Главный герой
Он
Она
На сцене только лавка со спинкой, напоминающая сиденье в метро. Хорошо, если с верху будет свисать поручень как в метро. За всю пьесы обстановка на сцене не меняется, меняется только свет.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Странная штука время. Говорят, оно лечит, однако это лечение больше похоже на ампутацию. Вот и у меня есть воспоминания, которые дороже, чем многое из того, что принято назвать реальностью, но время лечит от них с упорством гидравлического пресса. Я хочу уберечь прошлое любой ценой, только платить эту цену нечем и некому. Вот, к примеру, помню ночной город. Если быть точным, близился рассвет. Я сидел на берегу реки и просто смотрел вокруг. Торопливое летнее утро нарисовало мне черно-синий силуэт древнего города, синим, там, где ночь была уже разбавлена рассветными лучами, и черным в тех местах, где тьма еще держала позиции. Все вокруг было только черным или синим. Не считая звезд, разумеется. И я сидел в этом застывшем царстве нарождающейся зари, загипнотизированный волшебной и тихой красотой, совершенством этого уникального мгновенья и думал, что все, что есть во мне хорошего, светлого, не испорченного, это чудом выжившая способность воспринимать то прекрасное, что есть вокруг. И еще я думал, что самое лучшее это умереть здесь и сейчас. Сейчас и разом, поскольку ничего более волшебного, восхитительного, но, в тоже время, более настоящего в моей жизни наверняка больше не будет. Но утро добавило красок сперва в лампы светофоров, затем в фары автомобилей, потом и дома покрасило, а я остался. Казалось я никогда не смогу забыть пережитого этой ночью.
ОН: Но нет, я все забыл. Забыл напрочь, и вот сейчас, например, в голове у меня нет тех таинственно-бархатных силуэтов дворцов и улиц, а есть лишь блеклые воспоминания о мускулистых спинах танцовщиц балета, ведь мы пришли в бар с балета, и теперь у меня в голове по преимуществу коньячные испарения и мускулистые спины танцовщиц, а сказочный город мечты исчез оттуда бесследно. Это ужасно, ведь я причисляю себя к тем, кто всегда стоит под стрелой, работает без каски, выдергивает шнур и выдавливает стекло, а теперь выясняется, что я не способен даже просто удержать те воспоминания, которые делают жизнь осмысленной.
ОНА: Все! Все! Хватит! Как это ловко вы придумали, да? Несешь весь бред, что приходит в голову, обзываешь все это каким-нибудь «потоком сознания», и вот пожалуйста — современное искусство? Да какое оно современное, все это было уже тысячу раз! И Беккет, и Ионеско. Да, господа, пальцем в небо, вот как это называется!
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Царице не понравилось?
ОНА: Как такое вообще может понравиться? Чушь полнейшая, смотреть скучно, слушать нечего. Это просто какой-то кошмар, кошмар навязчивый и пошлый. К сожалению, господа, приходиться констатировать, вы абсолютно бездарны. (тон резко меняется) Обиделись что ли? Да нормально, даже прикольно. Это я так, учусь на критика.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Ты хороший критик.
ОН: Конструктивный.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: И мне особенно понравилось ее стремление как-то поддержать молодого автора.
ОН: Вы оценили, насколько дотошен и кропотлив анализ? (достает бутылку коньяка) За анализ! (отпивает, передает бутылку)
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Поддерживаю! (отпивает)
ОНА: Кстати о критике. Оказывается, чтобы написать хорошую статью, спектакль лучше вообще не смотреть. Так пишется легче, голова всякой фигней не забита.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: (усаживается закрывает глаза говорит в полудреме) Торопливое летнее утро… Разбавлена рассветными лучами… Темнота… (пауза)
ОНА: (Ему) Тебя ведь Славой зовут?
ОН: Бывает.
ОНА: А чем ты занимаешься?
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: (сквозь сон) Он массаж хорошо делает.
ОНА: Какие вещи открываются. А что он еще хорошо делает?
ОН: Много чего, еще сама увидишь.
ОНА: Можешь мне плечи помять, а то я устала сегодня? Или ты только мальчикам?
ОН: Ну, если хорошенько хряпнуть, можно кому угодно.
ОНА: (с иронией) А ты эротичный.
ОН: Ты тоже, особенно сзади. (начинает мять ей плечи)
ОНА: У тебя такие сильные руки. Такие мужественные.
