Комната была довольно просторной, в ней спокойно умещались удобное кресло, кровать в углу и широкий стол в центре. На полу покоился старый потрепанный ковер, а стол покрывала пожелтевшая от времени скатерть. Единственное, чего здесь не было – это окна, и стены, выкрашенные в неприглядный зеленоватый оттенок, были монотонны и пусты, на них не висели картины, и в унылое помещение не пробивался веселый солнечный свет или щебет птиц.
…Едва заметную на фоне стен дверь осторожно приоткрыли, и на пороге возник худощавый молодой человек с широко расставленными печальными глазами и бледной, почти прозрачной кожей. Черные спутанные волосы опускались к хрупким плечам слипшимися прядями, а на продолговатом, немного аскетическом лице блуждала рассеянная задумчивость. В руках у него был блокнот, карандаш и бутылка с водой. Молодой человек прошел до середины комнаты и обернулся.
-Ага, ты здесь! – сказал он, заметив под многократно зашитым одеялом желто-белого цвета спящего человека, и быстрым шагом направился к нему. Складки его тяжелого синего плаща с легким вздохом зашелестели, когда юноша (на вид ему было лет восемнадцать), присел около кровати и дотронулся до плеча спящего. Одеяло зашевелилось, и из груды подушек выглянуло толстое оплывшее лицо красноватого оттенка. Необъятное тело приняло сидячее положение, и перед юношей показался не слишком высокий грузный мужчина непонятного возраста. Седеющие редкие волосы клочьями торчали во все стороны, прорезанное морщинами лицо было расплывшимся и багровым, а из-под пижамной рубашки выглядывал круглый живот.
-А, это ты… — пробурчал мужчина и, выхватив из его рук воду, ловко открутил крышку и принялся жадно пить. Потом отставил бутылку в сторону и смерил неприязненным взглядом хрупкую фигуру собеседника, облаченную в толстый плащ.
-Чего ты так вырядился? – хрипловато осведомился он и, тяжело охая, поднялся на ноги. Юноша усмехнулся, глядя, как он тащит тучное тело к креслу, потом осторожно пристроился на краю кровати и спокойно ответил:
-Уже октябрь, холодновато, правда, бабье лето вот-вот наступит.
-Кто наступит? – изумился мужчина, удобнее устраиваясь в кресле и с недоумением глядя в большие черные глаза юноши. Тот тяжело вздохнул:
-Ох, Андрей, ты все свои тридцать с небольшим лет прожил взаперти и даже не знаешь, как выглядит осень! Что ж тебе говорить о бабьем лете? И вообще, тебе давно пора на свежий воздух, ты выглядишь не на тридцать два, а на… Ну, не знаю, тебе можно дать сколь угодно много!
Андрей сердито посмотрел на нежеланного советчика и буркнул:
-Тебе только девятнадцать, Юра, лет через десять будешь не лучше! Старость, знаешь ли, ко всем приходит!
Юра промолчал, решив не говорить, что некоторые и в семьдесят выглядят гораздо моложе.
-Я, знаешь ли, постоянно нахожусь в стрессовом состоянии. Как тут выглядеть молодо? – продолжал ворчать Андрей. – Ну, смотри! Просыпаюсь, ем, потом сижу в этом кресле до одурения, а спать ложусь рано, чтобы электричество не жечь долгое время! Тоска, да и только. Уже обо всем передумал, о чем только мог.
По тонким губам юноши проскользнула легкая улыбка.
-Ну, и о чем же можно раздумывать, если ничего, кроме этих стен, не видел?
-Как о чем? – изумился мужчина. – Хотя бы о смысле жизни! Ну, чего смеешься?! Или считаешь, что я не могу думать о высоких материях? Каждый человек способен на высшие чувства!
Юноша, откинув голову, весело рассмеялся.
-Ну, отчего же! Правда, я не представляю, о каких высоких материях может идти речь, если ты в жизни своей не видел даже неба, не ощущал запаха сирени, не прислушивался к пению птиц! И самое забавное – ты ведь самолично согласился на это рабство, а вот теперь заявляешь о скуке! Да знаешь ли ты, что в нашем мире очень многие люди бывают просто счастливы, когда у них выдается минутка спокойно посидеть в кресле и поразмышлять?
-И чем же они целый день заняты? – недовольный, что с ним спорят, осведомился Андрей.
