* * *
По мотивам гипотез историков Яна Длугоша (15 век, Польша), Владимира Татищева и Михайлы Ломоносова (18 век), Дмитрия Прозоровского, Ивана Срезневского и Василия Ключевского (19 век), Александра Шахматова, Бориса Рыбакова, Анатолия Членова и Сергея Горюнкова, а также краеведов земли Древлянской Сергея Иванова, Виталия Скуратовского (20 век) и Миколы Брыцуна (21 век).
***
История полна тайн и загадок. Чем дальше в глубь веков — тем более зыбкой
Историкам, вольно или невольно, приходится выдвигать гипотезы и предположения, реконструировать события, исходя из современной им логики, и заполнять пустоты догадками. Это всегда чревато последствиями, потому что нередко после реконструкций у разных историков получаются совершенно противоположные картины. Особенно сложно установить истину в том случае, если предшественники изо всех сил старались её скрыть, а потому переписывали хроники, выставляли выгодные для них акценты, замалчивали факты и искажали реальность до неузнаваемости.
Утешает одно: как бы и кому бы в угоду ни искажалась историческая действительность, как бы ни держались ортодоксы «установленных и официально признанных» фактов, всех «концов» скрыть не удавалось НИКОГДА! Внимательный исследователь всегда видит, где ткань истории шита белыми нитками. Видит и пытается собрать разрозненные лоскутки в единое целое…
ПОЧЕМУ ДРЕВЛЯНЕ?
Давным-давно, ещё на студенческой скамье, довелось мне познакомиться с ворохом литературы, в которой историки нещадно громили фундаментальный труд В. Татищева «История Российская». Более всего досталось ему за ссылки на некую Иоакимову рукопись, которая содержала описание древнейшей части истории восточных славян, а в частности, — генеалогические исследования древнейших княжеских династий Руси — Киевичей и Рюриковичей. После Татищева никто больше Иоакимовой рукописи не видел, и потому коллеги сделали дружный вывод, что он её просто придумал, чтобы одурачить весь мир. Сыщики, расследуя преступления (а фальсификация истории тоже преступление), ставят обычно (вслед за Шерлоком Холмсом!) определяющий вопрос: а кому это выгодно и каковы мотивы?
В случае с Татищевым оказалось, что мотивы у него были основательные: хотелось, в противовес летописцам 11-12 веков Никону, Нестору и Сильвестру, доказать, что русские князья имеют русские, славянские корни!
У его критика, основоположника официальной норманнской теории, современника Ломоносова, немца Шлёцера (и, похоже, у его последователей Карамзина, Погодина и Соловьёва) мотивы были не менее весомыми: они хотели доказать, что русские князья имеют… германские корни и без германских «допингов» ни на что серьёзное не способны! Почему? Да потому, что мнение историков зачастую зависит от мнения власть предержащих. А на Киевском, а потом Московском и Петербургском тронах так часто восседали монархи североевропейских кровей, что им, понятное дело, хотелось возвеличить СВОИХ предков!
Эта история была настолько поразительной, что стала отправным пунктом для моих собственных исследований. С тех пор всё, что касалось генеалогии Первых Князей, стало для меня безумно интересным. И вот, через много лет блуждания по летописям и монографиям, археологическим вестникам и фундаментальным работам, я вдруг поняла, что так или иначе все дороги ведут в таинственные и загадочные, сокрытые мраком извечных лесов ДЕРЕВА, землю ДРЕВЛЯНСКУЮ.
В Деревах тоже пахло тайной, авантюрой и… преступной фальсификацией! Историки, словно сговорившись, тщательно скрывали нечто не только от меня любопытной, но и друг от друга!
Скрывали что-то очень важное монахи-летописцы Нестор и Сильвестр. Скрывал немец Шлёцер. Скрывали Карамзин с Соловьёвым. И (что самое удивительное!) до сих пор в Украине это самое «нечто» тщательно скрывает официальная — киевская! — историческая школа, концепцию которой полностью поддерживают и православные конфессии всех толков. И дело оказалось не в нашумевшем противоборстве немецкого и русского компонентов нашей истории (и даже не украинского с русским!), а в тщательно замаскированном от широкой общественности противостоянии двух… украинских исторических центров! Нет, я не имею в виду столицу Западной Украины Львов. Этот чудесный город построили много позже той драмы, которая разыгралась в самом начале летописной истории Руси Киевской, и отголоски которой будут звучать до тех пор, пока истина не будет восстановлена полностью…
В ПУТЬ, ЗА ОТВЕТАМИ
Исследование Анатолия Членова «По следам Добрыни» попалось мне в руки сразу же после выхода книги в свет: в 1986 году. Я прочитала о том, как автор сам, лично объехал всю страну, чтобы пройти по следам своего любимого героя и поглядеть своими глазами на то, что осталось сегодня от дней прошлых. И мне отчаянно захотелось того же. Захотелось бросить все «неотложные» дела, сесть в поезд и уехать в Дерева…
С тех пор прошло пятнадцать лет. Мне в руки попала однажды очень подробная карта Житомирской области, и я стала пристрастно разглядывать свою Terra incognita, все так же мечтая отправиться в путь за разгадкой удивительной тайны.
Я читала названия Древлянских речек.
Главная, та, на которой стоит столица Дерев Коростень, называется УЖ. В него впадают НОРИНЬ, СЛАВУТА, РАДИЧ… А по самой западной границе Дерев течёт в Припять — СЛОВЕЧНА. А далеко на юге исконные древлянские земли замыкает РОСТАВИЦА… Вот она ВЕЧНАЯ земля СЛАВНЫХ СЛОВЕН, на которой, в ДРЕВНЕЙ чаще ДЕРЕВ, правили НОРМУ-РАДУ ДРЕВЛЯНЕ-РОСИЧИ и таинственные летописные НОРЦЫ..
…На дворе стоял солнечный июльский день последнего лета уходящего тысячелетия. И я вдруг решилась: сегодня — или никогда!
До отправления поезда «Луганск-Львов» оставалось два часа. Два часа для того, что бы написать заявление на отпуск (сразив наповал редактора…), домчаться до своей десятиэтажки, взлететь на седьмое небо, побросать в сумку вещи, схватить за руку ошарашенного мужа и бежать на вокзал!..
А поезд — стоянка две минуты! — уже стоял у перрона, и я видела его последний голубой вагон. Я бежала по путям так, словно от этого зависела вся моя жизнь! Проводница удивлённо вскинула брови:
— Вы ко мне? А билет?
— Но ведь я уже не успею купить его…
Она вздохнула и чуть отодвинулась.
Взлетаю в вагон, и поезд трогается. Растерянный муж кричит вслед:
— Позвони, как устроишься!
А я гляжу, как он становится всё меньше, и уезжаю. В Дерева. За ответами…
…Пока колёса уверенно постукивают на редких стыках путей, а вагон уютно покачивается в своём полёте, пытаюсь привести в порядок мысли…
ВРЕМЕНА ПРАДАВНИЕ
Дерева — Коростеньский, Овручский и Олевский районы Житомирской области — расположены в изначально уникальном месте.
Кое-что роднит эти места с моим родным Донецким кряжем. В незапамятные времена там – и в Деревах, и в Донбассе были высокие мощные горы. С течением времени они сгладились, но остались от них возвышенности — кряжи.
Правда, Дерева, в отличие от Донбасса, стоят на твёрдом кристаллическом щите, основу которого составляют граниты и кварциты. Когда горы от времени разрушились, этот кристаллический щит оказался буквально на поверхности. Огромные красные, чёрные, серые гранитные «лбы» перемежаются тут с розовыми, сверкающими на солнце кварцитовыми кручами. А впадины между ними заполнил светлый, тонкий и очень плодородный озерный лёсс.
Росли в Деревах издревле сосны и берёзы, они и были первым Пралесом.
Люди в Европе появились около 2,5 миллионов лет назад. Пришли они из Африки. Те, которые двигались из своей прародины через Малую Азию и Балканы, — похоже, и были предками восточных европейцев.
В Деревах серьёзные археологи практически не работали на предмет выявления следов архантропов. Копать тут практически нечего — кристаллический щит покрывает такой тонкий пласт почвы, что культурный слой в нем практически не сохранился. Но совсем рядом, в Закарпатье и Поднестровье, обнаружены следы стоянок древнего человека и его орудия труда возрастом не менее 300 тысяч лет.
Примерно миллион лет назад началось последнее глобальное оледенение, о котором учёные спорят сегодня до хрипоты: где был ледник, когда и какой толщины. Относительно Украины лучше всего обоснована гипотеза, согласно которой ледник двумя мощными потоками спускался по древним долинам Днепра и Дона. Дерева, как и Донбасс, эти потоки обошли, потому что разбились об остатки гор.
В Деревах ледник разбился о кристаллический щит. Но досталось и самому щиту. Мы теперь имеем возможность наблюдать последствия этой титаномахии: разбросанные по огромной территории глыбы, растрескавшиеся гряды, которые продолжают размываться чистыми, звонкими речками.
В сосняках и зарослях лиственных лесов (в основном — берёза, ольха, граб…) тогда жили пещерные медведи, львы и прочая экстравагантная живность. А на границе с ледником обитали северные олени и мамонты.
* * *
Около 40-50 тысяч лет назад люди уже умели изготавливать для охоты луки, а также стрелы, копья, и дротики с кремниевыми и костяными наконечниками. Они умели строить тёплые, крытые шкурами или деревом полуземлянки, делать лодки и, возможно, уже одомашнили предков современных собак.
Около 12 тысяч лет назад началась планетарная катастрофа: климат потеплел, ледник стал таять, начались наводнения, примерно на 150 метров повысился уровень мирового океана — огромные территории оказались затопленными. Люди снялись с насиженных мест и двинулись вглубь континентов.
Обитателей Дерев катастрофа почти не затронула. Вода с гранитных и кварцитовых лбов, поросших древним лесом, стекла в долины, и местность наполнилась тысячами речек. На берегах этих речек и обосновывались лесные охотники: и те, которые жили тут издревле, и те, что пришли в древний лесной и охотничий рай, спасаясь от буйства вышедшего из себя Средиземного моря…
10 тысяч лет назад сложилась уникальная территория Дерев: от болот по берегам Припяти на севере – до Роставицы и Роси на юге; от Горыни и Случи на западе – до Борисфена-Данапера-Славуты на востоке.
В густых, непролазных лесах, в которых после ледникового периода царём стал каменный дуб, по-прежнему процветали сосна, берёза, ольха, граб, боярышник, малина. Леса, в которых с незапамятных, доледниковых эпох сохранились до сегодняшнего дня реликтовые рододендроны.
В дремучих чащах жили косуля, бык и олень, кабан и лось. Люди охотились и собирали то, что давала природа: дикие злаки, грибы, ягоды, мёд.
7 тысяч лет назад люди научились получать медь, изобрели земледелие, колесо, гончарный круг, письменность и государство.
В Деревах зерно сажали в лёсс. А если не хватало пашни или нужно было ей «погулять», подсечно-огневым методом освобождали подходящий участок леса.
Дома строили из дуба, вяза или сосны, полы — деревянные, скот и корма держали внутри дома…
Треть детей не доживало до 15 лет, 80 процентов женщин — до 40, но половина мужчин уже перешагивает этот рубеж. А правят — старейшие, вот и выходит, что решения принимали мужчины…
Но счёт родства вёлся всё же по матери.
Орудия делали из обсидиана и кремня, который привозили, из Греции, Италии и островов Средиземноморья. Токайский обсидиан возили из Венгрии и Словакии. Он был очень прочным и потому дорогим. Иметь его могли только особые люди – зарождающаяся аристократия. В качестве денег нередко пользовались раковинами Spondylus из Эгеиды.
5 тысяч лет назад на юге Дерев процветала самая высокая в Европе Трипольская культура, в традициях которой — плуг, запряженный волами, сани-волокуши, расписная керамика, медь, золото, ткачество, скорнячество, торговые связи с Балканами и Ближним Востоком. Богатства уже тогда были сосредоточены в руках древних князей. В поселениях строили деревянные, расписные храмы. Вероятно, у трипольцев были зачатки письменности типа Винчи.
Укрепления на возвышенностях по берегам рек трипольцы начали строить в III т. до нашей эры.
Огромные трипольские города с высокой плотностью населения найдены под Уманью и Доброводами. Это — города-центры, вокруг которых располагалось множество подчиненных поселений.
Дерева на северной периферии этого трипольского мира, они — «в лесех сидяху».
Пока нет достоверных сведений об укрепленных поселениях на месте Коростеня, возможно, потому что акрополи для защиты населения во время набегов были деревянными и их остатки не сохранились.
Чуть южнее и западнее Дерев исследованы культуры Кукутень С, Чернавода I, носители которых вероятнее всего индоевропейцы-арии. Часть северо-западных древлянских земель занимала культура шаровидных амфор и линейно-ленточной керамики. С востока и юга земли Дерев охватывала ямная культура (предположительно – индоевропейцы)…
Итак, подведём первые итоги.
Дерева — земля уникальной древности. С незапамятных времён произрастает тут Лес. Эти территории ни разу не смогла покорить Вода: не было тут моря, не пробился сюда ледник, не принесли вреда послеледниковые наводнения.
Дерева — это люди уникальной древности. Поселившись тут однажды, они уже никогда и никуда не трогались с места. Сюда — только приходили, приносили и добавляли к изначальному генетическому компоненту…
***
А в моём пути — день сменился ночью, и настало светлое, прозрачное утро: мы подъезжали к исконной границе Дерев — к Днепру-Славуте, к древнему Киеву…
Впереди блеснул древним серебряным зеркалом Славута-Днепр.
Мы неспешно ехали по высокому мосту над задумчивой днепровской водой, и странное чувство наполняло меня…
…Днепр состарился, похудел, обмелел и притих. Множество зелёных островков украшали его безмятежную гладь. У одного из них, как и тысячу лет назад, босоногий мальчонка в утлой лодочке удил рыбу. Отсюда, с высоты моста и дали восточного берега, совсем не видно, что Киев разросся и обзавёлся антуражем двадцать первого века. Надо всей округой все так же высятся поросшие густой шерстью лесов Киевские горы, увенчанные крепостными башнями. Правда, башни теперь не деревянные, а каменные. И принадлежат они не княжеской крепости, а православным храмам.
Мы едем по мосту на правый, древлянский берег. Именно там и расположен Старый Киев. И это ещё раз наводит на мысль о том, что строили его, похоже, всё-таки древляне…
***
Память возвращает меня на месяц назад, когда по делам пришлось побывать в Киеве. Ночь в поезде, день — в столице, а вечером — домой. Закончив дела, я обнаружила, что стою у Золотых Ворот и имею в запасе три часа до поезда. Ноги сами понесли меня по Владимирской к Софии. Едва вошла за мощную монастырскую стену, увидела толпу людей у музея: открывали экспозицию Переяславских древностей. Церемония заканчивалась, и у микрофона стоял ведущий украинский археолог, исследователь Киева, Пётр Петрович Толочко. По его учебникам я занималась в университете. Когда он освободился, набралась смелости и подошла:
— Здравствуйте, я — историк из Донбасса. Интересуюсь загадками Древлянского княжества. А вы как считаете, кто же основал Киев — поляне или древляне?
Глаза у Толочко загорелись. Он сходу «включился» в любимую тему:
— А вам известно, что северяне (черниговцы) тоже претендуют на роль основателей Киева? Такой вот треугольник! Киев ведь действительно на границе древлянской и северской земель!
— Но на древлянском берегу! — вставляю я.
Он смеётся в ответ.
— В этом, конечно, есть смысл! Но что вам, степнячке половецкой, так дались эти древляне?
Нам было о чём поговорить. Но его ждали люди. И я отступила. А он — только развёл руками и, уходя, смущённо улыбнулся…
Софию я обошла трижды. А потом долго стояла, задрав голову и рассматривая золотые купола, увенчанные крестами и странными для меня, непосвящённой, золотыми ажурными дисками. Хотелось верить, что лучистые, сверкающие на солнце диски эти — тайный привет из старины допотопной: символ древнейшего древлянского божества – Дажбога!
***
Сразу за Киевом поезд погружается в прохладную глубину соснового леса. Он стоит по обе стороны дороги и с осуждением смотрит на поезд, потому что железнодорожное полотно, как безобразный шрам, разрезает его надвое.
Это — древняя дорога. Ей, пожалуй, не менее пяти тысяч лет. Сухопутный столбовой тракт, который связывал Дерева с днепровской артерией. С глубокой древности вдоль этого пути стояли сёла и хутора. И Игорь Старый, отправляясь в ТО трагическое лето в Дерева за своей смертью, шёл именно этим путём…
ДРЕВНИЕ ИСТОРИКИ О ДЕРЕВАХ
…Древнейшая наша Летопись — «Повесть временных лет» — была в основе своей завершена монахом Киево-Печерской Лавры Нестором около 1111 года.
Нестор, безусловно, использовал для составления своей версии исторических событий какие-то более древние своды. Писал он, возможно, и по велению души, но, несомненно, сообразуясь с требованиями отцов церкви и великих князей киевских, внуков Ярославовых, Святополка Изяславовича и Владимира Всеволодовича Мономаха. Их бабкой, женой Ярослава Мудрого была Ингигерда, дочь Олафа, короля Шведского. А женой Мономаха была Гита Гаральдовна Английская. С детства юные княжичи слышали от бабушки сказки и предания Северной Европы, в которых, естественно, главное место отводилось подвигам германских витязей. И с детства привыкли они ориентироваться на северную, прогерманскую линию в политике. Где уж тут было думать о своих, славянских корнях подвластному княжей воле летописцу…
И всё же он начал своё повествование с того, что в самой древней, недатированной части летописи, ранее всех славянских народов и государств упомнил именно Дерева…
Среди стран и народов, которые «после потопа» были отданы Яфету, читаем: «…Колхысь, Воспории, Меоти, Дереви, Сармати, Тавриане, Скуфия…»
Обратите внимание на древность народов, в обрамлении которых упомянуты Дерева. Боспорское царство: IV век до нашей эры — IV век нашей эры. Сарматы: III век до нашей эры — III век нашей эры. Скифы: VII век до нашей эры — II век до нашей эры…
Таким образом, Нестор утверждает, что Древлянское государство уже в IV-II веках до нашей эры было таким же значимым, как царства Боспорское, Скифское и Сарматское.
Историки разных времен и современные археологи утверждение Нестора не опровергают. Но они, в отличие от Нестора, по-иному называют народы, жившие издревле на территории древлян.
Геродот в V веке нашей эры говорил о Борисфенитах (живущих по берегам Борисфена-Днепра) и Неврах лесных на правом берегу Днепра, читай — в Древлянских лесах. Археологи же теперь помещают праславян на территории от Одера до Северского Донца через среднее течение Днепра. Дерева — как раз в центре. До начала I тысячелетия до нашей эры на тех же территориях фиксируют Тщинецко-Комаровскую культуру, затем — Белогрудовскую и Чернолесскую (время киммерийцев), а позже — скифо-склотскую.
Борис Рыбаков, изучая мифологию древних славян, пришел к выводу, что именно во времена Чернолесской культуры, когда на территории Украины жили киммерийцы, славяне начали славить СВАРОГА-коваля (Кия?) и начали строительство защитных валов на границе с лесостепью, которые позже назвали Змиевыми. Проходят Змиевы валы как раз по границе Деревских земель с Киммерийской степью!
Плиний Младший рассказывает о славянах-венедах, помещая их на территории, центром которой опять-таки являются Дерева и уверяет, что были у них смешанные браки с сарматами. А археологи подтверждают свидетельства древних греков, говорят о Милогрудовской культуре, потом — о Зарубинецкой (сарматские времена), которая её сменила. И обе – опять-таки на территории Дерев.
События с III по VI века уже нашей эры описал готский историк Иордан.
Он рассказывает о славянах-венедах-росомонах. А через сотни лет археологи обнаруживют на тех же землях (по времени — встык с Зарубинецкой) Черняховскую культуру славян-антов. Зарубинцы жили на территории Дерев до Роси, а Черняховцы — чуть позже, по Роси и до Киевских высот, захватывая юг и восток древлянских земель.
Иордан писал, что часть степных народов под натиском готов, которые пришли в Причерноморье по Волге и Дунаю, ушли из степи в леса. К древлянам. Он, Иордан, называет местные племена росомонами. Понять, кто такие росомоны, помогает такая цепочка имен: Росомоны — Росичи – люди Рос — Рослины — Древляне…
А потом записками древних историков воспользовался Нестор…
ДРЕВЛЯНСКИЕ ХРОНИКИ
…А может быть, пользовался он и Древлянскими хрониками. Потому что в своём труде древлян он упоминает значительно чаще, чем другие восточно-славянские народы.
В недатированной части летописи он вспоминает их шесть раз, один из которых — под именем «Норци». Четыре раза просто упомнил название государства, а дважды — рассказал об обычаях древлян (знаменитая реплика про зверинский образ жизни!) и о том, что древляне после смерти Кия «тихих» полян обидели.
