Наточив серебристую сталь,
Долгим взглядом окинув наш дом,
В черноокую грозную даль
Улетел ты, взмахнувши крылом.
Где-то там, где вы только могли
Расплатиться за нас головой,
Утонул ты в кровавой пыли,
В бурной речке стенающих войн.
Целый день я пряла шерсть и лен,
Грела наш остывающий дом.
Я мечтала: здоров, окрылен,
Ты вернешься ко мне. А потом
Я слагала моленья в уме,
Вдруг зарница прожгла лунный свет.
По ее ярко-алой кайме
Я прочла, что тебя больше нет.
Я стояла на голой скале
С распростертою ласточкой рук.
Гребни пенились в утренней мгле.
Я спешила к тебе, только вдруг
Чувства все изнутри перекрыв,
Шевельнулось начало начал.
Кто-то теплый в меня, не спросив,
Как в закрытую дверь постучал.
И, согрета утробным теплом,
Я домой возвратилась, спеша,
Ведь внутри золотистым огнем
Разгоралась вторая душа.
И возрос на вольготных хлебах,
Словно юный орленок, наш сын.
И сверкало в зеленых глазах
Отражение пыльных равнин.
Тверже стали рука у него.
Наш орленок шевелит крылом.
Он играет охотней всего
С деревянным двуручным мечом.
Он нырнет с головою в войну,
Наточив серебристую сталь.
И, как муж не жалеет жену,
Ему матери будет не жаль.