глава
«… и боги имеют чувство юмора…»
Совсем не странно было видеть голубя, парящего на такой высоте, а он все кружил и кружил, словно ястреб, высматривающий добычу. Ранним утром в горах всегда стоит ветреная погода, и птица плавно спускалась в воздушных потоках, раскинув крылья, наслаждаясь свободным полетом. Обычный серый голубь, которых во множестве можно встретить в любом городе, но, все давно забыли что когда-то они там и обитали?
Падали листья , вторя песне вихря, а серый голубь все парил в вышине, вычерчивая затейливые узоры на небесном полотне. Он летал вокруг одинокой вершины, где стоял маленький домик с аккуратным садиком и изгородью из дикого шиповника. Пронесся мимо яблоневых деревьев, мимо дорожки посыпанной желтым песком, низко-низко пролетел над маленькой зеленой площадкой для гольфа, и приземлился на деревянную табличку с названием поместья — «Завтрак пяти ветров».
Голубь снова распахнул крылья и поднялся в воздух, правда, на этот раз недалеко – до первого открытого окна, и влетел внутрь, чуть задев краешком пера задернутую до половины кружевную занавеску, которая как-то совсем по-деревенски опускалась на цветочный горшок с геранью, стоящий тут же на подоконнике. В комнате, где он оказался у самого окна пристроился круглый стол, закрытый белой вышитой скатертью, на котором стояла огромная пепельница под видом медведя умильно обнимающего свою бочку, рядом лежала курительная трубка с бордовым орнаментом по краю, за столом сидел человек.
Птица устроилась на спинке соседнего стула и встряхнулась от кончика хвоста до клюва. Мужчина поднял голову и недовольно посмотрел на серую пернатую:
— Ну что? Снова пытаешься помочь? Сколько жизней подряд они повторяют одну и ту же ошибку? Неужели еще не надоело?
Голубь никак не реагировал на вопросы, продолжая сидеть, повернув головку в сторону окна. Мужчина поднялся из-за стола, взяв в руки трубку. У него были короткие черные с проседью волосы, гладко выбритые щеки и острый подбородок. На вид можно было бы дать лет сорок пять – пятьдесят. Густые седые брови придавали лицу умудренный вид, миндалевидные карие глаза смотрели живо и с интересом. Одет он был в белую рубашку и светло-синие джинсы, в расстегнутом вороте блестела тонкая золотая цепочка, а на ногах высокие черные кожаные сапоги. Загорелые руки с ровно подстриженными ногтями ловко вертели трубку, набивая ее табаком. Вернувшись за стол он с наслаждением затянулся.
— Ты сменил марку табака? – раздались в воздухе слова. Птица не проронила ни звука, но фраза явно была обращена к курящему, а в кухне больше никого не было. – Смахивает на вишню. Здравствуй.
— Да, и ты будь здрав, нашел в одном местечке, в Швейцарии, недалеко, кстати от места, где ты был вчера. Судя по всему — все также не теряешь надежды?
Голубь спрятал голову под крыло.
— Ты же знаешь ответ. Вот уже несколько тысяч лет…
— Глупо. – пожал плечами мужчина, пуская дым колечком. — Они никогда не изменяться . Выпьешь чего-нибудь?
Голубь вытащил голову из под крыла и вспорхнул со стула:
— Чем , позволь спросить? Этим? – поинтересовался он и помахал клювом.
Человек в ответ только усмехнулся.
— Ну не могу же я, в самом деле, предложить тебе пшена. Я вижу, твое нынешнее тело не отличается особым удобством. Хотя тебе решать.
— Еще долго здесь пробудешь?
— Да нет, дел накопилась уйма, еще и ума не приложу что делать с этим сбоем.
-Знаешь, именно поэтому я думаю, что в этот раз у них должно все получится. Раньше миры не соприкасались.
-Раньше она не делала глупостей. – перебил мужчина. Я примерно представляю, чем все закончится. Вот что получается, когда даешь детям волю.
— Но ведь ты знал, что так должно случиться? Знал , к чему они придут в итоге? – слова снова повисли в воздухе. Дым вился над столом, оставляя за собой приятный терпкий вишневый аромат.
Мужчина спокойно махнул трубкой:
— Невозможно предусмотреть все, даже если ты Бог. И потом, всегда появляются такие, как она, которые творят невесть что. Я почти никогда не вмешиваюсь, как ты помнишь, но она меня забавляет.