-О, да много чем! Каждый человек находит себе занятие по душе, мы выполняем определенную работу, чтобы иметь возможность питаться, покупать разные вещи… Ну, это я в общем говорю, утрировано, в мире гораздо больше проблем и дел, а также есть множество увлекательного. Скажем, я в свободное от учебы время пишу стихи – это, знаешь ли, трудоемкая забота, нужно вызвать соответствующее настроение, чтобы написать нечто стоящее. Я выбираюсь в лес, он расположен рядом с нашим поселком, брожу среди деревьев и слушаю жизнь, неведомую мне.
-Лес?… — задумчиво повторил Андрей и, искоса глянув на юношу, деланно понимающим тоном добавил: — Ах, ну да… Там так приятно… в лесу…
Юра усмехнулся.
-Ладно, хочешь, отведу тебя туда? Тут недалеко, да и времени у тебя свободного – прорва!
Андрей, невольно вздрогнув, насупился, пожал плечами и произнес:
-Не знаю, а что там, в лесу?
-Ну, как же! – с восторгом произнес Юра и, откинув со лба упавшую прядь, резко вскочил на ноги. Помолчав, он с воодушевлением начал пылкий монолог: — Лес – это место, где множество деревьев, где слышится дуновение ветра… — он осекся, увидев слегка вытянувшееся лицо Андрея, и вздохнул: — Да, тебе ведь половина слов неясна… Ну, представь себе пространство побольше твоей комнаты, стен нету, а под ногами – земля… Ну, такой пол, он может быть мягким, размякшим, а поздней осенью он твердый и холодный…
-А ковер? – с легким ужасом спросил мужчина, отчего-то сильно побледнев.
-Ну, ковер временами тоже есть… — задумчиво, не замечая реакции собеседника, протянул тот. – Только этот ковер из зеленых ворсинок, именуемых травой… И вот еще, представь себе, что везде на этом пространстве растут деревья… Как же тебе их описать? Ну, древо – это как огромная нога, только она коричневая и покрыта жесткой бурой кожей — корой – это ствол… и еще на этой ноге повсюду растут руки с пальцами разной длины, причем пальцев вовсе не обязательно пять – это ветки. А на пальцах – листья, такие зеленые… э-э… тряпочки. Осенью они становятся золотистыми и опадают. Дует ветер… Ну, знаешь, когда становится прохладно. Как если я на тебя подую, только посильнее, порою может сбить с ног. И еще птицы.
-А птицы кто такие? – став сине-белым, шепотом осведомился мужчина.
—Неужели даже птиц не видел? – искренне изумился Юра. – Ничего себе! Эти создания будет потруднее описать. Они живые и покрыты перьями… Ну, знаешь, перо – это тоненькая палочка в волосинках. У птиц рот называется клювом, он треугольный и выпуклый. Они хлопают руками по бокам и могут спокойно летать, то есть находиться в воздухе. И еще они поют, вот так, — и он резко неумело свистнул. — Красивый вид, не правда ли? – вдохновенно закончил юный гений и зашуршал страничками блокнота. Наткнувшись на искомую запись, обрадовано заулыбался и сказал:– Вот тут я сделал набросок будущего стиха… Слушай, это будет поэма про то, что… – тут он прокашлялся и с выражением продолжил: — …осень, уходя, не плотно закрывает двери… И бабье лето без труда приходит к нам, мы ждем и верим…
-Прекрати немедленно! – не выдержал мужчина и сердито уставился на поэта. Юноша с недоумением взглянул на него, потом чуть покраснел.
-Это, конечно, не Пушкин, — испуганно пролепетал он, быстро захлопнув блокнот. – Но я поэму буду еще поправлять…
-При чем здесь это? – раздраженно откликнулся Андрей, который и не прислушивался к «нетленному» произведению новоявленного Есенина. Сердито засопев, он отвернулся к стене и тяжело задышал, не зная, как лучше выразить свое негодование.