В седьмой раз Нестор уже приводит дату — 6391 год от Сотворения Мира (883 год от Рождества Христова) и говорит, что в этот год начал князь Олег воевать с древлянами. Итога войны нет. Но отмечено, что в 907 году (восьмое упоминание) Олег «взял деревлян» в поход на греков. Похоже, в качестве союзников. Поход был удачным: славяне заключили с ромеями выгодный мир. И древляне, естественно, тоже приложили к этому руку.
Девятое упоминание под 913 годом — краткий рассказ о том, что древляне сразу после смерти Олега пошли войной на Киев и на князя Игоря. В тот год военная операция древлян была явно удачной. Но в следующем году (десятое упоминание) Игорь нанёс ответный удар: «Ходив Iгор на деревлян i перемiг»…
А затем Нестор почти полностью переключается на древлян и на протяжении многих страниц рассказывает о событиях в Деревах с 945 по 988 год, к которым мы еще вернемся.
И это после замечания о «зверинском образе жизни»…
КОРОСТЕНЬ
В 10 утра поезд прибыл в Коростень. Огромный, современный вокзал из стекла и бетона мало вязался с представлением о маленьком заштатном городке. «Столица!» — улыбнулась я.
Привокзальная площадь была уже не такой помпезной, как вокзал: напротив — здание администрации железной дороги в обрамлении привычных ёлочек, слева — автовокзал, справа — рынок, а сверху добродушно глядел на меня лучезарный Даждьбог-Красно Солнышко.
Мимо с тяжеленными сумками бежала невысокая кругленькая совершенно «заклопотана жiночка». Я окликнула её и, неожиданно для себя самой, перешла на украинский:
— Добрий день! Ви не могли б розповiсти, де тут у вас готель?
Жiночка зупинилася й обдивилася мене з голови до нiг:
— I тобi ДАЙ БОЖЕ, молодице! А ти що, по святих мiсцях приїхала?
— По святих мiсцях? — збираюся з думками та з посмiшкою погоджуюся — Так! Дiйсно по святих! По деревлянських!
— Так я тобi оце зараз усе розповiм! — вона забуває про мету своєї подорожi, зручно вмощує поряд сумки, береться в боки та починає.
— Це ж у нас Коростень. Столиця Деревська! Його Ольга, як попалила, так потiм тут пiд стiнами сiм рокiв жила, грiхи замолювала! I була в неї на Ушi своя купальня. Але де вона була, усi потiм забули. Та ось, вже у нашi часи, вирiшив один святенник це мiсце знайти. А як — не знає. А була тодi одна собi причинна, бiснувата, яка навiть до церкви зайти не могла. Узяв той святенник iкони та хорогви, покликав ту бiснувату й пiшли вони усi хресним ходом по березі Ушi. Так ось, як тiльки ота навiжена на те мiсце, де свята Ольга купалася, ступила — як почали її бiси викручувати, як почали! Всi й зрозумiли, що саме тут ота купальня Ольжина i є! Тепер там на кручi навiть дошка така є, де написано, щоб усi знали: «Ольжина купальня»! Усi прочани туди ходять молитися! I ти йди! Хоч подивися, якщо молитися не станеш…
— А що, таки не всi моляться?
— Та не всi! Бо це ж Ольжина купальня, а вона ж мiсто наше попалила…
Жiнка зiтхає, нiби Коростень оце вчора попалили. Потiм веде мене до автобуса i передає водiєвi: «Їй готель потрiбен! Вона по деревлян приїхала! Ти ж довези!»
Мы едем по городу, я смотрю в окно и думаю…
ПОЛЯНЕ
…Если о древлянах историки вообще не спорят, то вот с полянами — проблемы. Откуда они пришли, где жили? Кто же такие эти поляне?
Летописец термин «древляне» упоминает 62 раза с самой древности до 1015 года. Термин же «поляне» появляется позже, встречается всего 19 раз, а после 944 года вообще исчезает.
Официально – взяли историки и договорились! — это славянское племя, живущее в полях. Имеется в виду – в лесостепной зоне. Но ведь для определения безлесных территорий в нашем языке есть другие понятия: степь и луг. Сельскохозяйственные земли называют пашней, лядиной, делянкой, оранкой…
А вот у понятия «поле» есть ещё одно значение — «битва»! Вспомните: «Один в поле не воин», поле битвы, суд полем (поединок с целью выяснения правых и виноватых), былинная девка-поляница… Можно вспомнить и то, что славянские воины были вооружены дубинами-палицами-кийками-киями, что тоже имеет свои паралели как с полем, так и с Киевом.
Официально принято считать (взяли историки и договорились!), что жили поляне по берегам Днепра в среднем его течении: от Десны до Роси. Археологи этот «договор» подтверждают как-то нерешительно, с оговорками. И все эти оговорки звучат примерно так: древности полян ничем особым не отличаются от древностей древлян! Достаточно почитать авторитетного археолога, исследователя Киевской Руси А.Седова, чтобы убедится: этих различий на самом деле нет. Не считать же разницей то, что часть (!) курганов 9-10 веков на интересующих нас территориях имеют «глиняную подмазку»! (Площадку, на которой жгли костёр-краду, иногда уплотняли с помощью глины.) Или то, что курганы, расположенные южнее, ближе к границе со степью и по большим торговым путям, имеют более богатый погребальный инвентарь, чем лесные! ДРУГИХ РАЗЛИЧИЙ НЕТ!!!
Так кто же такие несторовские поляне?
Все проблемы снимаются в том случае, если ПОЛЯН ПОСЧИТАТЬ ДРЕВЛЯНАМИ-ВОИНАМИ-РАТОБОРЦАМИ, которые селились на границе ДРЕВЛЯНСКОГО КНЯЖЕСТВА, защищали Дерева от степняков, одновременно торговали с ними и оттого были, возможно, немного побогаче, и более «продвинутые», чем древляне лесные.
Версию о том, что Киев как юго-восточный форпост в 4-5 веках построили древляне, знают и принимают многие серьёзные историки, в том числе и Пётр Толочко. Если быть абсолютно объективным, то ведь и стоит-то Киев не в поле, а в лесах дремучих! «Киев» в таких исследованиях вовсе не «город полянина Кия». Возможно, это просто «Горы» («киу» с тюркского «гора», а по Днепру, кроме этих Гор, никаких других и не существует, и нет нужды давать им более личное название!) А возможно, происходит название города от «кия», то ли молота, то ли палицы, но несомненно — воинского оружия, что очень хорошо согласуется с «полянами-ратоборцами».
«Поляне-ратоборцы» перекликаются с аналогичным понятием «русь-дружина». Теперь общепризнано, что «русь» — это и есть специальный термин для обозначения варяжской или северославянской воинской дружины! В таком контексте понятия «полянин» и «русич» практически взаимозаменяемы – «воины», «дружинники». Русами славянских воинов прозвали досужие греки, у которых на службе эти воины состояли в качестве наемников. Они, греки, и дали нашей стране как бы со стороны название Русь – Страна Воинов. Итак, «поляне-русь» – скорее всего древлянская наемная дружина ратоборцев, защитников южных, степных границ государства!
Если так, то Киев — древлянская крепость, в которой жили древляне-воины-ратоборцы (поляне!), защитники Дерев! А Коростень-Искоростень — столица этого княжества, которая построена РАНЬШЕ пограничной Крепости на Горах…
* * *
Главная площадь Коростеня сразила меня наповал: у точно такого же, как в Горловке, здания горсовета растут точно такие же ели и стоит точно такой же, как у нас, розовогранитный Владимир Ильич! Но через мгновение в глаза бросилась жутковатая разница: счётчик Гейгера на козырьке над крыльцом горсовета.
Древляне — чернобыльцы. Через тысячу лет после катастрофы политической их настигла катастрофа экологическая. Счётчик Гейгера явно не работает. Почему — я узнаю немного позже.
Гостиница — тоже близнец горловской «Родины». Вселяюсь в номер 324, устраиваюсь и размышляю о том, как бы найти коллег — редакцию городской газеты. Собравшись, выхожу из номера, запираю двери, поворачиваюсь… и упираюсь взглядом в табличку на двери напротив: «Редакцiя мiської газети IскорОстень». Чудеса всё же на свете бывают!
Стучусь и вхожу. Редактор, Пётр Кирилович Кирилюк улыбается мне и ждёт объяснений.
Моя версия любви к древлянам кажется ему фантастической. Мне бы тоже так показалось, если бы в моей редакции в Горловке взяли да и появились однажды инопланетяне, желающие изучать историю Дикого Поля. Пётр Кириллович удивлён даже больше. Но постепенно мы начинаем понимать друг друга, тем более что я мужественно пытаюсь изъясняться на украинском (так и хочется сказать: «древлянском»!) и демонстрирую известную степень эрудиции в обсуждаемом вопросе. В результате бурных дебатов мы договариваемся через пару часов посетить музей истории Коростеня и уже там определиться, как же я буду на самом деле изучать Дерева в отведенные мне судьбой три дня.
Я выхожу из гостиницы и снова погружаюсь в размышления…
БИТВА ЗА КИЕВ
Мы остановились на версии, что Киев вполне может быть просто «Городом На Горе», восточным форпостом Древлянского княжества, который построили и в котором живут защитники земли Деревской, воины-поляне.
Но как же случилось, что в итоге поляне стали как бы отдельным племенем, а Киев — столицей их княжества? Кто же такие Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбидь? А кто есть загадочные Аскольд и Дир? А как быть с официальной версией, что самыми древними государственными образованиями являются не Дерева, а племенные объединения Бужан-Волынян-Дулебов?
Начнём с дулебов. Если внимательно почитать летопись, то сомнений нет: они упоминаются впервые гораздо позднее древлян, уже в той части, которая датируется IV-VI веками нашей эры (в основном в связи с нашествием авар-обров). А Дерева летопись помещает во времена, предшествовавшие дулебам как минимум на тысячу лет (рядом со Скифским и Боспорским царствами)! Почему этого не замечают те, кто выстраивает «официальные» версии — тоже тайна, к которой мы ещё вернёмся.
Теперь легенда о Кие. Она полна противоречий и загадок. Ни один историк не рискнёт с абсолютной уверенностью назвать Кия и его семью настоящими (в официальном смысле) полянами. Никто не рискнёт также утверждать, что он и в самом деле имеет какое-то отношение к строительству Киевской крепости. Никто не знает толком даже того, в какое время он мог бы жить. Есть версия, что примерно в V веке, но многие считают, что в VIII или даже в IX.
Похоже, что Кий — фигура сакрально-мистическая. Он — Герой. Намёк на то, что он перевозчик — это намёк на его божественное происхождение (вспомните Саргона и Моисея, пущенных в младенчестве в плавание по рекам в корзиночках, или греческого Харона, например, который перевозил души умерших через Стикс в царство мёртвых…) И не так важно, когда он жил, важнее, что его имя связывается с самостоятельностью полян, как народа.
Скорее всего Кий был древлянским воином-полянином. Вероятно, он был не древлянином, возможно — тюркского происхождения, воин-наёмник! Но именно Кий выдвинул идею борьбы Киева за независимость от Дерев. Причины у него были: хотелось стать самостоятельным государём в городе, который занимал стратегически выгодное географическое положение и получал огромные прибыли от транзитной торговли Востока с Западом и Севера с Югом. В чём-то это противостояние напоминает знаменитые пунические войны между Римом и Карфагеном за господство в Сердиземном море. Ведь именно после победы над Карфагеном Рим стал Господином Мира. Планы Кия нашли приверженцев, Град на Горах взбунтовался и попытался отложиться. Возможно, на какое-то время это удалось, но потом Коростень снова взял верх. Но за время независимости идея сепаратизма расцвела. Ее приверженцы обожествили своего вождя Кия, и Град на Горах все чаще стали называть Градом Кия – Киевом…
И, наконец, об Аскольде и Дире. Князья Аскольд и Дир сидели в Киеве примерно с 859 по 882 год. Об их происхождении историки тоже ничего не знают. Полянин Нестор не считает их соотечественниками, уверяя, что оба – варяги, бояре Олега из племени норманнов! Дир вообще фигура загадочная, многие историки вообще отрицают его существование. А по поводу Аскольда польский историк пятнадцатого века Ян Длугош, опираясь на древние источники, прямо говорит, что он — славянин и правильно его имя звучит как ОСКОЛД, от имени бога Кола-Коляды-Солнца. А если Осколд был славянином, но не был полянином, то кто же он по происхождению? Верно, остаётся одна версия — он был древлянином и в его время, перед появлением Олега Вещего Завоевателя, Киевом владела древлянская партия…
ПОСЛЕДНИЙ ВОЛК
Музей истории Коростеня стоит на холме и высится над городом, как крепость. Это и есть крепость, защищающая то, что осталось у древлян от исторической памяти. Княжий замок тысячу лет назад стоял где-то напротив, на другом берегу Ужа, которого я ещё не видела.
Встретила меня научный сотрудник Людмила Ивановна Пильгуй:
— Ви з Донбасу? Оце такої! — й радо веде мене дивитися деревлянськi старожитностi.
* * *
Музей, как и все его собратья в Украине, — в тяжком состоянии. Его много лет никто не ремонтировал. А в последнее время ещё и свет отключили. Залы — закрыты для посетителей. Они погружены в таинственную полутьму, которая пахнет спрессованными столетиями. Всё как обычно: скрытым огнём поблёскивают кремниевые топорики, тоскливо чернеют осколки глечиков, замерли в ожидании тёплых женских рук старинные прялки, притягивают космической глубиной чёрно-красные орнаменты рушников… И вдруг взгляд упирается в тёмное золото огромной дубовой колоды. В два обхвата, чуть ли не в мой рост высотой, с толщиной стенки едва не в четыре вершка, с огромной крышкой, она поразила моё воображение:
— А це що таке? Дiжка?
— Та нi, це вулик, а точнiше — борть! Витягали її на товсте дерево за допомогою отакого колеса-шкiву (стоїть поряд!) та прив’язували сирим шкiряним ремiнням. Назавжди.
— Та це ж скiльки меду було!
— Стiльки й було. Незмiряно. В нас навiть така собi Медова рiчка у Деревах є — Уборть…
Поворачиваюсь к следующей єкспозиции и замираю в первобытном ужасе: из глубокой ниши на меня в упор смотрит волк. Собака Баскервилей перед ним ничто: я высокая женщина, а он — выше моего пояса; на широченной тёмно-серой спине вполне поместится богатырь Иванушка с красавицей Алёнушкой; когти на лапах величиной с мои пальцы; голова — огромна, а глаза… Глаза по-волчьи мудры и светится в них смертная тоска по навеки утраченному господству. Лесной князь, в любое мгновение готовый оборотиться то ли соколом ясным, то ли молодцем добрым…
— Це останнiй вовк, якого вбили мисливцi на початку минулого столiття. Вiн так дивиться, що нам й самим iнодi моторошно стає…
Мы возвращаемся к свету. Я жду древлянского краеведа Миколу Ивановича Брыцуна и размышляю…
РАСКОЛ
…Итак, Аскольд-Осколд был древлянином, и в его время, перед появлением Олега Вещего Завоевателя, Киевом владела древлянская партия.
Древлянское княжество было очень сильным государством. Уважали его и европейские государства, и гордая Византия. Доподлинно известно, что древлянский княжеский дом был связан династическими браками с чешским королевским домом: и в Деревах, и в Чехии у правящих особ очень часто встречаются имена с корнями «Мал» и «Добр» (Малфреда, Добруня, Добронега, Добрыня…). Византию славяне-древляне воевали и примучивали дань платить. Воевали, естественно воины-поляне.
А византийские хронисты, как и вообще историки, в таких тонкостях — кто там славяне, кто древляне, кто поляне — разбирались с трудом. Непролазные лесные чащобы, огромные просторы-расстояния и глубины славянской самобытности – это для греков тайна за семью печатями.
Описывали греки то, что на поверхности, что доступно наблюдателю. А для них на поверхности были не таинственные Дерева, а Киев и поляне, которые то и дело норовили к воротам Царьграда победный щит прибить.
Древляне, естественно, были язычниками. Их главное божество — Даждьбог (он же Белобог) — было светлым, солнечным и добрым. А ещё в пантеоне были бог солнечного диска Коляда-Коло, Мать всего живого Макош, владыка сил подземных Чернобог, владыка леса и всего зверья лесного и домашнего Волос (он же Бер, Бар, Бор — медведь) и много-много других таинственных персонажей.
В имени Аскольда-Осколда явно прочитывается Коляда-Коло, значит, был этот князь изначально, похоже, жрецом Коляды. А потом в греческой земле познакомился он с другой верой, узнал о другом боге — о Христе. Нам никогда не узнать, о чём думал этот славный воин и мудрый государственный муж, когда принимал решение оставить веру отцов и дедов и принять христианство. Но он это сделал. А древлянские боги такого решения не поняли, не приняли и не простили…
Может быть, именно тогда и дало трещину многовековое древлянское счастье. Теперь в Деревах было две протитвоборствующие религиозные партии: языческая и христианская. Народ, как это бывает всегда, мало понимал суть происшедшего. Зато князья и дружинники, «лучшие» люди княжества, оказались перед судьбоносным выбором: с кем быть…
МИКОЛА БРЫЦУН
Есть три типа людей, которые пишут историю: одни — археологи и архивариусы, которые выкапывают факты из земли и из архивов; другие — доценты, доктора и профессора, которые читают отчёты археологов и архивариусов и делают выводы; а третьи — краеведы. Краеведы ходят по земле своей и записывают всё, что видят своими глазами и что рассказывают им старые люди. Краеведы собирают сказания, легенды и предания, исследуют топонимы, хранят рушники с прялками… Краеведы на местах ВЕДАЮТ о том, что осталось в настоящем от времён минувших.
Людьми ВЕДАЮЩИМИ земля Деревская богата. Есть и выдающиеся.
До войны ещё собирал по крупицам свидетельства старины краевед Козубовский (а в войну пропало без вести всё его наследие…)
А в 2001 году на 64-м году жизни умер в больнице одинокий и непонятый современниками «КРАЄЗНАВЕЦЬ Виталiй СКУРАТIВСЬКИЙ, кремезний був та гарний, схожий на лiтописного Святослава, шляхта Деревська, першопроходець!» — рассказывал мне Микола Иванович БРЫЦУН.
Микола Иванович — тоже краевед земли древлянской. Он — ХОДОК, потому что два десятка лет ходит по Деревам, разговаривает со стариками, записывает их рассказы. Мы встретились в музее и сразу почувствовали родственность наших душ. Четыре дня подряд я сердцем слушала его рассказы, потому что была в них тысячелетняя мудрость древнего народа. Мы разговаривали и ходили. Смотрели город, остатки старых городищ, древнюю Ушу, археологический раскоп…
АРХЕОЛОГИ
Так странно совпало, что именно в то лето в Коростене работала археологическая экспедиция. Учёных пригласил из Киева городской голова Владимир Москаленко. Пригласил не просто так, а чтобы «выкопать, наконец, доказательства того, что Коростень если не старше, то уж и не младше Киева!»
Меня это просто потрясло: спустя тысячу лет после разгрома Ольгой Коростеня, городской голова одержим идеей уравнять столицу Дерев с Киевом в правах на историческое наследие веков!
Эта тысячелетняя память сквозит в Коростене во всём. Секретарь горсовета, Екатерина Сатяева рассказала совершенно удивительную историю.
Коростень находится в зоне Чернобыльского выброса и несколько лет коростеньцы пользовались льготами. Но потом кому-то в Киеве пришла мысль, что льготы древлянам не нужны и все выплаты отменили. Тогда и выключили счётчик Гейгера, что над крыльцом здания горсовета. Коростеньцы возмутились, чуть ли не всем городом сели в поезда и отправились за правдой в Киев. И тогда киевские журналисты «пошутили»: опять, де, древляне на Киев идут, не пора ли снова Коростень сжечь?
А Московский патриархат в Коростене затеял строить церковь Святой Ольги. Она пока ещё не действует, но золотые маковки уже увенчаны лучистыми крестами. Стою, наблюдаю за народом, который бежит мимо новостройки по своим делам и церкви новой как бы не замечает.
Останавливаю пожилую женщину: «Дай Боже вам! Перепрошую, а що це за церква?» Жiночка суворо, без посмiшки, ба навiть з пiдозрою, дивиться на мене: «Та це Ольжина!» Питаю: «А чого ж майже нiхто не хреститься, як повз неї йде?» Жiнка сердиться: «Та це ж Ольжина! Ви що, не знаєте, що вона Коростень попалила?» Дивуюся: «Та це ж коли було!» А вона майже кричить: «Та коли б не було! Попалила, стерво, а тепер хреститися на неї?» — рiшуче вiдсторонює мене з дороги та йде собi.
А я остаюсь. И вдруг понимаю, что для древлян действительно неважно, сколько лет прошло с тех пор, как Киев попрал их величие. Они-то знают о себе, что именно тут, в Деревах и есть начало земли русской! И знают о том, что Киев тоже об этом помнит! Помнит и не желает признавать!
