Глава 11.
Предисловие.
Вы знаете, люди, какая погода стоит на Восточном побережье в октябре?
Нет? Расскажу.
Представьте себе карту США. Не можете… Хорошо, тогда нарисуйте на листе бумаги перевёрнутую трапецию. Правильно.
Здесь, вообще говоря, много всего – перевёрнутого, вверх ногами, почище, чем в СССР, но не об этом речь..
Так вот, теперь поставьте две точки чуть пониже середины трапеции: слева на её ребре и справа, чуть отступив от ребра. Точка справа — это Вашингтон, столица страны, Слева – Сан-Франциско, город геев, о котором вообще говорить не хочется по ряду причин, хотя он очень красив: горы и океан.
Теперь нужно взять фломастер и провести между точками жирную волнистую линию, что-то вроде синусоиды, если вы знаете это слово. Эта линия – Jet Stream, воздушный поток, как Гольфстрим в Атлантике.
Вот этот поток, постоянно перемещаясь, и определяет погоду. Правый край его почти всегда проходит чуть северней Вашингтона, через Мэриленд. Теперь вы прекрасно понимаете, люди, что от погоды в этом штате не следует ожидать ничего хорошего: хотите знать, какая погода в Мэриленде, быстро выгляните в окно, пока она не изменилась!
Однако, скажу честно, в октябре стоят чудесные деньки: днём тепло, как в Ялте. Парной жары нет и в помине, редко дождит. В общем, не к столу будет сказано, бабье лето!
Почему – «к столу»? У Верочки в октябре день рождения. Будут гости. С деньгами сейчас у моих ребят дело туго, да и Серёжа не в очень хорошей форме: с одиннадцатого сентября прошло всего полтора месяца. Поэтому в ресторан они не пойдут, будут принимать гостей дома.
Теперь, люди, давайте серьёзно поговорим. Вы зачем сюда пришли? Эта глава – очень невыигрышная для меня. Если ждёте авиакатастрофы или убийства какого, то попали в неправильную главу.
Кроме того, я детективы писать не умею, даже не знаю, как увлечь читателя и чем. Террористы все разбились в самолётах, их соратники арестованы, многие из них погибли в Афганистане. Бен Ладин живёт где-то, свой косяк покуривает, но мы с ним тоже разберёмся. Поймаем, его, конечно, но не в этой главе, не в этой повести.
Думаю, где-то ближе к ноябрю, когда в Америке будут очередные выборы. Тогда, уж, предатель бен Ладин, вскормленный и вооруженный до зубов когда-то нашей же Америкой, позарез понадобится. А пока — что нужно сделать, люди? Правильно: забыть и не вспоминать! В этой повести и без него много предателей.
И ничего трагического, драматического и героического в этой главе не произойдёт.
Поэтому любителей острых ощущений прошу выйти из главы и перейти к следующим главам, где кое-что важное случится. Правда, и там убийств не будет. Так, ерунда, — пара предателей, но нам ли не привыкать! И вообще, Сережа не погиб в Манхеттене, и если вам скучно, считайте повесть законченной на слове « SALVE!».
А в этой главе будет только одно:
Вечеринка. Октябрь 2001-го.
(Куриные биточки с жареной картошкой)
Для начала скажу то, что, пожалуй, не должен говорить вам, люди. Вы и так это знаете. Всё-таки, скажу. Ну, не забывайте, что автор этой детективной истории – я, и имею право делать то, что нахожу нужным. А нахожу нужным сейчас — несколько отвлечься.
Так вот, когда человек талантлив, то это – во всём. Что бы он ни делал, всегда присутствует какое-то чудо, даже в мелочи, в улыбке, рисунке, поступке. Такой была Верочка. Помните? Очень талантливая с детства: и музыка, и танцы, и аэробика. И женой она была хорошей – честной, порядочной пока, хорошей хозяйкой. А мать – прекрасная! Многому, очень многому научила она Вадюньку в этой жизни. Правда, Серёжка мой тоже постарался, как говорится, личным примером…
Хотя Верочка зачастую говорила ему: «Иди, посиди пока (или: «иди – пропылесось пол»), я сама Вадику объясню». И объясняла, иногда – часами. В трудные минуты – до слёз. Она выходила из его комнаты, вытирала слёзы, делала несколько глотков воды, возвращалась и говорила, и говорила с ним, пока не добивалась своего: подбирала те единственно правильные слова, которые только мать способна найти. Вы сами увидите это, люди, вскоре.
Она говорила ему: «Вот – коньяк, вино. Никаких запретов. Попробуй, это – неплохо. Но ты должен чётко знать, когда остановиться. Главное твоё оружие – мозг. И он должен быть всегда под твоим контролем. Научись останавливаться».
Она ему объясняла: «Самое страшное в наркотиках то, что мозг выходит из-под твоего влияния. Вот посмотри сейчас аккуратно на Аллочку. Видишь? Нет? Смотри: у неё мутнеют глаза, через пять минут она пойдёт в туалет и примет там таблетку, видишь – идёт. А сейчас посмотри на неё: зрачки расширены, взгляд отсутствующий, глупый смех, язык заплетается. Понял? Мозг не принадлежит ей больше.
Она доказывала ему: «Твои учителя неправы. Они говорят, что лучше получить отличную отметку в слабых классах, чем среднюю – в специальных. Это – глупость. Конечно, в лёгких классах учиться – просто, в специальных – очень сложно. А теперь – смотри. Папа никогда не учил английский. О компьютерах и автоматических процессорах понятия не имел. Ты видишь, открыл бизнес, с трудом объясняясь вначале с клиентами и строителями, поставщиками оборудования и ремонтниками. А как его уважают! Что произойдёт, если ты выберешь трудные классы? Не потянешь нагрузки, пойдёшь ниже на один уровень. Это разрешено? Ну, вот, видишь…»
Она удивлялась: «Ты хочешь перейти в слабую группу? Никаких проблем! Кто в той группе? Ага, ага… Ну, ничего, зато они в баскетбол хорошо играют. И ты – хорошо, будете вместе играть. Стыдно, правда, с ними в одной группе быть. Что там учат? Арифметику? Ты же это еще в пятом классе сдал на «отлично». Что ещё? Английский-1. Ну, неплохо. Только у тебя сейчас Английский-3, понимаешь разницу?»
Серёжа объяснял Вадюньке совершенно другое: « Окей, Смотри, я в десятом классе изучал двенадцать предметов. А ты – сколько? Всего? Почему бы тебе не добавить ещё психологию и историю искусств? Да, я знаю, что программа университета. Так, чёрт, это же здорово и интересно! Мы – мужчины, и должны работать. Ты знаешь, что такое психология? Это – умение управлять собой и понимать, что движет поступками твоих начальников, друзей, девочки. Подумай, с мамой посоветуйся».
Вадюнька психовал, но через пару дней с улыбкой сообщал родителям, что взял класс психологии, истории искусств и начал заниматься кун-фу: «Вы знаете, это не просто хороший тренер. Он – Чемпион мира!»
