УБИЙСТВО ПО РАСПИСАНИЮ
Уильям Рухман любил читать крутые детективы. Особенно ему нравились похождения Майка Хаммера, который в одиночку расправлялся с целыми бандами, без промаха поражал немыслимые цели и выходил сухим из воды в самых безнадежных ситуациях. Билл тоже был частным детективом, однако ни разу не испытал подобных приключений — сфера его интересов была совершенно иной.
Билл отложил книгу и взглянул на Джоан. Его секретарь не уступала ни в чем литературной подружке Майка Хаммера, однако стоило один раз взглянуть в ее серые глаза, как вы тут же ощущали, что имеете дело не с женщиной, а сверхновой моделью мощного компьютера, который по ошибке или с холодным умыслом поместили в тело богини. Джоан была предана своему шефу душой и телом, однако Билл не рисковал заниматься с нею сексом при свете — только в темноте и только в постели в ней просыпалось то, что романисты именуют чувствами.. Любовью это даже романтичный Билл вряд ли назвал бы, но такие отношения устраивали обоих и на этом обычно дискуссия заканчивалась.
Уильям Рухман приобрел хорошую репутацию среди коллег и клиентов, как специалист по расследованию финансовых афер, подлогов и прочих «бумажных» преступлений, за которые другие сыскные агентства обычно не хотели браться. Острый аналитический ум Билла и ювелирная работа Джоан с документами и компьютером часто приводили к успеху. Дела обычно касались крупных сумм и потому на гонорары Билл посетовать не мог, они были внушительными. Но не всегда бывало все гладко, иногда наступали периоды затишья, как будто все бизнесмены вдруг уверовали в заповедь «Не укради!» Объективно, это могло только радовать мир, однако плохо сказывалось на финансовом положении Билла и Джоан. Сейчас Билл обдумывал ситуацию. Некто Спенсер явился в бюро и предложил работу охранника для своего шефа. Обычно он отправлял таких клиентов к кому-нибудь из своих друзей-детективов, но сейчас… Работа охранника явно ниже его профессиональной квалификации и деньги, конечно, будут небольшие, но все-таки…
— Ваши услуги моему шефу нужны всего на один день, господин Рухман, а именно завтра – с раннего утра до полуночи..
— А что, собственно, должно произойти завтра? Конференция, вечеринка, деловая встреча?
— Господин Клаузман получил письмо, в котором сообщалось, что он будет убит 18 апреля, то есть завтра.
— А вам не приходило вам в голову, что это глупая шутка?
— Что приходило мне в голову, не имеет никакого значения, а вот мой босс воспринял это сообщение совершенно серьезно. Он ждет вас завтра утром. Это ваш чек.
Спенсер поклонился и вышел. Билл опять задумался. Странная просьба, странное письмо. Убийца предупреждает жертву заранее… Его размышления прервало удивленное восклицание Джоан, поразил причем даже не смысл, а интонация – Джоан проявила эмоции, не находясь при этом в постели! Это что-то новенькое.
— Посмотри-ка на сумму! Фантастика! За один день работы такие
деньги?
Сумма впечатляла, однако Билл напустил на себя маску пресыщенности.
— Это говорит о том, что они знают, с кем имеют дело. Моя блестящая репутация…
— Какая такая репутация? Две месяца без клиентов ты называешь блестящей репутацией?
— Ладно, оставим это. Как ты думаешь, это письмо написано всерьез?
— А какое тебе до этого дело? Раз клиент верит, поверь и ты, тем более, за такие деньги.
— Ты права. И все-таки здесь что-то неестественное, как в плохом театре…
И, заметь, что особенно примечательно, чек был выписан заранее, еще вчера. Думаю, этот господин Клаузман напуган и даже очень. Кстати, взгляни-ка в свой компьютер, что это за птичка?
Пальцы Джоан взлетели над клавиатурой. Компьютер пожужжал, свистнул и вслед за ним присвистнула и Джоан. У Билла отвисла челюсть — уже дважды за один день его секретарь дала волю эмоциям. Поистине, что-то в мире произошло необычное.