— Кажется, у Тебя нет сердца…
-О-о, — протянул он, улыбнувшись, — Ну, не начинай снова, пожалуйста. Причем тут сердце, позволь спросить? Я подчиняюсь своим же правилам, да и не только своим. Ведь даже зная карты противника, ты обязан играть по тем же правилам, как если бы и понятия о них не имел. И потом, — он прервался, чтобы выпустить еще одно колечко, наполняя ароматом вишни все вокруг. — сколько таких историй в мире, а каждый хранитель думает, что его подопечные особенные. Дай им немного свободы, кто знает, может еще пару тысяч лет? Иногда встречаются половинки, но не хватает клея. Или мешают человеческие предрассудки, глупость к примеру.
— Ха-ха, — раздался громкий смех, — По образу и подобию своему, как они говорят. Это Ты создал их такими.
— Э, нет, извини. – покачал он головой. — Я дал им право выбора. А посмотри, как люди им пользуются?! Я не говорю о том, что многие просто забыли про меня, это как- раз нормально, дети всегда забывают про родителей. Но что они делают со своими жизнями?! Со своими душами? Самое плохое, что они разучились слышть голос сердца, голос веры, мой голос. Они бояться быть счастливыми, бояться смотреть в глаза правде, бояться решиться на поступок. Я не хотел видеть моих детей трусами. Это меня печалит.
— Ты ведь можешь все изменить одним движением руки. Для Тебя это так просто! – голубь захлопал крыльями.
— Да, могу. Я могу взять твою пару, забрать его ребенка, отправить их в заброшенную маленькую церковь со священником, или на необитаемый остров, чтобы ничто не мешало их счастью. Да, эти двое созданы друг для друга, но поймут ли они, что это счастье? Чтобы различать свет, нужно уметь видеть тьму. Ты не хуже меня это знаешь. И потом, когда накрываешь росток стаканом от ветра, он переживет эту бурю и вырастет, но что будет потом, когда не будет стакана и руки, которая его укроет?
— И все же они лишь дети.
— Дети?! — неожиданно с болью в голосе переспросил мужчина. – Посмотри, что делают мои дети! Они убивают и насилуют, сеют смерть и раздор, уничтожают то, что я создал, потратив целую неделю своего времени! А потом обвиняют в этом меня. Проклинаю тебя, Господи! – передразнил он. — А ведь все что происходит в их жизни – происходит по следу их собственной кармы ! Я почти никогда не вмешиваюсь, никогда. Я-то как -раз не имею выбора, я подчиняюсь законам, которые создал сам.
— И все же — это дети. — слова медленно затихали в воздухе, словно растворяясь в вишневом дыме.
Мужчина сидел за столом, не шевелясь, положив ноги на соседний стул, затем выпустил еще одно колечко, которое медленно расплылось в воздухе.
— Сколько ты с ними уже мучаешься? – наморщил лоб мужчина.- Уже наверное шесть-семь поколений, так?
-Где-то около того.
-М-да. – скептически протянул он, подняв брови, ясно давая понять, что именно обо всем этом думает. — Как говорят люди: слов нет, остались одни выражения.
— Иногда у меня создается ощущение, что Ты плохо их знаешь. Они падают и поднимаются, прячут истину на дне глаз, а души за бронированными дверями. – голос помолчал и продолжил. – Люди влюбляются и умирают за секунды, слишком торопясь жить. Они могут выпить стакан воды и через пять минут почувствовать жажду. За пять минут до звонка — выключить телефон. За пять минут до встречи — выйти из дома. За пять минут до обеда –позавтракать.
— За пять минут до самого важного разговора в жизни, — подхватил мужчина. – Заснуть. Укутаться в теплый плед и заснуть! И улыбнуться во сне. За пять минут до крещения отказаться от веры. За пять минут до самоубийства — умереть от инфаркта, а за пять минут до инфаркта почувствовать жизнь, её вкус, захотеть остаться. Остаться, что бы укутываясь по вечерам в теплый плед — мирно засыпать и улыбаться во сне. Дети? Да ты прав, они всего лишь дети…
— Они учатся на своих ошибках.
— Вот в том то и дело, что нет. – перебил мужчина и вытряхнул пепел из трубки в большую медную пепельницу.