Вот так и начал Вадюнька свою жизнь. Дорога в университет была для него открыта. И этот школьный год – был для него последним. Он заполнил документы в четыре университета. В трёх из них ему оплатили учебу. Выбирай любой. Вот так-то, люди.
И Верочкина миссия в жизни была выполнена. Её сын вырос в честной семье, без алкоголя, без наркотиков. В семье, где царили покой и согласие, была любовь. Любовь?
Ну что, что случилось? Я знаю, что вы злитесь на меня, люди: опять перевёл тему разговора. А знаете, как трудно рассказывать о своих знакомых?!
Верочке уже сорок два года, сегодня, двадцать седьмого октября. Ждут гостей. Ну, конечно, Серёжа привёз Клавочку и бабэну.
Клавочке уже больше семидесяти девяти лет, а бабэне в июне исполнится …девяносто один год! Они совершенно уникальные женщины. С умом, конечно, далеко не всё в порядке. Клавочка после смерти Александра Абрамовича сразу сдала. Принимает тонны лекарств. Она постоянно мечтает попасть в госпиталь на обследование, лечит какие-то детские раны на ногах, слепнет (всю жизнь – плохое зрение). У неё очень высокое давление (всю жизнь!). Мечтает, что бы ей вшили в грудь сердечный стимулятор: «Как же так, всем нашим вшили, а мне говорят – нельзя, высокое давление, он вам не нужен. Это – безобразие, я настаиваю на замене врача». Клавочка любит лежать, смотреть телевизор, ничего не делать, хочет, чтобы ей всё подносили, ухаживали за ней, купали.
Мария по имени бабэна – совершенно другая женщина. Она, конечно, тоже слепнет. Каждый год требует другие очки. Врачи молча выслушивают её сетования на то, что не может без очков читать самый мелкий шрифт в газетах, и выписывают новые очки, прочти такие же, как и год назад. Ей, естественно, вшили стимулятор, правда, правильно сделали: уж очень она слаба. Терпеть не может чужих людей, не любит, чтобы те за ней ухаживали или, не дай бог, купали, хотя, если честно, мало что может делать сама. Сил нет.
В её квартире живут два попугайчика. Она с ними успешно разговаривает, объясняя, что она – не бабушка, нет, а мама, настоящая мама: «Вот так бывает в жизни». Иногда бабэна видит на своём балконе красавицу кошку с котятами, хотя балкон изолирован, и живёт она на седьмом этаже. Больницы боится, как огня. Когда она была там в последний раз лет пять назад, то ясно видела чертей, отбиравших печень у соседки по палате. Этот орган лукавые позже продали в Китай(?) и выручили большие деньги (в Китае?!).
Она очень часто вспоминает последнюю встречу Николая с Лениным, но уже не помнит, кто кого пригласил, и как Сталин с Брежневым могли это допустить.
Клавочку ненавидит («Конечно, я не мать!»), но жить без неё не может. Очень плохо слышит, бедная, особенно, когда говорят громко. Когда – тихо и медленно, то всё в порядке. Мозг уже не справляется: нет сил.
На вечеринку, естественно приглашена Валя, сестра Верочки,с Аллочкой.
Валя, вообще, несколько странная женщина. У неё – постоянные проблемы с мужиками. Никогда никого не любила. Постель её не интересует. Просто принимает в этом участие, потому что так, знаете, принято, без этого – нельзя. Аллочка с самого рождения была для неё обузой, извините, люди, я должен честно сказать об этом, хотя и некрасиво. Разве что, начистоту… Главное в жизни Вальки — это «гулька». Крепко выпить, потанцевать, потереться об мужчин, чтобы уважали. Аллочку в свободное время она воспитывала очень интересно: «Ну, Алл, ты знаешь, ты уже, понимаешь, в самом деле, ну, так я тебе скажу, в общем, вообще!»
Однако, надо отдать ей должное, в трудную минуту Валя всегда и всем поможет, днём или ночью. Не выйдет из больницы, будет сидеть рядом с бабэной день и ночь. Верочка – никогда. Много лет назад, приехав в Америку, она сойдётся с американцем Ховардом, по прозвищу «Хасик». Вы, конечно, понимаете, кто ему это прозвище дал. Целью её жизни станет «добить» Хасика – женить его на себе. Однако, к сорока годам Валька успокоилась, угомонилась и, если позволите, осела. Она очень занята на работе, да ещё берёт заказы домой. Портниха, всё-таки.
Валин будущий муж Хасик («добьёт» она его!). Очень хитрый жук! Маленького роста, ниже Вали на целую голову. Работает где-то в разведке, то ли в ФБР, то ли в ЦРУ, то ли в Агентстве Безопасности (NSA). Наблюдать за ним – смешно.
О нём, вообще, особый разговор нужен. Очень странные, американские понятия о культуре. Он может положить свои грязные босикачки вам под нос – на кофейный столик, пригласить на ваш день рождения своего раввина или сына адвоката с женой и подругой, торжественно вручит вам вместо подарка — красочную открытку с напечатанной внутри идиотской фразой, типа нашей: «Люби меня, как я тебя!» или что-нибудь в этом роде.
У него есть свой катер, достаточно большой, возможно, служебный, и раз в год он пригласит вас покататься, зная, что забудет дома кошелёк, и вы оплатите сто долларов за бензин и обед в ресторане. За расчет.
Хочет быть очень популярным. Купил спортивный «Порш» и украсил его номерным знаком с буквами, вместо цифр: «HASIK».
В доме доживают свой век две здоровенные собаки неизвестной национальности, недавно купил молодую дворняжную овчарку. Дал ей кличку «Одесса». После многолетних усилий и жестоких наказаний они немедленно подчиняются команде: «Все собаки, вон с веранды!» и исчезают на пару минут.
Ещё у него есть несчастная чёрная кошка Лизавета, доживающая свой последний год, с удаленными когтями, чтобы не царапала ковры. Был ещё кот Синатра, переворачивавшийся через спину после команды, но тот со страху стал брызгать по углам, и Хасик велел ветеринару усыпить кота.
Живёт ещё пока в шикарной клетке отчаянной жизни линялый кубинский попугай, якобы подаренный самим Пиночетом, перед тем, как тот удушил нашего Володю, помните? От страха перед хозяином тот кричит грубым и хриплым басом: «Hi!» (Привет!). Команде «Заткнись!» не подчиняется. И в наказание проводит ежедневно, дважды в день по двадцать минут в карцере – морозилке большого холодильника. Вытаскивают его оттуда полумёртвым. Такие попугаи, вы сами понимаете, по 300 лет не живут.
У Хасика свои методы воспитания детей. Американские. Рублём, ой, дурная привычка, — долларом. «Алла, — говорит он, — быть дома в одиннадцать часов, дам двадцать долларов». Или: «Алла, что для тебя лучше – поехать завтра с парнями на океан, или получить кредитную карточку на двести долларов?». Такой Аллочка и выросла.
