КОСМИЧЕСКИЙ СОВЁНОК
И снова, и ещё он носился по бесконечной Вселенной… Его огромные крылья,
покрытые серыми, каждое величиной с галактику, перьями, – мягко рассекали
безграничную пустоту. А когда он хотел есть – он хватал на лету – прямо клювом –
какую-нибудь зазевавшуюся галактику, и на некоторое время согревался,
переваривая проглоченные звезды…
Но – о Боже! – как ему надоела, как его мучила эта безжизненная черная пустота
вокруг! Иногда ему казалось, что где-то вдали виден свет – и он изо всех сил
устремлялся туда, на сверхсветовой скорости пронзал миллионы парсек – и с
горечью убеждался, что снова ошибся…
И всё чаще и чаще он складывал крылья, поджимал могучие когтистые лапы, прятал
клюв в перьях груди – и погружался в дрему. И ему снился другой, прекрасный мир
– неужели это на самом деле где-то, когда-то было?!
Ему снился Свет, мягкий, ласковый, окутывающий и согревающий – кажется, он
назывался «Солнце»? И вместо дурной бесконечности, вместо окружавшей его черной
бездны, – во снах он видел, видел в этом Солнечном Свете странную (с позиций его
теперешнего опыта), но такую родную конструкцию из множества скрещивающихся
стержней (некоторые, внутренние, были толщиной с его лапу, но большинство –
ограждавшие его вокруг – были потоньше; о Боже! он даже затруднялся вспомнить,
как назывались эти стержни – «Прутья» или «Проволока»); а всю эту конструкция в
целом он сам называл тогда, кажется, «Дом» и «Гнездо», а вокруг он слышал (о
Боже! неужели его топорщащиеся уши когда-то что-то слышали? Тогда почему же
сейчас, уже которую вечность кряду, они ничего, ну ни-че-го-ше-нь-ки не
слышат?!), что эта конструкция вроде бы именовалась «Клетка»… А вокруг себя он
тогда видел гигантских, но ласковых существ, смотревших на него с неизменной
любовью, – кажется, они звали друг друга «Васёк», «Лена», «Ребята», «Антоша»,
«Владислав Палыч»… (Последнее имя, как он смутно припоминал во сне,
принадлежало самому большому из гигантов.) А его самого, как же его звали тогда?
Кажется, Ушастик?! Но где же, где же, во имя Всевышнего, этот прекрасный мир???
Во снах он иногда вспоминал, как этот мир назывался: «Живой Уголок»… Поистине,
это была Жизнь – так диаметрально противоположная окружающей его ныне мертвой
пустоте!
И он снова складывал крылья, поджимал лапы и клюв, и всей своей душой, всем
своим страждущим сердцем взывал:
— Ребята! Отзовитесь! Где же Вы???! Возьмите меня к Себе, ради всего
святого!!! Ну, дайте же мне вернуться к Вам, ну пожалуйста!!! Ну, ради Бога!
Его клекот сотрясал вселенную, – а Ответа все не было, не было, не было… Порой
он начинал сомневаться в своих снах, но потом, как бы ещё очнувшись,
встряхивался снова и гнал прочь сомнения, как назойливых метеоритов.
А порой ему снилось другое – и он просыпался в холодном поту и с дрожью в лапах.
Тогда ему виделась матово блестящая полусфера – её называли «Линза»… Он
вспоминал гигантское существо по имени «Лариса», сделавшее эту полусферу на
«Физическом Кружке» (что это такое?). Он вспоминал объяснения Ларисы: «Эта
линза, ребята, увеличивает не изображения – а материальные объекты! Стоит
прикоснуться к ней – и станешь размером со Вселенную!». И вспоминал слова
Владислава Палыча: «Ушастик! Не приближайся к этой линзе!» Тогда он
заинтересовался – и… О, Боже! если бы этот миг можно было вернуть! Если бы
можно было что-то изменить! Но тогда он вылетел из клетки и доверчиво уселся на
Линзу… И – всё родное исчезло, исчезло совсем!
И вдруг… – что это, Боже правый?! Ему показался как бы тонкий, неимоверно
тонкий теплый Луч, протянутый к нему из далекого далека! И с этим Лучом летел
Голос – Призыв:
— Где ты, Ушастик??? Где ты затерялся, маленький наш???
И всегда неимоверно острое зрение его в этот миг вдруг притупилось? Что это?
Что-то брызнуло из его огромных круглых глаз? В Том Мире это, кажется,
называлось «Водой»?.. Но он уже не мог ни задумываться, ни ждать, ни даже
ответить голосом! Всем своим существом – рванулся он навстречу Лучу и Зову!!!