— Твой клиент стоит около трех миллиардов. Химия, пластмассы, нефть и прочие мелочи. Причем разбогател мгновенно, за какой-то год, почти сорок лет назад.
— Тогда все ясно, человек с тремя миллиардами может себе позволить такой гонорар. Моя совесть успокоилась. На сегодня все. Идем обедать.
Билл достал из ящика стола «беретту» и сунул ее в кобуру.
— Насколько я понимаю, после обеда мы отправимся ко мне?
— Ты правильно понимаешь. А как, интересно, ты догадалась.
На лице загадочной компьютерной богини появилась легкая улыбка. Чудеса продолжались и Билл почему-то очень не хотелось, чтобы они исчезли….
Особняк Клаузмана был большим, однако без претензий на внешнюю роскошь. Ограда солидная, охрана – тоже. У ворот охранники долго разглядывали его значок детектива, чуть ли не обыскали машину и пропустили лишь после звонка в дом. Интересно, зачем хозяину при такой охране и таких заборах еще понадобился детектив? Для рекламы? Или поболтать не с кем?
В холле детектива ждал Спенсер.
— Господин Клаузман ждет вас в своем кабинете.
— Эй, дружище, вы случайно вчера не перепутали чек?
— Что вы, я никогда ничего не путаю. Проходите.
Билл вошел в кабинет, скорее напоминающий зал музея средней величины. Старинная мебель, картины в золотых рамах, тысячи книг на полках… Кресло у письменного стола развернулось. В нем сидел седой старик в простом свитере. Биллу показалось, что он только что сошел с одной из картин в этом же кабинете. Старик указал на кресло напротив.
— Садитесь, детектив, простите, как вас?
— Уильям Рухман, можно просто Билл.
— Отлично, Билл. Там – виски, там – сигары.
От виски детектив воздержался, однако сигары были отменные и против такого соблазна трудно было устоять. Детектив обрезал сигару, закурил, принял небрежную позу и вопросительно уставился на старика.
— Рассматриваете музейный экспонат? Да, да, я действительно стал уже частью этой комнаты — так же стар и так же много стою. Вижу, у вас есть вопросы.
— Почему вы обратились именно ко мне?
— Я много слышал о вас, мне рассказывал старина Фрейзер, вы ему помогли возвратить пару миллионов. Но мое дело не в деньгах. Прочтите-ка вот это.
Рухман внимательно прочитал письмо: «Я тебя убью завтра вечером и ничто на свете не может тебя спасти, старый лицемер. Правосудие иногда запаздывает, однако всегда приходит. Прощай!»
Письмо, как письмо. Штифт принтерный, отпечатано на лазернике, бумага стандартная… Никаких зацепок….
— Немного, но выразительно. И вы этому верите? А может, это просто шутка?
— Не знаю, не думаю, что это чья-то шутка.
— Тогда кому это вы так насолили, что он решил изображать правосудие?
— Знаете ли, за такую долгую жизнь, как моя, многим успеваешь насолить…
— Пожалуй. У меня такого опыта пока нет. У вас много друзей?
— Издеваетесь? Какие друзья? В лучшем случае, деловые партнеры. Были и друзья, в молодости, когда мы все были еще бедны и полны амбиций. Потом это все куда-то пропало… Молодость и дружба часто исчезают одновременно. Нет, пожалуй, сейчас я не могу похвастать друзьями.
— А как насчет наследства, простите, но ваш возраст…
— У меня никого не осталось из близких родственников. Печально, конечно, но это так. По завещанию все деньги пойдут в фонд помощи молодым ученым. Так что от моей смерти никто не выиграет.
— А почему ученым? Могли бы помогать, например, актерам или мусорщикам.
— Я сам был когда-то таким ученым – с головой полной идей, однако без денег, чтобы хоть одну из них воплотить в жизнь. Свое состояние я сделал благодаря одной такой идее, правда, не моей.
— Не вашей?
— Сейчас я стар и могу во всем признаться. Еще в университете мы дружили с Карлом Бреннером. Он – химик и открыл новый способ полимеризации, а я запатентовал его идею на свое имя.
— Ого! Значит вы его, господин Клаузман, выражаясь современно, просто кинули? Забавно.