Нет, ну как это вам нравится! И он еще смеет предлагать ему идти в лес?! Да кто живет в этом мире, если они с удовольствием расхаживают по этому, как его, лесу? Это даже представить-то страшно, а каково на самом деле? В буйном воображении Андрея немедленно возникла мрачная картина: огромная, в несколько раз больше его собственной, комната, и стены у нее не зеленовато-болотные, а белые (потому как трудно сообразить, как это – нет стен вообще!). Пол, в котором ноги иногда утопают и проваливаются, временами кое-где покрыт зелеными ворсинками… И везде стоят коричневые длиннющие ноги, все в руках с разным количеством пальцев да еще и разных размеров, а на кончиках этих пальцев приклеены поникшие зеленые тряпочки… А над головой летают (так, кажется, он сказал?) люди в волосах, с треугольными ртами, и громко орут, хлопая себя до бокам… Андрею показалось, что он стоит в этой самой комнате-лесу, и ступни его неумолимо проваливаются в пол, с ног сбивает ветер, а откуда-то из белой стены вырывается гигантская, метра в три, нога, и она скачет к нему, размахивая пятью руками, а длинный крючковатый палец с пожелтевшей тряпочкой хочет схватить его за шиворот грязным ногтем… А наглый Юра в перьях, грозно хлопая руками у него над плечом, протяжно верещит: «Красивый вид, не правда ли?!!»
-Нет! – сжившись с воображением, вскрикнул Андрей, но тут же опомнился и, облизав губы, накинулся на изумленного поэта: — Убирайся отсюда, ты еще издеваешься надо мной?! И с кем я, скажите на милость, общаюсь?! – он быстро, не смотря на свой вес, вскочил на ноги и направился к юноше.
-Но что я такого сделал? – невольно пятясь к двери, робко спросил парень. Но, увидев раскрасневшееся от ярости лицо друга, ничего не добавил и молча двинулся к двери. На пороге он обернулся и горько сказал:
-Мне жаль тебя, Андрей. Ты прав, о высоких материях может думать каждый человек, только вот вопрос: может ли зваться человеком тот, кто добровольно отказывается от жизни? – и он вышел. Оставшись один, Андрей судорожно вздохнул и, плюхнувшись в кресло, сжал до боли кулаки.
…Дверь снова приоткрылась, на сей раз в комнату впорхнула на удивление хорошенькая девушка. Высокая, изящная, с копной сверкающих каштановых волос, в короткой курточке и чуть проглядывающей из-под нее юбке она стремительно вбежала в комнату и остановилась на пороге, привыкая к другому освещению. В руках у нее был широкий альбом, карандаш и горячий батон. Заметив в кресле дремлющего Андрея, она заулыбалась и грациозным шагом приблизилась к нему.
-Вставай, соня, целыми днями спишь, как не надоедает? – ласково приговаривала она, касаясь его плеча. Андрей открыл глаза и сонно зевнул. Перед глазами еще стояла сцена с лесом, и поэтому когда перед ним возникла пара стройных ног, облаченных в золотисто-коричневые капроновые колготки, он невольно вскрикнул и резко выпрямился. Девушка испуганно отпрянула и с тревогой посмотрела на него.
-В чем дело? – нежным певучим голосом осведомилась она, снова склоняясь над ним. Андрей ошалело посмотрел на нее и, убедившись, что это вовсе не ужасное дерево, а всего лишь Инна, дочка его хорошего друга-ученого Вадима, облегченно вздохнул. Пытаясь справиться с севшим голосом, он бодро осведомился, кивнув на альбом: — Как движется работа?
Юная художница довольно улыбнулась.
-Впервые ты спрашиваешь меня о работе! – засмеялась она звонким смехом молодости и протянула ему свежий батон хлеба. – На, ешь, а то сидишь целый день голодный, удивительно, как при такой диете ты умудрился располнеть? Хотя ты не движешься совсем. Хочешь, запишу тебя в секцию аэробики, куда и я хожу? – весело щебетала она, подавая ему пачку масла. Андрей с опаской посмотрел на Инну.
-Нет, не нужно меня никуда записывать, – поспешно сказал он, припоминая лес. – Я уж как-нибудь доживу так. Кстати, – вдруг добавил он, — ты все можешь нарисовать?
Девушка пожала красивыми плечами:
-Ну, не все, разумеется, но многое. А что?
-Да вот приходил ко мне утром Юрий, знаешь, такой тощий тип? – с удовольствием окрестив Юру тощим, сказал он. Инна нахмурилась:
-Да, это мой парень, но он вовсе не тощий, просто худощав. А в чем дело?
-Тут он мне рассказывал про разные вещи… — не зная, с чего начать, промямлил Андрей. – И я в общем решил… Не могла бы ты, ну… Описать что-нибудь из вашего мира? А еще лучше – нарисовать.
