Не надо жалеть посвящений друзьям, с кем дорога свела, с кем время казалось спасеньем, мелькнув от темна до светла. Пускай они знают: ты помнишь всех слов и молчаний приют, похожий на первую помощь надежды последний салют, запахнутых окон полуду, фонарь у разлучной версты. Пускай они знают: ты любишь их всех …
Он помнит прекрасно, что было, а нынешний день, как провал. Всё дальнее — ярко и мило, всё близкое — сыгранный бал: ни смеха, ни женщин, ни блицев. Но изредка, время сложив, какие-то странные лица «Да, жив ты, — кричат ему, — жив! Ты жив!» И листва под ногами о чём-то …
В чашке, на дне, золотистая капля. Выпить бы махом, и вмиг захмелеть В синей туманности острова Капри, В звоне цикад, источающих медь. Странная капля — прованское масло, Из Финикии фисташковый мёд? Как естества совокупная масса, Истины образ. Дыханье замрёт, Чтобы не мчаться со скоростью света В дальнем гремящем сверкающем дне …
Мы постоянно прощаемся под предлогами новыми. А лучше бы странная музыка смеялась тихо в груди. Говорят, вещание сердец приостановлено — вроде, ослабли мускулы… Но лучшее впереди. Лучшее: будьте, здравствуйте утром и в белый полудень, и через году дальние, где строят Ваш новый дом, откуда по Вашей дарственной ко мне прилетали …
Он был валторнистом классным — то праздник, то панихида… Настойчивый — панна Ида сказала, вздохнув: «Согласна»… Западная Украина. Только пришли Советы: то похороны, то гимны — на всё и на всех ответы… Беременна пани Ида. Немцы приветно машут: «К могилам вести под марши, не подавая вида!». Иду свою с младенцем …
Стало больше народу на Невском. А в Летнем саду тишина — единичные, редкие личности бродят. Пряди веток осенних золотятся на зыбком свету. В озерце у ворот те же белые лебеди, вроде. Боги все и богини всё также стоят на ветру, правда, стали стройней, и, как странно, утратили грозность. Вновь военный …
Мы собрались на родину — стонет планета: «Прочь, убийцы детей, от порога отчизны!» Нас сжигало дыханье июльского лета, и светились созвездья , как свечи на тризне. В «накопителе» время так серо и вязко. Мы с тобою, жена, из семьи прокажённых. Сразу, с трапа сойдя, мы наденем повязки с незабытой вовеки …
Мельница Монтефиори* вновь повторяет витки. Где-то холодное море, Голландии ветряки, шелест тяжёлых каналов, райских цветов острова — вот нас откуда пригнало. Мелют судьбу жернова. Тихо в Голландии манной, мир в королевском дворе. «Вира» голландцам, а «майна» в нашей смертельной игре, тысячными тиражами вписанной в дневники девочек нерожавших. Новых исходов витки …
Два стола из пластмассы под навесом, крытым соломкой, — по субботам вместо салона здесь семья собиралась. Мастер в стороне колдовал над мясом — остальное брали в соседнем ресторане. А в море Среднем есть и рыба различной масти. И шумят все потом, смеются, обсуждая футбол и бизнес. А сегодня, тревожный признак, …
Я к морю прихожу, когда уже луна бледна, истончена, как после сладких пыток, и полной грудью пью безмолвия напиток, в котором соль и йод. И тишина пьяна — вдыхает ласку волн покуда берег нем, и бесконечно пуст, и никому не нужен. Как линзы, возле ног качаются медузы, чтоб мог я …