ОН: Знаешь почему у петухов нет рук? Потому что у кур нет грудей! У меня-то все на месте!
ОНА: (Садиться рядом с ГГ, в тоже время ластиться к Нему) Знаешь, так приятно чувствовать себя рядом с настоящим мужчиной, сильным и благородным. Женщина должна иногда ощущать себя беспомощной. Как будто вокруг ураган, но есть надежный, несокрушимый утес, которому не страшны…
ОН: Да ладно трепать-то…
ОНА: Так странно, что я раньше тебя никогда не видела, Слава. (слегка пересаживается, так что оказывается сидящей бок о бок с Главным Героем, но не замечает этого)Прости, я глупости несу, просто ты такой… славный… (свет меняется на более яркий. Видно, что ГГ уснул и непроизвольно уронил голову на плечо Она, Он и Она сразу становятся обычными пассажирами) Мужчина, вы еще лягте на меня!
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Заманчиво.
ОНА: Рад его толкнула, другой. Нет! Все на плечо мне валиться.
ОН: Пьяный.
ОНА: Может и пьяный, а может еще какой. Так и валиться, и хоть бы что ему. (голос в колонках: «Станция «Владыкино». (пауза) Осторожно, двери закрываются… голос становиться тише и исчезает, свет меняется на более темный, Она встает)
ОНА: Славка, да отсядь же ты от окна.
ОН: Ну что ты, какая разница?
ОНА: Тебе не знаю, а мне есть разница. По всей деревни говорить будут, что мужика привела. Тут все смотрят, я ж тебя огородом вела не от дури, а чтоб не пялились.
ОН: Мы же поженимся скоро.
ОНА: Скажут, что обрюхатил, потому и взял.
ОН: Да что тебе?
ОНА: Тебе может и ничего. Уйди ж ты от окна, идет кто-то. Кто это? Не знаю. Мож к Николе- глазку? Ну точно, опять, наверное, собутыльника завел. Самогонку давича гнали. Теперь шабаш устроят. С пугал портки с польтами поснимают, кур разбудят…
ОН: (говорит Главному Герою, не обращая на Нее внимания) Знаешь, я тут на метро как-то проезжал «Петровско-разумовскую», и поезд так остановился, что через окно напротив было видно название станции. А все-то оно целиком не влезает, и поместилось только «ско-разум», через дефис. «Ско-разум». Я с тех пор и думаю, может, мне не просто так это привиделось? Может, есть в этой бессмыслице что-то? «Ско-разум». Слушай, ты не сочти за психа, но мне все мерещиться, что «СКО» — аббревиатура, и мне не обходимо узнать, что она означает. Ну, разгадать. Мучился страшно — без толку. Бред какой-то. (Ей) А ты че, правда что ли на актрису училась?
ОНА: Да. Уже закончила, а что?
ОН: Так ничего. Интересно. А можешь сбацать что-нибудь, пантомиму или как там?
ОНА: Ты правда хочешь?
ОН: А че, давай!
ОНА: Ну ладно. Я один текст прочту, его один мой друг написал.
ОН: Мужик твой?
ОНА: Нет, мы не встречались, просто дружили. Его нет уже, а несколько страниц сочинений осталось. Слушай. (начинает читать монолог) Я читал где-то, что корни деревьев живут очень долго, даже если само дерево давно срублено. Потом мне было очень страшно гулять по просекам, из головы не шла мысль, что глубоко внизу огромные, похожие на осьминогов корни еще продолжали свою бессмысленную жизнь, и они, вероятно, еще не умрут даже тогда, когда меня самого уже не будет. Я шел в лес, гладил руками кору берез и елей, прикасался кончиками пальцев к листьям и хвое, и застывал в волшебном восторге: совершенные существа! Ветви, листья, корни, ствол, все это существует, чтобы рождать жизнь, но жизнь эту нельзя увидеть или потрогать, в нее можно только поверить. И тут я понял, почему люди говорят «древо жизни», «древо мира», «древо знания». Дерево — это идеальная форма организации. Мир устроен как дерево. А человек устроен по образу и подобию мира. Эта мысль принесла мне такую страшную усталость, что я опустился в траву. К дереву можно прикоснуться, а к знанию или, там, к любви… Мне стало грустно и, почему-то стыдно. Так-то, молодой человек.
ОН: (довольно пьяным голосом) Молодой человек! (свет становиться ярким слышен шум колес, Он стоит рядом с Главным Героем сильно шатаясь) Молодой человек! Пожалуйста, помогите, чем можете, странному бедняку. Что сказал? Бедному страннику!
