливаюсь. Месяц тому назад я на приеме в шведском посольстве с дипломатом норвежским познакомилась. Видный мужчина. Классической русской литературой увлекается. Муж в середине раута испарился по каким-то делам неотложным, меня в одиночестве оставил, и так тоскливо стало…. Мы с Хенриком оставшееся время о поэзии болтали, из одного фужера шампанское пили. Знаете, как сказал поэт:
«Вкус шампанского на хрустальной грани
Аромат твоих губ хранит…»
Романтика, одним словом…. А теперь подруга моя, Ларочка, утверждает, что именно от него наша общая знакомая сифилисом заразилась. И, главное, спросить не у кого. Норвежец на родину к себе укатил, ищи ветра в поле. А вы, профессор, что по этому поводу скажете?
«Да уж! Что тут скажешь. «Timeo danaos et dona ferentes» — бойся данайцев даже дары приносящих. Сифилис — очень прилипчивая штука. Волнами расходится. Наверное, уже и до мужа волна докатилась… Кстати, минералочки не желаете ли? — и стакан с водичкой пациентке протягиваю. — Нет, нет, вы столько много не пейте. Вам в теперешнем положении много жидкости потреблять нельзя. Значит, говорите, из одного фужера пили? — тут я стакан немного поворачиваю и всю оставшуюся воду спокойно допиваю. — Дааа! Очень прилипчивая штука сифилис!»
Что теперь пациентке делать? Volens nolens, приходится все рассказывать. А мне-то больше ничего и не надо; самое главное — контакт установлен. Теперь она, голубушка все мои предписания безукоснительно выполнять будет.
— Значит, говорите, бояться нечего? Но стаканчик-то, простите, вы все-таки переворачивали? Опасались немного!
— В этом-то вся соль и заключается. Не сифилиса я опасался. Бактерии сифилиса в неблагоприятной среде через семь секунд погибают. Просто дамочка стакан помадой испачкала.
— Чудненько! Чудненько! Успокоили вы меня, Марк Наумович. Прямо на сердце легче стало. Теперь и впрямь присесть можно, отдохнуть немножко.
— Ну, уж нет. Теперь не получится. Слышите, каблучки стучат? Это как раз по вашу душу, любезнейший, — и, повернувшись к двери, заулыбался еще шире. — Людочка, разрешите вам представить, мой лучший друг Краянский Юрий Олегович. А что, Юрочка, не правда ли хороша наша Людмила Анатольевна?
Юрий Олегович смотрел и не мог поверить своим глазам. На пороге стояло неземное создание. Очаровательное личико, обрамленное волнистыми русыми волосами, пышная грудь, которую едва сдерживал белый коротенький халатик, стройные ножки на высоких каблуках… Нет не здесь было место такому очарованию…
— Добрый день, Юрий Олегович, — произнесло создание низким грудным голосом, — Проходите, пожалуйста, в процедурную. Мы у вас анализ крови возьмем, мазок, кислотность мочи определим, сразу все ясно станет. Наум Маркович вам по анализу крови все рассказать сможет; даже чем вы в детстве болели.
— Людочка, вы с ним поаккуратней, он у нас впечатлительный очень. Кровь из вены возьмите, и из пальца на общий анализ. И на УЗИ направление выпишите, не нравятся мне его нефросы.
— Что, такой представительный мужчина и крови боится? Нехорошо! Да вы не беспокойтесь, Марк Наумович, не обижу, как отца родного…
Юрий Олегович уселся на приготовленный стул, облокотился и приготовился к боли. Но когда медсестра подошла, села напротив него и взяла его грубую руку в свои нежные ручки, сердце его упало далеко вниз и вовсе не от боли. Коротенький халатик убежал куда-то вверх, а загорелые полушария груди оказались настолько близко перед глазами, что стало просто не по себе.
— Пациент! Да не смотрите вы так! Вам при теперешнем состоянии дел вовсе неприлично так смотреть. Вот выздоровеете, тогда, пожалуйста, приходите и смотрите на здоровье, сколько хотите — Людочка весело смеялась, глядя ошеломленному Юрию Олеговичу прямо в глаза
— Флирт на рабочем месте? Не позволю! — раздался сзади веселый хохоток, — не позволю.
— Ай, бросьте вы, Марк Наумович! Уходите! Видите, пациент и без того нервничает.
— Ухожу, ухожу. А ты, Олегович, не теряйся. Она в тебя с первого взгляда влюбилась. По глазам вижу. — профессорский веселый смешок исчез за дверью процедурной.
— Ну, что ж, больной, раздевайтесь, будем мазок брать.
— Как раздеваться? До пояса?