Хасик когда-то был женат, двое детей, живут где-то там, возле левого ребра перевёрнутой трапеции. Несчастная жена удрала от него с пожарником, чем дико оскорбила: пожарники мало зарабатывают.
Хасик очень много говорит о своём мужском достоинстве, к месту и ни к месту, что свидетельствует только об одном: оно у хозяина сомнительного размера, как у покусанных детей Лаокоона.
Но вы можете не волноваться за Вальку, уже известно, что её этот вопрос не интересует. Хасик очень уважает нашего Серёжу, Верочку и, скрипя сердцем, Вадика, если только американцы вообще способны кого-то уважать.
У него есть одна положительная черта. Он всегда приходит в гости точно в назначенное время. И уходит – сразу после еды. Это – неплохо. Гости могут расслабиться, потому что очень надоедает переводить для него на английский каждую фразу. Правда, Серёжка ещё несколько лет назад заметил, что тот хорошо понимает русский. Но они продолжают играть с ним в этот театр: шпион есть шпион.
Приглашены ещё трое: Илонка, Валина подружка, её муж Павел и их семилетняя дочь Светочка, но о них – позже: всегда опаздывают.
Верочка и Серёжа – на кухне. Стол уже накрыт, коньяк открыт, вино для бабок охлаждено, вода – в морозилке, хлеб нарезан. Мой Серёжа забрасывает грязную кухонную посуду в моечную машину. Верочка готовит фирменное блюдо – биточки из куриной грудинки.
Сейчас я вам всё объясню. Куриная грудинка сама по себе очень сухая. Для того, чтобы битки получились сочными, нужно сделать вот что. Во-первых, порции должны быть большими, во-вторых, белое мясо нельзя долго отбивать молоточком. Вымыв грудинку под проточной водой и положив её на бумажное полотенце, чтобы стекла вода, нужно подготовить две мисочки. В одну из них насыпаете муку, лучше – не отбеленную. В другой – взбиваете вилкой несколько яиц до равномерной массы, посолить, поперчить. Отдельно выдавливаете в блюдце несколько крупных зубьев чеснока, соль, перец и капаете несколько капель постного масла, перемешиваете. Потом, взяв в левую руку пол грудинки, вы её солите и перчите чуть-чуть, так как уже положили достаточно специй во взбитые яйца. В правую руку берёте широкий нож, набираете им чесночную пасту, обмазываете мясо. Затем аккуратно и быстро кладёте эту историю в муку, затем — в яичную смесь, затем опять – в муку, снова – во взбитые яйца и быстро, чтобы не накапать на столик, переносите в раскалённую сковородку с почти кипящим постным маслом. Ровно через минуту, переворачиваете биток лопаткой и уменьшаете огонь под сковородой. Битки жарятся очень быстро: Когда вилка легко воткнётся, они готовы! Что важно: чеснок должен быть на мясе, тогда при жарке его вкус сохраняется. А во-вторых, масло нужно периодически менять, чтобы битки имели красивый золотистый цвет. Вот так!
Готовые огненные битки выкладываете красиво в центре блюда, по краям раскладываете пожаренные в масле крупные куски красной картошки, посыпаете всё резаной зеленью и украшаете веточками петрушки. Немедленно подаёте на стол. Тем более, что все гости уже сидят вокруг него и ждут вас. Естественно, кроме Илонки и Павлика: они опаздывают всегда.
Бабэна поднимает рюмку с коньяком, наполненную не до края, всё-таки, 91 год, и говорит:
— Внимание, дайте мне сказать тост. Сегодня в нашей семье большой праздник. Хочу выпить за то, что я дожила до этого дня. Клавочка, вы опять не пьёте. Конечно, за вашего сына вы бы выпили, а за мои два года – вас нужно упрашивать. Что это за бурда у вас в рюмке? Какое ещё вино?.. Что я говорила?.. Да, Вадюнька, иди к бабушке, я тебя поцелую.
— Мария, — вставляет Клавочка голосом крокодила Гены, — сегодня день рождения Верочки.
— Не надо кричать, я не глухая. И не дура, знаю – у моей Веры. Так что, по-вашему, я не могу своего внука (правнука, люди!) поцеловать? Конечно, я не мама, так я его – в лобик поцелую. Не то, что вы – в губы всех целуете, тьфу!
Пока все хохочут, Сергей наклоняется к Верочке и тихо говорит: «Давай, я выпью за тебя. Спасибо, что ты у меня есть. Ну, что бы я без тебя делал?». «Давай!», — отвечает жена.
— А теперь я скажу, — кричит Валька. – Ту май систер. Ай лав ю!
— Хасик, — шутит Серёжа, — лет ми транслейт ю: «За мою сестру, я тебя люблю!»
Все хохочут, даже Клавочка. Она наклоняется к Хасику и говорит по-русски:
— Знаете, Ховард, Я так упала! Разбила ногу. Врач сказал, ничего страшного. Ему легко говорить, а я так не думаю. Надо менять врача. Обнаглел совсем. Вы меня понимаете, а мой сын – нет.
Хасик кивает головой: «Да, да, да». Клавочка и Бабэна совершенно уверены, что все американцы понимают русский.
— Аткрой двэр, — обратился Хасик к Верочке, когда раздался звонок.
Верочка спускается вниз. Слышен визг Илонки, бас Павлика, смех Светочки и звуки поцелуев. Первой поднимается наверх Илонка.
— Привет! Какие люди! С именинницей вас! Серёжа, привет! Хасик, хай! Вадик, какой ты красивый…
Она целует каждого, прижимаясь к мужчинам главными своими достоинствами, растущими прямо из шеи. Эти достоинства очень нравятся американским черно-белым мужчинам, привыкшим спать с безгрудыми женами. Поднявшийся вслед за ней Павлик целует руки всем женщинам и басит: «Привет!».
Подойдя к Вальке, он, повернувшись боком к Хасику, не только целует руку, но и поглаживает её, глядя прямо в рот своими выпуклыми глазами опытного кота и потея.
— Иди сюда, — кричит Илона Светочке, — говори стих Веронике Петровне. Я кому сказала? Вот, характер, гадина такая, мерзавка, я её два дня учила…
Ну, вы понимаете, люди, я не могу такое слушать. Встаю и выхожу на улицу – покурить. Вадика Мазда – в гараже, а на капоте Серёжкиной, недавно из ремонта, Нисан-Максимы лежит на салфетке пепельница, тёмно-синяя такая, слегка надбитая в углу, с надписью « I Love N. Y.». Мой друг нашёл её в развалинах, в Манхеттене.
Настроение у меня – хуже некуда: развёлся месяц назад, люди. Почему? Да так, то же, что и у Серёжи…
Вот, что я хочу сказать. ТАМ мы выбирали себе друзей. Подбирали. По характеру, по взглядам на жизнь, по духу, по интеллекту, если хотите. ЗДЕСЬ – совсем другая история. Дружим с теми, кто рядом, иногда со случайными людьми. Чтобы не поехать умом. Всё – работа и работа, какие-то ненужные часовые переезды…
И вообще, многие друзья живут далеко. Нюмка, вон, в Нью-Йорке, Гришка – в Бостоне, Ленька – в Атланте, Осик – в Чикаго. Эх!..