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Чем это, интересно?
ОН: Не надо на меня так смотреть, что же я алкаш, по-вашему?
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: С виду да.
ОН: Не надо вот этого. Я… гражданин. Я… рубликов двадцать, если не жалко.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: (протягивает) Нате.
ОН: Вы не подумайте, что я просто алкаш, которому лишь бы пузырь выжрать и в кусты рухнуть. У меня работа такая, понимаете? Я сторожем при институте, у нас там зверьки есть для этой… трансплантации. Что сказал? Вивисекции. Они так пищат, особенно по ночам, душа рвется. Без пузыря на такой работе нельзя. Я понимаю, для науки надо, а все равно… (свет гаснет обратно, голос меняется, становится трезвым и искренним) Все равно мне покоя нету. Каждый раз, еду мимо «Петровки», и у меня в башке долбит: «ско-разум», «ско-разум». Может меня правда лечить надо?
ОНА: Слава, ты чего?
ОН: Да так, закемарил чего-то, а че, бубнил чтоль?
ОНА: Немного.
ОН: Это у меня бывает, особенно с перепою. А еще храплю.
ОНА: Ничего страшного.
ОН: Да это все бабы так говорят по началу, потом ныть начинают. А некоторые и сами храпят будь здоров. Ты то как?
ОНА: Не знаю. Я, вроде, никогда не храпела.
ОН: Это хорошо. Ну что, че делать-то будем?
ОНА: Может, поговорим.
ОН: Охота вам лясы точить. Ну давай.
ОНА: Ты знаешь, я всегда чувствовала, что несчастна. Что-то всегда меня сковывало, словно на мне одежда, которая сильно мала. Оказалось, я сама же и виновата, ведь я актриса. У меня призвание каждый день перешагивать пределы, положенные природой, но ведь пределы не существуют просто так, понимаешь? Счастье возможно лишь для того, кто твердо уверен, что жизнь и вправду такая, какой он ее видит, а я существую в мире вещей, которые ни потрогать, ни увидеть, ни словом назвать. Несчастью есть другое название — творчество.
ОН: Эка ты загнула. Да разве ж счастье у кого есть? У меня отец всю жизнь у фрезера, мамка в больнице медсестрой. Хоть они и не актрисы, да вот счастья похоже не видали. Отец, чуть только рубль появиться, он уж и лыка не вяжет. Счастье… Тут, возможно, дело в другом. Понятие счастья не стоит отделать от понятия жизни. В том смысле, что структура того, что мы будем называть жизнью изначально предполагает процессы, обратные тем, что мы могли бы назвать счастьем. Видишь ли, счастье устроено статично. Для счастья должно быть то-то и то-то, а жизнь это изменение, созидание и разрушение. Созидание мы принимаем как должное, а вот разрушение нас травмирует. И мы просто не замечаем, что разрушение, по сути, базовая форма созидания. Видела символ инь и ян? Он тебе ничего не напоминает? А по-моему он похож на две взаимопроникающие опухоли, каждая из которых в сердцевине несет метастазы соседа. Метастазы эти непременно сожрут ее изнутри, но не переработают целиком, а тоже сохранят в себе метастазы чужеродного организма. А потом все заново. Жизнь — это клубок раковых опухолей, пожирающих друг друга, и счастья в ней мало.
ОНА: Откуда? Я же… (узнает его) Слава?
ОН: И снова здравствуйте! Не слишком много Слав в один день?
ОНА: Я тебя не узнала.
ОН: Это я понял. Странно, да? Никто из нас по сути уже не должен кататься в метро, но меня почему-то выпустили, а ты, о чудо, еще не умерла, актриса хренова.
ОНА: Ты не был таким жестоким.
ОН: Может быть, мне должно быть стыдно?
ОНА: Издеваться над моей болезнью это слишком.
ОН: Сорвался, бывает. К тому же, ты сама ее использовала как ходовую валюту. Хотела купить этой ценой побольше красивой жизни.
ОНА: Не продаст никто. Не в ходу нынче эти глиняные монетки. Я понимаю, что ты сердит, но мне и вправду скоро умирать.
ОН: Я вспоминал об этом чаще, чем ты. Извини, ладно.
ОНА: Я в любого тебя влюбляюсь. Зря ты мне не верил. Мне и вправду осталось очень немного.