— Ничего забавного, таких случаев сколько угодно, он был человеком, совершенно непригодным для бизнеса. Идеалист, непрактичный мечтатель. Его идея так и сгинула бы в безвестности, если бы не я.
— Понятно, можно сказать, облагодетельствовали паренька. Благородно. А как же он?
— Не надо иронии, я хорошо знаю цену своему поступку. А он продолжил свою работу, стал великим ученым, вы, возможно, слышали о нем.
— Конечно же, нобелевский лауреат Бреннер! Как я сразу не догадался! Так это вы его объегорили в молодости?
— Как видите, Карл и без меня пробился на самый верх. Но он на меня обиделся.
— И я его понимаю. Когда тебя обокрал друг, поневоле обидишься.
— Вы, Рухман, слишком молоды и потому не понимаете, что в бизнесе нет таких понятий, как дружба. Есть только успех или провал. Не думаю, чтобы Карл через столько лет еще помнил ту обиду, ведь он даже письмо мне прислал, хотел встретиться… И я согласился.
Больше они на эту тему не разговаривали. Обед был подстать все обстановке – немного чопорный, но зато вкусный. Клаузман оказался интересным собеседником и неплохо образованным человеком. Он рассказывал о своих картинах, рыбной ловле, происках своих конкурентов, способах приготовления мартини, но ни разу не упомянул о причине, по которой детектив стал в этот день его гостем. Час шел за часом в неторопливой беседе. Все в доме было таким мирным и уютным, что мысль о смерти, тем более убийстве, просто не приходила в голову. Около восьми зазвонил телефон. Билл насторожился. Звонили охранники от ворот.
— Приехал доктор Эванс. Моя ежедневная процедура, укол, — ответил старик на вопросительный взгляд Билла.
Доктор Эванс был похож на всех докторов в мире – деловитый, аккуратный, в круглых очках. Укол он сделал быстро и профессионально, так же стремительно удалился. Билл повертел в руках пустой флакон от лекарства. «Метакдипрофилен,» Название было незнакомым Биллу, но что в этом удивительного, мало ли лекарств на свете… После укола старик заметно повеселел, встал с кресла, закурил сигару.
— Доктор Эванс строг и несправедлив, запрещает мне курить. Теперь, до завтрашнего вечера я могу немного похулиганить. Если доживу, конечно…
Биллу понравилось, что Клаузман не потерял чувства юмора. Старик с наслаждением курил, с детским удовольствием наблюдая за струйками дыма… Билл зевнул. День, указанный в письме, заканчивался, а ничего похожего на убийство не было и в помине. Однако сонливость Билла мгновенно исчезла, когда старик, затянувшись сигарой в очередной раз, вдруг дернулся, потом вытянулся в кресле и через мгновение замер. Сигара выпала из руки и дымилась на ковре.
Билл остолбенел. Несколько мгновений он тупо смотрел на недавнего собеседника, потом подскочил к старику, попытался нащупать пульс. Его не было, господин Клаузман скончался, как и было обещано в письме…
Детектив дико осмотрелся вокруг, словно ища невидимого убийцу, и снова плюхнулся в кресло, судорожно пытаясь сообразить, что же такое произошло в последние минуты, что вызвало смерть? И ничего не смог придумать. Главным чувством в этот момент была досада, сильная досада. И ничего больше.
Он механически поднял сигару с ковра и раздавил ее в пепельнице. Логика услужливо подсказала несколько возможных вариантов – отравленный обед, сигара, укол… Но ведь обед он разделил вместе со стариком и ничего, жив и здоров, сигары он курил тоже. Нельзя же предположить, что старик выбрал именно одну единственную отравленную сигару из целой коробки… Укол. Да, остается укол. Склянка из-под лекарства лежала у Билла в кармане. Билл поднял трубку телефона. Спенсер, видимо, почувствовал нечто серьезное в его голосе и потому явился почти мгновенно.
— Что с боссом? Он потерял сознание?
— Увы, кажется, он мертв, как и было предсказано. И я ничем не смог ему помочь. Звоните доктору, пусть срочно приезжает.
— А, может, сначала в полицию?