Так, почему развёлся? Боже, как мне надоела эта весёлая повесть! Сейчас скажу, еще одну затяжку сделаю…
Ровно через два месяца после Верочкиного дня рождения, перед Новым годом Серёжка подхватит вирусный грипп. Эта болезнь осложнится постоянной болью и свистом в ушах, которые мучают его лет десять. Знаете, Верочкина теория: «Мы не ходим по врачам, а находим в себе внутренние силы». Всё это – правильно, но вирус есть вирус.
Так серьёзно Сергей заболеет впервые в жизни, скоро, через два месяца, я уже сказал. Будет стараться держать себя в руках. После работы, а её всегда много в это время года, он возвратится домой после одиннадцати, буквально упадёт на диван от слабости и высокой температуры. Не покажет вида, что ему плохо. Тяжёлые веки сами закрываются в таких случаях. А Верочка ехидно переглянется с Вадиком и заметит: «Слушай, смотреть противно. Что ты хлопаешь глазами? Болен, — иди спать в спальню. Нечего здесь дремать, правда, Вадюнька?». Серёжа мой обалдеет от грубости, но слова не скажет и тихо уйдёт спать
.
А я – не ушёл. Тоже – заболел, пол года назад. Плохо мне было совсем. Знаете, люди, мы, мужчины вообще тяжело переносим болезни. Даже – самые лёгкие. Нам кажется, что мы – умираем.
Сидел на диване, вынул термометр: 39,8. То-то, я думаю, качает меня. А Катя моя читала в кресле «Новое Русское Слово». «Кать, — попросил я, — Что-то я себя плохо чувствую, дай, пожалуйста, стакан воды и аспирин». «Ты не видишь, я читаю? Встань и возьми себе!»
И тут меня, как током ударило. Она тоже, как Верочка, — на 10 лет моложе меня. И я подумал, люди мои дорогие, а что же будет дальше, через лет десять, или позже — когда начнётся старость, или если я заболею серьёзно. Короче, на следующий день я подал на развод. Вот так вот.
Я достал сигарету, снова закурил. К дому подъехала машина, Хонда- Аккорд. Из неё вышел какой-то парень, похож на иранца, и две девушки. Одна – лет тридцати, смуглая, как светлокожая негритянка, особенно при свете фонаря. Вторая – тоже симпатичная, помоложе, светлое лицо, пышная причёска. Парня я точно не знал, а женщины, — вроде знакомы. Я редко у Королёвых бываю: до моего дома почти три часа езды. В общем, гости какие-то. Опоздавшие. Они подошли к двери и нажали на кнопку звонка.
Вот видите, люди, зря вы не ушли из этой главы. Я предупреждал, ничего не случится, так, просто вечеринка.
— Серёжа, это тебя, — крикнула открывшая дверь именинница.
Я подошёл поближе, держа в руках догорающую сигарету Дунхилл и синюю пепельницу. И кивнул гостям головой. Серёжа спустился вниз.
— Здравствуйте, — приветливо сказал он, — Чем могу служить?
Где-то вверху зазвонил телефон…
— Здравствуйте, — ответила «негритянка».
Она подняла свои огромные красивые глаза на фотографии, развешенные по стенам, перевела взгляд на Верочку, снова – на Серёжу моего и тихо добавила:
— Мы – ваши дети.
Глава 12. Верховный шаман Сибири Оюн Батыр
(Амырла!)
Середина апреля 2002-го.
В чёрно-синем небе уже были видны сигнальные огни пассажирских самолётов – хозяйство международного аэропорта им. Микеланджело.
Они молча стояли на самом берегу, возле уреза воды и любовались закатом. На фоне красного, похожего на пламя в небоскрёбах, солнечного диска просматривался силуэт огромного острова. Слева вдали блестело красно – жёлтое пятно старинной крепости. За их спинами – яркое трёхэтажное здание гостиницы. Двенадцать лет назад, когда мой Серёжа, Вероника, Вадюнька и Мария Ивановна жили в этом посёлке, отель казался им вершиной комфортабельной жизни. К нему подъезжали важные Ситроены, солидные Мерседесы, изысканные Альфа-Ромео и застенчивые Фиаты-Уно. Из машин выходили модно одетые итальянцы, обычно с детьми. Все мальчишки были аккуратно выстрижены, как Вадюнька, чисто одеты. У девчушек – стиляжные прически, накрашенные чёрные глазки и покрытые ярким лаком ноготочки. Сейчас эта гостиница оказалась дешёвой, некомфортабельной, с запахом сырости и гнили в номерах.
Подошёл бармен: «Мистер Королёф, вам записать коктейли и сок в общий счёт? Тогда распишитесь здесь…»
— Давай, уедем. Мне здесь всё противно. Наш отель в Риме гораздо лучше, незачем здесь ночевать, а? – спросила Вера, застёгивая верхнюю пуговицу на куртке, было прохладно. Апрель.
— Знаете, ребята, — тихо сказал Сергей Александрович, — я никогда раньше не рассказывал вам. Есть такое поверье у моряков – зелёный луч. Когда солнце падает за горизонт, вот, как сейчас, вдруг появляется луч ярко-зелёного цвета, не надолго, на одну секундочку. И тот, кто увидит его, будет счастлив всю жизнь, до последних дней своих, до самой досточки. Мало, кто видел его… Мне мой отец рассказывал.
— И ты всю жизнь этого ждёшь, Сергей? – спросила Вера, почему-то пристально вглядываясь вдаль.
— Больше не жду. Пошли, мама.
Серёжа обнял Вадима за плечи, мужчины повернулись и пошли к входу в гостиницу.
И в эту секунду, из той оранжевой точки, единственно оставшейся от умирающего огромного солнечного диска, пулей ударил в глаза Вероники Петровны неземной красоты пучок света, скорее бирюзовый, тонкий, как лучик лазера.
— Боже мой, господи, — ахнула Вера и заплакала.
А отец и сын подошли к портье. Сергей вынул кредитную карточку, расписался на счёте: «Бона сэра, сеньор!».
— Знаешь, Вадик, если помнишь, конечно. Мы были очень счастливы здесь, в Санта Севере.… Много лет назад. Сейчас у меня паршивая полоса в жизни. Можешь пообещать мне что-то? Через много лет, ты уже будешь совсем самостоятельным, помоги маме уехать сюда жить. Обещаешь?
— Конечно, папа. Обещаю. И с днём рождения тебя, между прочим!
— Спасибо. Ну, а сейчас, — беги наверх, притащи сумку, — и он похлопал Вадима по плечу. – Ну, что, — спросил он у подошедшей Веры, — удалось увидеть зелёный луч?
— Нет, ответила она и рассмеялась.
