Стерва

Что ревность нам, — всего лишь страсти яд,
В твоих страданиях — лишь зыбкая утеха.
Когда ж в любви ты не найдешь успеха,
Тогда и горьким чувствам будешь рад!
***

Сколько раз Грегор давал себе слово не заводиться с пол-оборота!
И, все равно, стоит ему остаться с ней наедине, как его тут же начинает «нести по кочкам». Вот и сегодня, после очередного скандала, он заперся в своей комнате, и, слушая шуршание шин за окном, начал вспоминать…

…Как славно все у них тогда начиналось! Что же случилось потом, где, в чем он ошибся? Может быть, когда-то обидел, был невнимателен к ней?
Или дал повод для подозрений в неверности?
Да вроде нет, — он был все эти годы примерным семьянином. Вот только иногда засиживался допоздна с коллегами по бизнесу, да несколько раз сходил с «нужными» людьми в ресторан.
Бывало, правда: иногда: приходил с работы уставший, не до молодой жены ему было.
Так понять должна была бы, вроде уже не маленькая!
…В семейной жизни часто бывает так: сегодня ты не можешь, завтра она не хочет, а послезавтра, – все у них «О-кей»!

…Сколько лет тянется эта вялотекущая шизофрения их сегодняшних отношений?
Когда же это началось, когда, вдруг, пробежала между ними зловещая трещина?

…Была зима, и в тот злополучный день он был занят до шести, а потом отмечали с коллегами чей-то день рождения, ну, и как водится, немного выпили.
Позже он ехал на метро, шел от станции по уже пустым и темным улицам, хотя было еще не поздно, что-то около восьми.

…Вот и их дом, нужно было только войти во двор, и, пройдя его насквозь, повернуть к своему парадному…
Как все было просто: зайти во двор, пройти те пятьдесят шагов, что отделяли его от парадного…
Пятьдесят шагов, и вся жизнь…
Он прошел только половину этого пути, и жизнь для него закончилась.
Он не погиб в физическом смысле этого слова, нет!
Просто он престал быть счастливым.

…В темном провале двора, рядом с садовой скамейкой, стояли двое: мужчина в куртке, и женщина в дубленке с накинутым на голову капюшоном. Они стояли так близко друг к другу, что Грегору даже показалось, что за секунду до того, как он поднял голову и посмотрел в их сторону, они целовались.
…Что привлекло тогда его внимание к этой парочке, Грегор не понимает до сих пор.
Он по инерции прошел еще несколько шагов по тротуару, потом повернулся и сделал еще один, последний шаг, перед тем как остановиться метрах в шести от них.
Женщина, заметив его, резко повернулась к нему спиной и пошла, — почти побежала прочь.
Немного помедлив, пошел за ней и тот, в куртке.

Недоуменно покачав головой, Грегор побрел к своему парадному.
Уже ступив на ступени крыльца, он вдруг понял, что привлекло пару минут назад его внимание.
Женщина!
Да, несомненно, это была Она!
Та же длинная, почти до пят, дубленка, тот же перестук каблуков, который он мог отличить от сотни подобных.
…Но как же так, как такое могло произойти?

Машинально вставив ключ, Грегор повернул его в замке и открыл дверь своей квартиры. Так и есть, — на вешалке пусто, значит, Её еще нет.
Тихо закрыв за собой дверь, он стал спускаться вниз по лестнице.
«Что делать, когда он найдет Их?», — думал Грегор.

…Что-то ужасное поднялось тогда в нем, — обида, злость, ревность, — все перемешалось в его душе!
Грегору стало трудно дышать, и, стараясь облегчить накатившийся приступ удушья, он рванул на себе ворот рубахи так, что градом посыпались пуговицы, запрыгали по ступеням, белыми пятнышками мелькая в колодце лестничного пролета.
«Убью их, а потом, будь что будет», — как в бреду, повторял он, ничего не видя перед собой.