— Полиция может подождать. Звоните доктору.
В ожидании приезда врача Билл тщательно осмотрел рабочий стол. Деловые бумаги, копии договоров, какие-то счета, в стопке писем – обычная переписка бизнесмена.
— Спенсер, вы не помните, письмо с угрозой пришло по почте?
— Отлично помню, обычной почтой вчера утром. Босс прочитал письмо, подумал и отправил меня к вам.
— Понятно. Где конверт?
— Я его выбросил в мусоросжигатель вместе с другими ненужными бумагами. Господин Клаузман ежедневно чистит… чистил стол от лишних документов.
— Весьма предусмотрительно. А вчера никаких еще писем не было?
— Было одно. Только не с почтой, его приносил рассыльный из отеля.
— Так, любопытно. Где же оно? Я просмотрел все бумаги. Может, вы его тоже сожгли?
— Нет, этого письма я не сжигал. Это было странное письмо.
— Вот как? И что же в нем странного? Анонимное?
— Нет, там был логотип отеля, но вот имя… Оно было адресовано Фрогги Клаузману. А господина Клаузмана звали Майкл. Фрогги это его прозвище в молодости.
— А какой, вы говорите, логотип был на конверте?
Билл снова взялся за телефон.
— Скажите, в вашем отеле не остановился некий господин Бреннер. Карл Бреннер. Посмотрите в гостевой книге.
— Мне не нужно никуда смотреть. Нобелевский лауреат Карл Бреннер. всегда останавливается в нашем отеле.
— Отлично, не могли бы вы соединить меня с ним?
— Это невозможно. Господин Бреннер сегодня утром улетел в Нью Йорк, где он живет.
— Скажите, а не было ли почты господину Бреннеру вчера?
— Была. Наш рассыльный ходил куда-то с письмом и пришел с ответом.
Билл положил трубку. Что-то с этим письмом было не так, только вот что? Письмо с посыльным, ожидание ответа… Как сказал сам покойник, Бреннер предлагал встретиться и помириться? Убийцы обычно не имеют привычки мириться со своими будущими жертвами. Хотя, как знать… В дверях появился доктор Эванс в сопровождении Спенсера.
— Что вы с ним сделали? Что с ним?
— Не знаю, ведь это вы доктор, а не я. После укола он почувствовал себя бодрее, даже закурил. А потом вдруг – хлоп…
— Не понимаю. Похоже на инфаркт, но определенно можно сказать только после вскрытия. Курс уколов я начал почти месяц назад, ему это хорошо помогало, я так надеялся на новое лекарство.
— А может, дело в дозировке? Знаете, есть такие лекарства…
— Да нет, все было, как обычно. Лекарство, хоть недавно появилось, но зарекомендовало себя хорошо.
— И что же это за чудо?
— Метакдипрофилен, одно из производных синильной кислоты.
— Что? Ведь цианид калия жуткая отрава?
— Еще бы! Но это не цианид, а всего лишь его отдаленный родственник… Нет, надо бы вызвать полицию.
— Вызывайте, хотя… Еще один вопрос, доктор. У вас кто-либо в последнее время интересовался, применяете ли вы это лекарство?
— Да, был звонок из фирмы-производителя. Просили дать отзыв и спрашивали, кого из своих пациентов я пользую им. Они знают, что у меня очень солидные пациенты, для фирмы это серьезная реклама.
Спенсер позвонил в полицию, а доктор замолчал и мрачно уставился на бывшего пациента. У него были свои заботы. Как ни говорите, а покойник – плохая реклама самому врачу…
Билл напряженно размышлял. Это таинственное письмо, которое пришло и ушло… Кто его послал? Карл Бреннер? Возможно, а возможно и нет – простое совпадение. Лекарство? Нет, кажется, тут тоже все чисто. Доктор мог быть кем угодно, но вовсе не казался простофилей, чтобы оставлять улику в руках постороннего человека, к тому же еще и детектива. Рухман пытался переворошить в памяти все оставшиеся после университета знания по химии, но ничего путного не получалось. Картина рисовалась невеселая — человеку угрожают, называют время смерти и убивают точно по расписанию, а он, детектив, оказывается годным лишь на роль свидетеля. Грустно… Нет, дело, видимо, все-таки в лекарстве. Билл попробовал зайти с другой стороны.