— Да вы что! До какого пояса? — Людочка рассмеялась так заливисто, что лабораторная посуда на полках зазвенела разными голосами. — Брюки снимайте и трусы, будем сейчас ваш орган кислотой мазать. Чтобы в следующий раз неповадно было…. А, испугались! Не бойтесь, ваше богатство при вас останется.
Юрий Олегович конфузливо приспустил штаны и плавки.
— А ведь действительно богатство! — медсестра бережно взяла его орган одной рукой, а другой произвела процедуру, — счастливый вы, Юрий Олегович, придется после выздоровления поближе с вами познакомиться.
В лаборатории ультразвуковой диагностики толпилась большая очередь. Комитетчики совсем недавно урвали в свою поликлинику современное импортное оборудование, и теперь вся Москва стремилась обследоваться именно здесь. Юрия Олеговича уложили на кушетку и долго водили над ним каким-то аппаратом.
— Почечные лоханки у вас не особенно. Лечить надо, лечить.
Процедура окончилась. Юрий Олегович получил письменное заключение и начал спускаться по лестнице по направлению к кабинету профессора Перельского.
«Какие-то еще лоханки чертовы придумали. Совсем жизнь заела, —настроение, приподнявшееся было от общения с Людмилой Анатольевной, опять начало опускаться. — Сейчас еще один вердикт вынесут».
Но радостный Марк Наумович встретил его прямо у дверей кабинета.
— Ну что я вам говорил? Никаких гонококков и в помине не обнаружено. Мнительность все это ваша, батенька мой, мнительность и больше ничего. А резь в мочеиспускательном канале от песочка в ваших почках. Острые песчинки стенки капилляров царапают, конечно, больно станет.
— Вот это да! Вот это счастье жизни! — Юрий Олегович подхватил профессора на руки и закружился с ним по кабинету. — Значит никакой гонореи, и лечиться не нужно. Красота!
— Погодите, милейший, остыньте чуток. Лечиться нужно обязательно! Вы что думаете? Почки — это вам не игрушки. Да вы не возражайте, послушайте лучше, какие я вам рецепты выпишу. Во-первых, крупных камней у вас не обнаружено — это замечательно. Мелкие ультразвуком разрушим, они сами выйдут. А для выгонки песка, народное средство: сегодня же вечером выпиваете сто пятьдесят грамм водочки, вслед за этим две бутылки пива, желательного светлого, и затем в горячую ванну на полчаса. Воду погорячее делайте; как только вытерпите. Рядом посудину поставьте, чтобы далеко не бегать. А с завтрашнего дня ко мне на ультразвук. Будем камешки ваши дробить. Людмила Анатольевна выразила непременное желание вами заняться, а она большой специалист по ультразвукам. И баньку не забывайте, парная баня почки хорошо прочищает …
— Ну, что, бог любви, не успел появиться, как уже сестричку охмурил? Тебя, Краянский, в приличное общество допускать нельзя, — Валерий Львович смотрел на друга радостными глазами и смеялся от всего сердца, — Мне Наумыч уже позвонил, доложился. Давайте, может, по водочке за успех лечения?
— Извините, уважаемый, мне в теперешнем положении водка не рекомендуется, она сосуды ссужает, а мне наоборот нужно сосудорасширяющее!
Вечером Юрий Олегович разъяснял своей супруге основные положения современной медицины:
— Поймите меня правильно, прекрасноликая гамадриада моя, нефролитиаз — болезнь, требующая особого трепетного подхода. Мне ведь нужно песочек из почек изгнать. А вы знаете, как древние греки почки очищали? Они возлегали на горячих камнях и попивали божественный напиток. А обнаженные девушки исполняли восхитительные танцы, которые волновали и возбуждали истомленные члены.
— Я тебе сейчас таких девушек покажу, не вспомнишь потом, где твой член находится, — супруга погрозила Юрию Олеговичу увесистым кулаком и отправилась наливать горячую ванну.
Ночью Юрию Олеговичу снился сон, будто держит он в руках золотое яблоко с надписью: «Прекраснейшей» и не знает, кому из трех богинь вручить его.
Он смотрит на голубоглазую Геру, обещавшую сделать его великим царем, на гордую Афину — умным и мудрым. Нет! Не может он отдать им яблоко, никак не может. Затем останавливает свой взгляд на прекрасной Афродите. Она ничего не обещает взамен яблока, но внезапно ее длинная до щиколоток туника превращается в маленький белый халатик, а деревянные сандалии в туфельки на каблуках.
— О! Богиня! — Ты самая прекрасная из всех женщин! — сказал он и протянул яблоко.
Прекрасные руки обвили его шею, и низкий грудной голос произнес:
— Я столько лет ждала тебя….
Просыпаться Юрию Олеговичу не хотелось.