— У тебя глаза красные. Не нужно нервничать, всё будет хорошо. Знаешь, я ещё в Манхеттене понял, деньги – это мусор, ничего не стоят. Не волнуйся, выкрутимся, не в первый раз. Купи себе в Риме, всё, что хочешь. Чем могу.… Выплатим потихоньку. Главное, что мы всегда вместе. Правда?
Они сели в Опель. Уже через три минуты машина мчалась по автостраде А-1 на юг, в Рим.
Да, люди, в плохом, плохом состоянии был мой Серёжа после Одиннадцатого сентября, что говорить! Нет, вы не подумайте, он продолжал работать, делал всё, что нужно. И по магазинам бегал ежедневно после работы. Верочка только свежие продукты признаёт, вы же знаете, наверное. Да и две старухи. И не то, чтобы много хлопот с ними, вовсе нет, но всё равно, время забирают, особенно, если работаешь семь дней в неделю.
Только работал мой друг сердечный уже без интереса, что ли. Работы, опять, с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Очень уж изменились американцы после атаки. Путешествуют реже, и то, в основном – на близкие расстояния. В крайнем случае – в Канаду. Кризис в стране экономический: покупать ничего не хотят, деньги экономят, в дешёвые магазины перебежали. И пусть там плохо печатают фотографии, но зато – дёшево.
А тут ещё цифровые камеры дешевеют с каждым днём. Вообще печатать не надо: бумажку вставил в принтер, р-раз, — и готова фотография, если только это можно так назвать. Зато, сами делают, опять же, расходы меньше. Конечно, Серёжа мог бы на стороне подработать, только не мог он Веронику одну в магазине оставить. Ни на минуту. Вы уже знаете: ничего делать не умеет, да и не хочет. Тупик какой-то. Однако, деньги неплохие делал, только уходили они всё на долги и расходы. Я никогда ни о чём друга не спрашивал, привычки такой не имею, но Серёжа как-то Нюмке по телефону говорил, я рядом сидел, что квартира их, машины, страховки и счета всякие: электричество, газ, вода, бензин, налоги больше четырёх тысяч в месяц обходятся. Прибавьте сюда, люди, одежду, еду и выплаты по кредитным картам, — вот и получается, что не мало, совсем не мало денег бизнес давал. Эх, если бы только Вероника… А она изменилась очень, особенно после поездки в Италию. Трахнули они там тысяч пятнадцать, почти весь лимит кредитных карт. Всё. И нужно жить как-то. Иначе?
Боже, какая страшная сказка эта повесть, люди. Единственное, что успокаивает меня, она весело закончится. Фразой: «Всё, что мне надо. Маленькая повесть». Обещаю.
Хотя самое страшное всё ещё впереди.
Шаман. Зима 2002-го.
А вот интересно узнать, вы верите в экстрасенсов? Нет? А в знахарей, народных целителей, ясновидящих, космических пришельцев, наконец? Тоже – нет? А зря! Мой Серёжка – верит.
Более того, два раза в жизни он видел НЛО. Один раз – в Перми, второй – в Киеве, в районе Теремки-1. Не помню только, рассказывал ли вам, люди.
Полистайте предыдущие главы. Если не найдёте, звоните мне на мобильник. Коль начальства рядом не будет, тут же расскажу. Интересно, ведь!
Так вот, Сергей Александрович, мой друг пожизненный, очень верит в экстрасенсов, шаманов всяких, гадалок. Да и вам, люди, советую поинтересоваться. Ну, вот что вы скажете, если узнаете, у женщины, которой удалили пораженную смертельной опухолью грудь, после нескольких сеансов у Кашпировского выросла новая! Это не легенда, а подтверждённый врачами факт. А тысячи людей бросивших курить после встречи с ясновидящими?
Вспомните, пожалуйста, Бориса Карнауха, менеджера из ВТЦ, из девятой главы, у которого керамический талисман свернулся в трубочку и тем самым спас его от неминуемой гибели. Да зачем далеко ходить! К моему Серёже гадалка пристала когда-то давно на бульваре в Одессе, сказала ему, что женат он будет ещё два раза, а имя второй жены начинается с буквы «В». И этого мало? А гороскопы? Впрочем, я вас, люди не уговариваю. Мы живем в свободном мире: хотите – верьте, хотите – нет.
Только купил Серёжа три билета на сеанс Оюн Батыра – Верховного шамана Сибири, когда тот приезжал в Америку в конце 2002-го года.
Это был его первый сеанс после перелёта из Австралии. Оюн Батыр выглядел очень уставшим и сердитым: мало людей в зале. И не в деньгах тут дело. При массовых сеансах необходимо большое число зрителей. Его искусство тогда ярче проявляется, он как бы использует энергию зрителей и направляет её на объект воздействия.
Вышел шаман, значит, поздоровался, халат свой знаменитый оправил и начал шаманить: готовиться. А ведущая в это время рассказывала зрителям о Великом целителе. Сергей всё это знал из газет, поэтому он не слушал, а следил за действиями шамана.
В какой-то момент он внезапно встретился взглядом с Оюном, шаман пристально посмотрел ему в глаза. «Прошу тебя,- мысленно обратился мой друг к Батыру, — помоги мне. Что-то с ушами моими неладно. Если есть в моей жизни что-то плохое, убери это. Дай мне счастье. У меня молодая жена. Помоги, друг».
Вы не поверите, люди, но Оюн Батыр кивнул головой в ответ!
Сеанс быстро закончился. Купили там мои ребята видеокассету и прямо со следующего дня стали крутить её на видюшнике пару раз в день.
Через две недели Серёжа заболел. Не то, чтобы чувствовал себя плохо, там, грипп какой-то или ещё похуже, нет. У него на ушах кожа потрескалась, жидкость какая-то выделяться стала, лицо покрылось красными пятнами, уши и шея воспалились и превратились в сплошную рану, даже брился с трудом, свист и боль в ушах увеличились, и начал парень мой на глазах худеть, килограммов десять потерял, если не больше. Никакие мази не помогали. Чуть легче становилось от обычного крема для рук. Выглядел он ужасно – чистая черепаха, панцирем покрытая.
И в эти дни всё изменилось в жизни семьи. Вероника Петровна стала взгляд свой отводить, Ночью – спиной отворачиваться, чего раньше никогда не бывало. Брезговала, что ли?
А однажды утром, покопавшись в ящиках косметического столика, достав оттуда маленькую, пустую почти баночку из-под крема фирмы Ланком, она протянула её Сергею и сказала, что там, на донышке есть немного крема, можешь использовать. Скажем ей спасибо за это, люди, верно?
И не волнуйтесь, зажили уши дней через десять, почти всё прошло. Всё проходит в этой жизни. Одни шрамы остаются. На душе. И стал мой Сергей Александрович к жене, впервые за семнадцать лет, присматриваться.
Я уже говорил вам, люди, странные вещи с ней происходили. Представляете, кофе по-турецки пить перестала, а раньше Серега его каждое утро варил. Как-то не так стала кушать, сидя боком на стуле. Как бабэна. Ввзгляд – отсутствующий, в глаза не смотрит. «Ладно, — подумал Сергей, — устала она, наверное, с бизнесом дела плохи, нервничает, отдохнуть ей надо».