Начальника археологической экспедиции Богдана Звездецкого, главного специалиста по древлянским древностям, мне увидеть не удалось. Но кое-что рассказали его помощники.
Стоит Коростень на гранитных кручах (о них речь впереди). Культурного слоя почти нет. Вернее, лежит он поверх гранита тонким пластом, который к тому же много раз перевёрнут-перерыт строителями и фортификаторами. А во время Великой Отечественной тут несколько раз передовая была: окопы и бомбёжки уничтожили чуть ли не все древности. Чтобы окончательно прояснить картину и установить истинный возраст Коростеня, копать нужно в низинках, где были поселения земледельцев, которые располагались обычно за пределами крепости. Теперь там — огороды, чтобы работать, нужно получить разрешение людей. А кому же выгодно огород загубить да ещё летом, когда урожай не снят? Приходите, говорят, осенью! Вот и ждут археологи осени.
А пока заложили раскоп на вершине одной из круч, в старом школьном яблочном саду. Тысячу лет назад тут была крепость. Не главная. Замковая гора — Свята Гора Кремiнниця — в полукилометре ниже по течению Ужа-Уши. О реке — позже.
Тут же, на территории старого школьного сада, был укреплённый посад. Каменных стен нет. На естественных гранитных кручах строили мощные дубовые стены — Заборола, от которых за тысячу лет ничего не осталось. Только неугасимая народная память…
УША
Современный Коростень раскинулся по берегам быстрой, светлой говорливой речки, которая тысячи лет старательно обтёсывает гранитные глыбы, превращая их в мелкую разноцветную гальку.
Древляне уверяют, что настоящее название реки — УША. В Уж Ушу превратили, якобы, советские картографы-географы. Что означает «УША» никто не знает. Можно только догадываться и строить лингвистические гипотезы.
Например, гипотеза змеиная. Древние арийцы-иранцы издавна почитают основателем Вселенной Великого Змея ШЕШУ. Древние славяне имеют к праарийцам самое непосредственное отношение, и змей (змея!) у них тоже был важным символом. Река, на которой стоит стольный град, не могла носить обычного, проходного имени. Только фундаментально-значимое, мудрое, основополагающее. Шеша-Шуша-Уша-Уж — это понятия одного смыслового ряда: сверхдревнего и змеино-мудрого.
Или, скажем, гипотеза ушкуйная. Мне она кажется более прагматичной и аргументированной.
Ушкуй — речная лодка с резным носом в виде медведя. Плавали на ней купцы-разбойнички. А может, и воины-поляне. Уша ведь в старые времена была вполне судоходной до самого Коростеня. Ходили по ней от Коростеня до Припяти, а оттуда в Днепр-Славуту, а дальше — хоть в варяги, хоть во греки подавайся. А можно Десною да волоками до Оскола, в Донец, в Дон-батюшку, да в древний Каспий. А если по Припяти на запад, то и до Европы рукой подать.
Сухопутные дороги тоже, кстати, до сих пор людным перекрёстком у Коростеня сходятся. Гляжу на карту и вижу пятилучевую железнодорожную развязку. Таких в Украине и сегодня по пальцам одной руки перечесть можно…
Я не знаю, как выглядит река за пределами города. Коростень она рассекает надвое, и на крутых гранитных берегах сегодня раскинулся городской парк. Чуть не сказала «заповедный». Нет, парк замусоренный и заброшенный. Оккупировала его полупьяная молодёжь. И мальчишки. Тут, на живописных, обрамлённых лесом гранитных глыбах-лбах, в узких и тёмных каньонах между ними, на плоских, чуть выступающих над водой горячих гранитных ладонях, как и тысячу лет назад, проходит их звонкое детство. Сегодня Уша прорыла себе в гранитном массиве глубокое русло и журчит деловито, смывая постепенно все следы былого…
«ДЫРКИ» В ИСТОРИИ
Когда читаешь школьный учебник, всё кажется простым и ясным: Рюрик заложил, Олег поддержал и развил, Игорь упрочил, а Ольга завершила становление мощного Киевского государства. Но историки знают, что они… ничего не знают ни об означенных князьях, ни о государстве, которое уже в новые времена исследователи условно назвали Киевской Русью…
РЮРИК
Происхождение и жизнь основоположника династии Рюриковичей, прямые потомки которого правили в Руси более 700 лет, окутаны тайной.
По одной из версий Рёрик-Хрёриксон мелкий датский конунг, до 850 года владел Дорестадом во Фрисландии, потом обосновался в области реки Эйдер в Южной Ютландии и контролировал выход к Хедебю, крупнейшему центру скандо-славянской торговли на Балтике. По другой — он из Пруссии: Август, кесарь Римский поставил… «брата своего Пруса въ березехъ Вислы реки… а отъ Пруса четвертое на десять колено Рюрикъ» (Воскресенская летопись). По третей версии Рюрик — внук датского конунга Гальфдака и ободеритской княжны, младший сын Годослава. Слависты же опираются на рассказ историка 18 века Татищева о том, что Рюрик — внук Ладожского князя Гостомысла, сын его дочери Умилы, и «состыкуют» эти две прославянские гипотезы, «выдав» Умилу замуж за полудатчанина-полуободерита Годлава-Годослава.
И Годлав и Рюрик, похоже, младшие сыновья в роду, потому что они не наследуют отцам, а уходят искать счастье в земли матерей. Сварожич-Рарог-Ререк-Рюрик — не столько собственное имя ободеритского князя, сколько его божественное прозвище — Сокол Ясный. Похоже, Рюрик — фигура мифическая и мистическая: то ли наделённый сверхъестественной силой князь-жрец, то ли обобщённый образ князя-героя…
Спор о происхождении Рюрика равнозначен двум проблемам: либо он был германцем-завоевателем, либо законным наследником славянских (ладожских и ободритских) князей, что равнозначно решению проблемы, кто создал славянское государство — славяне или варяги-находники?
Если Рюрик хотя бы наполовину славянин, вопрос о вкладе германцев-варягов в формирование нашего государства отпадает.
Династические связи Рюрика с древлянами (полянами) не просматриваются нигде, кроме как косвенно в том факте, что киевляне запросто пустили в город его сына Игоря, которым, как пропуском, воспользовался Олег…
ОЛЕГ
О жизни основоположника государства известно мало. И он, и сестра его, жена Рюрика Ефанда, дети мурманского конунга Бьорна, который из рода норвежских королей, родственников шведских Инглингов. По преданию Инглинги происходят от божественного сына Великого Одина — Ингве. Олег — тоже один из младших сыновей и потому вынужден был уйти из владений отца.
Имя Хельги-Олег означает «вещий», посвящённый маг, жрец бога Одина. Высшие маги обычно не женились, чтобы не потерять свою силу. Следовательно, Олег не мог иметь наследника и быть князем. Но он вполне мог быть сильнейшим лицом в государстве, которое сам же и создал. Древлян Олег победил не только с помощью полководческой мудрости: политическим козырем был Игорь (как не предположить в ребёнке ещё раз толику древлянской крови!), а магическим — союз с жрецами язычниками против христиан, временно взявших в Деревах и в Киеве силу. Умер Олег не своей смертью, а посредством магического искусства (смерть от коня в сочетании со смертью от змеи!) более сильных магов — волхвов славянских, надежды которых он не оправдал. Славянские волхвы, похоже, и проложили путь к трону «засидевшемуся» в его тени «своему» князю Игорю. Истинная могила Олега, как и водится у высших магов, неизвестна.
ИГОРЬ
Его судьба вполне может получить эпитет «тяжкая».
Родился в Новгороде то ли в 870, то ли в 878 году.
В роду у него намешано крови королевской и княжеской, но захудалой, младших ветвей: норвежцы, шведы, датчане, ободриты, словене ладожские, древляне… Рано остался без отца и попал в полную зависимость от честолюбивого, сильного и очень умного дяди.
В 882 году Киев стал его тюрьмой. Хотя тут не все однозначно. Маг и реальный глава государства Олег «скромно» жил в своем замке на Лысой горе под Киевом, тогда как именно Игорь сидел на законном троне в княжих палатах в Киеве.
Когда исполнилось Игорю около сорока, понял, что жизнь проходит зря. Чтобы освободится от удушающей власти Олега, возможно, вступил в сговор с волхвами и в 912 году организовал исполнение пророчества. Но к тому времени народ уже дал ему пренебрежительное прозвище Старый. Хотя, и с прозвищем есть варианты. Возможно, это вовсе не пренебрежение, а уважение, ибо именно старый человек ассоциировался тогда с мудростью, отцовством и даже божественной властью. Скорее всего, именно вторая версия справедлива для тех лет, а оттенок пренебрежения появился много позже, когда поистерся первоначальный сакральный, уважительный смысл.
Что он делал тридцать лет своей молодости? Летопись молчит. Да и после смерти Олега – данных не густо.
В 913 году война с древлянами — древляне одержали верх. В 914 году Игорь наносит древлянам сокрушительный ответный удар и накладывает дань больше прежней. В 915 — война с печенегами, удалось заключить мир. А дальше — опять 26 «пустых» лет!
Испуганные такими дырами во времени, историки делают вдруг вывод, что Игорь середины десятого века вовсе не тот, который родился в Новгороде в конце девятого. Не Рюрикович. А кто? Кто он, Игорь Старый, князь-волк, которого по взвешенному судебному приговору в 945 году разодрали древляне надвое, привязав ко двум берёзам покляпым?
РАСКЛАД
События, которые перевернули историю Руси и направили ее из древлянского в киевское русло, произошли чуть больше тысячи лет назад…
…Вероятнее всего, ещё до Кия Коростень передал Киеву часть столичных прерогатив, но остался при этом главным духовным центром Дерев. Похоже на ситуацию с Москвой и Петербургом. Пётр, подчёркивая силу государства, перенёс столицу в приграничный торговый город, но Москва не потеряла своих преимуществ. Оба города навсегда остались стольными. Коростень — тоже центр Древлянских земель, а Киев -«интерактивная» окраина. Но…
…Но, со времён Кия, киевские наместники-воеводы стремятся класть всю прибыль от транзитной торговли в собственный карман. В Киеве две партии: патриоты Дерев и сепаратисты! Те, кто стремился отложиться от Дерев, естественно, принадлежали к воинскому клану ратоборцев-полян и, конечно, к купцам-разбойничкам. Эти сословия были разношерстными: был развит институт наёмников, и любое войско было многонациональным, а уж купечество и подавно. А вот ремесленники, пахари и жрецы были исконными древлянами. Были, естественно, и среди воинов-полян истинные патриоты Дерев.
Если братья Дир и Осколд были древлянами-патриотами, политика их была вполне древлянской: Киев честно признавал старшинство-отцовство Коростеня. Эти древлянские князья имели влияние на огромные территории: от Балтики до Чёрного моря. Ян Длугош, польский историк 14 века, считает, что древляне и Византии покоя не давали, и словен ладожских дань платить заставляли. Есть основания считать, что, в подтверждение лояльности, князья Ладожские брали в жёны княжон Древлянских. Но ладожанам эта зависимость надоела, они взбунтовались и пригласили для защиты внука своего князя Гостомысла — Рюрика с варяжской дружиной. Рюрик построил Новгород и умер, оставив сына Игоря на руках его дяди Олега. Дир Киевский тоже умер, Осколд, оставшись в одиночестве, почувствовал угрозу со стороны Олега, стал искать союзников, сдружился с болгарами и принял христианство. Древляне-язычники не простили предательства богов, и авторитет Осколда упал. Киевская оппозиция этим воспользовалась и вступила в переговоры с Олегом. Сам Олег — безбрачный маг — князем стать не мог (многодетность князя символизировала богатство племени), но им мог стать его племянник, правнук древлянских князей Игорь. А вот воеводой и первым министром при малолетнем князе варяг-колдун Олег быть мог, и требовалось от него в этом качестве всего лишь две вещи: изгнать христиан и охранять независимость Киева от Коростеня. Олег взамен потребовал от киян долю торговых прибылей.
Игорь, который, вероятно, по бабке и деду, имел толику древлянской крови, мог условно претендовать на Киев как часть древлянской земли. Потому и выставил его Олег как законного князя.
ВЫБОРЫ
Князья у славян наследственной власти не имели. Власть можно было получить двумя путями: завоевать и получить от городской общины. Во втором случае всё решалось на вече. Если кандидат был не один, вече кричало за каждого. Борьба за крикливый «электорат» велась жестокая: хороши были все средства, и первое — подкуп и сговор перед собранием!
В 882 году оба кандидата, Олег и Осколд, согласно правилам, без дружин и оружия (так думал Осколд!), прибыли в Угорское, где кияне традиционно проводили вече. Заранее договорившийся с богатыми заговорщиками, Олег привёз с собой маленького Игоря, «победил» на выборах и тут же привселюдно убил Осколда. А потом объявил Киев матерью городов русских, пошёл войной на отца городов русских Коростень и заставил его платить Киеву дань.
С тех пор Игорь жил в княжеских палатах в Киеве, а маг, воевода и купец Олег — за Киевом, на Лысой Горе, у торговой гавани Почайны, в крепости, которую построил себе сам.
Древлянская партия в Киеве временно затаилась, выжидая удобного случая для реванша. Жизнь в Коростене тоже превратилась в ожидание.
Киевляне поверили посулам варяга и просчитались.
Олег привёл сильную варяжскую дружину и отдал ей Киев на откуп.
Нискиничи в Коростене слишком поздно осознали стратегическую ошибку. Война с Олегом в 883 году была для древлян неудачной: независимость они отстояли ценой дани и окончательно потеряли свой юго-восточный форпост — Киев. А с Киевом и выходы к морям, что стало сильной помехой торговле, а значит и экономическому процветанию.
Началась почти столетняя эпопея, битва за возвращение утраченного…
МАЛ НИСКИНЯ ДРЕВЛЯНСКИЙ
И тогда пришло время князя Мала Древлянского.
Князь Древлянский — ключевая фигура в истории Киевской Руси 10 века. Его судьба повлияла на все важнейшие события в формирующемся государстве.
О том, когда он родился, мы можем только предполагать. Если в 945 году его старшему сыну Добрыне было 12 лет, возможно, что родился Мал около 910 года. Местом его рождения был Коростень. Об отце не известно ничего. Матерью, скорее всего, была принцесса Чешская — корни «Мал» и «Добр» характерны именно для имён Чешской королевской династии.
Имя, указанное в летописи, возможно, вообще не является собственным именем в современном понимании. Это либо титул («малик» — «светлый»), либо само слово, означающее «князь». Если так, как же на самом деле звали Светлого Князя Древлянского?
Намёк на ответ есть в былинах. Сына его Добрыню былина величает то ли Никитичем, то ли Нискиничем. Отчество является производным от древнего древлянского имени — Нискиня. Мал Нискиня Древлянский — возможно нашего героя звали именно так. Есть и другие версии. Некоторые историки считают, что на самом деле звали его то ли Малдид («дид» — старейшина, глава рода, «мал» — светлый, уважаемый), то ли Малфред (тут «фред» сродни «пред» — предку, что тоже соответствует диду-старейшине-главе рода). И это ещё не все летописные имена знаменитого князя, но об этом – позже.
Мал Древлянский был одним из законных претендентов на Киевский стол. И не столько по династическому праву княжеского дома (наследственная власть тогда еще не утвердилась окончательно в славянском обществе), сколько по древнему праву Коростеня на собственный восточный форпост. Хотя право, так сказать, крови тоже играло роль. По праву рождения Мал был не только князем Древлянским, но и принцем Чешским. К тому же, вполне вероятно, в его крови есть и северные, как черниговские, так и словено-ободритские корни. Именно династические права, а также личные качества этого, вне всякого сомнения, выдающегося человека и выдвинули его на первый план истории.
Задача, которая стояла перед ним, как сказали бы мы сегодня, была комплексной.
Во-первых, нужно было решить проблему затянувшегося противостояния Киева и Коростеня.
Во-вторых – срочно необходимо было снять обострившиеся противоречия между древним язычеством и юным христианством, агрессивно прокладывающим себе дорогу в славянский мир.
А в третьих – как никогда остро стояла проблема находников-варягов, которые узурпировали власть в Киеве и грозили подмять под себя всю Восточную Европу.
Мал был не один. Древлянское княжество представляло собой федерацию земель, которая управлялась княжеско-боярской земельной радой. Древлян в их благородных начинаниях поддерживали северяне-черниговцы. За Малом стояло Чешское королевство, а значит, и Европа.
Малу Древлянскому предстояло не на жизнь, а на смерть сразиться с Киевом – с варягом Ингваром-Игорем и с его варяжской дружиной во главе с воеводой Свенельдом. Но он поначалу и не представлял, что самым непредсказуемым и самым опасным противником для него станет жена Игоря Хельги-Ольга, которая в итоге сделает ставку на христианство…
ОЛЬГА
В Деревах, до сего дня ходят о ней легенды. Все места, которыми ступала её нога, отмечены и поименованы: Ольжина купальня, Ольжино дзеркало, Ольжино топило, Ольжина гать, Ольжина криниця… Но никто в просторечии не называет её княгиней. И даже Ольгой не называют. В современных Деревах старики, хранящие память о былом, называют её ЮЛГА.
Летопись впервые вспоминает о ней под 903 годом, рассказывая, что привезли Ольгу Игорю в жёны. А в следующий раз летописец возвращается к княгине только в переломном для неё 945 году. И тут же рассказывает о том, что сыну её Святославу всего-то лет пять от роду. А в 955 году на ней из-за её красы хочет жениться византийский император. И когда же в таком случае она могла родиться?
Если верить записи 903 года, то около 890 года! Но тогда в 955 император Византии влюбился в 65-летнюю старуху! Историки давно поняли, что это невозможно, а летописец то ли не заметил ошибки, то ли лжёт. Вероятнее всего, привезли её Игорю около 940 года совсем молоденькой девочкой — лет пятнадцати-двадцати…
А Игорю уже под семьдесят и его давным-давно величают Игорем Старым. Ещё и потому, что нет у князя наследника мужеского полу! Для того, чтобы иметь уважение народа, князю нужно не только быть удачливым воином, нужно быть ещё и плодовитым мужчиной! Мужская сила монарха — магический залог процветания державы. Вот поэтому Игорь и решил предпринять мужской подвиг: невест ему привезли, вероятнее всего, не одну, а несколько сразу. И Ольга была одной из многих…
СУДЬБА
…А на свадебные пиры все окрестные государи были зваными гостями.
…Далее — домыслы, которые никто никогда не сможет ни доказать, ни опровергнуть. Но если принять их за рабочую гипотезу, многие неувязки и несуразности Ольгиной битвы с древлянами находят своё объяснение, становятся понятно-прозрачными и логичными…
…Молодой Малфред Нискиня Древлянский был одним из самых почётных гостей. На свадебном пиру и запала ему в душу несчастная Ольга, которую насильно отдавали замуж за старого сварливого князя. Ольга наверняка ответила на чувства князя Древлянского. Как было не влюбиться юной красавице в статного витязя, который не сводил с неё глаз?
Может быть, они и потом встречались? Княгини — законные государыни — на Руси жили достаточно свободно и могли не только за покупками на торг сходить, не только собственное торговое дело иметь, но и на ловы (охоту) в дремучий лес отправиться самостоятельно! Тем более свободны были матери наследников! Ольге повезло: она около 940-941 года зачала и родила Игорю наследника — Святослава. Сын изменил её статус и судьбу. Именно потому мы знаем только её имя среди множества других жён старого князя.
Итак…
…Малфред Нискиня был князем Древлянским, принцем Чешским и законным претендентом на Киевский стол по старому владетельному праву Дерев на свой вышедший из повиновения Киев. Его — богатыря, удальца, красавца, добродушного и честного человека, справедливого судью, заботливого хозяина — обожали не только в Деревах, но и в Киеве, и даже в далёком Чернигове. Даже монах-летописец Нестор, который писал под диктовку своих князей германского происхождения, не удержался и назвал Мала князем-пастухом, в отличие от варяга Игоря, которого недвусмысленно определил как князя-волка.
А Игоря Старого не любил никто. Чужой в Киеве, Рюрикович, на три четверти варяг по крови. При его содействии убит законный князь — Осколд Древлянский и Киевский. Много лет был марионеткой в руках варяжского мага и воеводы Олега. Опирается на чужую, наемную варяжскую дружину воеводы Свенельда. Игорь — князь-волк, ненавистный «находник».
Свенельд — удачливый воевода, глава сильной наёмной варяжской дружины — княжей опоры. Дерева — его «пастбище», полученное в «кормление» ещё от Олега, которому удалось независимых древлян «примучить».
А Ольга? Красивая юная княгиня, влюблённая в чужого мужа. Мать наследника великого князя. Удачливая, решительная, умная. Из тех, которые не хотят оставаться в тени и упустить выпавшего на их долю шанса на счастье…
СЛАВЯНСКОЕ БЫТИЕ
В середине X века государства в нашем понимании у славян не было.