— Доктор, а может ли лекарство в каком-либо особом случае превратиться в синильную кислоту?
— Просто так не может. Конечно, с помощью сложных реакций можно выделить кислоту из лекарства, но…
Значит, кислоту все-таки можно выделить? Но сложно. Для кого? Что позволено Юпитеру, не позволено быку… Посмотрим. Билл снова взялся за телефон.
— Гарри, привет, это Рухман. Прости, что так поздно звоню, но есть один
вопрос.
— Господи, Билл, какие вопросы могут быть в полночь!
— Не ворчи. Скажи-ка лучше, можно ли быстро и без сложных реакций выделить одно вещество из другого.
— И ты меня для этого разбудил? По ночам ты изучаешь химию? Конечно же, можно. Правда, это весьма непросто, но принципиально возможно. Ты когда-нибудь слышал о катализаторах? Они воздействуют на внутренние связи в молекулах, иногда убыстряют реакции, иногда – замедляют. Так вот, все зависит от устойчивости молекулы первоначального вещества, но и его можно нарушить. Есть весьма непрочные соединения, тогда задача сильно упрощается.
— А если это вещество находится внутри человека, в его организме? Скажем, лекарство?
— Это ничего не меняет, просто в человека надо ввести еще одно вещество – катализатор. И реакция пойдет хоть в человеке, хоть в пробирке…
— А что сначала – катализатор или вещество?
— Без разницы.
— Спасибо, Гарри, ты гений! Желаю тебе стать нобелевским лауреатом.
Доктор Эванс и Спенсер внимательно прислушивались к разговору.
— Скажите, Спенсер, а как господин Клаузман отправлял письмо?
— Письмо принес мальчишка из отеля и сказал, что ему велено ждать ответа. Господин Клаузман написал несколько строчек, запечатал письмо и передал мне.
— А как он запечатывал письмо?
— Как обычно запечатывают письма – уложил в конверт, заклеил и все.
Спенсер на секунду задумался.
— Постойте-ка, тут тоже было нечто странное. Конверт он взял не свой, а тот, который был в письме, уже с обратным адресом.
— Вы хотите сказать, что внутри письма из отеля был еще один конверт?
— Да, и господин Клаузман запечатал именно его. Письмо из отеля он тоже вложил в этот конверт.
— Ну, вот, все встало на свои места. Что ж, господа, по традиции гениальный детектив обычно собирает всех причастных к преступлению лиц и указывает на преступника. Воспользуемся прецедентом и попробуем импровизировать в духе Эркюля Пуаро. Хотите, я сейчас вам расскажу, как убили господина Клаузмана? Отлично. Так вот, имею честь сообщить, что его убили вы, доктор, и вы, Спенсер.
Доктор шариком выкатился из кресла, а Спенсер начал медленно багроветь и сжимать кулаки.
— Успокойтесь, я вовсе не хочу вас ни в чем обвинять, просто вы стали невольными соучастниками убийцы. Вы, доктор, ввели лекарство, как обычно делали каждый день в одно и то же время. Кто мог знать об этой ежедневной процедуре?
— Да, кто угодно. Я рассказывал своим коллегам, знали слуги в доме, шофер, вот Спенсер, например, знал… Господин Клаузман очень верил в это лекарство и даже по телефону рассказывал своим знакомым, как оно ему помогает.