-Ты слишком много от них хочешь.
Мужчина спокойно посмотрел на голубя:
-Ну, так я все-таки отец. А родители всегда хотят лучшего для своих детей. Я действительно люблю их: глупых и умных, взрослых и маленьких, красивых и уродливых. Детей не выбирают, их просто любят и воспитывают.
— Тогда помоги им, Ты же знаешь — они не выживут друг без друга!
— Если поймут – сами со всем разберутся. Да и не могу же я всем помогать. Для этого есть хранители, и то, как ты понимаешь в разумных пределах. – покачал он головой. — Дай им немного свободы и прекрати следить за каждым шагом.
— Я слежу так только за последними воплощениями, — тихо возразил собеседник.- Потому что думаю, что в этот раз они справятся.
— Блажен, кто верует.
— Ты знаешь, что я не имею права читать мысли, но право видеть души Ты мне оставил…
— Да и что ты хочешь этим сказать?
— Она никогда не отказывалась от веры.
— Я знаю. – голос у мужчины потеплел. -Даже, когда по ее мнению, хуже быть не могло, когда она отказывалась говорить со мной, когда дулась, и когда страдала по-настоящему, я все равно слышал ее голос и горжусь ею.
— Тогда почему Ты в нее не веришь?
— Кто тебе сказал такую глупость? Время покажет, я просто думаю, что она еще не готова, вот и все. Момент не подошел, хоть ты и уверен в обратном.
— Тогда, может, хватит ее испытывать?
— Ну это уже не тебе решать. И потом, я никогда не даю больше, чем человек может выдержать. Мой сын смог… — он помолчал, и по лицу словно пробежала тень. – И она тоже справиться.
— Твой сын. – слова были повторены с той же интонацией. — Иногда мне и правда кажется, что у Тебя нет сердца.
— Так было нужно… Я чувствовал каждый гвоздь, который впивался в его тело. Каждый терновый шип, терзающий кожу. Не суди ни их, ни меня.
— Никого я не сужу. Я ведь не имею права. – послышался горький голос. — Я не тень и не свет, всего лишь хамелеон.
— У тебя тоже был выбор. То, что твое прошлое всегда будет с тобой — всего лишь результат твоих деяний.
— Ты, — голос запнулся, — Ты никогда не простишь меня?
Мужчина не торопился с ответом. Он убрал ноги со стула, встал, подошел к печи, выложенной керамической плиткой, достал большими щипцами оттуда уголек, раскурил трубку и лишь после всего произнес:
— Не мое прощение тебе нужно. Я и так люблю тебя, ты ведь тоже мой сын, и давно простил, — ты знаешь.
— …
— И тут тоже нужно время. – мужчина снова выпустил кольцо сизого дыма. — Много времени, быть может, но когда-нибудь, ты снова обретешь то, что так глупо потерял.
— Но я не мог иначе!
— Мог, сын, мог. Но разве в этом теперь дело? Нет, но за все ошибки нужно уметь отвечать.
— Тогда объясни.
— Объяснить что? Что черное- это черное, а белое – белое? Ты просто не хочешь принять, а понимать , ты все понимаешь. Однажды… – он загадочно улыбнулся. — Слушай свое сердце.
Мужчина подошел к окну и мечтательно облокотился на подоконник:
-Смотри, разве это не прекрасно?
Голубь вспорхнул на подоконник:
Вид из окна, действительно, открывался сказочный. Горы вобрали в себя все оттенки синего, серого и черного. Чем дальше стояла вершина – тем темнее она казалась, но местами, окутанные туманами скалы висели в молочно- белой дымке, смешиваясь с заснеженными шапками льдов. Облака низко лежали почти прямо на камнях, окутывая мягкой пушистой периной острые горные пики. Солнце переливаясь играло на снежном насте, так что было больно глазам. Мужчина, однако, даже и не подумал сощуриться. Он отодвинул занавеску и выглянул наружу:
— У меня даже яблони цветут. Сами по себе. – похвастался он.
— Ага, в конце лета. Самое время для цветения. Странное у тебя чувство юмора.
— А у меня здесь всегда весна. – парировал мужчина. – Имею право.
Маленький горный родничок, обложенный камнями по краю и белой мраморной крошкой по дну, бил в глубине сада. Из чаши брал начало звонкий быстрый ручей, который потом спускался дальше по склону. Над ним нависали серебристые тополя, а по поверхности воды скользили белые яблоневые лепестки.