Был род — большая семья, община, которая владела пахотной землёй, лугами, лесом, водами, полезными ископаемыми на своём участке.
Община включала не только «родичей» (кровников), но и «соседей» (другие роды). Жила община в селе-веси, управляли ею старейшины, которые исполняли и функции жрецов. Если нужно было, самый сильный воин брал на себя временные обязанности воеводы. В селе была своя площадь для вече и праздников, дом для заседаний старейшин, место для жертвоприношений, иногда — своя кузня (кузнец — удовольствие дорогое и опасное, он тоже жрец огня, колдун!) и обязательно — погост, где хоронили умерших.
Было племя — устойчивый на протяжении тысяч лет союз родственных общин.
Управляло племенем вече — общее законодательное собрание всех взрослых мужчин-общинников-воинов. Между собраниями функции «исполкома» выполняли четыре институции: совет старейшин из пожилых и уважаемых людей; всенародно избранный «волос-дар» (временная власть «дарилась» от имени бога Волоса) — володарь, который решал бытовые проблемы мирного времени; то ли избранный из числа своих славных воинов, но чаще приглашённый со стороны князь — прославленный воин-профессионал со своей дружиной. Князь мог понравиться племени и оставаться на своей «должности» всю жизнь, и потом его сыновей тоже «кричали» на вече на княжение. Так появлялись княжеские династии. Но в любой момент племя могло от князя отказаться и пригласить другого. И ещё — жрец-волхв. Эти приходили и оставались сами, сколько хотели. Волхвы объединялись в свою тайную корпорацию. Были у них и свои «университеты», и испытания на получение «диплома». Часть несложных функций жреца обязательно исполняли володарь и князь. Например, славянский князь обязан был уметь «оборачиваться» волком, а володарь — призывать дождь на поля.
Центром племени был город: крепость для воинского гарнизона и укрытия во время большой войны и центр торговли. Жилых помещений в крепости не было: только княжий замок (ставка командующего), казармы, склады да ремесленные мастерские. И воины, и ремесленники, и купцы жили за стенами, в посаде.
И были союзы племён.
Все известные нам «племена» — на самом деле союзы племён. И кривичи, и вятичи, и словене ладожские, и севера-черниговцы, и древляне… Только вот поляне — племя «искусственное», древлянское воинское сословие, которое волею судьбы стало самостоятельным, захватило Киев и создало ядро, зародыш могущественного государства…
Союзом племён управляли те же институции, но только в ином соотношении сил: более всего власти у князя, потом у жрецов и володарей, потом у старейшин и очень редко (по причине удалённости и многочисленности народа) у вече.
Но князь и тут — призванный. Юридически и его в любой момент могли заменить. Другое дело, что у князей такого уровня была такая мощная дружина, что они могли себе власть-кормление и завоевать. Такой себе первобытный (но очень действенный!) рэкет: вы меня князем держите, а я вам обеспечиваю мирную-сытую жизнь. Сила и престиж князя измерялась силой его профессиональной дружины, воинским талантом и… сыновьями-молодцами, которые готовы наследовать-умножать не столько его богатство, сколько воинскую силу и славу. Именно потому бездетный князь вызывал неприязнь. Именно потому князья имели множество жён, чтобы подчеркнуть и мужскую силу, и плодовитость, и удачливость (богатство, которое давало возможность содержать большую семью). Большая семья князя играла и ещё одну — трагичную роль: это всегда заложники-пленники, которые первыми страдали (умирали!) в случае измены князя.
Центры племён и союзов племён — стольные города — узлы прочности всей структуры. Союзный стольный град — сильная крепость и торговый центр с огромным посадом вокруг.
Первоначально безраздельный хозяин такого города — князь. Со временем силу набирают купцы, которые требуют своей доли в управлении.
Самостоятельной силой всегда являлось жреческое сословие, у которого были свои города-центры: например, Родень на Роси, откуда они могли силой своего магического авторитета управлять всеми процессами на огромных подведомственных их богам территориях.
Неугоден волхвам князь — объявляется «воля богов» и его прогоняют. Именно поэтому варяг Олег Новгородский-Киевский сам стал посвящённым жрецом-волхвом высочайшего ранга. Потому и семьи не имел. Игорь Рюрикович был его семьёй и наследником-заложником!
Кормить семью и профессиональную дружину князю было непросто. Часть доходов давали воинские набеги (славяне «доили» богатую Византию!). Весомой статьёй доходов были торговые пошлины от продаж на «центральном рынке» и от транзита товаров через охраняемую территорию.
Но самым верным доходом было ПОЛЮДЬЕ — дань с подведомственных территорий. Племенные князья получали своё, а князья союзов племён — свою часть.
После завоевания Киева Олегом (882 год) ситуация сложилась необычная: колдун Олег стал СОБИРАТЬ ДАНЬ С СОЮЗОВ ПЛЕМЁН! Практически, он создал ещё одну дополнительную структуру, которая объединяла союзы в СВЕРХСОЮЗ — этакую пирамиду со сбором сливок высшими эшелонами рэкетиров. Объединение это было хрупким, но перспективным, потому что обещало неиссякаемый приток дани в центр, в данном случае — в Киев…
А ПОЧЕМУ НЕ КОРОСТЕНЬ
Древний союз племён, который к середине десятого века именовался Древлянским княжеством и был изначальным владельцем Киева, тоже, что вполне естественно, претендовал на всю дань с территорий Союза Союзов племён целиком!
Разве не для того древляне в своё время Киев строили, чтобы он Коростень кормил? Древляне не могли расстаться с идеей, мечтой, убеждением, что именно они хозяева Киева, что именно Коростень должен быть столицей складывающегося огромного государства со всеми вытекающими отсюда льготами и преимуществами. А Киев — должен был остаться тем, для чего предназначался изначально: воинским и купеческим форпостом. А если и столицей, то только второй. Первая, главная, культовая — Коростень.
Таким образом первопричина последнего конфликта проста и понятна: кто будет обладателем сверхприбылей от полюдья со сверхсоюза — Коростень или Киев, Древлянское княжество или Киевская Русь, Нискиничи или Рюриковичи…
СВЕНЕЛЬДИЧИ
К 945 году древляне уже 62 года платили дань князьям потерянного ими Киева. За это время между древлянами и киевлянами как минимум дважды вспыхивали вооружённые конфликты. Напряжение росло. Правом на сбор дани с древлянских территорий обладал не киевский князь самолично, а род Свенельдичей, которые стояли у киевских князей на службе.
Возможно, Свенельдичи были местным древним родом, который вел свое происхождение от росомонов еще Бусовых времен. Интересная перекличка понятий – Свенельд и Сунхильда-Сванхильда-Лебедь из рассказов гота Иордана. Девушка-росомонка по имени Лебедь (Сванхильда – готский, германский вариант имени «Лебедь») была убита готами. Свенельдичи – читай Лебедичи – могли быть потомками ее рода.
Но возможно, первый варяг Свенельд пришёл в Киев как воевода варяга (норманна) Хельги-Олега.
Как бы там ни было, именно Свенельд возглавлял дружину Олега, когда «примучивали» древлян в самый первый раз — в 883 году.
Свенельд же был воеводой князя Ингвара-Игоря.
Он был одним из самых влиятельных вельмож Киева и имел собственную сильную дружину. Игорь был вынужден считаться со Свенельдом, который, по сути, являлся опорой и гарантом его власти. Или – таким же важным претендентом на Киевский трон как и Игорь, и Мал.
Не все в дружине Игоря были согласны с тем, что Свенельд самолично имеет доходы с обширных и богатых древлянских территорий.
Древляне были недовольны трижды. Невесело быть в положении данников народу, который сотни лет имел независимость и силу. Да ещё если ты данник у своего же города! А тем более, если кормится этой данью варяг-наёмник.
Древляне бунтовали и требовали от Игоря пересмотреть положение дел. А он не мог. Потому что тогда ему надо было вступить в конфликт со Свенельдом. Это было чревато тем, что Игорь мог вообще потерять Киев.
Возможно, Свенельд и сам не против был захватить Киев, но для этого ему нужно было найти сторонников, чтобы они прокричали его на вече. Киевляне же, несмотря на то, что всегда блюли свою выгоду, не обделены были и чувством патриотизма: звали на княжение только своих, славянских князей и не хотели варяга-Свенельда. Варяга Олега они в своё время приняли только как регента при Игоре, в жилах которого текла известная толика славянской (древлянской?) крови.
Правда, если Свенельд аристократ из местного древнего рода, у киян были иные, неведомые нам причины для того, чтобы не пустить его на киевский стол. Возможно – просто по причине дурного характера последнего или из-за ненависти к человеку, который получил в кормление священные Дерева и хозяйничал там без совести и правил…
Но Свенельд не терял надежд, надеясь на какой-то поворот судьбы. А пока — ревниво относился к своему праву на древлянскую дань.
ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Малфред Нискина Древлянский практически открыто противостоял Ингвару Рюриковичу Киевскому и его воеводе Свенельду. Дань он платил исправно, но ни в 943, ни в 944 году не водил свою дружину с Игорем на Византию, в который раз отвоёвывать право на льготную торговлю в Константинополе и свободный выход в Средиземное море. В 943 — Мал не разделил с Игорем горечь поражения (византийцы прямо в море пожгли русские лодии «греческим огнём»), а в 944 не принял участия в дележе добычи и подписании выгодного торгового договора. Это был почти открытый вызов.
Удачный поход 944 года, как ни странно, не прибавил Игорю уважения. Его не жаловала знать, помня многолетнее подчинение Олегу. За мрачность характера, осторожность и весьма умеренную щедрость не любила его дружина. Не мог уважать его и Свенельд, который понимал, что Игорь без него мало чего стоит. Из-за старости и мужской немощи не любила его и княгиня Ольга — мать наследника, Святослава. А тут ещё примешалась ко всему и явная склонность Игоря к христианам. Их было в Киеве немало, но власть в то время пока еще безраздельно принадлежала язычникам, и они не собирались выпускать её из рук.
Древлянская партия в Киеве активизировалась, понимая, что настало благоприятное время, чтобы усадить на киевский стол своего князя.
Вполне вероятно, что в игру уже тогда вмешалась и молодая княгиня. Чего хотела она? Может быть, женского счастья: избавиться от старого и ненавистного мужа и выйти замуж за красавца Мала Древлянского? А может, власти: столкнуть лбами трёх неравнодушных к ней мужиков (Игоря, Свенельда и Мала) и прибрать к рукам Киев? Или пеклась о счастье своего маленького сына, который мог сгинуть в этой усобице без следа?
Вероятно, не чужды были ей все эти три цели. И очень вероятно, что не трёх, а четырёх мужчин (включая сына) разыграла Ольга, как четырёх тузов в своей тонкой игре. А ставкой была власть в юной державе, которая уже тогда раскинулась от Балтики до Понта Эвксинского…
Итак…
Древляне хотели справедливости: свергнуть Игоря, вернуть Киев и господство в зарождающемся государстве.
Мал хотел свергнуть Игоря и вместе с Киевом получить, вероятно, любимую женщину — Ольгу.
Свенельд хотел свергнуть Игоря, избавиться от Мала и стать единовластным правителем Киева.
Ольга хотела избавиться от ненавистного мужа и получить свободу действий.
А Игорь… Игорь понимал, что жизнь заканчивается так же бесславно, как и начиналась. Что нет смысла ждать благодарности от людей, которым верой и правдой служил почти полвека. Что его готовы предать все — от красавицы старшей жены – матери единственного наследника — до собственной дружины. Ему было уже за семьдесят. А сыну и наследнику Святославу не исполнилось ещё и пяти. Сил, чтобы противостоять недругам и дать возможность подняться Святославу, уже не было.
И он сам пошёл навстречу своей смерти…
«И ПРИСПЕ ОСЕНЬ…»
Наступила осень 945 года.
Мал, похоже, нередко виделся с Ольгой (вспомните — княгиня имела право самостоятельно отправляться с собственной дружиной на охоту в леса!). Они в который раз обсуждали совместные планы захвата Киева. Светлые князья и старейшины союзных древлянских племён были в курсе этих переговоров и пришли к выводу, что настал момент начать битву за независимость и возвращение былого величия.
Игорь догадывался о заговоре. И всё же, как всегда, отправился в полюдье. Он не предпринял никаких контрмер. Почему?
Возможно, потому что устал и смирился. Отправляясь в последний путь, он даже не обернулся на Ольгу, которая молча глядела ему вслед с высокого крыльца княжьего терема.
Дерева — земля, с которой начинали собирать дань. Объехав погосты, Игорь загрузил караван и отправил его в Киев. Пора было идти дальше.
Но тут начался бунт ближайших сподвижников и охранников. Формальный предлог был прост: зависть к богатой дружине воеводы Свенельда, которому принадлежала деревская дань. Малая, собственная князева дружина предложила «походить ещё»…
Готовые к такому повороту событий, древляне собрали вече, назвали Игоря князем-волком и мгновенно, на вполне законных основаниях, приговорили нарушителя к смерти. И сообщили об этом Игорю.
А он продолжал идти навстречу своей смерти.
Можно домыслить, что старый князь, выращенный великим магом Олегом, тоже кое-что смыслил в этом мистическом ремесле. Он шёл в Дерева как бы сознательно. Как бы зная то, что произойдёт с древлянами дальше. Как бы закладывая себя, как мину под все их планы и надежды.
Свенельд умыл руки: он отправился в Киев, якобы сопроводить богатую – собственную! — дань. Он оставлял Игоря всего-то на сутки-двое! К тому же на формально безопасной территории! Никто не мог уличить его в злом умысле!
Ольга мучительно ждала развязки.
Оба они — участники заговора — вряд ли понимали особую жертвенность Игоря.
А возможно, всё было и не так. Возможно, уходя, Игорь Старый, чтобы спасти своего единственного сына, объяснил кое-что самонадеянной Ольге и дал ей пару последних советов. Наверное, она молчала в ответ, сражённая его проницательностью и мудростью…
БЕРЕЗЫ ПОКЛЯПЫЯ
Древляне встретили Игоря под Коростенем. Была короткая и злая сеча. Продажную дружину без труда уложили на месте, а ненавистного Игоря взяли в плен и привели на берег священной Уши, туда, где сегодня стоит деревенька Игоревка.
Любой житель этой деревеньки и сегодня, спустя тысячу пятьдесят семь лет, с завязанными глазами найдёт место, где приговор древлянского вече был приведен в исполнение.
Вокруг стеной стоял сосновый лес. И только у самого берега каким-то чудом примостились две молоденькие гибкие берёзки. К их вершинам и привязали несчастного старого никому не нужного князя. И разорвали надвое. А тело сожгли. А пепел развеяли по ветру…
КАТАСТРОФА
Наверное, сжались от страшных предчувствий сердца отважных древлян, которые на всё готовы были ради величия своей земли.
А может быть, ничего не прозревая для себя в ближайшем будущем, они танцевали и пели над трупами врагов.
Малфред Нискина Древлянский по праву победителя, на совершенно законных основаниях получил, наконец, право на Киев. Но ПРАВО — это ещё не КИЕВ!
Уже через несколько часов Свенельд и Ольга в Киеве знали о смерти Игоря. Собралось вече. Вариантов было три: либо кричать на княжение Свенельда, либо Святослава, либо… Мала Древлянского.
Избрать Свенельда — это кровопролитная война с древлянами и окончательная кабала у варягов-наёмников.
Кричать добра молодца Малфреда-Малдида Нискину Древлянского — это не менее кровопролитная война со Свенельдом, который спешно стягивал под Киев варяжские наёмные дружины. А ещё, избрать Мала — это навеки распрощаться с самостоятельностью и потерять статус стольного града: центром молодого государства станет древний Коростень.
Оставались младенец Святослав и княгиня-мать — юная красавица Ольга…
ОШИБКА
Малфред-Малдид Нискина Древлянский был настолько уверен в своей победе и в своём праве на Киев, что даже не предпринял попытки осадить мятежный город и взять его силой.
Согласно военному праву тех времён победитель автоматически имел право и на город, и на семью побеждённого князя. Он мог взять женщин как в жёны, так и в наложницы. Он мог уничтожить всех сыновей погибшего, чтобы не осталось наследника мужского пола, не было претендентов на трон и прецедентов для мятежей.
Есть все основания считать, что Ольгу Мал любил. Но не было ли его доверие к Ольге ошибочным, глупым и даже преступным по отношению к его народу, его сыну и к древлянской идее вообще?
А может быть, во всех последующих событиях Мал видел свою, понятную только ему одному логику?
Ольга тоже стояла перед судьбоносным выбором. Она была совсем ещё молодой, вряд ли старше двадцати двух лет. Но предания рисуют её по-змеиному мудрой, умеющей всех «переклюкать». Она не боялась принимать решения и брать на себя ответственность. А ещё она была женщиной. В детстве, как принцесса, и во время замужества, как старшая жена гарема и мать наследника, Ольга имела власть. Оставшись вдовой, она почувствовала, как смерть подступает со всех сторон.
Если бы киевляне выбрали Свенельда, Ольга и её сын погибли бы тот час же, потому что оба представляли собой слишком большую опасность.
Если бы киевляне предпочли Мала Древлянского, Ольга получила бы в мужья любящего человека. И стала бы частью его гарема. Но стала бы она старшей женой? Осталась бы матерью наследника? Имела бы свободу влиять на будущее своего сына? Однозначно — нет!
Ни старшая жена древлянского князя (предположительно чешская принцесса, за которой стояли очень сильные родственники), ни его наследник, двенадцатилетний Добрыня, ни князь древлянский не допустили бы, чтобы Святослав, внук Рюрика, остался жить и представлял бы для них угрозу…
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ВО СПАСЕНИЕ
Обещая поддержку и Свенельду, и Малу, Ольга помнила то, что сказал ей Игорь, уходя в последний путь. Уходя умирать, он больше заботился о сыне, чем о себе, и напомнил Ольге, что Святослав — единственная гарантия её жизни и свободы. И когда пришло время решать, Ольга оделась в траурные одежды, взяла за руку пятилетнего Святослава и привела его на вече. Воины, купцы, ремесленники и свободные хлебопашцы, увидев маленького княжича и отчаянную женщину, задумались.
К женщинам славяне всегда относились с уважением. Гаремы, наложницы, рабыни — всё это не говорило о тяжком положении именно женщин, потому что и мужчины в трагичные моменты становились рабами. Тут было, как бы равенство перед Судьбой. Свободная женщина и законная жена имела почти столько же прав, как и свободный мужчина. За исключением таких «мелочей», как, скажем, право выбора мужа (для знатных славянок) или право голоса на вече (для женщин всех сословий). Вдова же всегда становилась абсолютно свободна в своих действиях и получала полное право распоряжаться семейным имуществом. Проблема заключалась в том, что Ольга была матерью наследника и отношение к ней в силу этого складывалось особое.
Молодая княгиня у киевлян особым почётом не пользовалась. Народ всегда и всё знает о своих правителях, и её шашни с Малом ни для кого особым секретом не были. Многие были уверены, что она с радостью бросится в его объятия.
А она пришла к ним. В трауре. Это могло означать только одно: Ольга выбрала Святослава и Киев.
Свенельд, оценив обстановку, встал за спиной Ольги, продемонстрировав отказ от претензий на власть и поддержку Рюриковича. И киевское вече приняло судьбоносное решение — в один голос закричало на княжение Святослава.
ОБЫЧАЙ
Теперь у Ольги выбора не было. Теперь, согласно обычаю, она просто обязана была отомстить за смерть мужа.
Отомстить формальному «убийце» Малу Древлянскому, несмотря на то, что и она, и её воевода Свенельд, более всех виновны в смерти Игоря. Несмотря на то, что Мал действовал по закону — по решению древлянского вече, которое приговорило Игоря к смерти за нарушение порядка сбора дани. Отомстить любимому, который доверчиво ждал, когда она выполнит своё обещание и придёт в его объятия.
Можно ли верить тому, что Мал не знал о решении киевского вече? Конечно, нет. Мал ждал вестей, Киев в двух днях конного пути от Коростеня, преданных людей в мятежном городе у Мала хватало!
Тогда почему он, вместо мгновенного упреждающего удара, трижды посылал в Киев… сватов?
Летопись гласит, что мстила Ольга жестоко.
Первое посольство она посадила в погребальную ладью и закопала живьём.
Второе — сожгла в бане.
Третье — перебила во время тризны по Игорю.
А потом пошла на древлян войной…
КНЯЖЬИ ВЕРИГИ
Летописец утверждает, что Мал трижды засылал сватов, а Ольга этих сватов убивала. Историки практически единогласно утверждают, что рассказ об Ольгиной мести всего лишь «поэтический» вымысел!
Слишком близок к Коростеню Киев, чтобы древляне не знали о смерти своих послов. Слишком жёстким было противостояние, чтобы древляне позволили убить пять тысяч своих лучших людей. Слишком большими были их надежды на восстановление прежнего величия своего княжества, чтобы они так спокойно отнеслись к мести, пусть она была хоть трижды оправдана законами и традициями того времени.
