Встреча


Встреча

___Встреча …

В воздухе витал едкий аромат жареной рыбы. Ее жирный и резкий запах
проникал в ноздри, и, казалось, добирался до самого мозга, вызывая новые
приступы головной боли. Поэт сидел за грубым, наспех сколоченным
деревянным столом, и пил уже третью кружку пива. Несмотря на явный упадок
заведения, он часто бывал здесь пропустить кружку другую, или просто
посидеть за чашкой кофе, атмосфера, царящая здесь, напоминала ему
маленький ресторанчик в Гамбурге, который назывался \»Зимняя
сказка\» и где он провел лучшие дни своей жизни. Именно там
состоялось первое признании Амалии, редкие, но веселые студенческие
кутежи, и там же у него родился замысел своей первой драмы\»
Альмансор\». Воспоминания о Гамбурге навели на грустные раздумья.
Перед глазами вставал огромный и величественный дядин дом, каждый раз
заходя в который казалось, что заходишь в морг — так там было тихо и
холодно.
В это время дверь хлопнула, и в трактир зашел моложавый на вид мужчина —
француз. Окинув взглядом помещение, он что-то пробормотал себе под нос и
решительным шагом прошествовал за соседний столик.
-Бокал вина и мясо! — громко сказал он трактирщику и тот, кивнув,
засуетился на кухне.
В ожидании заказа мужчина вынул тонкий и длинный мундштук и аккуратно
заправив в него сигарету, с наслаждением стал выпускать кольца.
Его лицо показалось поэту очень знакомым, но где он его видел, он
вспомнить решительно не мог. Лишь перед глазами почему-то проносилось
женское платье.
Головная боль не проходила. Еще в студенческие годы он начал жаловаться
на затяжные приступы, и с течением времени эти зловещие симптомы все более
и более усиливались.
Чтоб как-то отвлечься, он вернулся к своим размышлениям.
\»Вот, например, драма, — подумал он — сейчас поэтической декламации,
столь свойственной романтической драме, недостаточно, чтобы придать пьесе
интерес… Драме требуется объективность. Для создания как драмы, так и
эпического произведения необходимы: и широкое мировоззрение, выход из
субъективной ограниченности, верное, живое воссоздание событий,
обстоятельств, страстей и характеров\». Эта мысль так ему
понравилась, что он решил ее записать.
В это время молодой человек уже поглощал мясо, уверенно разрезая его
серебряным ножиком на маленькие кусочки, запивая красным, густым вином,
заинтересовано поглядывая на пишущего поэта.
\»Драма предполагает сцену, где произведение не декларируется
кем-либо, но где выступают, как живые, герои, сами раскрывающие свои
характеры, одновременно говоря и действуя\». Поставив жирную точку,
поэт сделал большой глоток из кружки и с удовольствием откинулся на
большой, неотесанный стул. Лицо соседнего господина, наблюдавшего за
поэтом последние две минуты, выражало живейший интерес.
— Простите… — обратился он к поэту, —
-Ну конечно! — ударил себя по лбу тот, о чем тут же горько пожалел. —
Конечно, вы Проспер Мериме — сказал он.
— Мы знакомы? — Мериме удивленно поднял брови.
— Можно и так сказать, — поэт криво усмехнулся, — Я читал ваши драмы.
— Вот как? — Мериме настороженно огляделся и пересел к поэту, — и что же
именно? — спросил он, значительно снизив голос.
— \»Театр Клары Гасуль\».
— С чего вы взяли, что автор я? — осторожно спросил Мериме, доставая
мундштук.
— Мои связи позволяют узнать это.
— А кто вы?
— Генрих Гейне.
— Вы Генрих Гейне?! Не знал, что вы в Париже.
— Я приехал три месяца назад.
— И как вам в Париже?
— Чувствую себя как рыба в воде — пошутил Гейне. Оба рассмеялись.
-Я видел, вы что-то писали, — Мериме наконец-то вставил сигарету в
мундштук и закурил.
-Да, я как раз размышлял на тему драматургии.
-Я слышал, господствующий режим в Германии не позволяет писать немцам
хороших комедий, да и согласитесь, немцы очень серьезный народ.
-Я думаю, что отсутствие хороших комедий в Германии нельзя объяснить
тягостными условиями господствующего режима, хотя во многом это верно. —
Гейне устало потер переносицу — Не годится также объяснение, будто у
французов комедия процветает из-за того, что они веселый народ, а немцы не
имеют комедий, так как они народ серьезный… В Германии более благородный
материал для смеха — если хотите, в ней больше действительно смешных
характеров, чем во Франции, где общественная насмешка в зародыше убивает
все незаурядное, смешное.
Несколько минут оба молчали. Мериме задумчиво курил сигарету.
А взять ваши комедии, — продолжал Гейне, — они могут распуститься лишь на
груде развалин, на груде обломков, какой является французское общество.
Брак превратился в комедию, и именно это отражает французскую комедию.
Спутником буржуазного брака неизбежно становится проституция. И в конечном
счете все это вовсе не смешно.
Но довольно об этом. А что вы думаете о моих произведениях? — Гейне слегка
улыбнулся и сделал пару глотков.
— К сожалению, я не смог ознакомиться со всем вашим творчеством, — Мериме
виновато пожал плечами, — но из того, чем я располагаю, я считаю, что вы
очень метко подметили и отразили не только назревавший в Германии протест
против господства феодально-монархической реакции, но и подъем
освободительного движения в Европе, однако, мне кажется, что ваша
оппозиционность не имеет еще четкого, осознанного характера. Часто она
выглядит только как романтическое бунтарство, противопоставление себя
обществу.
Гейне слегка кивнул, а в глазах у него застыл живейший интерес.
— Продолжайте, продолжайте… — засуетился он, видя, что Мериме
колеблется.
-Ваше величие как поэта, на мой взгляд, сказалось в том,- Мериме
значительно поднял вверх указательный палец, — что в интимно-лирической
теме, составляющей основу большинства стихотворений \»Книги
песен\», вы сумели отразить существенные черты своего современника —
молодого человека 10-20-х годов, оппозиционно настроенного по отношению к
окружающей действительности. Или, история любви, рассказанная вами в этих
стихах. Является одновременно выражением протеста против
дворяно-бюргерской морали.
И Мериме, демонстрируя изумительную память, на французском языке начал
зачитывать одно из стихотворений этого цикла.