И стал он всё чаще и чаще её дома оставлять. Вы же понимаете, люди, зима, работы почти нет, а в бизнесе уже давно, даже летом, вдвоём делать было нечего. Выяснять ничего не стал. Сиди, мол, дома, отдыхай.
Дурак!
31 декабря 2002-го.
— Сергей, вы прекрасно выглядите! – закричала Наташа, подруга Веры. – Ей богу! Вера, ну, ты вообще – как куколка! Молодая какая! Проходите, ребята. С наступающим вас!
«Ребята», ха! Серёжке моему весной 2003-го, когда Вера полетит в … В общем, ему уже почти пятьдесят шесть. Но он действительно хорошо выглядит, намного моложе. Вы знаете, он очень похудел недавно, да и тренироваться начал. Разве что, волосы – совершенно седые. А Вера, вы помните, день рождения – в октябре, в свои сорок три года выглядит вообще – девушкой. Да и следить она умеет за своей внешностью.
«Ребята» занесли на кухню коньяк, шампанское, куриные биточки с жареной картошкой (помните рецепт?) и другую разную вкуснятину, сняли куртки. Женщины остались на кухне, а мужчины расположились рядом, в гостиной и затянули долгий, бессмысленный разговор о Буше, об Ираке, Алле Пугачевой, бен Ладине, Майкле Джексоне и об этой самой штуке, которую никто никогда не видел, и которую специалисты называют экономикой.
Сергей не любил «инженерное» переливание из пустого в порожнее, но разговор поддерживал. Он потягивал коньячок, выдавливая в рюмку нежные капельки лимонного сока, и поглядывал на жену, оживленно болтавшую с неблизкими подружками.
С.К.: — Да, конечно, бен Ладин – наш человек, Америки. Сами этого предателя и вооружили. Нашим же оружием.
Он смотрел на Веру и не узнавал. Она была возбуждена, необычайно весела. Шутила какими-то незнакомыми, неродными шутками. Выглядела – прекрасно. На ней исключительно хорошо сидел новый костюм от Армани. Лицо – молодое, нежное, ухоженное.
С.К.: — Не согласен. Майкл крепко раздражает кого-то в Калифорнии. Рано или поздно они его «найдут». Он – сумасшедший талант, но тем, кто его «пасёт», наплевать на это…
Наташа на кухне налила женщинам вина в бокалы и, повернув голову в сторону гостиной, закричала: «Эй, мальчики, за вас пьём, за мужей!». Сергей сделал маленький глоточек и поставил рюмку на подлокотник кресла.
С.К.: — Да, наплевать. Наплевать!
На кухне Верочка поднесла бокал ко рту, но, не отпив, поставила на стол и аккуратно промокнула салфеткой углы рта с застывшей на нём маской – брезгливой ухмылкой.
С.К.: — Нет, парни, так дело не пойдёт. Давайте посмотрим в корень! Экономика ещё при Клинтоне начала рушиться: эти дутые цифры на биржах, фиктивные «дот камы». Нет, не в Буше дело…
«В чём же дело, в чём дело? – думал Сергей. И вдруг он вздрогнул от гадкой мысли. — Мы были раньше так счастливы в Италии. В нищете. Я должен, нет, просто обязан туда ещё раз съездить, понять…».
И вдруг утомлённый жизнью Сергей Александрович отчётливо понял, что он впервые за семнадцать лет хочет поехать туда один, без Вероники Петровны, и что он никогда, никогда и никуда больше с ней вместе не поедет. Ему стало страшно от этой мысли. Взял рюмку с подлокотника кресла и одним глотком выпил содержимое. Не закусил.
В гостиной звонил телефон…
Ну, что, люди? Что такое опять? Потерпите ещё немного, скоро – конец. Дайте же мне возможность быстро закончить эту весёленькую повесть. Что — забыл рассказать? О чём? Я не обвесил вас на весах правосудия. Ах, да, вы правы на этот раз: забыл. Может, позже рассказать, или – в следующей главе?
Ну, что вам до Серёжиных детей? Да и не можете вы их любить так, как он, тихо, молча, заставляя себя – что? Правильно, – забыть и не вспоминать! Не можете, извините, нет у вас тех чувств!
… — Здравствуйте, — сказала «негритянка», — мы ваши дети.
Да, мой лучший друг Сергей Александрович не видел своих детей четырнадцать лет. Че-тыр-над-цать! Кого винить? Так сложилась жизнь.
Мы не боги. Нам не дано управлять жизнью. Можем только чуть-чуть изменить её русло, но течёт она сама по себе, управляемая свыше, в одном направлении – вниз. И всегда приводит к одному и тому же исходу – к смерти. Это – печально, но нужно смириться. А наша задача поддерживать эту жизнь. Наполнить её любовью, верностью, счастьем, если получится. Мы можем повернуть русло жизни в обход подлости или предательства, но не можем остановить течение.
Четырнадцать лет… Юленька закончила консерваторию, стала прекрасным музыкантом. Аннушка училась в Москве, в Строгановском училище, тоже – делала успехи. Как они оказались в Америке? А бог его знает! Вроде, собирались переехать жить в Израиль, готовились долго, учили сложнейший язык. Но жизнь распорядилась иначе. Их вызвал в Америку Аркадий, старший брат Любы. И поселились они …в двадцати минутах езды от Серёжиного дома, в небольшом городе Гейдесбург, возле Вашингтона. Юленьке уже двадцать девять лет, она замужем. Анечке – двадцать четыре. Она познакомилась с эмигрантом из Ирана, мечтающим стать кинорежиссёром. Решили пожениться. По законам его страны Ане нужно получить разрешение на брак от отца и матери, даже если те в разводе. С большим трудом они нашли Серёжин адрес…
Довольны? Что вы ещё хотите узнать, люди? Какие подробности чужой, отчаянной жизни? Серёжа ничего не спросил у детей. Не имеет он права – спрашивать.
Так что же рассказать? Как Юля работу найти не смогла? Как жрать было нечего? Как двоюродный брат научил её, музыканта с большой буквы, программированию? Как она нашла работу по этой, новой для неё специальности в штате Джорджия и переехала туда вместе со своим мужем, что ещё? Как Анечка вышла замуж и работает день и ночь, как все в Америке, да ещё и учится в университете на дизайнера интерьеров? Или что-то ещё, очень личное?
Как обалдел мой Серёжа от этой встречи, как перенервничала Вероника Петровна (впрочем, бог с ней)? Может быть, как плакала, увидев их, баба Клава, доживающая свой век в доме для неимущих?
Ничего вам больше не скажу. Не наше это с вами дело. Вот так! И, вы знаете, люди, не Серёжино – тоже.
Он что, — отец? Он их растил, обеспечивал, не спал ночами, когда болели, учил их жизни? Какой? Любовь-шмубовь, пришла-ушла? Предатель он, хоть и друг мой. Но не мне и не вам его судить, люди. Есть кому. Только Ему дано судить нас. И советы – не нужны.