-Что-нибудь из нашего мира? – задумчиво переспросила девушка. – Ну что ж, можно попробовать. Что бы такое изобразить?
Она открыла альбом и принялась водить карандашом по бумаге, через несколько мгновений передав рисунок Андрею. – Вот, гляди, это скала… По-моему, лучшее, что есть в мире, это горы… — говорила она, указывая длинным, выкрашенным в серебристый цвет, ногтем, на изогнутую полудугу. – Это лишь рисунок, да и красок у меня нету, а на самом деле они такие большие… Высокие, намного выше твоего потолка… Я бы мечтала побывать там, в горах… Правда, там холодно, но зато как прекрасно… Представь себе Гималаи, должно быть, сказочно прекрасный вид! Огромные, суровые скалы, а на вершине покоится серебристый холодный пух, именуемый снегом, он ярко мерцает на солнце, и так хочется оказаться там, вверху, и одним взглядом охватить весь мир! – лицо девушки раскраснелась от волнения, и она, истратив запас воздуха, остановилась. Андрей слушал молча, со странным вниманием, но не понял практически ни слова. Какие гимагаи и как можно одним взглядом охватить весь мир? Он тут же задал этот вопрос, но Инна лишь растерянно захлопала длинными ресницами и недоуменно отозвалась:
-Гималаи, а не гимагаи – это такие горы. Думаю, если забраться них, будет виден весь мир, там просто очень высоко.
Андрей недоверчиво ткнул пальцем в рисунок:
-А как вообще можно забраться на эту ниточку?
-Это ведь рисунок, он не объемный, – с раздражением в голосе буркнула девушка. Ее лучезарное настроение слегка угасло.
-А можно ли на этих штуковинах увидеть многорукие ноги? – поинтересовался мужчина, невольно представляя себе длинную нитку, выгнутую полудугой. А что, если на нее забраться… Он довольно ухмыльнулся, в воображении его возник он сам, гордо восседающий на нитке и высокомерно поглядывающий на копошащиеся внизу ноги с длинными руками.
-Какие такие многорукие ноги? – прервал поток его мыслей изумленный голос девушки.
-Деревья, — пояснил мужчина. – Твой Юра сказал мне, что деревья – это многорукие ноги.
-Юра не мог бы сказать подобной чепухи, — рассердилась Инна. – Разве что пошутил!
-И что тогда такое дерево? – не отставал Андрей. Девушка устало вздохнула, выхватила из его рук альбом и принялась быстро рисовать.
-Вот это дерево! – буркнула она, возвращая альбом. Мужчина с интересом посмотрел на рисунок. Никаких рук или ног он там не увидел, его взгляду предстали лишь две полудуги, одетые одна на другую.
-Так это же просто две скалы… — изумленно протянул Андрей. Инна вскинула густые брови:
-Какие две скалы? Это дерево! Вот, гляди, это – листва, ну, листья, а это ствол.
-А Юра говорил, что листья – это тряпочки…
-Можно и так описать их, — бессильно вздохнула девушка. – Просто он описывал их в единичном экземпляре, а я изобразила все вместе.
-Но чем отличается скала он древа? Только тем, что дерево – это две скалы! Там одна дуга, тут две.
-Нет, моего терпения явно не хватает, – отбирая альбом, сказала Инна и быстрым шагом направилась к двери. В последний момент обернувшись, она устало добавила: — Скоро придет отец, думаю, ему удастся лучше втолковать тебе.
…Андрей вдумчиво смотрел в угол комнаты, не замечая окружающего. В мыслях его кружил проворный вихрь, путая мысли и не позволяя собрать воедино отдельные представления.
-Ну, что произошло? – раздался над его ухом мягким мужской голос. Андрей вздрогнул и вскинул взгляд. Около него стоял высокий стройный мужчина с красивым улыбчивым лицом и седой густой шевелюрой. На нем была легкая курточка и темные брюки, он держал за крохотную розовую ладонь прелестное дитя в шапочке с помпоном, на вид ребенку было около четырех лет.
-Ну, что произошло? – повторил мужчина, склонившись над Андреем.
-Вадим! – радостно воскликнул тот. – Наконец-то ты пришел! Может, хотя бы ты объяснишь мне, что такое этот ваш мир?! И почему каждый описывает деревья по-своему?