Археологи не нашли никаких вещественных подтверждений убийства такого большого количества людей. Исследователи древних летописей и хроник, кроме как у Нестора, не нашли в других источниках никаких упоминаний о столь страшном деянии Ольги. Да и не было ни у одного народа в обычае, даже с целью мести, убивать ПОСЛОВ! Убийство посла всегда считалось преступлением.
Так что же произошло на самом деле?
Скорее всего, какое-то посольство было. Но не три, конечно, а одно. Абсолютно точно то, что Ольга Малфреду Нискине Древлянскому отказала. Вероятно, кто-то всё же погиб: месть ведь должна была состояться. Не исключено, что эта месть приняла мистически-религиозный характер, и кто-то был просто принесен в жертву богу войны и воинов-полян Перуну.
Но чем объяснить странное поведение Мала Древлянского? Не любовью же в самом деле? Почему он, имея по праву победителя все права на Киев и Ольгу, и сватов засылал, и месть снёс без ответного удара?
Потому что решения такой важности обязательно принимались на вече или, в крайнем случае, на совете старейшин. И в случае с убийством Игоря, и в случае со сватовством, и в случае с ответным ударом после отказа Ольги, Мал просто обязан был выполнить ЛЮБОЕ решение своего народа.
И в этом — в умении подчиниться народной воле — тоже заключалась княжеская доблесть!
В этом вот и есть разгадка странного поведения людей, которые любили друг друга, но… Оба были КНЯЗЬЯМИ, а потому — во всём зависели от людей, которые согласились их таковыми считать.
Но ведь оба были богаты! Ольга, как вдова, имела право распоряжаться своим имуществом и своей судьбой! Могли бы они снять с себя эти княжьи вериги и посвятить жизнь друг другу?
Нет. Потому что оба были ещё и заложниками своих семей. Вернее, их семьи были заложниками в руках этого самого народа, который решал, что делать.
Если бы Мал, скажем, не подчинился решению вече, его заставили бы, пригрозив расправиться с семьёй. А если бы он бросил семью, что сказали бы, к примеру, чешские короли, из рода которых была старшая жена Мала, мать его наследника Добрыни и маленькой княжны Малфреды (Малуши)? Ведь, согласно династическому праву, Добрыня и Малфреда, кроме всего прочего, были ещё и принцами чешскими!
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ НА ГНИЛОПЯТИ
Если решения принимались коллегиально, то почему древляне приняли решение не идти сразу после смерти Игоря на Киев приступом, а засылать сватов, молча снесли Ольгин отказ, позволили Ольге устроить тризну по Игорю на своей земле и первой начать военные действия?
Похоже, они оценили ситуацию как проигрышную для себя.
Во-первых, потому что варяжские дружины Ольги и Свенельда были, усилены народным ополчением киевлян, которые решили биться за независимость и первенство своего города до смерти! Киев ведь и строился древлянами как военный гарнизон, и каждый мужчина в нём традиционно был воином (полянином)!
А во-вторых, древляне получили ЗНАК СВЫШЕ…
Перед каждым важным делом, волхвы обращались за советом к богам. Так поступили после казни Игоря и волхвы древлянские.
Чтобы узнать, что их ждёт, в дремучем лесу, на берегу речки Гнилопяти (у современного Шумска близ Житомира) соорудили волхвы ВЕЛИКАНШУ — жертвенное капище для человеческих жертвоприношений. Это была «крада великая» (погребальный костёр размером 11 на 14 метров): сплетенная из прутьев и стволов молодых деревьев как бы лежащая на земле Мать Сыра Земля с огромным, обращённом к небу животом. «Живот» этот, согласно обычаю, набили волхвы то ли живыми, то ли убиенными перед этим людьми (скорее всего, «ворами»-киевлянами, взятыми в плен вместе с Игорем и тоже виновными в нарушении порядка сбора дани). После определённых ритуальных действий, великаншу ПОДОЖГЛИ…
Жаркая крада прогорела дотла. Спустя тысячу лет археологи нашли мелкие пережженые человеческие косточки, остатки жертвенной глиняной посуды и жертвенных каменных ножей.
Что увидели волхвы в пепле, мы не знаем. Но это им не понравилось. И они приняли решение сдаться без боя…
ДОГОВОР
Игоря нужно было похоронить. Война ещё не была объявлена, и Ольга пригласила древлян на поминальные торжества.
Вначале (вероятно!) была устроена крада — огромный костёр, на котором тело старого князя сожгли. Потом (вероятно!) прах его сложили в ритуальный погребальный сосуд и установили на специально подготовленной площадке.
Почему «вероятно»? Потому что никаких следов погребального костра возле кургана, который считается могилой Игоря (у древлянской деревеньки Игоревка, недалеко от Коростеня) и никаких признаков ритуального сосуда с прахом в том кургане археологи не нашли.
Но, как бы там ни было, а курган был насыпан, начался поминальный пир и ритуальные воинские игры — тризна. Летопись утверждает, что во время тризны Ольга велела убить 5 тысяч приглашённых древлян, которые опять этого… не заметили!
Тризну справляли в честь бога воинов Перуна. Это был кровавый бог, и нередко ему приносили человеческие жертвы. Археологам известны погребения знатных славян, которым сопутствовали убиенные во время тризны жены (наложницы) и слуги (младшая дружина). Возможно, этот обычай в «Повести…» превратился в рассказ об очередной мести Ольги. Но в данном случае археологи опять не нашли признаков массового убиения людей.
Могли ли местные жители, которые с таким пристрастием вспоминают даже незначительные подробности событий тысячелетней давности, забыть место захоронения такого количества соплеменников? Вряд ли. Об избиении людей, вероятно, для устрашения, говорили тогда много, но самого избиения НЕ БЫЛО!
Историки склоняются к мысли, что во время тризны произошло нечто совершенно другое: СГОВОР! Договор между древлянами-коростеньцами и древлянами-киевлянами, которые теперь мыслили себя как самостоятельное племя и стали именоваться полянами. Полянами не в смысле пришельцев с полей, а в смысле — воинов, богатырей, победителей. Ведь «поле» в древности имело только один смысл: ристалище, место битвы.
И нет сомнения в том, что условия ДОГОВОРА обсуждали Хельги-Ольга с Малфредом-Малом не единолично, а в присутствии светлых князей множества племён древлянского союза, старейшин и волхвов с обеих сторон.
ПОЖАР
Тризну отгуляли поздней осенью, на грани зимы. Ольга вернулась в Киев, стянула в кулак все свои войска-дружины, взяла Святослава и отправилась к Коростеню.
Летописец рассказывает так.
Древляне вышли навстречу. Маленький Святослав «суну копием», которое скользнуло между ушей коня и тут же упало на землю. Воевода Свенельд и воспитатель Святослава Асмуд сказали: «Князь уже почал, потягнем, дружино, по князи…» Древляне отступили за стены Коростеня, но сдаваться отказались. Ольга стояла под стенами год, а потом решила древлян обмануть: попросила в качестве отступного птиц, велела привязать к их лапкам горящую паклю и отпустить. Так птицы подожгли Коростень. Древляне побежали из города, поляне хватали и убивали их. Город сожгли, старейшин тоже сожгли, много людей перебили, многих Ольга в рабство своим мужам отдала, а остальных оставила, чтобы дань платили. А потом пошла Ольга по деревской земле уроки уставлять…
Через год вернулась она в Киев. Потом отправлась в Новгород. В 947 году опять вернулась в Киев к сыну. А дальше в летописи 7 «пустых» лет… И никаких больше упоминаний о Малфреде Нискине Древлянском и его семье!
Древляне этот рассказ дополняют местными преданиями.
«Спалив» Коростень, Ольга пошла по деревской земле и «попалила» все остальные города и сёла. Дороги она не знала и боялась, что заведут её куда или отравят.
Так и вышло: местный «сусанин» завёл полян в болото. Еле выбрались они оттуда, и до сих пор местные жители рассказывают про «Ольжину гать», которую стелили поляне, чтобы выбраться из «Ольжиного топила».
А чтоб не отравили, везде заставляла она своих людей копать «Ольжині криниці».
Оставила Ольга только один город невредимым: Овруч-Вручий, который сделала стольным градом Деревской земли.
А потом, после возвращения из Новгорода, семь лет (те самые «пустые» летописные с 948 по 955!) жила Ольга не в Киеве, а в КОРОСТЕНЕ! До сих пор коростеньцы охотно показывают приезжим святые места: Ольжину купальню (где она, по преданию, мылась, когда жила в городе) и Ольжино дзеркало — отвесный, отполированный ветрами гранитный обрыв на правом берегу Уши.
Что делала она в сожжённой ею же столице могучего в былые времена Древлянского княжества? «А гріхи замолювала!» — говорят старики, сердито поджимая при этом губы.
ОВРУЧ
Второй стольный град Древлянского княжества от первого совсем недалеко – час на электричке.
Овруч – маленький сонный городок. Но есть в нем нечто удивительное — какая-то древняя, печальная дымка вековечной тайны. Стоит он на речке Норинь, а летописец в самом начале своей повести рассказывает нам о таинственных Норцах, об которых ни один исследователь зубы сломал в бесконечных баталиях-спорах. А что спорить-то? Вот они, норцы – передо мною: идут неспешно по своим делам, сидят на завалинках деревянных, раскрашенных красным, черным, желтым и синим хат, обсуждают какие-то исконно важные дела…
Я стояла на высоком тротуаре и заворожено глядела, как за деревянным забором, во дворе, расположенном чуть ниже уровня дороги, работали трое голых по пояс мужчин. Сверху мне ясно было видно, что дед, его сын и внук рубили сарай. Рубили топором, без единого иного инструмента. Звонкие лезвия древних орудий в три голоса исполняли извечную песню – тюк-тюк-тюк, тюк-тюк-тюк… От слаженных, отточенных сотнями поколений движений древоделов, под умелыми руками древлян-норцев, как и тысячи лет назад, рождался прочный сруб постройки. Вдруг возникло ощущение, что стою у окна, открытого в детство древнего народа…
Околица оказалась неожиданно близко – за очередным поворотом улицы.
Прямо передо мной, в окантовке неуместных тут акаций, текла летописная Норинь. Я смотрела в почти неподвижную черную воду, и на глаза наворачивались слезы: Норинь умерла! Каким-то с позволения сказать мелиораторам вздумалось спрямить русло чудо-речушки, оно в итоге заилилось, загнило и превратилось в грязную канаву… А вокруг – пашня, луга: леса-то вокруг Норини современные древляне-норцы повывели-повырубили…
И вдруг на взгорочке, открытая ветрам и солнцу, предстала предо мной удивительно красивая церковь. Она – современница Нестора, построена в 12 веке из местного розового кварцита. Я подошла и коснулась ладонями древнего, теплого, полного солнечного огня, словно бы живого камня. Микола Брыцун, провожая меня в Овруч, приказывал обойти древнюю церковь трижды. Обхожу. Раз, другой, третий, не отрывая ладони от теплого камня церковной кладки. Словно связанная нитью времен с прошлым. Точно такое же чувство всегда испытываю, обходя Софию Киевскую. И не удивительно, ведь София сложена из тех же – древлянских – гранитов и кварцитов.
А там, на замковой горе, где в 10 веке была княжеская крепость, сегодня строится новая церковь – высокая и белостенная. Я не пойду туда. Не хочется представлять себе, как лежал во рву под мостом заваленный телами своих погибших воинов сын Святослава Олег Древлянский. А еще не хочется смотреть с кручи на умершую Норинь…
Побродив немного по тихим улочкам, отправляюсь в исполком.
Заместитель головы райадминистрации Михаил Иванович Левкивский, бывший директор школы и историк по образованию, как и все в Деревах, потрясен моим появлением и тут же охотно соглашается показать все-все, что есть в Овручском районе. Мы садимся в старенькую, но выносливую легковушку и оправляемся в путешествие на тысячу лет назад…
…Овручский район огромен и безлюден. Самый большой по территории район Украины. На 2000 квадратных километров всего 70 тысяч жителей. 20 тысяч из них живут в самом Овруче. 67 процентов территории занимают девственные леса. Некоторые лесные массивы тянутся до 120 километров. Их прорезает пара тройка магистралей и всё. Дикие, непролазные, древние места.
Леса растут на лессовой — легкой и светлой, слежавшейся за тысячелетия осадочной озерной породе. Если лесс распахать – получаются очень плодородные земли. Геологи теряются в догадках – когда же это в Деревах столько озер было, чтоб отложилось столько лесса?
Растительный мир напоминает природу Кавказа и тундры одновременно. Древние, реликтовые рододендроны – они же штанодеры — в мае просто великолепны: усыпаны желтыми гроздьями меленьких, пьяняще пахнущих цветов. Не менее древние реликты — каменные дубы, каменные березы и звонкие буковые леса.
У древности в овруцких лесах в основном росли сосна и береза. Потом царем здешних мест стал дуб. Но дебовые рощи люди извели почти полностью. Край облысел, и началась страшная эрозия почвы. пришлось уже в нынешние времена засаживать огромные территории опять-таки березой и сосной.
В лиственных лесах и по сей день растут верба, граб, бук, ольха. У ольхи много имен – ольша, вильха, вильша. До сих пор собирают в лесах бузину, чернику, бруснику, землянику, клюкву и малину.
Зверья в лесах всегда было немерено, но в итоге люди значительно сократили поголовье младших братьев. И медведи, конечно были. Но их просто выбили. Последний медведь в этих краях где-то в пятидесятых годах прошлого века от тоски и обиды на род людской откусил одному пареньку руку…
Люди живут в этих краях с давних давен. Правда, археологам тут сложно: культурные слои тонкие, на гранитах особенно не держатся.
Живут древляне-норцы и по сей день, как и тысячи лет назад небольшими хуторами, разводят свиней, волов, кур. Для строительства пользовались в основном топором.
Мы едем мимо хуторков и сел, утопающих в зеленых чащах. Сельцо Каменец мало изменилось за бездну лет: хаты бревенчатые, рубленные, не мазанные, но иногда одна «парадная» стена белена прямо по бревнам. В лесах вообще редко белили, чаше в хуторах, что стоят в лугах.
Речушек и озер, мостов и мостиков – вообще масса.
Делаем остановку на речке Клинечке. Она течет в кварцитовом ложе – прозрачная, чистая, студеная – как в сказке! В круглой загатине, в окружении кварцитовых лбов — кристально-чистое озерцо и удивительно красивый водопадик.
Кварцит – уникальное богатство края. Названия сортов – романтично-прекрасны: морион — черный, цитрин — желтый, аметист — розовый, прозелит — горный хрусталь. Для промышленности наиболее ценны красный и розовый. Из них делают футировку для печей Европы, России и моего родного Донбасса.
Вдруг осознаю, что Дерева и Донбасс связаны невидимыми, но прочными экономическими нитями. Два кварцитовых карьера даже подчинялись Донецку. Сейчас их выкупила компания «Горно-обогатительный комбинат «Кварцит».
Пирофилит – шифер с берегов Норини – тоже относится к уникальным богатствам края. Вся Европа в свое время делала из овруцкого пирофилита пряслица и жорна. Шахты были в Збраньках и в Курьянах. Этим ун икальным пирофилитом в Софии Киевской хоры обложены, чтобы акустика хорошей была.
В Коростене находили бездну пирофилитовых пряслиц, археологи уже даже не обращали на них внимания. Сейчас их находят все реже, но в раскопе на третьем городище (в школьном саду!) их все еще хватает.
Правда, есть тут и проблема: многие исследователи уверяют, что в найденные в Коростене пряслица выполнены вовсе не из овруцкого пирофилита. Пирофилит в старых мастерских есть, а месторождения – нет и никто не знает, где бы оно могло быть. Овручцы считают, что все это – глупости: их пирофилит! Чей же еще!
Одним словом – природа края невероятно красива. Приезжали в гости канадцы и были поражены этой красотой. Они сравнили овруцкие ландшафты с Елоустонским парком и посоветовали поскорее устроить тут заповедник и хранить это богатство, потому что ничего вечного нет. А древляне выставили Овручский Кряж на грант ООН среди таких украинских красот, как Крым, Подольские Татры, Святогорье и Каневские горы.
ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Древляне войну проиграли, и, казалось, пресёкся род древлянских князей-Нискиничей…
Древлянское княжество окончательно потеряло былое величие и превратилось в данника собственного града Киева. А точнее — две части урочной дани шли всё тому же ненавистному воеводе Свенельду, а одна — собственно Ольге! Всё было, как в присказке о змее, взращённого на собственной груди.
А Нискиничи исчезли. Ни разу больше летопись не упомнила ни Мала (Малфреда-Малдида Нискинича) Древлянского ни детей его.
Смириться с исчезновением древлянской династии историки не могли. Планомерные розыски пропавшей княжеской семьи начались ещё в девятнадцатом веке. Нидерле, Шахматов, Прозоровский один за другим совершали удивительные открытия. Началось с того, что обнаружили они в летописях, былинах и преданиях, которые очень хорошо дополняют друг друга, целый узел загадок.
Почему Ольга не уничтожила Дерева вовсе, а оставила княжество как административную единицу и определила новый стольный град?
Зачем жила в Коростене целых семь лет?
Почему современные древляне-коростеньцы охотно величают Ольгу Змеёй и Юлгой, но не хотят называть княгиней?
Почему былинный Добрыня Никитич 12 лет был конюхом на княжей конюшне и как стал он потом первым (после князя) мужем-богатырём у Владимира Красно Солнышко?
С чего бы это Добрынюшка в былинах сражается часто-густо со Змеёй, которая всё-то норовит искупать его в святой Почайне? А матушка Добрынина велит ему купаться, но шапочку не снимать! А историкам и этнографам ведомо, что купанием в святой реке да сдёргиванием шапки развенчивали князей, лишали их права на княжеский титул! Выходит, был-то конюх изначально князем!
А что за родственники у Добрынюшки? Летопись гласит: «Владимир бо бе от Малуши, милостницы Ольжиной, сестры Добрыниной, отец же им Малко Любечанин, и бе Добрыня уй (дядя) Володимиру…»
Что означает «милостница»? Кто такой Малко Любечанин? И почему Святослав, князь такого сильного государства, женился на какой-то любечанке, милостнице Малуше? А если не женился, то как незаконный сын от «милостницы» — байстрюк! — стал законным князем? (В том, что он законный, ни разу не усомнился летописец, а обидные слова гордой княжны, девчонки Рогнеды — не в счёт!)
А если отцом развенчаного князя Добрыни был Малко, то почему былины величают его Никитичем?
Те же былины рассказывают нам о некоем богатыре Никите Залешанине. Не он ли батюшка нашего Добрынюшки? А что за прозвище такое — «Залешанин»? А кто же тогда Малко?
Что это за загадочный (черниговский?) воевода Претыч, который бросился спасать Ольгу и её внуков от печенегов в 968 году? Воеводой Святослава назвался он явно с одной целью — устрашить печенегов. А потом послал к Святославу гонцов со строгим отеческим выговором: «И не жаль тебе своей отчизны, и матери старой, и детей своих?» И Святослав послушался: вернулся, целовал мать и детей, и прогнал печенегов…
Лингвисты подтвердят, что и звук и буква «п» вполне заменимы на «ф», а «т» на «д». Если проделать такой небольшой фокус и поменять их в имени «Претыч», то получаем подозрительно знакомое «Фредыч». Что бы это значило?
Почему Святослав, сразу после смерти матери (в 970 году), младшего сына посадил княжить в Деревах, в Овруче и ОСВОБОДИЛ Дерева от дани?
(Спустя пять лет сын Свенельда Лют попытался поохотится в Деревах и Олег убил его за нарушение границ; тогда Свенельд, подговаривая Ярополка отомстить Олегу Древлянскому за своего сына, говорил, что убив брата, тот сможет владеть и Деревами!)
Такое впечатление, что до самой своей смерти главой Древлянского княжества — титулованной Древлянской княгиней — была сама Ольга! На каком основании?
Почему князь Владимир величается в былинах Красно Солнышко, а не Ясный Сокол, как положено бы правнуку Рюрика? (На знамёнах всех потомков Рюрика был пикирующий на добычу сокол, который был их священной птицей; оттого и звались князья-рюриковичи ясными соколами!)
Почему среди жён Владимира Красно Солнышко было две чешки, а сыну одной из них — Святославу (убит братом своим в 1015 году) — в 988 году он отдал во владение именно Дерева?
Зачем под 1000 годом сообщает нам Летописец о смерти какой-то Малфрид? Чем так важна эта загадочная личность, что приравняли её к жёнам Владимира: матери Ярослава, княгине Рогнеде и к принцессе византийской Великой княгине Анне, о смерти которых тоже есть упоминание несколькими строками ниже?
Почему так много внимания уделяет летопись Добрыничам — посадникам Новгородским и воеводам киевским: Остромиру, Вышате и Яню Вышатичу?
