— Дедушка! Ну, деда, расскажи сказку! Пожалуйста!
— Не знаю я сказок, малыш…
— Ну пожалуйста, пожалуйста!
— …а если и знаю, то грустные. Или страшные.
— Расскажи страшную!
— Хорошо, малыш, расскажу. Это, правда, не сказка… Это все было.. Когда-то… Где-то. Наверное.

* * *

Жил был ангел. И была у него…

* * *

— Не, деда. Это не та сказка.
— Откуда?!.. откуда ты знаешь?!
— Это не страшная сказка.
— Эх, ладно, слушаю страшную.

* * *

Видели ли вы когда-то ангела? Если все же видели, то можете представить себе… скажем, безумного ангела? Или беспомощного? Или мертвого?..
Ты сидишь, а в твоих глазах… Страх – нет, ужас – …, безумие – !!! Ангел с глазами затравленного волчонка…
А какие глаза бывают у ангелов?! Скажем, у мертвых?..

* * *

— Деда, а какие глаза бывают у ангелов?
— Слушай дальше, малыш. Слушай, раз уж начал…

* * *

Полупустые глаза цвета потрескавшейся стены старого склепа. Глаза – и крылья. Крылья – неспособные летать. Глаза и крылья – серое с серым. Серое на сером…
Чего-то не хватает… Ты чуть поднимаешь взгляд и серость идет рябью. Чего-то не хватает… Тебе… Эпитафии на потрескавшейся стене старого склепа. Полустертой надписи. Ты читаешь где-то
«Он жил…»
«Его любили…»
Ты жил… Тебя любили…

* * *

— Дедушка, а мне не страшно!
— Погоди, малыш, погоди. Еще не конец.

* * *

Твои мысли образовывают трещины на стене старого склепа… Ты думаешь:

«Если только можно, Авва Отче…»

А эхом отдается: «За что?!…»
Мысли-трещинки сплетают затейливый узор в твоих глазах, и если случайно ты глянешь на небо…
«Я слаб!!! Я беспомощен!!!»
«Ты посланник!!!» – кричит ветер в твоих крыльях.
Мертвые крылья – что может быть страшнее?! Это насмешка, плевок в лицо – за что?!
Медленно расправляешь плечи – нет, это иллюзия! – крылья едва шелохнулись – ах, опять это ветер… («…вестник, посланник, чудотворец…») – и смотришь вперед. Вдаль. В никуда. В пустоту…
«Ты обречен» – звучит где-то. – «Ты обречен любить…» — или это сквозняки в старом склепе?… — «…любить»

* * *

— А кого? Кого он любит, деда?
— Какая разница? Слушай дальше.
— Ну скажи, скажи! Другого ангела, да?
— Нет, малыш… Не ангела… Хотя кто знает. Ангелы – они такие…

* * *

«Бог есть любовь – какое лицемерие!!!». Ты пытаешься прогнать от себя эти слова, но змеящиеся трещины упорно сплетаются…
«Прости меня!» – нет, как ни стараешься, не видишь ты этих слов в причудливом орнаменте трещин-мыслей, трещин-судьб…
«Я не прошу прощения! За что?! Беспомощность, серость – за это?! НЕТ! Может, за эти мертвые крылья?!» Ты вырываешь с корнем и порыв ветра уносит их стаей белых мотыльков.
«Насмехаешься?!» – слово улетает за стаей.
«Все, роль сыграна! У меня нет сил, нет веры – нет иллюзий! Кто сказал, что ангелы посланы, чтобы творить чудеса?!»
«…ты обречен… наблюдать… страдать… любить… наблюдать – и не иметь возможности вмешаться…» – это уже не ветер, а крысы-падальщики шелестели костями на полу старого склепа.
Ангел сидит, склонив голову на грудь – серое на сером. Но… — что же это? – пару ярких, огненно-алых капель на мгновение рассеивают мрак склепа и…
Вместо беспомощных крыльев – две кровавые дыры – и пара искр, искр крови ангела… Алое на сером – неприятно, отталкивающе…
БОЛЬНО!!! Боже, как это больно! Но Ты – ТЫ!!! — не слышишь – нет, Тебе нет дела до какого-то ангела… без крыльев… ТЫ меня послал?! Ответь! Но – и эхо молчит… И очень хочешь ты услышать ответ – и действительно, где-то вдали, в пустоте – мертвыми губами произносится – «…нееееееееееет…»
Ангел, неспособный творить чудеса – не ангел. Даже не зверь. Тень… Серая тень…

* * *

— Я понял, деда!
— Что ты понял, малыш?
— Он.. этот ангел не хотел быть ангелом! Он хотел быть человеком! Да?
— Нет!!! Он не хотел… Быть…Он хотел… А, впрочем… Он хотел жить! Просто жить! Как обычный… ангел… человек… какая разница?!
— Деда, что с тобой? Не плачь, пожалуйста! Деда!
— Извини, малыш. Это так… пылинка… в глаз попала…

* * *

Видели ли вы когда-то тень ангела?.. Вряд ли… А вот если бы видели – не забыли бы. Серость – серость – без искр… без крови… Отчаяние…

«…чашу эту мимо пронеси.»

…думаешь ты. Это уже не те трещины, образующие странные узоры на стенах. Нет, никакой затейливости, замысловатости. Трещина одна – и в ней свистит, воет ветер. Ты прислушиваешься – как он воет! Страшно, исступленно, отчаянно, безнадежно…
И лишь слышно:
«…ты обречен…»
И все реже и реже:
«…любить…»