О страсти беседуют чинно
За чаем целый синклит:
Эстетиком — каждый мужчина
И ангелом дама глядит.

Советник скелетоподобный
Душой парит в облаках,
Смешок у советницы злобный
Прикрылся сочувственным \»ах!\»

Сам пастор мирился с любовью, Не грубой, конечно, «затем,
Что вредны порывы здоровью».
Девица лепечет: \»Но чем?\»…

Здесь Мериме запнулся. «Или забыл, или просто не захотел читать
дальше\» — про себя подумал Гейне, — да и в самом деле, зачем читать
дальше? Я это стихотворение и так знаю лучше него, а если мы оба понимаем
суть, то тогда…\»
— Но в \»Путевых картинах\» — перебил его размышления Мериме —
многие ваши выводы я не разделяю, хотя некоторые мне очень и близки.
Мне чужды идеи утопического социализма. Я, в отличие от вас, молодого
рабочего класса не знаю и не понимаю, а революцию, я вам честно скажу,
революцию я боюсь и вижу в ней только разрушительное начало.
Внезапно дверь распахнулась, и возникший в проеме человек, быстро пробежал
взглядом по заведению, и, остановившись на них, закричал.
-Проспер, нам уже давно пора ехать!
-Иду, иду, — засуетился Мериме; и, вскочив, со своего стула быстро протянул
руку Гейне.
-Извините, но за разговором с вами я забыл о ждущих меня делах.
Прощайте… Вы действительно хороший поэт!
С этими словами он быстро освободил руку и пошел к выходу, но вдруг,
словно вспомнив о чем-то, развернулся и, подойдя к Гейне сказал:
— Я думаю, будет лучше, если наша встреча не будет выходить за рамки нашего с вами рандеву.
-Конечно, я понимаю, — пробормотал Гейне.
Мериме еще немного помолчал, словно хотел добавить что-то, но затем резко
развернулся и быстро вышел прочь.
Поэт остался один на один со своей, опять возобновившейся, головной болью.

0 комментариев

  1. teterin_viktor

    Очень хорошо написано, и было бы лучше, если бы из этого возникла повесть. Только вот упоминания всяких общественных процессов в разговоре героев выглядят слишком уж искусственно и «по-современному».

  2. verlenov

    К сожалению, так и знал, что придется объясняться за «искусственность».
    Но начнем сначала.
    В данном случае, о повести не может идти и речи, т.к. сиё произведение, произведением, в общепринятой формулировке, не является. Это зарисовка, фантазия на тему (кстати, раньше текст так и назывался), что могли бы сказать два автора о творчестве друг друга, если бы встреча все- таки произошла, написанная, больше критиком, чем художником. Поэтому, и текст, следует воспринимать не как рассказ, а как критическую статью. Отсюда и вытекают «искусственные» диалоги героев, которые, кстати, тоже основаны на критических статьях о литературе того времени. Что же касается «современности» в разговоре, честно сказать, как-то не думал. Спасибо. Учту^ и приму. Но менять все равно не буду.))
    Спасибо за рецензию. Пишите письма.

