Солнечный свет пробежал по гладкой руке девушки, сидящий в салоне автомобиля dodge stratus 1999 года выпуска. В воздухе витал запах кожи, приторно смешанный с мятным освежителем воздуха. За окном было 25 июля, один из тех дней, когда люди делятся на активных путешественников и тех, для кого выход из дома будет уже поводом для гордости. Дорога была свободной, несмотря на будничный день, лишь изредка проезжали и скрывались в дали грузовые машины, везущие бревна, песок и металл под плотным тентом.
Одна из таких проехала слишком близко, и угарный газ из её двигателя настырно пробрался в салон автомобиля.
— Закрой это чертово окно, Джо, разве ты не чувствуешь, что воняет? — моментально отреагировал мужчина за рулем.
Джо поморщила нос, чуть приподнялась, но решив, что и так в салоне слишком душно, одернула руку назад и приняла прежнее место.
— Джо, ты не слышишь?! — с возмущением прозвучал мужской голос, — Ты хочешь что-ли… — но тут его перебили.
— Боб, ты правда хочешь закрыть нас тут полностью в такую жару? — Голос прозвучал мягко и измученно.
Мужчина не стал возражать, он уже понимал всю абсурдность своей просьбы, но Джо добавила:
— Ты так напряжен из-за предстоящего?
В ответ — тишина.
Дорога тянулась еще на много миль, сухой ветер с песком с края дороги еще собирался испачкать борта автомобиля, а пара Джо с Бобби ехали уже не первый час.
— Ты не хочешь вздремнуть? Ехать нам еще долго.
— Если бы я хотела, Бобби, я бы давно это сделала. Тем более я не хочу оставлять тебя в одиночестве.
— Да что со мной случиться на пустой дороге? — фраза была пропитана не то детским смущением, не то любовью.
— И все же.
Повисло легкое молчание, которое часто случается с людьми, которые живут вместе достаточно долго, и темы для разговора перестают рождаться быстро.
В салон, с тихим писком, влетел комар. Сделав пару оборотов вокруг кучки вещей на задних местах, он подлетел к шее Боба, сел, и только собирался сделать укус, но сильный шлепок загоревшей и влажной от пота ладони остановил его.
Глаза Боба даже не моргнули, он был слишком сконцентрирован на дороге. Ему предстояло ехать туда, куда он не хотел возвращаться ближайшие лет пять. Он ехал в старый дом своей семьи, в дом, где умер его отец.
***
Солнце установилось в своей полуденной фазе. Скучное месиво красок и однообразности за окном сменилось маленькими частными домами, поросшими лужайками и редкими людьми. Всё в этом месте навевало спокойствие и размеренность. Колёса лениво перебирали землю — торопиться было не куда, да и ехать быстро в таком месте было бы глупо и небезопасно. Джо, несмотря на свои прошлые высказывания, мирно спала на своем месте, укрывшись лёгкой кофтой из искусственной ткани. А Боб был полностью отдан своим мыслям.
Он вырос в небогатой семье на окраине города. Дом был достаточно большой — достался в наследство от прадеда, но такой пустой. Поначалу просто не было вещей, способных закрыть всё свободное пространство, а потом пришло осознание, что это вовсе не нужно. Каждый видит в пустоте нечто своё, личное. Боб видел в ней красоту уединения. И разве это плохо? Разве есть смысл наполнять то, что уже самодостаточно?
Но что случится, если пустота станет больше? Первой ушла мать Боба. Старость сделала свое дело, люди не живут больше положенного, и Маргарет была не исключением. Её седые волосы, поблекшие глаза и молчаливая усталость в движении рук постепенно перетекли в обыденность, а однажды она просто не проснулась. Наверное, это лучшая смерть — во сне. Нет ни боли, ни осознания, все происходит незаметно и легко. Боб не помнил слёз — их не было, лишь порой приходила тоска. А потом она сменилась смирением. Отец Боба так не смог. Да, он всё ещё улыбался, всё ещё мог общаться с людьми и быть «живым», но во всём чувствовалась наигранность, будто это был другой человек под маской его отца, очень похожий, но другой. Лишь в задумчивости его проскальзывала скорбь и сильнейшая утрата. Прожив много лет с самым любимым человеком и проснувшись однажды в уже пустой постели можно понять, насколько большой стала пустота вокруг. Боб и его отец стали запирать пустые комнаты, будто там что-то было, чего вовсе не хотелось видеть, и очень скоро достаточно большой дом стал ограничен четырьмя комнатами — комната Боба, отца, кухня и гостиная.