И главное. Почему Летописец на протяжении всей «Повести…» так старательно принижает значение Древлянского княжества? А современные ортодоксальные историки-слависты, в частности, такие, как, например, Пётр Толочко, и вовсе замалчивают всё, что с этим княжеством связано, выпячивая вслед за Нестором мифических полян?
Тут нет смысла приводить все аргументы и рассуждения, отвечая на поставленные вопросы. Гораздо интереснее с высоты изысканий специалистов и собственных версий увидеть картину, сложившуюся после 945 года в результате СГОВОРА древлян и полян, В ЦЕЛОМ…
ПОДВИГ МАЛФРЕДА ДРЕВЛЯНСКОГО
…И древляне, и поляне понимали, что война будет кровопролитной и проиграют в ней обе стороны. На карту была поставлена судьба юной державы. И стороны решили не воевать, а договориться. А князь Мал Древлянский – пастух и любимец народа – согласился с решением рады и с жертвенным спокойствием принял мученическую судьбу: все потерять и в то же время приобрести своим потомкам славное будущее…
Условия были следующими. Древляне уступали первенство полянам. Киев становился главным восточнославянским стольным градом. Коростень и династия Нискиничей приносились в жертву всеобщему благополучию. Взамен древлянская знать сохраняла жизнь, все свои земли и полное право на участие в политической жизни нового государства.
Народ с таким решением не согласился. Но княжеская дружина Мала не только перестала оказывать полянам сопротивление, но и оказывала им очень энергичное содействие. Благодаря этой помощи Ольга быстро подавила выступления сельского народного ополчения. Помогли в этом и волхвы, которые тоже принимали участие в выработке общего решения и пользовались в народе практически непререкаемым авторитетом.
С народом было проще, с князьями — сложнее. Династические связи с сильным чешским княжеским домом, всенародная любовь к герою и богатырю Малфреду Древлянскому и равновеликая ненависть народа к пришлой проваряжской династии Рюриковичей, представленной на тот момент Святославом и Ольгой, требовали неординарного подхода.
Тут, наверняка, решение предложила мудрая Ольга. Хотя, с другой стороны, оно лежало на поверхности. В те времена чаще всего установление мира после военных действий подкреплялось династическим браком.
У Мала был товар — трёхлетняя княжна Малфреда Нискинична Древлянская, принцесса Чешская. У Ольги был купец — пяти-шестилетний князь Святослав Рюрикович Киевский и Новгородский. Самой судьбой этим детям суждено было стать мужем и женой. В летописи нет сведений о свадьбе, но, наверняка, её сыграли прямо тогда, невзирая на малолетство жениха и невесты. Сыграли вместо той, о которой, вероятно, мечтали втайне Ольга и Мал. Они сидели на свадебном пиру рядом, но не как супруги, а как сваты…
А потом маленькая Малуша жила и воспитывалась до совершеннолетия у Ольги в тереме одновремено как жена Святослава и как военный трофей – милостница! Военная рабыня! Оттого и обозвала много лет спустя ее сына Владимира гордячка Рогнеда «робичичем» — сыном пленной принцессы-рабыни! Обозвала в сердцах, покривив против истины, потому что пленницей Малуша была условной, а на самом деле была она законной княгиней Древлянской и Киевской.
Мал Древлянский и сын его Добрыня Древлянский были купаны в священной Почайне – Пучай-реке — низложены и развенчаны. Наследницей Древлянского княжества автоматически стала маленькая княжна Малфреда Древлянская. После свадьбы со Святославом Киевским Дерева, как наследные земли юной княгини, вошли в состав Киевского княжества, и Ольга стала их опекуншей до совершеннолетия царственных супругов. Больше причин для войны не было!
Добрыня Нискинич, принц древлянский и чешский, наследник Мала, главный претендент на стол молодого государства, в этом раскладе был едва ли не лишним. Первоначально планируя взять Киев, древляне говорили так: «Убили мы руського князя, поимеем княгиню его Олгу за князя своего Мала; и Святослава, и сотворим ему как хотим» и Добрыня при этом решении присутствовал. И когда старейшины решили вместо Святослава «поиметь» его, Добрыню, он присутствовал тоже (в двенадцать лет княжич уже был воином и имел право участвовать в совете, хотя, возможно, без решающего голоса). Правда, сделать с ним, что хотели, киевляне не могли. Древляне, понимая, что их княжича могут просто убить как возможного возмутителя спокойствия в государстве, решили, во что бы то ни стало сохранить будущему богатырю и всенародному любимцу жизнь. Они заставили его всенародно отречься от княжеского титула: снять княжескую шапку и смыть «княжье тавро» — войти в священные воды Почайны. Вот тогда-то, вероятно, и плакала былинная мать его, уговаривая сына не снимать шапочку…
Добрыню развенчали. Но жить он должен был по договору на княжьем дворе как брат великой княгини и первый претендент на воспитание будущего гипотетического племянника, её возможного сына, возможного наследника на великокняжеский престол.
Двенадцатилетний парнишка очень хорошо понимал, сколько «если и «возможно» отделяет его от заветного места пусть не на княжеском столе, то возле него в качестве первого после князя лица в государстве. И всё же шанс был. И судьба оказалась к Добрыне благосклонна: ни Святослав, ни Малуша не умерли в детстве, родился у них Владимир, отдали малыша на воспитание дяде по материнской линии, вырастил Добрыня Владимира и сделал воистину Великим Князем, возле которого и сам до самой смерти был первым среди лучших мужей, всенародным любимцем, героем, былинным богатырём (вторым после Ильи Муромца, о котором речь ниже!) Добрынюшкой Никитичем!
Потомки Добрыни не посрамили ни имени своего, ни земли своей. Сын его Константин Добрынич был посадником в Новгороде, втором по значению городе в державе. Внук Остромир — посадник и воевода Новгородский, один из самых образованных людей своего времени. Правнук Вышата — один из самых известных воевод Руси, герой похода на Царьград 1043 года, соратник князя Владимира Ярославича и сына его Ростислава. Праправнуки Янь и Путята Вышатичи — воеводы Киевские во времена князей Изяслава и Всеволода Ярославичей, а потом Владимира Мономаха и Святополка, герои-победители половецких ханов Кури, Боняки и Шаруканя.
Древляне! Потомки главного героя древлянской эпопеи — князя Мала (Малфреда-Малдида) Нискинича Древлянского, который тоже как бы пропал в летописях… и нашелся в былинах.
А сами былины нашлись уже в 19 веке в … северном Олонецком крае за тысячи километров от Киева! Похоже, сберегли их там древляне, которые переселились из покоренных Дерев в похожий, но тогда свободный от Ольгиных уроков лесной край вслед за потомками Добрыни.
Герои былин потрясающим образом напоминают героев древляно-киевских событий, а сами былины являются неотъемлемой частью истории Киевской Руси 10-го века…
МЕТАМОРФОЗЫ ДРЕВЛЯНСКОГО КНЯЗЯ
Малу Древлянскому не осталось места в политических планах древлянской и киевской знати. Скорее всего, его как и сына Добрыню, принародно развенчали. Но и развенчанный, Мал представлял опасность. Вполне в логике тех времён было бы избавиться от такой фигуры — убить и дело с концом. Но это было опасно, потому что мог встать за своего любимца горой народ обеих частей Дерев — коростеньской и киевской.
И ещё одному человеку без Мала было бы не жить — Ольге! Она-то и придумала, что делать со своим дорогим ЛАДО, сватом любимым, тестем великого князя Святослава. Посадила она Мала в Любечский замок в качестве государственного узника. И имя дала ему новое, но вполне подходящее: МАЛКО ЛЮБЕЧАНИН. А возможно, Малко Любечанин только числился в Любечском замке, а жили они с Ольгой всё в том же Коростене семь счастливых лет, пока в 955 году не поехала она с посольством в Царьград.
Новая жизнь настала с 955 года и у государственного узника: то ли он «умер», то ли «сбежал», то ли отпущен был на волю официально, так сказать, амнистирован за давностию лет. Теперь он снова стал Нискиной-Никитой, а прозвище получил вполне понятное: Залешанин, живущий за лесом. И стал былинный НИКИТА ЗАЛЕШАНИН странствующим рыцарем. Знавали его и в Киеве, помнили киевляне, кто скрыт под маской нового имени, и любили по-прежнему, иначе не попал бы он в былины навечно.
А потом пригласили Залешанина в Чернигов, и стал он воеводой (князем-то быть не мог, развенчан!) Претычем-Фредычем. Не мог ПРЕТЫЧ допустить гибели своей любимой женщины Ольги, сына своего Добрыни, дочери Малфреды и восьмилетнего уже внука Владимира, потому и пришёл на помощь киевлянам в 968 году.
А потом, в 969 году, она приехала к нему в Чернигов и умерла у него на руках — роковая женщина, боль и счастье всей его жизни — неугомонная Ольга!
Сколько ей было?
Если родила Святослава в 940 году пятнадцатилетней девочкой (так обычно замуж и отдавали!), всего 44 года.
А Малу в год её смерти едва ли было на четыре-пять лет больше. Почти столько же, сколько Илье Муромцу, когда встал он на ноги и ушёл из дому на подвиг великий во имя земли своей…
Но при чём тут, собственно, Илья?
Что за странные паралели: Мал Древлянский — Илья Моровленин?
И кто он, собственно, такой, этот славянский ГЕРАКЛ, величайший герой нашего эпоса — Илья Муромец, Муровец, Мурович, Муравлянин, Моровленин, Ильюша, Ильюшёнька, Илёйко, Илеюшка, Илья свет Иванович?
Сегодня россияне настаивают на том, что родом он из Мурома, из села Карачарово и «мирское» имя его — Илья Гущин. Но…
…Но есть ещё один древний городок (древнее Мурома!), который скромен, тих и ни на что не претендует. Разве что называется МОРОВСК, и расположен между Черниговом и Киевом, в тех самых местах, где, согласно былинам, проходит вся жизнь Ильи, а согласно летописям — вторая половина жизни Мала-Малко-Никиты-Претыча.
Если Илья из Моровска, то вполне понятным делается странное былинное: «…Он стоял заутреню во Муроме, а й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град…» От Моровска до Киева и есть полдня пути, а в мощный Муром превратился этот небольшой городок в былинах много позднее…
Дальше — интереснее. Основной эпитет Ильи в былинах “старый”, “старой” очень прозрачно говорит о солидном возрасте героя. А Мал-Претыч от дел в Чернигове отошёл и богатырствовать стал в возрасте лет под пятьдесят! Но у эпитета «старой» есть ещё одно древнее значение: “сильнейший”, “мудрейший”, «уважаемый». Это хорошо согласуется с положением летописного Мала!
Былины подчёркивают в Илье силу, мужество, верность, надежность, трезвость, мудрость, опытность, справедливость. Древляне же в летописи называли своего князя «ПАСТУХОМ», что идентично всем этим эпитетам! Черниговцы в былинах то Илью воеводою зовут, то он от всяких бед их выручает да мосты там ставит! А наш герой Мал Древлянский в ипостаси летописного Претыча тоже был воеводой черниговским!
В былине же «Илья Муромец и Калин-царь» этот самый царь вначале обещает взять в плен Опраксу-королевичну, а потом предлагает Илье дружбу совершенно так же, как в летописях черниговскому воеводе Претычу предлагали дружбу печенеги, которые осадили Киев в отсутствие Святослава.
Но наиболее интересные параллели в образе былинного Ильи и летописного Мала Древлянского возникают в связи с их близкими и родственниками.
Илья — Святогор, Мал — Игорь.
Начинается богатырская жизнь Ильи с фантастической встречи со Святогором. А вся судьба Мала связана с князем Игорем.
Илья встречается со Святогором в чистом поле или на Святых горах; происходит взаимная демонстрация силы; оказывается — Святогор сильнее. Мал всю жизнь сражался с Игорем за «святые киевские горы» и Игорь всегда брал верх.
Сила Святогора так велика, что не может носить его Мать Сыра Земля. Варяга-Игоря тоже не может носить земля древлянская, и все хотят его смерти.
Илья убивает Святогора как бы против своей воли. Умирая, Святогор передает Илье Муромцу часть своей необъятной силы. Только получив эту “вторую” силу, Илья становится подлинным богатырем. Мал убивает Игоря не по своей воле, а по решению древлянских старейшин. Убив Игоря, Мал тоже становится буквально всенародным героем и… мученником! Не оттого ли ходит-бродит Илья по всем былинам «…Как у той ли то у Грязи-то у Черноей, да у той ли у березы у покляпыя…»?
Мал — Ольга, Илья — жена Святогора.
Вот былинный текст. «…Снял (Святогор) с плеч хрустальный ларец, Отмыкал ларец золотым ключом: Выходит оттоль жена богатырская. Такой красавицы на белом свете не видано и не слыхано: Ростом она высокая, походка у ней щепливая. Очи яснаго сокола, бровушки чернаго соболя, С платьица тело белое. Пообедал Святогор-богатырь И пошел с женою в шатёр проклаждатися, В разныя забавы заниматися. Тут богатырь и спать заснул… А красавица жена его богатырская Пошла гулять по чисту полю И высмотрела Илью… «…Сойди, любовь со мной сотвори, Буде не послушаешься, Разбужу Святогора-богатыря и скажу ему, Что ты насильно меня в грех ввел»… Нечего делать Илье: С бабой не сговорить, а с Святогором не сладить; Слез он с того сыра дуба И сделал дело повеленое…»
Мал ВСЮ ЖИЗНЬ любил Ольгу, княгиню киевскую, жену Игоря. И всегда охранял её, как в той истории с нападением печенегов на Киев. Возможно, он с ней и в Константинополь ездил! В одном из вариантов былины “Илья Мурович и чудище” действие происходит в Царьграде, куда “наехало проклятое чудишшо”, сковало царя Костянтина Атаульевича и княгиню Опраксею. Узнав об этом, Илья Муромец спешит из Киева на помощь и убивает чудище!
Весь образ Опраксы-королевичны, (то дочери, то жены Владимира) пронизан мотивами Ольги, которая Мала-Илью любила и даже в ЗАТОЧЕНИИ (!) устраивала ему поистине царское жильё: «…А что посадил Владимир-князь да стольно-киевский Старого казака Илью Муромца В тот во погреб во холодный… А у славного у князя у Владимира Была дочь да одинакая… Апракса-королевична… Приказала-то (она) на погреб на холодный Да снести перины да подушечки пуховыя…» («Илья Муромец и Калин-Царь»)
Владимир — Мал, Владимир — Илья
Не приглашённый на пир из-за интриг бояр, пытающихся оклеветать его перед князем Владимиром, Илья Муромец требует уважения, как бы право на это имеет. В других ситуациях он мудро и терпеливо мирит всех — опять же, как бы вправе на это. Он нередко предостерегает князя Владимира от неверных действий, и князь его СЛУШАЕТСЯ!
А когда Владимир замечает отсутствие Ильи Муромца на пиру, то посылает за ним обязательно Добрыню.
С чего бы это? Если принять гипотезу, что они родственники (дед, сын и внук), то всё становится понятным.
Вольга — Олег Святославич
Илью калики перехожие (что вылечили его от сидения!) поучают: «…Не выходи драться с Святогором-богатырем… Не бейся и с родом Микуловым… Не ходи още на Вольгу Сеславьича…»
А ведь летописи сообщают нам, что Вольга (Олег Святославич) — последний князь Древлянский…
Дочь и сын Мала — дочь и сын Ильи
Дочь Мала, Малфреда Древлянская (Малуша) в Ольгин терем попала, когда было ей всего три года. Теоретически вполне возможно, что не видела она отца своего много лет, а когда увидела — не смогла узнать.
Дочь древлянского народа, княгиня Малуша наверняка была настоящей поляницей-богатыршей. Несомненно, воспитал её так брат Добрыня, ему нужно было, чтобы девочка росла здоровой и крепкой и чтобы обязательно родила для него племянника!
Судьба её в летописи не просматривается. Есть только сообщение под 1000-м годом,что умерла некая Малфридь. Если это о Малуше — то прожила мать Владимира не менее сорока семи лет в почёте, иначе бы не упоминала о ней летопись.
Добрыня
Сын Мала Нискины Древлянского — Добрыня Нискинич-Никитич — тоже не видел отца много лет. Возможно потому, что это было невыгодно Ольге, или был такой уговор, что не должны они видеться, чтобы не сговорились о бунте. Возможно, был уговор и на то, чтобы Мал в ипостасях Любечанина, Залешанина и Претыча НИКОГДА НЕ ПРИЗНАВАЛСЯ детям, что именно он их отец! Возможно, в битвах он и бывал с Добрыней рядом, но они до поры не знали друг друга в лицо!
Малфреда
Абсолютной загадкой осталась для нас и судьба княгини Древлянской, жены Мала, тоже (предположительно) Малфреды, принцессы чешской, после того, как муж её и дети попали в плен.
Быть может, на эти проблемы проливают свет именно былины об Илье Муромце.
Илья в былинах не узнаёт ни свою дочь, ни своего сына, как и они его. Они сражаются во чистом поле (и дочь его — «поляничища удалая», и сын богатырь. И только тут узнают друг друга.
И вдруг Илья ВСПОМИНАЕТ о той женщине, которую когда-то любил, и которая является матерью его детей. В былине про бой с дочерью, эта женщина оказывается «тальянскою… честною вдовой», а в былине про бой с сыном — загадочной бабой Латыгоркой. В обоих случаях она иностранка и как бы жена незаконная (возможно, потому что в реальности действительно стала «вдовой» при живом муже, вынуждена была уехать домой и, не исключено, снова выйти замуж). Эта загадочная женщина тоже была настоящей поляницей-богатыршей. «Да съезжались с твоей да мы ведь матерью Да на том же мы ведь на чистом поле, Да и сила на силу прилучилася, Да не ранились мы, да не кровавились, Сотворили мы с ней любовь телесную, Да телесную любовь, да мы сердечную…» — так рассказывал Илья детям, обнимал и целовал их.
Но они этих объятий не приняли, потому что смертельно обижены. «Этот славный богатырь святорусьскии А й он назвал тую мою матку блядкою, Мене назвал выблядком, Я поеду во роздольице в чисто поле Да убью-то я в поли богатыря…»
Есть в обеих былинах ещё одна удивительная деталь: на загадочных поляницу и богатыря предводитель богатырей киевских Илья вначале отправляет… Добрыню, который ничего не может сделать с таинственными воинами. А в некоторых былинах этой детали нет, но таинственного противника, с которым сражается Илья, зовут… Добрыней! В одном случае, выйдя победителем, Добрыня сел “на белы груди” Ильи и перед тем, как его убить, спросил его имя. Узнав, что это Муромец, он целует его, просит прощения и обменивается с ним нательными крестами.
В былинах про сына и дочь Илья в итоге своих детей убивает. А в былине, где они не узнанными сразились с Добрыней, «крестовые братья», вначале едут куда-то НАВЕСТИТЬ МАТЬ ДОБРЫНИ, и только потом оба отправляются в Киев к Владимиру…
ЭПИЛОГ
Летописи ничего и нигде не говорят об Илье Муромце. Былины ни словом не вспоминают Мала Древлянского. Очень вероятно, что именно потому, что во времена Нестора ВСЕ знали, кто скрывается под именем «Илья»! Народ пел песни об Илюше, зная, что это Мал. Нестор не упоминал имени Ильи, зная, что о нём и так всем и всё известно.
А ещё потому, что СОЗНАТЕЛЬНО ЗАМАЛЧИВАЛ это знание в официальной исторической хронике. В угоду проваряжской династии Рюриковичей. Чтобы и память о древлянских её корнях выветрилась! А об Илье — пусть говорит народ сколько хочет! Без всякой связи с древлянами! Пусть хоть обожествляет Ильюшеньку! Пусть придаёт ему сказочные черты, совмещает со старыми мифологическими образами, удаляет от реальности.
Что в итоге и вышло.
Не Мал Древлянский, а былинный Илья стал символом Руси Киевской. Он один побивает всех врагов. Он как бы один стоит за Киев, как бы только он имеет на это право.
Именно он, Великий Древлянин, совершил наибольшее количество подвигов. Именно он навечно стал предводителем богатырей русских. И так же, как сын его, летописный Добрыня, навсегда остался рядом с настоящим основоположником Руси Киевской князем Владимиром Красное Солнышко.
Владимир же, несмотря на предков по отцовской линии (Рюрик-Игорь-Святослав), был истинным древлянином (Нискина-Малфред-Малфреда)! Он доказал это всему миру тем, что на знамёнах его НИКОГДА не было знака Рюриковичей — пикирующего сокола. На его знамёнах ВСЕГДА сиял знак светлого древлянского божества Дажьбога — Красное Солнышко!
Потомки древлянина Малфреда-Ильи, начиная с Владимира Красно Солнышко, Дажьбожьего внука, Великого, Первого и Святого с 980 до 1169 года княжили в Киеве, а потом, до конца 16 века, в Суздале, Владимире и Москве (до царя Фёдора Ивановича). Всего — 600 лет! Кто-то называет их Рюриковичами. Кто-то — Игоревичами. Может быть. Но они и Нискиничи тоже. Древляне.