— Гмм… – протянул тот. – Не хватает только золотых рыбок и…
-Удочки…- закончил мужчина и рассмеялся. – не сложно и устроить маленькое развлечение. Не так уж часто у нас каникулы.
— Слава Тебе, не часто. Каждый раз, когда ты уходишь в отпуск, внизу, черт знает что, происходит.
— Не выражайся, пожалуйста. – поморщился мужчина.
— Не буду, — согласился голос. — Но дела это не меняет, в прошлый раз у моих началась вторая мировая. Не очень- то весело было, знаешь.
Он отошел от окна и направился к входной двери. Вопрос застал его на полпути:
— Я только надеюсь, но Ты? Ты ведь знаешь, чем все закончится?
Мужчина остановился, покачиваясь на ногах, с носки на пятку, словно раздумывая над чем-то важным.
— Прости, я не буду отвечать. Да, я знаю, что он выберет. Как и знал, что выберешь ты когда-то. А ты, как всегда, хочешь изменить то, что тебе не подвластно.
Голубь тем временем вспорхнул и забив в воздухе крыльями, опустился мужчине на плечо:
— Я сделал ошибку, за которую плачу уже много веков подряд, я не хочу, чтобы они ее повторили.
— Не сравнивай, ты предал… Это совсем другое.
— Я не мог иначе! Прошу тебя, прекрати. –взмолился голос. – Не мучай…
— Разве я мучаю? – удивился в ответ мужчина и взялся за ручку двери. – Это был твой выбор.
— Скажи мне, что он выберет?
— Зачем? Чтобы ты опять помчался все менять? Как ты не понимаешь – ведь это их решения, их жизнь, и смерть тоже их. Да, с каждым разом они уходят все дальше и дальше и когда-нибудь, может статься, уйдут совсем. Но ты не можешь этому помешать, к сожалению или к счастью.
— В тень? – устало поинтересовался голос.
И мужчина подтвердил:
— В тень.
— Но Ты ведь можешь…
— Я мо — гу! — по слогам произнес мужчина, выходя наружу. – Как же мне тебе обьяснить, чтобы ты понял? Да! Я мог создать людей такими, чтобы они знали только меня, чтобы никогда не взглянули в сторону тени, чтобы любили и почитали , соблюдая не только десять, а все пятьсот пятьдесят три заповеди! Я мог сделать этот мир серым, а не цветным. Чтобы все были под одну гребенку, все одного цвета. Ты, я так понимаю, хочешь таких созданий? Тогда ты объясни мне, чтобы я понял, какой смысл мне плодить рабов?
Порыв ветра налетел за дверью, сразу, как только они вышли на резное крыльцо. Мужчина застегнул ворот рубашки, стараясь не потревожить голубя на плече.
— Отец, Ты передергиваешь. Я просил Тебя лишь помочь всего один раз, и даже не мне…
— Нельзя. – мужчина шел вперед по песочной дорожке мимо ровных ковров зеленой травы и отвечал на ходу. — Невозможно быть немножко беременной или чуть-чуть мертвым. Если я начну нарушать законы, которые сам написал, что тогда останется делать моим детям?
— Но почему?
— Потому что если я помогу твоим, я буду обязан помочь всем. И что станет с вселенной?
Они остановились под цветущей яблоней, лепестки которой разлетались на ветру в разные стороны.
— Но как же тогда Твои хваленые чудеса?
— Чудеса? — отозвался мучина, озабоченно наморщив лоб, оглядывая ствол со всех сторон. — А что ты называешь чудом?
— Когда встает парализованный, когда после клинической смерти вдруг забьется снова сердце, когда любовь является ниоткуда, когда висящий в пропасти выбирается наружу без чьей-либо помощи? Что Ты скажешь об этом?
Фраза закончилась, а голубь перепорхнул на ветку усыпанного бело-розовыми цветами дерева, сразу становясь на его фоне каким-то невзрачным и блеклым. Его собеседник поковырял дупло, снял сухой листок с ветки и отошел на шаг назад, чтобы видеть дерево целиком.
— Неужели ты в самом деле думаешь, что это все моя работа? – рассеянно спросил он.
— А чья?