Потом в жизнь Боба ворвалась Джо. Её уверенный характер в смеси с детским счастьем дал новую жизнь Бобу. Длинные прогулки, бесконечные разговоры — и вот они уже на пути в большой город. Дела завертелись, тела стали жить новыми красками, создавая идиллию. Года всё ближе стремились к сорока, но для этих людей каждый день был как новое начало. Пустота ушла, оставив место новому, прекрасному, и, вдруг, такому родному.
***
Нервы ведут к болезням. Отец Боба остался один. Наедине с пустотой. Комнат в доме сократилось до двух — спальня и кухня. Дом оседал под натиском времени. Время несло с собой старость и раздор в теле Генри. Уже нередко он не выходил из кровати почти целый день. Усталость стала так привычна, что в конце концов тело перестало сопротивляться. Сначала подчиняться перестала левая нога. Пришлось купить трость в ближайшей столярной лавочке. Потом стала пропадать мимика. Было всё тяжелее говорить, звонки по телефону превратились в мучение. Потом стало уходить зрение. Генри будто таял в собственном теле, которое слишком устало. Генри парализовало полностью когда он выходил за утренней газетой. Мальчишка-почтальон вечно не докидывал ее до двери, старику приходилось проходить уже неблизкий путь от крыльца к почтовому ящичку у дороги. Он сказал, что в тот момент всё резко потемнело. А потом пришло время. Насколько помнил Бобби, его отец не боялся, просто на долю секунды в его глазах вспыхнуло осознание собственной смерти. А потом спокойствие.
Боб отогнал эти мысли, и осознал, что уже подъехал к дому. Пустому и родному дому.
***
Нежным прикосновением он разбудил Джоди, она сонно открыла глаза, но вдруг резко, с полной готовностью, села. Взгляд ее был направлен в глаза Боба.
— Ты точно готов? — в вопросе была робость, хотя Джо хотела быть уверенной.
— Возможно, я никогда не буду готов, но мы уже здесь.
Это было так коротко и ясно, что желание посторонних вопросов улетучилось. Скрипнули двери автомобиля, и два человека направились ко входу в дом.
***
Боб, пройдя полдороги до двери, резко остановился. Что-то в нем захотело убраться отсюда как можно скорее, но он сдержал себя. Подняв глаза на дом, он оглядел его. Прошло всего пять лет, но выглядел он так, будто в нем не жили уже лет тридцать. Окна задёрнуты, покрыты слоем пыли, который, наверное, сможет смыть только очень сильный дождь. На одном из окон виднелась паутина трещин. Скорее всего местные хулиганы, прознав, что в доме давно не было людей, решили пошалить. Боб закрыл глаза и представил, как свора мальчишек собрались вокруг, самый старший из них сжимал в руке камень. Скорее всего, он даже не осознавал, зачем это делать, но он хотел этого. И тут бросок. Камень пролетел под сильным углом, так что окно только треснуло, но этого хватило для осознания содеянного. И вот уже эти мальчишки бегут по углам, подальше от этого места, подальше от наказания, которое могли понести. Да, так это и было.
Боб открыл глаза, вздохнул и продолжил свой шаг.
***
Дверь местами потёрлась, поблёкла, ручка утратила прежний блеск. Ключ вошёл не с первого раза, пришлось приложить силы, и в награду дверь открылась.
Пустота. Эта мысль завопила в висках при виде открытой двери. Но Боб сделал шаг вперед, за ним внутри скрылась Джо.
***
Воздух был спёрт, пыль, поднявшись густым облаком, тысячами иголок вонзилась в нос. Джо кашлянула, приобняла Бобби и оглянулась. Вокруг было мало вещей: кресло, светильник, старый телевизор, который больше напоминал коробку, пара картин и фотографий на стенах. Проведя рукой вдоль стены, Боб нашел выключатель света на старом месте. Конечно, он же не мог переместиться, даже не смотря на время, это было бы абсурдно, но Бобби немного успокоился от выключателя на старом месте. Щелчок. Лампа Зажглась на пару секунд, издала звук лопающегося стекла и опала вниз, унеся с собой единственный источник света в этой комнате.