Почему же никто не хочет помнить о своих древлянских корнях и о вкладе древлян в отечественную историю уже со времён Владимира Мономаха?
Виной всему значительная доля варяжско-норманнской крови большей части представителей знати Киевской Руси, а потом — германской крови царей российских. Ведь уже у Владимира большая часть жён были с норманнского севера. А значит, его дети предпочитали слушать в детстве мамины сказания о норвежцах, датчанах и шведах. Те же сказания любили и дети Ярослава — сыновья Ингигерды. А Владимир Мономах с детства слушал сказания о мудрых ромеях и ничего для него не было дороже, чем дедов византийский венец…
Через сотни лет, в те годы, когда историки петровских времён «вдруг» обнаружили древние летописи, тоже была мода на немцев. Никто не принял тогда всерьёз указание поляка Длугоша на местные, киевские корни Аскольда-Осколда и убеждённость Татищева в том, что и сам Рюрик является славянином-ободеритом по отцу и славянином-ладожанином по матери! О древлянах к тому времени забыли начисто! О былинах тоже не слышали ни историки, ни филологи: Илья Моровлянин ещё не стал символом русского богатыря.
А что же сегодня? Почему в наши дни российские, белорусские и украинские историки не спешат разобраться в ситуации и восстановить, наконец, справедливость?
С Россией понятно: им не до древлян. Там сегодня все увлекаются мифической Гипербореей и корни ищут в Северном Ледовитом океане, уверяя, что русскими гиперборейцы были уже 18 миллионов лет назад!
Беларусь тоже выстраивает сегодня свои мифы, выражая их в зайчиках!
Сложнее всего разобраться в позиции украинских историков. Ведь Древлянское княжество — это НАСТОЯЩАЯ Украина. Это не украинский Запад, который обвиняют в проевропействе. Это не Восток, которому ставят в вину москальство. Это КОРЕННЫЕ украинские земли, то самое место, из которого пошла есть не только Русь, но и всё восточное славянство! А может быть, и славянство вообще!
Как же понять игнорирование такого значимого исторического материала?
Ответ прост. Всё дело — в КИЕВЕ! Ведь признать древлян, значит признать историческое первенство Коростеня. Значит к тезису «Мать городов русских» нужно присовокуплать понятие «Отец городов славянских»! Нужно отказаться от гордой легенды о святости Града На Горах и признать, что он вторичен — после Коростеня! Нужно переписать все исторические исследования, подвергнуть сомнению диссертации и учёные степени! Нужно вгрызться в гранитные горы Коростеня и найти, наконец, археологические подтверждения летописным сведениям!
И кто же, в самом деле, на такой подвиг способен? Поляне? Никогда! Для них выгоден миф о «деревлянех, звериньським образом живяху!»
945 — 2002 г.г.
ТРИ ГОДА СПУСТЯ
КОРОСТЕНЬ. ВЕК XXI
…Коростень встретил праздничной суетой: древляне двадцать первого века повсюду развешивали флаги и транспаранты, что-то докрашивали и дометали. В исполкоме, как перед началом фестиваля, регистрировали гостей, выдавали талоны на поселение в гостиницу и питание, закрепляли за каждым гостем волонтеров-сопровождающих, вручали сувениры и пресс-релизы с программой на все три дня торжеств.
С первого взгляда поражали две вещи.
Во-первых – какой-то невероятный подъем и энтузиазм горожан.
Так и просились на язык банальности типа «в едином порыве». У всех просто глаза горели настоящей гордостью за родной город, за его славное прошлое и не менее славное настоящее. О городском голове Владимире Москаленко говорили с завидным уважением, о гостях – с восторгом, о тысяча трехсотлетней древности – с трепетом и благоговением. А вот о Киеве – с легкой иронией плавно переходящей в неизбывное чувство превосходства. Древляне не собираются ничего забывать: ни своего исторического первенства, ни обиды давнего поражения. «Столичный синдром» не только не выветрился за сотни лет, но и явно усилился в последние годы.
Во-вторых – поражал сам город.
Он совсем небольшой — всего 66 тысяч населения, — но светлый, чистый, уютный и действительно по столичному просторный. Дороги – изумительные, магазины – европейские, парк – просто изысканный. Город надвое делит Уж-Уша, она журчит между гранитными кручами, на которых и стояли когда-то четыре крепости, одна из которых была неприступной твердыней. Берега соединяют пять мостов, один из которых – пешеходный — уникален по инженерному решению. В самой высокой скале – в сплошном гранитном монолите – еще в тридцатых годах прошлого века высечен лабиринт из множества комнат в три этажа: таинственный стратегический военный объект. В Отечественную тут строил фортификационные сооружения легендарный генерал Карбышев. А сегодня – к празднику! — над этой кручей установлен гигантский девятиметровый бронзовый князь Мал Древлянский…
…Поздравить древлян с праздником приехал Владимир Литвин. Он стоял в лучах прожекторов на грандиозных подмостках перед многотысячной толпой горожан (на главную площадь к началу праздника высыпал весь город!) и говорил:
— …Когда я ехал к вам, рефреном звучало: «А льон цвіте». Думаю, когда будем ехать назад, будет звучать: «Ой, хмелю мій, хмелю»… (Народ счастливо хохочет в ответ на незамысловатую шутку.)
…1300 лет Коростеню, много это или мало?
Для Коростеня – мало. Но ведь больше сегодня, к великому сожалению, быть и не может, потому что нельзя дразнить киевское начальство! Потому что Киеву – 1500! Понимаете – мы попали в цейтнот: надо установить научную истину и одновременно держать толерантную линию поведения.
…А ведь зная и понимая свою историю, умея делать из нее выводы, мы давно уже могли бы жить на порядок лучше. Ведь в VIII-XI веках наши предки смотрели на все четыре стороны света и с нами стремились породниться лучшие дворы Европы! Я стоял и стою на том, что нам сегодня не нужно проситься в Европу, нам надо построить цивилизованную жизнь в Украине, а потом провозгласить себя Европой! И пусть они снова стремятся к нам!
Он говорил, а площадь бурлила от восторга.
А когда следующий гость – Нина Карпачева – сообщила, что археологи пообещали «выкопать» в Коростене VI век, толпа взревела:
— До нашей эры!
И все смеялись и аплодировали гостям и самим себе.
БОГДАН ЗВЕЗДЕЦКИЙ
А сами археологи скромничали и не особенно «светились». Глава археологической экспедиции, киевлянин Богдан Звездецкий не сразу согласился ответить на вопросы, но потом – увлекся рассказом:
— Что такое археологическая разведка? Берешь лопату и ножками обходишь все берега, все перспективные места. Все фиксируется, снимается, чертятся планы… Такую работу мы проделали в 1994 году, а материалы той разведки опубликованы в сборнике «История Руси-Украины» к 60-летию академика Петра Толочко.
Тогда я поставил вопрос о том, что четыре городища образуют протогородское ядро древнего Искоростеня. Предварительно — по парочке шурфов, раскопкам одного поврежденного кургана и по подъемному материалу — датировал их возникновение временем не позднее VIII столетия.
А в 1998 году, возвращаясь из разведки по Овруччине, где были большие работы по Чернобыльской программе, мы отметили на перекрестке Киев-Коростень-Овруч в поле два неизвестных ранее кургана. Подошли, посмотрели, и поняли, что кто-то занимается тут грабительскими раскопками, причем раскопы свежие. Тогда и было принято решение задержаться в Коростене и докопать эти курганы. Результаты нас впечатлили. Хвойко в 1911 году нашел в этих краях первое трупосожжение, а мы в этих курганах нашли второе. Это было трупосожжение воина с прекрасным боевым топором, серебряной поясной ременной гарнитурой, сосудом для поминального напитка и другим инвентарем. В общем, в 2001 году уже не просто так в Коростень ехали, я уже тогда предполагал интересные находки.
Копать начали на городище №3. Городище это – как слоеный пирог, слои насыщены артефактами с IX по XVIII столетие, значит, и жизнь тут не прекращалась во все эти века. Это был карт-бланш. Я тогда всю зиму в Коростене прожил, нужно было рассортировать керамику, разложить по периодам, а это адский труд, потому что находок была масса…
Но из предварительных разведок было ясно, что более интересные, более ранние материалы будут в городище №1 – на Красной горке, там, где стояла когда-то основная крепость. И потому в 2003 году мы решили перенести раскопы именно туда. Деньги горсовет выделил в дурное время – в конце августа. Даже студентов уже на работу не наймешь! С трудом набрали человек десять и копали до первого снега.
И уже первый раскоп оказался очень перспективным. Участок этот многие археологи видели, и все говорили: что там Коростень! Все там разрушено, и нечего вообще там копать! Но я-то точно знал, что интересные находки будут! Например, обратил внимание на примечательный факт: берма эскарпа №1 – не характерная, не обычная. Берма – это горизонтальная плоскость (как бы ступенька) эскарпа – склона, который специально подрезали, чтобы затруднить действия штурмующих. Так вот эта берма обычно узкая, 1-2 метра, чтобы следующий эскарп не сползал. А тут она слишком широкая – до 12 метров. Я месяц ходил и вымеривал. И потом, как только заложили раскоп – сразу попали на ювелирную мастерскую и посыпались находки! И сразу импорт пошел!
А в сентябре 2004 года тут, в Коростене состоялась международная конференция. С нашими находками знакомились академик Петр Толочко, член-корреспондент НАН Украины Николай Котляр, член-корреспондент НАН Украины Александр Моця, профессор Олег Ивакин, профессор Анатолий Кирпичников из Санкт-Петербурга (копает Старую Ладогу!), профессор Владимир Рычка, из Сорбоны, профессор Константин Цукерман, из Стокгольма, доктор Федор Андрощук, специалисты из МГУ (Гнездовская экспедиция) и из Ягелонского университета в Кракове. И все подтвердили наши выводы, споров практически не было. Попробовали бы они спорить, увидав мой материал! Москвичи сто лет копают Гнездово, и у них материала меньше, чем у меня за один сезон!
Петр Толочко сказал, что он совсем другими глазами посмотрел на Искоростень! Тут ведь такие находки, которых и в Киеве нет. А некоторые – вообще уникальны, такие неизвестны ни в западно-словянском мире, ни в восточно-славянском. Абсолютно ясно, что мы копаем не рядовое поселение, как минимум дружинники тут жили. Наиболее интересны великоморавские серебряные серьги, арабский дирхем и золотой солид византийского императора Константина. Это ли не яркое доказательство широких торговых связей и важности Искоростеня как торгового центра региона?
Теперь встает вопрос о сохранности коллекции. Все останется в Коростене, в музее. Но для этого нужно проделать большую работу. Ведь сегодня Коростенский музей не имеет никакого статуса – он просто на птичьих правах какого-то заштатного отдела Житомирского областного краеведческого музея. У Коростеньского музея даже счета своего нет, за каждым гвоздем, и за зарплатой в область ехать надо. И не могут они тут пока отвечать за охрану своих объектов. Потому мы сейчас пробиваем проект создания тут историко-археологического музея-заповедника «Древний Искоростень». Ведь таких уникальных памятников у нас два-три на всю Украину.
А VIII век – не предел древности для Коростеня.
Мы нашли объекты Пражско-Корчакской культуры, а это – VI-VII века. Мы их пока затрагиваем фрагментарно, хотя коллекция уже достаточно убедительная, есть целые керамические комплексы. Хотя сама площадка городища разрушена вскрышными гранитными работами, в прошлом году я нашел очень перспективные участки! Как найдем там артефакты – а раскопки, уверяет городской голова, будут продолжаться не один год, — то сразу и скажем: 1300 отпраздновали, давайте праздновать 1500 лет!
…Он рассказывал, а я думала, что с этими находками часть древлянских гипотез стала научными фактами. Сегодня уже вряд ли кто из историков рискнет умалять значение Древлянского княжества. Но реально признание произойдет лишь тогда, когда об этом станут писать в школьных учебниках.
КОМПЛЕКС УВЕРЕННОСТИ
Что ж, есть на планете и более древние города. Афинам, например, скоро исполнится три тысячи лет. И все же городов, которые на одном и том же месте живут и процветают полторы тысячи лет – на планете совсем немного. А то, что Коростень процветает и сегодня – в дни жестокого экономического кризиса – совершенно очевидно.
Рассказывает городской голова Коростеня Владимир Москаленко:
— Карпачева сказала: у современных древлян — генетический дух непокорности и гордости. Так и есть. Коростень – столица края! И природа вокруг такая, что располагает к независимости и стремлению быть в центре событий. И нынешний праздник – тому пример.
Когда премьером был Янукович, он подписал поручение про постановление Кабмина о праздновании 1300-летия Коростеня. Предполагалось, что будут выделены деньги из бюджета – не рядовое все таки событие. Но пришел новый Кабмин и посчитал, что нет необходимости эти вопросы решать. Поэтому нам ни одной копейки нам в итоге так и не выделили. Мне жаль такое правительство, таких лидеров, которые не считают нужным чтить историю страны и ее городов. Праздник ведь международный: к нам приехали французы, литовцы, белорусы, россияне — множество гостей, а держава денег не выделила! Владимир Литвин провел решение Верховной Рады рекомендовать Кабмину выделить деньги, но министры это решение просто проигнорировали…
Почему?
Возможно, потому, что Коростень не проголосовал за Ющенко. Как один из вариантов. О нас говорят, что мы синий островок в оранжевом море…
У нас своя позиция! А кому нравятся люди, которые имеют свою позицию? С нами можно сесть за стол переговоров, но нас нельзя нагнуть и направить туда, куда нам не нравится. С нами нужно считаться!
Общественные организации Коростеня действительно готовят иск к Киеву, в связи с тем, что Ольга Коростень сожгла! Это в основном для того, чтобы привлечь внимание властей к уникальному Коростеню и вообще к историческим городам Украины. Я сегодня возглавляю Ассоциацию исторических городов и считаю, что такого внимания недостаточно. Украина ведь не ограничивается Крещатиком, Банковской или улицей Грушевского! Украина – это большие и малые города, села. Они создают колорит державы, а не Крещатик!
Но не бывает худа без добра: то, что ничего нам не дали, еще больше сплотило коростенцев. Мы поняли, что никто нам не поможет, кроме нас самих. Я обратился к людям. Совет директоров проявил настоящий патриотизм! Все предприниматели сделали свой вклад, каждый коростенец внес в общую копилку свой однодневный заработок, пенсионеры несли свои гривни. И мы собрали фонд для праздника!
Коростень – европейский город! 26 крупных и 57 малых наших промышленных предприятий, около 400 торговых и 5 коммунальных — работают стабильно, объемы производства и инвестиций в основной капитал растут. По объемам промышленного производства мы занимаем второе место в области и 1 место по выпуску продукции на одного жителя. Мы развиваем машиностроительную, приборостроительную, химическую, строительных материалов, легкую и пищевую отрасли.
Но главное — мы стараемся объединить громаду, воспитывать у людей гордость за землю, на которой живем! Мы воспитываем детей и граждан на истории своего края, на традициях, которые тут сложились. У нас такая установка: сделать Коростень лучшим в Житомирской области, в Украине и… в мире!
Вначале это не воспринималось! Но прошло три года – и мы уже лучшие в Житомирской области! Прошел еще год – и мы заняли в масштабах Украины второе место по благоустройству города. Первой стала Умань. Но мы займем и первое! Но мы не имеем таких амбиций, что мы – столица Украины (хотя ведь и мог Коростень ею стать!), что мы лучшие, центр вселенной и так далее. Мы – часть Украины и нам очень хочется занять в ней достойное место! Мы ездим и по стране и за рубеж и всегда учимся, везем к себе лучшее, что узнаем. И в свою очередь готовы поделиться со всеми тем, что знаем и умеем.
Главное, чтобы люди верили, что они не убогие и забитые, а богатые духовно, и потому — могут все! У нас все есть для того, чтобы строить хорошую жизнь и не надо прибедняться. Надо просто работать дружно, разбудить в людях комплекс уверенности в своих силах — и все будет нам по плечу!
…За три дня в Коростене я прониклась этим древлянским генетическим комплексом уверенности. Захотелось, чтобы все наши депрессивные донбасские города, и, прежде всего, моя любимая большая и богатая промышленная Горловка, поучились у маленького, но гордого Коростеня, как справляться с трудностями!
После праздника нашу маленькую делегацию провожали мои друзья — краевед Микола Брыцун, журналист Петр Кирилюк и поэт Галина Ципкова. Мы точно знали, что еще встретимся. Встретимся, потому что чувствуем какое-то странное родство: степные Донецк и Горловка и лесной Коростень, который называют в Полесье «маленький Донецк»…
Сентябрь 2005 г.г.
МАЛФРЕДА ДРЕВЛЯНСЬКА
(Фрагмент з роману «ДЕРЕВЛЯНИ»)
— 1 —
— Дубравко, бiсова дитина! Де ти? Все одно знайду! Ти ж мене знаєш!
Луконя бiг по двору, зазираючи в усi шпарини, та лаючись, на чому свiт стоїть. Терем та дворище боярина Любима були величезнi та заплутанi, немов той казковий лабiринт, про якiй розказував ромейський зайда. А Дубравка — мале стерво — знала кожний куточок та ховалася так вправно, що позаздрити їй мiг навiть хитрун-домовик.
— Виходь кажу! Княгиня їде! Вона ж батька Любомира живцем з’їсть, якщо ти вчасно не будешь на отiй бiсовiй кручi стояти!
— Нiякий вiн менi не батько! — вона стояла на даху старої клунi та поблажливо дивилася на Луконю яскраво-синiми очима.
Щiрий весняний Ярило заливав золотим вранiшнiм свiтлом її тендітну постать, в якiй проте вiдчувалася сила та вправнiсть. За спиною висiв колчан iз маленькими гострими стрiлами, а пiд пiхвою вона тримала тугого лука.
— I знов у штанях! — сплеснув руками Луконя. — Я ж тобi казав, що не можна увесь час бути у штанях та вештатися повсюди iз своїм луком! Йой, нащо ж я погодився вчити тебе хлоп’ячим забавкам! Йди сюди!
— Я полюю!
— На любимових курей! Тобi що, їсти нема чого? Та тебе ж годують як льоху! А тебе б у льох, щоб послуху нарештi навчити! Не будеш слухатися, не вiзьму тебе бiльше на ристалище! Iди сюди, кажу! Нема часу на балачки!
— Та я б хотiла, щоб та княгиня таки вас обох из Любомиром живцем з’їла! Ото б було смiху! — без тiнi усмiшки на вустах суворо проказало дiвча та щезло.
— Дубравко! — заверещав од лютi Лкуоня.
— Та ось я, не кричи вже, — вона вийшла з за клунi, зiтхнула важко, та подала йому маленьку тверду засмаглу долоньку. – Пiшли перевдягатися…
У малесенькiй свiтлицi, що ховалася пiд дахом другого поверху жiночої половини терему, мамка Дарина тiльки руками сплеснула, побачивши Дубравку:
— Йой, серденько моє! На кого ж ти схожа! А батько Любомир зараз таки чекає на тебе у трапезнiй залi! — вона швидко витирала Дубравцi замурзане личко, розпускала та заплітала темнi хвилястi коси до п’ят, вдягала її у чисту вишивану сорочечку та важку плахту. — Ти ж знаєш, що так не можна! Їде княгиня — ти повинна стояти на кручi! Щоб вона тебе бачила.
— Та не вона.
— А хто ж?
— А той бородань, що у замку!
Луконя тихесенько крякнув та так подивився на Дарину, що в молодицi й ноги обважнiли:
— Що це тобi приверзлося! — гримнула вона на дiвчинку. — Кажу – на свiтлi очи княгинi тебе ставлять!
— А навiщо? Вона мене вже скiльки разiв бачила! Дивиться й нiчого не каже! I той теж дивиться. Але ж той щось каже! Губи в нього ворушаться. Тiльки не чутно нiчого, бо далеко. Я от ще трiшечки пiдросту, сама до того Любецького замку завiтаю, та спитаю у нього: нащо вiн там сидить та на мене щоразу дивиться?
— Послухай, дитинко, — присiв перед нею навпочепки нажаханий Луконя. — Ти вже доросла! Десяту весну зустрiчаеш! Та й розумне ти дiвча. Так от запам’ятай, прошу тебе: нiколи нiчого такого не кажи анi батькові Любомировi, анi матусi Милославi. Та головне, чур тебе, не прохопися чогось такого княгиинi! Вона ж нiкому не подарує…
— Чому, Луконечко? Чому? Хоч ти можеш менi сказати?
— Не можу! Та й Дарина не може! Ми з нею — люди маленькi! Любомир з Милославою — бiльшi люди, але й вони не можуть! Невже ти й справдi хочешь, щоб ми усi життя лишилися? Чи ми тебе скривдили, донечко?
