Я не умер еще. Для тебя. Я тобой и живу. И когда-то вернусь, блудный сын твой, беглец поневоле, Отказавшись от этой, не мне предназначенной роли, Я вернусь к тебе снова, уже не во сне – наяву, И к ладоням твоим я прижмусь наяву, не во сне, Посеревшим лицом — к …
Боже, спаси их, помилуй их, Боженька, Что Тебе стоит хоть несколько милостей: Был бы лишь путь, на котором их ноженьки, Пусть не прямее, но пусть — не извилистей, Боже, спаси их, помилуй их, Господи, горя отмерь им — но малою мерою, дА чтоб не верили всем, кому попадя, так ведь …
Я – память из обрывков дат и лиц, Я – имя, превращенное в табу, Я – обреченность. До пустых глазниц От надписи невидимой на лбу. Я – тонкая связующая нить Меж двух миров, как между двух могил: В одном из них мне близких хоронить, В другом – я сам себя …
Я – память из обрывков дат и лиц, Я – имя, превращенное в табу, Я – обреченность. До пустых глазниц От надписи невидимой на лбу. Я – тонкая связующая нить Меж двух миров, как между двух могил: В одном из них мне близких хоронить, В другом – я сам себя …
«Чья ты, девочка, кто тебя, милая, бросил одну, Что ты плачешь так горько, к лицу прижимая ладошки? Дай-ка, я на твои на кровавые раны взгляну, Покажи, обо что ты босые порезала ножки. О, мой Бог, ты же кровью от этих заноз истекла, Я зубами их вырву из ножек твоих невесомых, …
«Чья ты, девочка, кто тебя, милая, бросил одну, Что ты плачешь так горько, к лицу прижимая ладошки? Дай-ка, я на твои на кровавые раны взгляну, Покажи, обо что ты босые порезала ножки. О, мой Бог, ты же кровью от этих заноз истекла, Я зубами их вырву из ножек твоих невесомых, …
«Чья ты, девочка, кто тебя, милая, бросил одну, Что ты плачешь так горько, к лицу прижимая ладошки? Дай-ка, я на твои на кровавые раны взгляну, Покажи, обо что ты босые порезала ножки. О, мой Бог, ты же кровью от этих заноз истекла, Я зубами их вырву из ножек твоих невесомых, …
Я – память из обрывков дат и лиц, Я – имя, превращенное в табу, Я – обреченность. До пустых глазниц От надписи невидимой на лбу. Я – тонкая связующая нить Меж двух миров, как между двух могил: В одном из них мне близких хоронить, В другом – я сам себя …
Нам твердят «человек ко всему привыкает – вы тоже привыкнете», Только в муках рожден человек для того ль – чтоб и жить в мУке? И сквозь грохот и топот плясок, через песни с глазами навыкате, Все слышнее, — казалось, навек позабытые нами, — звуки: Это плачет старик-туркмен, что бежит поутру …