— Жутко, — коротко и ясно заключила Джо.
***
Тонкие струйки бледного свечения из мобильника Боба, который был намного моложе всего в радиусе метров двадцати, прорвал темноту. Теперь и правда стало чертовски жутко. Обои, некогда яркие, теперь представали мрачными и серыми кусками кожи на стенах. Лица на фотографиях и картинах блистали не беззаботной улыбкой, а усмешкой, тела же казались неестественными и грубыми. Старый телевизор резко стал пусты и глубоким, и будто бы всасывал окружающий его воздух. Вдруг ставшее громким и глухим, дыхание Джо лишь нагнетало и без того неприятную атмосферу, и Боб поспешил сдвинуться с места, отправиться исследовать дом.
***
Пройдя половину комнат, которые не имели смысла, стало ясно, что лампы более не способны выполнять свою работу — а как же, быть в заточении молчания и темноты пять лет не каждый выдержит, вот они и сдались. Мысли липли комом — они были подобны назойливым мошкам в летнюю жару. Дыхание прерывалось воспоминаниями прошлого, вид вокруг перемешивался, сливался в глазах Бобби, ног шли по некогда знакомому, но уже забытому полу. Зачем он здесь? Зачем идёт, смотрит вокруг, зачем вспоминает? Ему сделалось дурно, и, оперевшись у стены, Боб чуть не потерял сознание, но вдруг понял, что стоит у дверей своей старой комнаты, старого себя. Что там? Зачем вообще задаваться подобным вопросом, если за закрытыми дверьми твоя комната? А помнил ли он? Руки сами притянулись к ручке, скрипнули давно засохшие петли, влажно-холодной воздух вышел в пространство достаточно большого, но такого пустого дома, что тут же развеялся. Было пыльно. Очень. Старые плакаты рок-звёзд семидесятых были словно за пеленой, сложно было разобрать лица. Стол из некогда черного стал больше напоминать серый. Как всегда наспех заправленная кровать больше не несла тепло и уют, как прежде — она настораживала, отстраняла, пугала. Неужели он здесь жил? Неужели именно здесь он переживал свой пубертатный период? Как он мог позабыть всех тех красок прошлого, проведя здесь пол своей жизни. И тут Боб почувствовал страх. Он дрожью приблизился к горлу, сжался там в клубок так, что было трудно дышать. И появились слёзы. Осознание того, что можно забыть чем ты жил до этого, забыть всю важность уже прожитых лет, занять место молодости в голове картинами пустоты. Это было как озарение. Все эмоции, чувства, которые нес он, начиная с десяти лет, куда они делись? Куда пропало было мировоззрение, идеи, мечты? Просто пришел возраст, как тела, так и характера, или… Боб не хотел об этом думать, но мысли не подчинялись, они копали всё глубже в памяти, принося больше и больше картин детства. А что, если тот, юный Боб умер? Растворился в новом, более старом теле? Не стал основой новому, не лег в фундамент, а просто умер? Был поглащён пустотой окружения. Ведь нет никакой пустоты — это просто термин, догадка, слово. Или же всё время она была рядом? В утреннем кофе, в звоне церковных колоколов, в походке прохожих, в улыбке любимой. Теперь это не было абсурдом, а стало явью — пустота была везде, она не покидала Боба не на шаг, она поглощала его Я, заменяя собой, и всё то, что он хотел объяснить забывчивостью на самом деле было маленькой смертью более молодого, раннего Боб, а на его место восходил новый, тот, кто даже этого не замечал. Каждый день, каждый час, каждый вздох были незаметной смертью. Эмоций и мыслей стало слишком много, они шли через край, били истерику и звали на помощь.
Джо нашла Бобби, красного от слёз и внутренней боли, с немым криком на губах и диким биением сердца, сидящим в позе эмбриона посреди своей старой комнаты. Она была напугана и полна непонимания, а он знал, что с каждым движением век старый Боб умирал, и его заменял новый.