Моя тишина уже наступает. Прислушайся, звуков почти никаких. (замирают, включается свет, снова возникает пространство вагона метро, Она сидит и читает книжку, Главный Герой просыпается)
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Давно стоим?
ОНА: Пару минут.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Правда?
ОНА: Ну может минут десять.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Мне почему-то всегда страшно, когда поезд в туннеле останавливается.
ОНА: А мышей вы не боитесь?
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Мышей нет. Я тишины боюсь. А вагон сейчас как затонувшая подводная лодка.
ОНА: Вы когда-нибудь в обморок падали?
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Нет.
ОНА: А я часто падаю. Хотите, покажу?
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Не надо, и так страшно.
ОНА: Это почти тоже самое, что и поезд, стоящий в туннеле. Как будто время останавливается и затихает. Представьте, что у поезда обморок. Сейчас ему дадут какую-нибудь гадость понюхать, и он снова поедет.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Как все просто.
ОНА: А все и вправду просто. А если продолжить мою мысль, то бояться следует конечных. Ну, если простая остановка в тоннеле — обморок, станция — отдых, то конечная — сами понимаете… Только я ездила после конечных, поезд там разворачивается и почти сразу идет обратно по маршруту. Так что и конечных бояться не стоит.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Иногда поезд едет в депо.
ОНА: Вам еще и тридцати нет, рано о депо думать. Давайте больше говорить не будем, потому что у меня завтра экзамен.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Спасибо.
ОНА: Не мешайте.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: (свет гаснет) Конечно. Мы все не любим вторжений на свою территорию. Там происходят наши внутренние дела. Правда? Что же, давайте, кто первый? (Ей) Давай ты.
ОНА: Я не помню ничего. Я все забываю. Вот как-то раз, давно… мы были в квартире у одного парня, очень хорошего и доброго человека, да… я его очень ценила как друга, а он влюбился… и как- то, как-то раз я сижу на кухне и пью кофе, совершенно ужасный растворимый кофе, гадкий, а другого у него не было и он принес мне кружку жареного арахиса… большую железную кружку, а в ней горячий, восхитительно пахнущий арахис, мелкий, бардовый. Тот парень умер давно, а я помню, как я пью кофе с арахисом, и вкус этого сочетания это все, что во мне осталось от того дня. Я пытаюсь вспомнить этого человека, а помню только кофе, арахис и большую железную кружку… ужасно…
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Ты все помнишь. Твоя память это не ларец, а доспех. Она тебя защищает, доверяй ей. (Ему) Ну, теперь ты давай.
ОН: Я тут сидел дома, у себя в комнате и слушал компакт-диски. И тут со мной что-то странное сделалось, что-то вроде отдышки, только вместо воздуха музыка. Сложно объяснить, и музыка моя любимая, и качество хорошее, но мне недостаточна именно ее концентрация. Концентрация музыки. Я судорожно переключал с одной песни на другую понимая, что, по сути, хочу впитать ее всю и сразу, нажать посильнее на поршень, втолкнув в мозг стразу весь кайф. Не слова, не мелодию, а именно кайф, который доставляют слова, мелодия, ритм. Мозг требовал большего, чем могли дать колонки. Страшное, по сути, ощущение — нехватка кайфа. Я могу превратиться в ненасытное чудовище в любой момент.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ: Какая-то часть тебя уже давно стала таким чудовищем, другая не сделается им никогда. И в этом правда. (себе, Он и Она явно его не слышат) Приятно изображать из себя вселенную. Приятно придумывать правила. Ты придумываешь — все играют. Большего желать глупо, меньшего — оскорбительно. А знаете, почему глупо желать большего? Подумайте. Пожалуй, я подарю своей вселенной новое определение разума. «Систематизированный концентрат ограниченности». Сокращенно СКО. СКО — разум. Ско-разум… (свет становиться ярким, мы снова в вагоне. Голос, объявляющий станции в динамике: «Станция «Петровско-разумовская», затем в динамике голос машиниста: «Поезд дальше не пойдет, состав следует в депо», снова тот голос, что объявляет станции: «Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи. При обнаружении вещей, забытых другими пассажирами, не трогая их, сообщите по станции сотрудникам милиции и сотрудникам метрополитена»)
ОНА: (на фоне голоса в динамиках) Просыпаемся, молодой человек, просыпаемся. Приехали.
В ТОЧКУ. СПАСИБО!!!