Вадим подхватил на руки ребенка и, пройдя в другой конец комнаты, уселся на кровать. Некоторое время он молчал, задумчиво поглядывая на друга. Потом чуть вздохнул и произнес:
— Трудно описать то, чему нет слов. Взять ту же физику, сколь многому она нашла свое объяснение и вывела формулы, но ведь остаются вещи, за которые даже физика не возьмется, то, что философы зовут трансцендентным. Понимаешь меня?
Андрей отрицательно покачал головой, в глазах его стояли слезы. Он не знал отчего, но ему хотелось плакать, все тревоги последних дней навалились на него, не давая продохнуть: скука, намеки на раннюю старость, тесные и будто сжимающиеся стены, скалы и деревья… Что же все-таки там, за пределами его мирка и отчего никто не хочет ему рассказать об этом?!
В глазах появился туман, и где-то в голове раздался звон. Внезапно что-то приятно-прохладное коснулось его руки. Мужчина очнулся и с недоумением посмотрел на крохотную ладошку ребенка, теребящую его.
-Что такое, малышка? – печально спросил Андрей, переключаясь на ребенка. Девочка улыбнулась и осторожно потянула его за рукав.
-Ладно-ладно, я пойду за тобой, — поспешно сказал он, поднимаясь с опасением, что ребенок поднимет крик. Дитя осторожно затопало, увлекая за собой Андрея, тот послушно шел следом и очнулся лишь у двери.
-Ты куда?! – испуганно воскликнул он, слегка отшатываясь, и быстро оглянулся. Вадим сидел на кровати, грустно улыбаясь.
-Ну, чего ты? – поторопил его он. – Иди, должен же был найтись зрячий среди слепых!
И Андрей решился. В последний раз взглянул на наивное розовощекое лицо ребенка, вздохнул, закрыл глаза и шагнул в неизвестность…
…Яркий свет на мгновение затмил собою все, но вот среди неясных вспышек перед глазами замелькали объемные живые картинки. Повсюду раскинулся неизмеримо огромный, безграничный мир…
Шепот ветра, отдававшийся слабыми отзвуками в густой кроне деревьев, совсем не напоминал тот резкий свист, который Андрей воображал себе… В пространстве витал свежий сладковатый аромат, заставлявший пробудиться, очнуться… Старушки кормили проворных голубей, с веселыми криками носились по двору дети…
На душе Андрея вдруг стало легко и свободно, словно кто-то вынул из ее задворок камень. С особой остротой он осознал, что весь этот яркий мир вокруг в какой-то мере принадлежит ему, и, с другой стороны, остается ничейным…
И внезапно он понял, что имел ввиду Юра, когда говорил об удовольствии, приносимом ему прогулками в лесу… О чем втолковывала Инна, с захлебывающимся восторгом описывая горы… Даже Вадим, упоминая трансцендентное. В этом мире есть что-то, стоящее выше тебя и оказавшееся способным сотворить весь этот мир. И этой Силе стоит отдать дань уважения. Сердце его переполнилось благодарностью, и он в порыве неведомого ранее чувства прижал к себе крохотное тело девочки. Ему хотелось что-то сказать, какими-то словами выразить то, что он ощущает, но смутная горечь во рту мешала говорить.
Интересно, почему действительность оказалась совсем не такой, как он себе вообразил? И эти вот деревья – другие, чем он полагал… Ни поэт, ни художница не сумели вызвать у него верные представления. Отчего? Хотя, наверное, это естественно. Если допустить, что Истина – это как объемная сфера, расположенная в трехмерном пространстве, а все люди обитают по отношению к ней в двухмерном – то как они увидят ее? Проекция сферы на плоскость – всего лишь круг… Так стоит ли удивляться, что многое из таинственной и непознанной истины (чего бы она ни касалась) зачастую остается непонятым?
Андрей вскинул голову и пристально вгляделся в глубокое прозрачное небо, совсем не похожее на потолок комнаты. Оно словно простиралось в бесконечность, таяло в просторах вселенной… Взгляд погружался в неведомый мир, скрытый мерцающей синевой неба. Интересно, что там, за этими стенами небес? Кто бы рассказал ему?
Он рассмеялся в ответ на собственные мысли. Что ж, этот этап жизни он прошел. И как знать, за пределы каких стен он будет стремиться завтра?
Хм…