Мужчина тем временем удовлетворенно хлопнул ладонью по стволу и усмехнулся:
— И после этого ты говоришь, что я плохо знаю своих детей. Ты смешишь меня, мальчик.
— Чем же?
Он протянул руку к ветке и голубь снова оказался с тем, кого называл своим отцом:
— Ты в самом деле думаешь — это я?
— Кто тогда?
— Ха-ха. – рассмеялся мужчина, и они двинулись вглубь сада, – они сами . Все что они так сильно желают, во что верят всей душой, чего ждут каждой клеточкой тела и чего бояться в своих кошмарах, только это с ними и происходит. Понимаешь?
— Нет.
— В их силах творить свою жизнь. Парализованный мальчик, который изо всех сил верит — в один прекрасный день встанет и пойдет. Потому что его сила воли все преодолела, потому что он стал достоин, потому что он жил голосом сердца. Все очень просто. Висящий в пропасти – сорвется, если испугается, а если не дрогнет, то — что помешает ему выбраться?
— Но я должен им помочь!
— Кому ты должен? Ты всего лишь хочешь снять тяжесть с собственного сердца, да ничего это не изменит. Если бы я не сделал тебя хранителем ты так и остался бы там изо дня в день ,без цели и смысла наблюдать за течением реки. Разве оно отвлекает тебя от проклятого чувства потери ? Всё, что осталось в том мире – шаги, шаги, еле слышно ступающие по молчаливой глади воды той, что держала тебя за руку. Ненависть, идеальная ненависть — к самому себе. Твое прошлое всегда с тобой, но по крайней мере, у тебя есть занятие.
— Отец… Ты безжалостен.
— А ты пожалел тогда? – мужчина пригладил коротко стриженные волосы, взъерошенные ветром. Глазами обводя линию горизонта, он остановил взгляд на всходящем солнечном диске. — Я всего лишь справедлив. Но оставим это.
— Спасибо. – с облегчением поблагодарил голос.
— Какой восход, а? – обратил внимание мужчина. – Да, вопрос света я решил превосходно. Знаешь особенно мне нравиться радуга. Целый час сплетал вместе цвета, зато как вышла, а?
— Да, неплохо. – его собеседник не особо проявлял интерес, явно думая о чем-то своем. –
Человек с птицей на плече шагал неторопливо вдоль невысокой каменной ограды к калитке. За забором шелестели серебряными кронами тополя, а в саду розовые яблоневые лепестки разлетались в разные стороны. Человек дошел до калитки и остановился, засунув руки в карманы.
— А ведь так просто достигнуть счастья, так просто…
— Просто для тебя, ведь ты смотришь сверху.
— Им всего- то надо идти посередине. Не спускаться вниз, не стремиться вверх, просто следовать своему пути и моему голосу. Разве это тяжело?
— Столько иллюзий и обманов, — откликнулся голубь. — столько ловушек и коварства. А сколько соблазнов и страхов.
-Страхов. Вот именно, что страхов. Они стали всего бояться.
-Не все. – возразил голос.
Человек безнадежно вздохнул и согласился с улыбкой:
-Да, не все. Ты так их рьяно защищаешь.
— Но тебя тоже интересует именно этот маленький мирок, среди миллиона таких же во всей огромной вселенной?
Он облокотился на деревянную калитку и неопределенно пожал одним плечом, не желая потревожить сидящую на другом птицу. –Люблю я этот мир. А за что, я и сам толком не пойму.
-Разве любят за что-то?
-По-разному. Иногда любят за что-то, иногда, вопреки всему, иногда наперекор. Кто-то любит всего лишь свое отражение в чужих глазах, кто-то так пытается благодарить . Но когда любят истинной любовью…
-То что?
-То, — голос человека потеплел, — ты прав, любят просто так. Просто так. И ты задаешь слишком много вопросов, сын. – покачал человек головой.
— Тогда ответь мне на последний.
Голубь спорхнул с плеча и забил в воздухе крыльями, готовясь улететь
— Задавай.
— Любовь может уйти за черту света, во тьму?
— Почему ты спрашиваешь? — удивился он.
— Ты обещал ответить.
— На перекрестке она останется. Но ведь ты сам знаешь, что она может остаться там уже навсегда. Внутреннее безмолвие без права слова. Самое страшное предательство – предательство своего сердца, и прощение дается ох, как нелегко. Тебе ли этого не знать?