Дубравка обiйняла Луконю за шiю та гаряче засопiла у вухо:
— Та я ж тебе дуже люблю! Я усiх-усiх люблю! Я ж сама з’їм того, хто скривдить хоч кого-небудь з вас!
— Захiснице ти наша! Сонечко ясне! Онучечка Дажбожа! — узяв її обережно на руки Луконя та понiс до трапезної.
Дарина засмучено сiла на лаву пiд вiконцем. Дитина виросла. Безжурне життя скiнчилося. Насувалися якiсь незрозумiлi, але важливi подiї.
Так воно й мало статися! Дарина знала це ще того страшного дня, коли вмер вiд пропасницi її первiсточок, триденний синочок, а до переповнених грудей приклали цю гарну, сильну та вимогливу дiвчинку. З того часу вже майже десять рокiв слугують вони iз Луконею їй вдень та вночi. Своїх дiточок боги їм бiльше не дали. Напевне, щоб краще опiкувалися цiєю…
— 2 —
У трапезнiй вже нiкого не було i Луконя похпацем побiг до парадної зали.
Хороми у боярина Любомира були пишнi, князiвськi. Луканя добре знав, кому вiн цим завдячує. Знав це й Любомир. Не знала тiльки мала пустунка, що її нiс зараз Луконя на зустрiч iз великою княгинею.
Бiля рiзблених дубових дверей Луконя поставив Дубравку на пiдлогу, обдивився з усiх бокiв та запитав:
— Ну чого б тобi не посмiхнутися, га?
Дубравка сердито пересмикнула плечиками та штовхнула важкi стулки…
…Велика княгиня у свiй Любеч приїздила часто. Майже кожного мiсяця i влiтку, i взимку. Поперед неї завжди були гiнцi. Дубравку встигали спорядити та привести до кручi, що на днiпровському березi прямо навпроти скелястого неприступного острiвця. На тому острiвцi височив дерев’яний, але мiцний як лiсовий горiшок княжий замок. Гарнизон у ньому був нечислений, але вiдбiрниий. Тримала там княгиня свої найдорожчi скарби. А ще жив у замку загадковий красень-бородань. Мабуть таки в’язень, бо нiхто не бачив, щоб вiн хоч iнколи виходив за заборло. Коли княгиня наближалася до перевозу, вiн займав своє мiсце на баштi й дивився на Дубравку, нiби впевнявся у чомусь.
А потiм княгиня сiдала у човен, переправлялася до замку i на кiлька годин зникала за заборолом. Що вiдбувалося там впродовж цого часу, здавалося, нiхто не знав. Iнколи ж княгиня, до чи пiсля вiдвiдин замку, завертала до маєтку Любомира. Тодi Дубравку теж приводили до неї. Вона мовчки розглядала дiвча, вдоволено посмiхалася та вiдверталася, обговорюючи щось iз боярином…
…Звикла до цiєї дивної процедури, Дубравка увiйшла до зали й впевнено попрямувала до княгинi. Але цого разу щось було не так, i вона, як нашорошене звiрятко, застигла посеред величезного помешкання.
Княгиня сидiла у великому крiслi. Вона була напрочуд гарна у простому дорожному вбраннi: ставна, тендiтна, з високим чистим чолом, великими сiрими очима та гарно накресленими рожевими вустами. Легке в’юнисте пасмо свiтлого волосся вибилося з пiд шовкового убрусу. Цого разу вона дивилася на Дубравку якось пустотливо, чи навiть задиркувато. Нiби запрошувала до якоїсь чудернацької гри.
Раптом поряд iз нею, у такому ж великому крiслi, Дубравка помiтила хлопчика рокiв дванадцяти. Той злостиво дивився на дiвчинку холодними сiрими очима, а коли вона насмiшкувато скривилася на цю недоречну злостивiсть, вiн притопнув ногою у сап’яновому чобiтку й нишком показав Дубравцi язика.
Дубравка не втрималася й дзвiнко розреготалася. Батечко Любомир, що стояв поряд iз княгинею, невдоволено набурмосив брови, а матуся Милослава, виглядаючи з-за його спини, осудливо покачала головою. Вiд цоьго їй стало ще смiшнiше. Тiм бiльше, що сини Любомира, семирiчний Владислав та дванадцятирiчний Данислав, її партнери по пригодам та капостям, стоячи за крiслом дивного хлопця, теж почали строїти чудернацькi пики. Вкрай злютований цiм знущанням, дивний хлопець пiдхопився й усiм було б невпереливки, якби не владне зауваження княгинi:
— Сядь Святославе. Це ж тiльки маленька дiвчинка.
Але Дубравка дивилася вже не на чудного Святослава, а на ставного русявого парубка, що стояв поряд з Любомиром та не зводив з неї, Дубравки, яскраво-синiх сумних, навiть згорьованих очей. Так вони б i дивилися одне на одного, якби не почули:
— Йди сюди, Дубравко, хочу тебе роздивитися ближче. Й не стрiляй очима на парубкiв, на мене дивись.
Такого, щоб княгиня розмовляла до неї, ще не було. Дубравка пiдiйшла й теж зацiкавлено запитала:
— А навiщо тобi мене роздивлятись?
— Бо хочу про тебе усе знати. А ти, бачу, смiлива дiвчинка.
— Я деревлянка! А деревлини нiчого не бояться!
— Скiльки ж тобi лiт, деревлянко?
— Десяту весну зустрiчаю!
— То ти вже майже доросла! Скоро до тебе почнуть парубки залицятися!
Дубравка зашарiлася й нишком подивилася на Данька. Хлопець теж спалахнув й вiдвернувся.
— Я буду чекати свого нареченого! — розсердившись на це вiдвертання, гордовито вiдказала Дубравка.
— А хто твiй наречений?
— Вiдунка сказала, що буде це дуже гарний лицар! — Дубравка раптом запитливо подивилася на парубка з сумними очима. Вiд нього йшло якесь затишне родинне тепло.
— Нi, так неможливо! — посмiхнулася княгиня. — Я ж тобi сказала: не стрiляй очима на парубкiв! Розповiси менi лiпше, як ти вчишся.
— Непогано. Читати я люблю. Грецька менi подобається. А той Григор Амартол дуже цiкаво усе описує. А Царгород-Константинопiль насправдi є, чи це казка?
— Насправдi.
— Менi дуже хочеться на нього подивитися.
— Менi теж. Мабуть я таки туди помандрую.
— А мене вiзьмеш?
— Якщо ти будеш гарною дiвчинкою, вiзьму.
— А як це, гарною дiвчинкою?
— Менi доповiли, що тебе бiльш приваблюють хлоп’ячi забавки. Це так?
— Так. Вони цiкавiшi нiж гаптування. В мене є кiнь, меч та лук зi стрiлами. Я усiм вправно володiю!
— I хто ж тебе всього цього навчив?
— Мiй справжнiй лицар Добролук! Тобто, Луконя! Вiн молодий, гарний та вправний! Я ще не бачила, щоб хтось перемiг його на ристалищi!
Княгиня здивовано подивилася на Любомира, а Святослав обурено пiдкотив очi та призирливо пирхнув. Дубравка навiть не глянула у його бiк, вона винувато зиркнула на батечка та поквапливо додала:
— Але гаптую я теж вправно. А ще вмiю варити кулiша, доїти козу й прясти куделю…
— От бiчиш, синку, — княгиня всмiхнулася до Святослава, — а ти тiльки й вмiєш, що на конi скакати та мечем вимахувати!
— Я воїн, матусю! — обурився запальний хлопець. — Не гаптувати ж менi?
— Нi, — зiтхнула княгиня, — гаптувати не треба. А ось вивчити грецьку та почитати щось iз життя Олекси Македонського тобi не завадило б, як майбутньому стратеговi.
— Хай тi, хто прийде пiсля, читатимуть про мене!
— Що ж, мабуть, так воно i буде, — задумливо проказала княгиня. – Пiшли до перевозу, Любомире… – Й загадково додала – ще не час розповісти їй про все…
— 3 —
Цого разу вони стояли на кручi навпроти замку усi: княгиня, син її Святослав, дивний парубок iз синiми очима, Дубравка, Добролук iз Дарисвiтою, Любомир iз Милославою та два їхнi сини. А за ними — княжа варта та Любомировi отроки. Загадковий бородань, як завжди, дивився на них iз заборола. Раптом вiн пiдняв руку та привiтно помахав нею.
— Змахни йому у вiдповiдь, — наказала княгиня Дубравцi.
— Навiщо? — вiдказало вперте дiвча, дивлячись княгинi просто у вiчi.
— Так треба! — суворо промовила молода жiнка i владно подивилася на дитину.
— Я хочу знати! Я маю право знати!! Я повинна знати!!! — майже кричала Дубравка, вимахуючи обома руками бороданю. — Гей, хто ти?
— Замовкни! — посуворiшала княгина. — Як прийде час, про все будеш знати.
— Та коли ж вiн прийде? — схлипнула виснажена своїм спалахом Дубравка.
Княгиня на мить забула про бороданя та про свою владнiсть. Вона раптом стала перед дiвчинкою навколiшки, пригорнула її до себе, сховала
обличча у її дитячих грудях:
— Не сердься! Тримайся та будь терплячою! Така вже наша жiноча доля! Чоловiки граються у вiйни, а ми повиннi наводити пiсля цього порядок, виходити за них замiж, народжувати синiв, якi знов будуть гратися у
вiйни…- Вона глянула на Дубравку. — В тебе теж буде важка доля. Але iншої нам з тобою боги не дали. Будь терплячою, сонечко!
Пiдвелася, та пiшла до лодiй. Синьоокий парубок, раз у раз обертаючись на Дубравку, пiшов за нею. За ними подалася княжа варта й через хвилину лодiї були вже на бистринi. Ще за якийсь час вони пристали до
острiвця, люди пiднялися на скелю й усi зникли за заборолом…
— 4 —
— Пiшли на подвiр’я, мiй князю, за забороло! — почула Дубравка тремтячий голос Любомира.
Вона здивовано подивилася на нього. Таким схвильованим поважного боярина, її названого батечка, мало хто бачив.
Вiн озиравсь навколо та прикрикував на варту, щоб пильнували малого князя, якого їм, деревлянам, з такою вiдвертою довiрою лишила на опiку Велика княгиня. Правда — всього на кiлька годин. Правда — з великою дружиною та з воєводою Свiнельдом! Але ж — залишила! Найдорожче, що в неї є…
— Iди, Дубравко, до князя, дай йому свою руку, вiн тебе поведе! — зненацька наказала Милослава.
Дубравка застигла з вiдкритим ротом. Данько обурено стулив губи. Малий Владко пирснув у долоню та почав нишком дражнитися, мовляв, теж менi, молодята! Святослав навiть не обернувся до Дубравки, чекаючи, поки вона пiдiйде. Дорослi теж на мить застигли, передбачаючи новий спалах неконтрольованих дитячих почуттiв. Але ж, вiдносно деяких речей щодо дiтлахiв, княгиня вiддала недвозначнi накази.
— Йди! — пiдштовхнула Дубравку Дарина. — Не треба комизитися!
— Подай, будь ласка, дiвчинi руку, князю! — м’яко, але владно наказав Любомир. — Так звелiла велика княгиня!
Святослав призирливо примуржився, але все ж таки простягнув Дубравцi долоню, засмаглу та тверду вiд вправ з мечем. Дубравка простягнула свою, малесеньку. Але теж засмаглу та майже таку ж тверду вiд таких самих вправ.
Святослав боляче стиснув її. Дубравка вiдповiла таким же сильним стисканням, та ще й непомiтно обхопила хлоп’ячий зап’ясток i злегка повернула, як вчив Луконя. Не сподiваючись на таку капость, Святослав мало не скрикнув вiд несподiваного болю й розлютовано подивився на дiвчинку. Вона ж тiльки вище задерла пiдборiддя, дивлячись незворушно великими, чистими, синiми очима: що таке, мовляв, є якiсь проблеми?
Бiльше вони одне на одного не дивилися. Йшли немов вороги. Дубравцi раптом невiдомо чому захотiлося плакати. Але вона проковтнула це бажання та тiльки мiцнiше стулила вуста.
Таким же ображеним почувався й Данислав, який йшов позаду Дубравки. А коли на його плече лягла заспокiйлива батькова рука, вiн мало не зiрвався, мало не заплакав та не припав до неї у пошуку розради та захистку.
Похмурi дорослi вiдчули темну тiнь Чорнобога, яка накрила дiтей та їх усiх й вiщувала щось важке й невиправне…
На величезному подвiр’ї боярського маєтку усi спершу пiдiйшли до малого родинного капища, де стояли Дажбог, Перун, Макоша та малі боги. Дубравцi здалося, що дiдусь Дажбог сьогоднi дивиться на
неї особливо лагiдно та журливо, а сувора Макоша нiбито хоче сказати щось важливе. Але поряд так багато людей та ще й цей незрозумiлий Святослав, тому боги мовчать. Чекають, коли зiйде молода Луна й
Дубравка прийде одна iз шовковою стрiчечкою для Макощi та жмутком золотого колосся для Дажбога, iз квiточкою для Лади та пригорщею зерна для Берегинь. Перуновi вона нiчого не дасть. Це не її бог. Вiн зайда тут, на древнiй деревлянськiй землi, яку нагло полонив, i дивиться тепер призирливо та зверхньо. Так, як злостивий Святослав. Бо ж вони iз Перуном — кревнi. Це про них казала княгиня, що чоловiки граються у вiйну, а їм, жiнкам, тiльки й дiла, що народжувати для неї нових гравцiв.
Доки дорослi змащували вуста богiв олiєю та кидали у священий вогонь жмутки пахущого зiлля, Дубравка нишком подивилася на Святослава.
Несподiвано погляди їх зустрiлися. Обiдва зашарiлися, вiдсторонилися, розiрвали войовниче сплетення гарячих пальцiв.
Натовп дорослих розсипався, кожен зайнявся своїм дiлом.
— Ви можете погратися, дiти, та познайомитится поближче… – сказав Любомир, та залишив їх на самотi.
Якусь хвилю вони стояли мовчки. Потiм Данько глибоко зiтхнув та порушив мовчанку:
— Ми можемо пiти подивитись наших коней. Чи пострiляти iз лука на ристалищi.
— I вона теж? — запитав Святослав, не дивлячись на Дубравку.
— Вона стрiляє краще за усiх, — вiдказав Владко. — Навiть краще за Луконю!
— То, мабуть, ви не вмiєте стрiляти! — посмiхнувся Святослав.
Дубравка прошепотiла щось на вухо Даньковi та побiгла у хороми. Святослав задоволено хитнув головою:
— От i хай iде. А ми — до коней, гаразд?
Любомир дивився у вiкно на хлопцiв.
Малий худорлявий пустун Владко вiдверто розважався, спостерiгаючи за розвитком подiй у трикутнику Дубравка-Святослав-Данислав. Вiн завжди полюбляв встромлювати свого поплямованого ластовинням носа до цікавих справ, за що раз у раз вiдповiдав його вогняний чуб.
Святослав й Данько були чимось схожi. Настiльки, наскiльки бувають схожі дванадцятирiчнi пiдлiтки. Обiдва русявi, засмаглi та вправнi. Тільки Данько трiшки вишчий, а Святослав — кремезнiший. Карi очi в Данька теплi та лагiднi, а сiрi очi Святослава — суворi та безжальнi. Хода у Данька впевнена та розкута, а Святослав рухається, як пардус на полюваннi — м’яко та сторожко. Тiльки Святослав — великий князь Київський, а Данислав — всього лише син князя-малiка невеличкого деревлянського племенi словнiв. Хоча невiдомо ще, чие коріння славнiше на Русi: нащадка напiвнорманських зайд, чи нащадка старовинних володарiв первiсної як Велика Мати деревлянської землi. Для деревлян син князя-вовка всього тiльки вовченя. Але ж сьогоднi верх над усіма взяла молода вовчиця. I вже сім рокiв деревляни мають iз цим миритися…
— 5 –
Дубравка перевдяглася у своє улюблене вбрання й побігла до хлопців.
Знадвору було тихо. Тільки десь у відкритій літній трапезній почула вона голоси дорослих. Почула й чомусь несподівано для себе спинилася за рогом, прислухаючись до дивних речей:
— Нічого не вийде з цього шлюбу! – згорьовано казав Любомир. – Бачили, як він від неї сахається?
— Та вони ж іще діти! Прийде час – очей одне від одного не відведуть. А ні – то й що з того? Змиряться. – відказав Свенельд.
— Якщо б Дубравка зараз таки зрозуміла, що він чоловік їй – не знаю, щоб з нею й сталося…
— Що вона взагалі про шлюб знає?
— А мабуть таки усе. ЇЇ гарно навчають. Та й сама вона чим тільки не цікавиться… Вона усе на світі знає. Крім того, мабуть, що в неї самої вже є чоловік.
— Так… Їй три літа було, як ми їх окрутили, — хижо всміхнувся воєвода.
Любомир зиркнув на нього зненависно, але прикрив очі, бодай вовк-находник не помітив гарячкового блиску, й знехотя сказав:
— Не ми. А ви… але все одно пам’ятайте – це вона Велика княгиня Малфреда Древлянська. А Дерева – це її спадок. І що ви без цього спадку?
Свенельд скочив на ноги й схопився за меча. Та Любомир спокійно сидів на лавці, не звертаючи уваги на знавіснілого від люті варяга:
— Сядь, – тихо проказав він. – Сядь й охолонь. Ти зараз мій гість. А гостей деревляни не ображають. Тільки прошу тебе, як прийдеш до нас у Дерева по свою дань – не бери більше, ніж тобі покладено! Не бери! Бо беріз у нас ще вистачає, пане…
— 6 –
Дібровка захлинулася у безмовному крику. Вона затулила собі ротика малесенькими долоньками й тоді крик вилився з неї гарячою хвилею сліз. Вона – Велика княгиня Древлянська Малфреда? А той крижаний Святослав – находник та загарбник, — її чоловік? Вже сім літ в неї є чоловік, й ніхто їй про це не розказав? А той бородань на заборолі – хто він? Чи не батько її Манфред Древлянський? Бранці! Бранці…
Кинулася кудись бігти, щось розпачливе кричати, тупотіти ногами… Але схаменулася. Бо згадала пристрашене Луконіно: «Ти ж не хочеш, щоб ми усі померли?»
Вона не хотіла.
Впала у теплий пил, притисла рученята до затерплого серденька, полежала трохи, піднялася, та непоспіхом, гордовито пішла до хлопців.
— 7 –
— Як будемо змагатися: пiшки, чи кiнно? — спитав у Святослава Данько.
Хлопцi у зброярнi роздивлялися луки. Луконя тiльки посмiхався, спостерiгаючи, як вони прицiнювалися до найбiльших бойових, з яких стрiляли важкими стрiлами iз заборола пiд час (чур йому!) облоги. Вони намагалися пiдняти їх та натягнути тятиву. Нарештi здалися та, вiдсапуючись, пiдiйшли до легкої зброї.
— Звiсно ж, на конях! — пролунав iз дверей дзвiнкий голос Дубравки.
У м’яких шкiряних чобiтках, штанах та туніці, з пiд якої
виглядала тонка бiла сорочка; з довгим двосiчним мечиком у пiхвах, приторочених до шкiряного, прикрашненого начищеними бронзовими бляшками паску; з туго заплетеними та викладеними короною навокло голови темними косами; з великими темно-синiми очима та розпашiлими вiд хвилювання щiчками — вона була дуже гарна. Данько не мiг вiдiрвати вiд неї очей.
— Це чоловiча справа! — знов почав сердитися Святослав.
— Деревлянки вмiють робити цi справи не гiрше за чоловiкiв! – сердито вiдказала Дубравка. — А може, навiть i краще, якщо цi чоловiки – свеи чи мурмани!
Сказала й вiдчула, що це було зайве. Бо хто ж вибирає предкiв?
Вона узяла легенького лука, сагайдак iз тонкими гострими стрiлами та вуздечку для свого маленького коника, й пiшла. Хлопцi й собi запаслися необхiдним та потягнулися за нею.
— Прабабця мого батька теж була деревлянкою! — несподiвано вiдказав Святослав, помiркував та чесно додав: — Вона таки ходила у походи. Але ж ти — не багатирка, а всього лише десятирiчне хвастливе дiвча!
— Я – Велика княгиня Древлянська та Київська Малфреда! – несподівано для себе злостиво, як кілька годин тому й Святослав, відказала Дубравка. – А ти – зайда, хоч й чоловік мені! Не я за тебе йшла! – вона кричала все голосніше. — І якщо не захочу – прокричу на увесь білий світ, що ти мені немилий – та й піду! – її вже били дрижаки, коси розкуйовдилися, личко розпашіло. – Піду!!!
Луканя вжахнувся почутого, підбіг до Дубравки, вхопив її на руки та затулив рота.
А вона страшенно пручалася та кричала все голосніше, зовсім втративши тяму:
— Я не хочу тебе! Піду! Піду! Й заберу собі своє князівство! Бо воно моє! І Київ – древлянський! Мій Київ, мій… мій…