Но что это? Все вокруг как-то странно стало меняться? Все окружающее – росло,
увеличивалось в размерах?! Вот уже мелькающие мимо галактики – размером с него
самого и даже уже становятся крупней?!
— О Боже, они же теперь меня слопают!
— Не бойся! – снова, уже намного четче, услышал он Зовущий Голос! –
Только не смущайся и не сбивайся, лети прямо – и ты достигнешь цели – Вернешься
Домой!!!
И вновь, и снова с новой и все обновляющейся силой рассекали крылья космическое
пространство. А вокруг – вокруг все невообразимо менялось: звезды, миллион
которых раньше составлял его рацион на полчаса, теперь уже были больше его
самого!
И вдруг – что это? Прямо по курсу – голубой шар, гораздо меньше любой звезды, но
уже побольше его… – что Это? Что ждет Там? И в последний раз нырнул под сердце
ядовитый огонек сомнения – может быть, повернуть назад? Но он решил: выбор
сделан! Сделан не сейчас – сто тысячелетий назад, когда он впервые увидел во сне
теплый Живой Мир вместо холодного мертвого космоса. Выбор – Домой!!! Во что бы
то ни стало! Чего бы ни стоило!
И еще несколько взмахов крыльями. И – взгляд вперед: там среди больших серых и
красных коробок – те самые, когда-то казавшиеся ему гигантскими, существа…
Теперь он был пожалуй, крупнее каждого из них раз в пять… Но, – о Боже! они
знают, что лучше для него, лучше, чем он сам!
И уже в теплом апрельском воздухе мягко реют быстро сокращающиеся серые
крылья… Над трамвайной остановкой, над увенчанной памятником трибуной – вдоль
Луча, тянущегося со двора гимназии. Прохожие в недоумении смотрят вверх – что
это за огромная, но все время уменьшающаяся птица летит над их головами? Обычно
чем птаха дальше, – тем кажется меньше, а снижаясь – больше; но сейчас, похоже,
все наоборот? Какая-то девушка ущипнула себя за мягкое место; водитель одной из
машин затормозил и поклялся больше не прикасаться к бутылке; кто-то просто
крутит пальцем у виска и думает: «Весеннее обострение…».
Он видит всё это, но не может понять; он ведь не знает премудростей мира Людей!
Он просто Летит к Цели!
И вот он – Дома! Он – Достиг! Спасся! Усталые коготки крепко вцепляются в
петлицу формы кого-то из старшеклассников. И замерший в напряженной тревоге
ожидания школьный двор как будто взрывается:
— Ушастик! Наконец-то! Ты вернулся! Вернулся! Птенчик наш! Со-ву-шек!
Ро-ди-мый! Как там – в космосе? Гуманоидов видал? Зеленых человечков? И на какой
же планете ты попархивал, пока 9-«а» тут с ног сбивался?
И – в углу двора – чуть тише:
— Ну, Лариска! Твое счастье! Если бы Валерка нашего Ушастика не
вытащил… Короче, твои косички очень могли быть выдерганы! Чтоб больше – таких
экспериментов – не сметь! А если бы – кто-нибудь из первоклашек попал? Вобщем,
на этот раз ты чудом мимо привода в милицию проскользнула!
А он уже не слышит криков… Одна мысль – Дома! Наконец-то ДОМА! Ласковая рука –
кажется, это Антоша – он уже узнаёт их! – гладит его за ушком, и он млеет,
помаргивая глазёнками и радостно пощелкивая клювиком. Еще минута – и Лена
осторожно вкладывает в этот клювик кусочек фрикадельки… О, это гораздо
вкуснее, чем любая галактика!
Школьники расступаются, и Вася бережно несет совёнка-космонавта Ушастика – их
общую драгоценность – в кабинет 49 на втором этаже – в живой уголок.
Космический Совёнок – вернулся к своим хозяевам!
А когда ты, Человек, – вернешься к своему Богу???
Первое замечание чисто техническое – глаз устает перескакивать со строки на строку, поскольку предложения рвутся посередине.
Второе: счастье совенка – живой уголок, с этим смириться еще можно, если он там вырос, хотя к свободе стремятся все, но что же по аналогии человеку тоже надо в живой уголок, где ему Господь то фрикадельку в клювик вложит, то в космос ко всем чертям отправит!?
Вернуться к своему Богу… – в данном контексте очень спорно, но спорить не хочется, поскольку чужое мнение имеет право быть.
Вообще, несмотря на замечания, я не могу сказать, что рассказ не понравился. В нем есть некоторые недоработки, но есть и ощущение какого-то тепла. Так что можно констатировать: рассказ жив, и эмоции в нем есть.
А по-моему, неплохо. Написано скорее для детского читателя, чем для взрослого, но сейчас мало людей, пишущуих для детей, поэтому 9 баллов…