— Понятно. Стало быть, об этой процедуре мог узнать, кто угодно. В том числе и человек, который замыслил убийство. Завтра я могу позвонить в офис фирмы-производителя, но уже знаю ответ – никто от них вам не звонил. Звонил убийца, он уточнил, в какое время вы делаете укол своему пациенту. Итак, вы ежедневно вводили господину Клаузману лекарство, в котором был яд, однако смертельные молекулы были в нем связаны сложным химическим образом и потому безобидны. Однако, каким-то образом в организм покойного попадает и катализатор, который возвращает молекулам убийственную силу. По этому принципу действует и, так называемое, бинарное химическое оружие. В нем тоже происходил реакция распада безобидного вещества с помощью катализатора и… В результате сотни, тысячи мертвецов. Вроде нашего господина Клаузмана. Но как попало это вещество в организм убитого? Я никак не мог этого понять, но здесь на сцене смертельной трагедии появляетесь вы, Спенсер, с письмом из отеля. Господин Клаузман получает весточку от старого друга с просьбой о встрече. Однако, видимо, в письме была и некая просьба. Нечто вроде того, что не стоит, мол, придавать встрече чересчур публичный характер, это наше дело, потому не надо, чтобы о ней узнали журналисты и так далее. Все логично — встреча двух таких знаменитых людей не могла бы остаться незамеченной, а огласки не хотел ни один из них. Была в их отношениях одна деликатная проблема, о которой оба не хотели бы распространяться. Господин Клаузман, как он сам мне говорил, решил помириться со своим старым другом, быть может, даже попросить у того прощения. Он выполняет просьбу и отправляет свое письмо вместе с конвертом назад в отель. Вы отдаете его посыльному и оно попадает в руки человека, который его и отправил. Круг замкнулся. Думаю, что оно исчезло безвозвратно. Таким образом навсегда исчезла и единственная бесспорная улика, без которой мой рассказ просто беллетристика в духе Агаты Кристи и ничего более.
— То есть как? Что же особенного было в письме?
— Не в самом письме, а в полоске клея на конверте. Господин Клаузман, как человек старомодный, просто смочил языком клей и запечатал письмо, так?
— Именно так. Он лизнул конверт…
— Вот и все. Я все думал, что же могло стать катализатором? После укола покойный ничего не ел и не пил, только курил. Но я никак не мог сообразить, что порядок введения компонентов не играет никакой роли. Гарри мне подсказал, что порядок не имеет значения, и до меня дошло, что катализатор попал в организм до, а не после укола. Он был в клее на конверте. В результате в организме нашего покойного господина Клаузмана образовался бинарный яд и убил его изнутри. Вы,
— Спенсер, лично отправили единственную улику убийце, впрочем, думаю, письма давно уничтожено, а сам Карл Бреннер спокойно летит через океан. Улик против него нет. А если бы я попробовал выложить ему свои соображения, он просто расхохотался бы мне в лицо. Убийство, совершенное гением. Недаром он все-таки нобелевский лауреат. Да, старина Клаузман, возможно, действительно хотел покаяться в грехах молодости, но тот, другой, думал иначе и все-таки припомнил старому дружку сорокалетний должок…
— Вы расскажете эту историю полиции?
— Я не сумасшедший. Если я выложу свою версию, то они точно сочтут меня психом. Улики нет, никаких косвенных доказательств – тоже. Только мои домыслы, хотя я не сомневаюсь, что именно так все и произошло. А вскрытие покажет обыкновенную остановку сердца, что в его возрасте вполне реальная вещь. Если обнаружат какое-то постороннее вещество, то сочтут это остатками лекарства. Вот и все. Как там написал в письме этот мститель? «Правосудие иногда запаздывает, но все равно приходит». Только вот правосудие ли?
После приезда полиции и нудных расспросов, Билл, наконец, уселся в свой «шевви». Ехать в пустую квартиру, где в холодильнике тосковала единственная банка пива, не хотелось. Он мечтал сейчас постоять под горячим душем, выпить немного подогретого виски и хорошенько расслабиться…
Джоан выглядела спросонок просто великолепно – чуть припухшие губы и глаза без очков делали ее похожей на немного обиженного ребенка. Билл выполнил почти всю намеченную программу и теперь стоял со стаканом на пороге спальни с полотенцем на бедрах, наблюдая, как Джоан укладывается в постель.
— Скажи-ка, милая, ты умеешь обижаться?
— Конечно, как и всякая женщина.. Вот если ты через двадцать секунд не будешь в постели, узнаешь, как я это делаю.
— А долго обижаешься?
— Нет. Обычно на следующий день забываю. Не люблю жить с обидой в душе, тоска смертная — копить обиды.
— Вот это замечательно! Просто великолепно! Туши свет…