  3. teterin_viktor

    Нет, это конечно ваше право писать, как вам хочется. Просто есть определенные правила, и критическая статья обычно пишется не в форме художественного произведения. Просто слушать из уст этих великих людей такие критические штампы, как «вы очень метко подметили и отразили не только назревавший в Германии протест против господства феодально-монархической реакции, но и подъем освободительного движения в Европе» действительно очень смешно.

  4. verlenov

    Сказать честно, немного удивлен ответом. Могу только посоветовать, еще раз, внимательно, прочитать ком.1.
    Попробуйте взглянуть на проблему с другой стороны. Напр: критические штампы в худ. зарисовке.

Добавить комментарий

Встреча

___Встреча …

В воздухе витал едкий аромат жареной рыбы. Ее жирный и резкий запах
проникал в ноздри, и, казалось, добирался до самого мозга, вызывая новые
приступы головной боли. Поэт сидел за грубым, наспех сколоченным
деревянным столом, и пил уже третью кружку пива. Несмотря на явный упадок
заведения, он часто бывал здесь пропустить кружку другую, или просто
посидеть за чашкой кофе, атмосфера, царящая здесь, напоминала ему
маленький ресторанчик в Гамбурге, который назывался \»Зимняя
сказка\» и где он провел лучшие дни своей жизни. Именно там
состоялось первое признании Амалии, редкие, но веселые студенческие
кутежи, и там же у него родился замысел своей первой драмы\»
Альмансор\». Воспоминания о Гамбурге навели на грустные раздумья.
Перед глазами вставал огромный и величественный дядин дом, каждый раз
заходя в который казалось, что заходишь в морг — так там было тихо и
холодно.
В это время дверь хлопнула, и в трактир зашел моложавый на вид мужчина —
француз. Окинув взглядом помещение, он что-то пробормотал себе под нос и
решительным шагом прошествовал за соседний столик.
-Бокал вина и мясо! — громко сказал он трактирщику и тот, кивнув,
засуетился на кухне.
В ожидании заказа мужчина вынул тонкий и длинный мундштук и аккуратно
заправив в него сигарету, с наслаждением стал выпускать кольца.
Его лицо показалось поэту очень знакомым, но где он его видел, он
вспомнить решительно не мог. Лишь перед глазами почему-то проносилось
женское платье.
Головная боль не проходила. Еще в студенческие годы он начал жаловаться
на затяжные приступы, и с течением времени эти зловещие симптомы все более
и более усиливались.
Чтоб как-то отвлечься, он вернулся к своим размышлениям.
\»Вот, например, драма, — подумал он — сейчас поэтической декламации,
столь свойственной романтической драме, недостаточно, чтобы придать пьесе
интерес… Драме требуется объективность. Для создания как драмы, так и
эпического произведения необходимы: и широкое мировоззрение, выход из
субъективной ограниченности, верное, живое воссоздание событий,
обстоятельств, страстей и характеров\». Эта мысль так ему
понравилась, что он решил ее записать.
В это время молодой человек уже поглощал мясо, уверенно разрезая его
серебряным ножиком на маленькие кусочки, запивая красным, густым вином,
заинтересовано поглядывая на пишущего поэта.
\»Драма предполагает сцену, где произведение не декларируется
кем-либо, но где выступают, как живые, герои, сами раскрывающие свои
характеры, одновременно говоря и действуя\». Поставив жирную точку,
поэт сделал большой глоток из кружки и с удовольствием откинулся на
большой, неотесанный стул. Лицо соседнего господина, наблюдавшего за
поэтом последние две минуты, выражало живейший интерес.
— Простите… — обратился он к поэту, —
-Ну конечно! — ударил себя по лбу тот, о чем тут же горько пожалел. —
Конечно, вы Проспер Мериме — сказал он.
— Мы знакомы? — Мериме удивленно поднял брови.
— Можно и так сказать, — поэт криво усмехнулся, — Я читал ваши драмы.
— Вот как? — Мериме настороженно огляделся и пересел к поэту, — и что же
именно? — спросил он, значительно снизив голос.
— \»Театр Клары Гасуль\».
— С чего вы взяли, что автор я? — осторожно спросил Мериме, доставая
мундштук.
— Мои связи позволяют узнать это.
— А кто вы?
— Генрих Гейне.
— Вы Генрих Гейне?! Не знал, что вы в Париже.
— Я приехал три месяца назад.
— И как вам в Париже?
— Чувствую себя как рыба в воде — пошутил Гейне. Оба рассмеялись.
-Я видел, вы что-то писали, — Мериме наконец-то вставил сигарету в
мундштук и закурил.
-Да, я как раз размышлял на тему драматургии.
-Я слышал, господствующий режим в Германии не позволяет писать немцам
хороших комедий, да и согласитесь, немцы очень серьезный народ.
-Я думаю, что отсутствие хороших комедий в Германии нельзя объяснить
тягостными условиями господствующего режима, хотя во многом это верно. —
Гейне устало потер переносицу — Не годится также объяснение, будто у
французов комедия процветает из-за того, что они веселый народ, а немцы не
имеют комедий, так как они народ серьезный… В Германии более благородный
материал для смеха — если хотите, в ней больше действительно смешных
характеров, чем во Франции, где общественная насмешка в зародыше убивает
все незаурядное, смешное.
Несколько минут оба молчали. Мериме задумчиво курил сигарету.
А взять ваши комедии, — продолжал Гейне, — они могут распуститься лишь на
груде развалин, на груде обломков, какой является французское общество.
Брак превратился в комедию, и именно это отражает французскую комедию.
Спутником буржуазного брака неизбежно становится проституция. И в конечном
счете все это вовсе не смешно.
Но довольно об этом. А что вы думаете о моих произведениях? — Гейне слегка
улыбнулся и сделал пару глотков.
— К сожалению, я не смог ознакомиться со всем вашим творчеством, — Мериме
виновато пожал плечами, — но из того, чем я располагаю, я считаю, что вы
очень метко подметили и отразили не только назревавший в Германии протест
против господства феодально-монархической реакции, но и подъем
освободительного движения в Европе, однако, мне кажется, что ваша
оппозиционность не имеет еще четкого, осознанного характера. Часто она
выглядит только как романтическое бунтарство, противопоставление себя
обществу.
Гейне слегка кивнул, а в глазах у него застыл живейший интерес.
— Продолжайте, продолжайте… — засуетился он, видя, что Мериме
колеблется.
-Ваше величие как поэта, на мой взгляд, сказалось в том,- Мериме
значительно поднял вверх указательный палец, — что в интимно-лирической
теме, составляющей основу большинства стихотворений \»Книги
песен\», вы сумели отразить существенные черты своего современника —
молодого человека 10-20-х годов, оппозиционно настроенного по отношению к
окружающей действительности. Или, история любви, рассказанная вами в этих
стихах. Является одновременно выражением протеста против
дворяно-бюргерской морали.
И Мериме, демонстрируя изумительную память, на французском языке начал
зачитывать одно из стихотворений этого цикла.