Я бы позвонил, слово за Сергея Королёва замолвил, только нет у меня прямой телефонной связи. А даже, если бы была.… За одну минуту телефонного разговора с Ним, мне бы столько насчитали! Нет у меня таких денег. А то бы уплатил. Другое дело, если в Иерусалиме жить. Там это – местный звонок.
А за Серёжку моего – в любой Сучан пойду. Нет идеальных людей на свете. Был, говорят, один, вон, в мавзолее лежит, высох весь от жизни своей праведной. Да и тот – наследников не оставил.
И не будет мой Сергей ни о чём своих детей расспрашивать, ни сейчас, ни после. Характер такой. Правильно ли это? Думаю, правильно!
1 января 2003-го.
— Вера, ты знаешь, мы больше не можем ездить в отпуск вместе. Нельзя бизнес закрывать. Дважды закрывали в прошлом году: весной в Рим ездили, в августе – в Венецию. И так – денег нет. Я вот что думаю. Дела идут плохо, а вроде нормальные деньги делаем, но меньше, чем раньше. Как дальше будет, не знаю. И пора тебе уже самостоятельной становиться. Думаю, надо тебя куда-нибудь в отпуск отправить, одну, без меня, а то ты, помнишь, в Венеции, в аэропорту даже место посадки в самолёт найти не могла. А вдруг я заболею, — он испытывающее поднял глаза на Веронику, — и ты ничего не сможешь сама, ни поехать куда, ни с портье разобраться…
— Подожди, подожди, ты что, избавиться от меня хочешь?
— Что за ерунда! Просто, что-то не то с тобой, не узнаю я тебя. Нервничаешь всё время, дёргаешься. Не дружишь ни с кем, не общаешься… Хорошо, хоть, подружка твоя отыскалась в Сан-Франциско. Может, к ней слетаешь на недельку?
— Нет, нет, — резко ответила Вера, — я думаю, ты меня отослать хочешь, а с какой целью, пока не понимаю.
— Глупости. Тебе отдохнуть нужно, от работы, да и от меня – тоже. Мысли свои в порядок привести. Я же вижу, чувствую. Да ещё зима эта – ужасно холодная, снежит часто. Давай, слетаешь на юг, во Флориду, Вегас или Нью-Орлеан. Или ты в Париж хочешь?
— Боже упаси, я там вообще не разберусь одна.
— Ладно, завтра на Интернете посмотрю, что по деньгам подходит…
Сказав это, мой друг вздрогнул от чего-то, как сигнал получил, но не придал этому значения, надел свитер и пошёл к телефону: звонить друзьям, поздравлять с Новым годом, с Новым счастьем.
***
Погода, погода, погода, люди, эх! Мы столько говорили о ней в этой комедийной повести. О тумане, о дожде, о направлении ветров, о парной жаре, от которой спасу нет летом на Восточном побережье США. Пора остыть немного и поговорить о зиме.
Вообще говоря, американцы относятся к прогнозу погоды очень бережно и нежно, как и к деньгам. Что отличает Америку от всего мира? Четыре фактора: деньги, реклама, прогноз погоды и почти полное отсутствие культуры. О деньгах мы уже и так достаточно наболтали, о рекламе, которой безоговорочно верят американцы, она в своём идиотизме переходит все границы, говорить не хочется. О культуре – слова не скажу: сам уже не тот, ругаюсь иногда, особенно, когда Серёжкины дела вспоминаю, думаю, и вы выругаетесь в конце этой главы.
А о погоде – О.К., давайте поболтаем.
Прогноз погоды передают днём и ночью по всем программам новостей каждые десять – пятнадцать минут. Видимо, надеются, что она внезапно изменится. В принципе, новостей мало, как и везде в мире, вы знаете, и все службы ждут войн, взрывов, землетрясений, извержений вулканов, ураганов, снегопада, на худой конец, или – жары летом, чтобы хоть чем-то привлечь телезрителя. Ураганы и смерчи здесь бывают часто. Говорить о них не хочется: эта весёленькая повесть и так достаточна грустна. Скажу вам, что однажды вёл свою Максиму, точно такую же, как у Серёжи, из Филадельфии в Нью-Йорк во время последнего урагана, осенью 2003-го года, так думал, что с ума сойду: боковой ветер около ста километров в час просто сносил с дороги. А вернуться я не мог: Серёжа вызвал меня в Нью-Йорк, чтобы познакомить с …. Сами позже узнаете.
Так вот, продолжим о погоде. Ещё задолго до первых снежных штормов синоптики угрожают мирному населению США снегопадом. Население бдит, не спит. Из универсамов исчезают питьевая вода, хлеб, молоко, свечки и фонарики. Пустеют холодильники с навеки замороженными продуктами, если этим словом можно назвать пластмассовую тарелочку с химикатами, в которые добавлены для вкуса овощи, немного куриного на вид мяса. Всё залито соусом, называемого здесь «грэви» (gravy), что очень созвучно со словом «грэйв» (grave) – могила. Это замороженное варево нужно разогреть в микроволновой печке, чтобы окончательно решить вопрос, над которым долгие годы успешно бьются американские врачи – сделать человека дебильным.
Как только полки магазинов опустеют, синоптики дают команду, и снегопад тут как тут.
В большинстве случаев снег растает через три дня. В худшем, — через неделю. Однако, школы и институты закрывают напрочь. На работу никто не идёт, — чистый коммунизм: еды полно, и работать не нужно! Это развитое общество существует не долго, не восемьдесят лет, как в некоторых странах, а три дня. Достаточно! Конечно, я пошутил, потому что бывают невероятные заносы.
Так случилось в начале марта 2003-го года, когда в Колумбии, где живёт мой друг, выпало за два дня тридцать восемь дюймов снега. Тот читатель, кто до сих пор помнит «Арифметику Пупкина с картинками», легко умножит это на два с половиной и получит результат: чуть меньше метра снега! Он начал идти точно в шесть вечера, спасибо друзьям – синоптикам, и валил всю ночь.
Если мне не верите, спросите у соседей.
3 марта 2003-го.
Сережа и Вероника проснулись в шесть часов.
— Ну-ну, — сказал Сергей, взглянув на снежный шторм за окном, — сама судьба против твоего полёта.
Пока жена купалась и приводила себя в идеальную форму, он позвонил компанию Дельта. Представитель сказал: « Не волнуйтесь, снега очень много, но мы беспрерывно чистим взлётные полосы. На данный момент они в полном порядке. Самолёты выпускаем. Если сможете добраться до аэропорта, то улетите. Должен предупредить, что теоретически служба Безопасности полётов может закрыть аэропорт в любую минуту, поэтому советую перенести полёт на пятое марта. Это – бесплатно».
— Боже упаси, — возразила Верочка, — я уже настроилась лететь. Ничего переносить не будем.
— Вер, однако, туда в нормальную погоду около часа езды, а сегодня поездка, пожалуй, часа два займёт. Давай, перенесём, а?