О страсти беседуют чинно
За чаем целый синклит:
Эстетиком — каждый мужчина
И ангелом дама глядит.

Советник скелетоподобный
Душой парит в облаках,
Смешок у советницы злобный
Прикрылся сочувственным \»ах!\»

Сам пастор мирился с любовью, Не грубой, конечно, «затем,
Что вредны порывы здоровью».
Девица лепечет: \»Но чем?\»…

Здесь Мериме запнулся. «Или забыл, или просто не захотел читать
дальше\» — про себя подумал Гейне, — да и в самом деле, зачем читать
дальше? Я это стихотворение и так знаю лучше него, а если мы оба понимаем
суть, то тогда…\»
— Но в \»Путевых картинах\» — перебил его размышления Мериме —
многие ваши выводы я не разделяю, хотя некоторые мне очень и близки.
Мне чужды идеи утопического социализма. Я, в отличие от вас, молодого
рабочего класса не знаю и не понимаю, а революцию, я вам честно скажу,
революцию я боюсь и вижу в ней только разрушительное начало.
Внезапно дверь распахнулась, и возникший в проеме человек, быстро пробежал
взглядом по заведению, и, остановившись на них, закричал.
-Проспер, нам уже давно пора ехать!
-Иду, иду, — засуетился Мериме; и, вскочив, со своего стула быстро протянул
руку Гейне.
-Извините, но за разговором с вами я забыл о ждущих меня делах.
Прощайте… Вы действительно хороший поэт!
С этими словами он быстро освободил руку и пошел к выходу, но вдруг,
словно вспомнив о чем-то, развернулся и, подойдя к Гейне сказал:
— Я думаю, будет лучше, если наша встреча не будет выходить за рамки нашего с вами рандеву.
-Конечно, я понимаю, — пробормотал Гейне.
Мериме еще немного помолчал, словно хотел добавить что-то, но затем резко
развернулся и быстро вышел прочь.
Поэт остался один на один со своей, опять возобновившейся, головной болью.

Добавить комментарий