— Нет, ответила жена, задумавшись, — Буди Вадика. Он поедет с нами толкать машину, если понадобится.
Сергей зашёл в Вадюнькину спальню: «Давай, вставай, студент! Смотри, сколько снега выпало. Купайся, откопаем машину и повезём маму в аэропорт. Помощь твоя может понадобиться, если застрянем на трассе». «Плохая идея, — ответил сонный Вадюнька, — нужно перенести рейс».
Сергей принял душ, быстро побрился, оделся потеплее и спустился вниз. Утопая в глубоком снегу, почти до колена, подошёл к Максиме, смахнул щёткой снег с крыши, бамперов и капота, очистил от него фары и стёкла, открыл двери, влез внутрь, завёл двигатель и включил подогреватели сидений и заднего стекла.
Вадим вышел с лопатой, расчистил снег вокруг машины, прокопал дорожку для мамы, бросил лопату в багажник, где уже лежал чемодан, и, улыбаясь, плюхнулся на заднее сиденье, выдвинув из него подлокотник. « Плохая идея маму одну в отпуск посылать, ты не думаешь?». « Да, — ответил Сергей, — я и сам уже сожалею. Сглупил, как никогда». В машине становилось жарко. Он включил габаритные огни, противотуманные фары и посигналил. Вера выбежала из квартиры, в тонкой курточке и туфлях на каблуках: в Лас-Вегасе – тепло. «Брр, — сказала она, — чемодан не забыл?»
Сергей включил автоматическую трансмиссию и медленно тронулся с места. Валил снег. Трассы, скорее всего, очищены. Проблема – добраться до них. На светофоре, что при выезде из жилого комплекса, горел красный свет, но останавливаться нельзя, — днище и так тёрлось по снегу, машина могла завязнуть надолго. Сергей слегка разогнался, как мог, и проскочил на красный.
Свернул направо на Сноуден Ривер Парквей и медленно, всё время буксуя, потащился к трассе US-29. Ко всем делам, на передних ведущих колёсах резина полностью износилась, давно пора заменить, да всё руки не доходили. На трассу спустились очень легко, доехали до пересечения с US-32, еле поднялись на неё: дорога шла вверх. Через пять миль, объехав лежащий на боку джип, достаточно легко вышли на Интерстейт-95.
Они были на дороге одни. Да ещё тяжёлые дорожные машины с бульдозерными лопатами, редкие полицейские Форды и машины Спасательной службы. Нисан-Максима шла медленно, но устойчиво, однако видимость – не более двадцати метров, фары не помогали, белая пелена перед глазами: белое небо, белая дорога, белые бока дороги, белая стена снега, — конец света!
Повсеместно, особенно на выездах с трассы, валялись выглядевшие сказочными белыми игрушками перевёрнутые машины. Возле них копошились белые полицейские и белые же работники спасательных служб. Одну из машин разрезали бензорезом. Летели золотые искры расплавленного металла. Они тут же темнели и падали в снег, раскрашенный яркими пятнами алой крови…
Почему, вот скажите мне, люди, почему мы не умеем присматриваться к жизни и прислушиваться к сигналам, которые она нам часто посылает, стараясь предупредить об опасности, оградить нас от предстоящего несчастья, преступления, измены, предательства, наконец? Почему? Когда, в каком тысячелетии мы разучились слушать и слышать природу. Запомнили одну только примету – чёрную кошку, да где её возьмёшь в такую погоду, зимой, когда снег – по колено!
Короче, до Дуллес-Вашингтон аэропорта они ехали около трёх часов, опаздывая не регистрацию. Подъехали к зданию Дельты. Вероника выскочила из машины и побежала к стойке регистрации, вытаскивая на бегу из кармана куртки билет и паспорт. Сергей подошёл с чемоданом. Вадюнька повёл машину на стоянку.
— Вы опоздали, мадам. Следующий рейс через полтора часа, если не закроют аэропорт, — заметила служащая, регистрируя билет.
Вероника Петровна побелела, нос сморщился. Казалось, она расплачется.
— Нет причин для волнений, Вера. Что случилось? Улетишь позже. Час или два ничего не меняют.
— Нет, ты не понимаешь ничего. Я уже настроилась. Лететь. Не могу тебе объяснить. – У неё дрожали руки, когда она забирала паспорт со стойки. – Всё-равно не поймёшь.
Улыбаясь, подошёл Вадюнька.
— Одну минуточку, — сказал клерк, — вам повезло. Самолёт ещё у гейта: опять засыпало рулёжные полосы, их чистят, задержка на тридцать минут. Вот ваш билет, место 26А, возле окна. Идите на посадку в седьмой гейт.
Вера успокоилась, улыбнулась и облегчённо вздохнула. За стойкой зазвонил телефон внутренней службы.
Семья направилась к барьерам контроля. Сергей поставил у ног Вероники чемодан.
— Вадюнька, давай, целуй маму и гони в бар, закажи мне крепкий кофе, двойной, — обратился Серёжа к сыну, а когда тот, поцеловавши мать, ушёл, тихо сказал Веронике – Давай, мать, лети в свой Вегас, отдыхай. Чем могу. Обо мне не думай. Думай только о себе. Я тут тебе подарок приготовил, — и он вынул из кармана сотовый телефон последней модели. – Номер такой же, как у меня. Только последняя цифра – семёрка. На счастье.
— Вот за это, — спасибо, — ответила Вера, прижалась на секундочку к Сергею, замерла, затем встряхнула головой, как мысль отгоняла. – Ну, пока!
Сергей подошёл к стене, прижался к ней уставшей от напряженной езды спиной и стал смотреть, как Вероника проходит через контроль. Та поставила на конвейер рентгена туфли и чемодан, аккуратно положила в пластмассовую коробочку мобильник, часы и пояс с фирменной металлической пряжкой Гуччи. «Интересно, обернётся, или нет?», — подумал Сергей Александрович. Он не стал испытывать судьбу: прикрыл воспалённые от белизны снега глаза.
И в эту секунду он увидел давно уже вернувшегося в Россию Оюн Батыра, Верховного шамана Сибири. Тот подошёл к нему со своим волшебным бубном, посмотрел внимательно в закрытые глаза и спросил:
— Как уши твои, болят или зажили?
— Всё в порядке. А что с ними было?
— С ними? Ничего. Это – с тобой. Сигнал, человек, сигнал. Только ты не услышал его, не понял.
— Какой сигнал? О чём вы?
Шаман поднял свой потёртый бубен, направил его на Серёжку моего.
— Амырла, — резко вскрикнул он, — Амырла! Ты просил меня убрать из твоей жизни плохое. Я убрал. Амырла! – Тонкие лоскутки на его знаменитом на весь мир халате сами собой поднялись вверх и задрожали, как на ветру. Он ударил правой ладонью в бубен и тихо добавил – Я свою часть работы выполнил. Теперь дело за тобой. Выдержи это, человек.
Не подведи меня, хорошо? Амырла!
И шаман растворился в воздухе.