…Но что это?
Снова знакомые шаги, снова этот торопливый перестук каблуков!
С запрокинутым вверх лицом, по лестнице, ему навстречу, поднималась Она, и в тусклом свете лампочки, висящей над площадкой второго этажа, ее лицо казалось желтым, как у мертвеца.
Она старалась казаться спокойной, но глаза…
Ее выдавали глаза, — глаза нашкодившей сучки!

-Ты куда? – не поздоровавшись, и, явно встревожено, спросила Она.
-Прогуляться, — ответил Грегор, продолжая спускаться вниз.
Он поравнялся с ней, чувствуя, как деревенеют ноги, как прилипает к гортани язык, уже готовый сказать что-то обидное…
Шаг, еще один, и, превозмогая себя, он пошел вниз, не в силах более смотреть Ей в глаза…
Похоже, она пыталась задержать его, задавая какие-то вопросы, но что-то истеричное было в ее голосе, и он, не дослушав, ушел.

На улице Грегора встретили осевшие, недельной давности сугробы, простроченные желтыми метками собачьей мочи и одинокий фонарь, тусклый свет которого тщетно пытался пробиться сквозь подступивший мрак.
Порыв ветра, неожиданно рванувший полы его пальто, скользнул по его разгоряченному лицу и понесся дальше, поднимая с земли и крутя в бешеном вихре тысячи колючих кристалликов, бывших когда-то пушистыми и нежными снежинками.

…Черная лента тротуара со слюдяными пятнами замерзших лужиц, огромная, тревожная луна, всходящая над крышами домов…
Пусто…
Ни-ко-го…
Только чужие, равнодушные окна, подслеповато щурились на Грегора, словно спрашивая его: «ну что, дождался, сердешный»?!

«Ну почему тогда, во дворе, я не пошел следом за ними, почему не догнал и не заглянул под низко опущенный капюшон»? – спрашивал себя он.
Сделай он тогда это, — и не было бы стольких лет лжи, и червь сомнений и ревности не терзал бы его исстрадавшуюся душу.

…Конечно, Она потом твердила ему, — «Ты не прав, это была не я»! «Да ты ведь был пьян, Грегор»!
А тогда, утром следующего дня, переставляя с места на место обувь в прихожей, Грегор вдруг заметил, что один ее сапог лопнул чуть ниже щиколотки, — точно по шву.
И тогда его сомнения превратились в уверенность, — узкое голенище модного сапога не выдержало вчерашнего, когда она, не разбирая дороги, побежала прочь от него.

…В тот раз Грегор отступил, потерпев полное поражение, — как говорится, — «не пойман, – не вор»!

…Он слышал много рассуждений о загадочных свойствах женской души, об особой миссии лучшей половины человечества.
«Неужели все это так, да и лучшая ли это половина? – вдруг задал он тогда себе вопрос, —
ведь ни одно существо на Земле не смогло бы додуматься до того, до чего доходят эти подлые, самовлюбленные, самонадеянные, лживые существа! Играя на мужских чувствах, часто используя свои излюбленные, «женские» приемы, они упорно идут к своей цели – захватить, овладеть, использовать. И не важно, о чем идет речь, — о карьере или о любви, — они одинаково подлы как с мужчинами, так и с себе подобными! Когда на карту поставлено их благополучие, они с упорством танка преодолевают все попадающиеся на их пути препятствия, не останавливаясь ни перед чем», — так рассуждал Грегор, все чаще и чаще мысленно возвращаясь в тот зимний вечер.

«Жестоко устроена жизнь, — думал он, — она давно превратилась в конкурс, в котором победителю достаётся Женщина. Она ждет, она ищет себе не просто мужчину, а сильного, обеспеченного, успешного самца, — с дорогой машиной и «Ролексом» за пять тысяч долларов. Женщина хочет быть не «замужем», а «за мужем», за его могучей спиной! А если не все успешные, как тогда быть?»

-Бездарь! – кричала Она Грегору, — что ты сделал для меня хорошего в этой жизни?
«Действительно, что я сделал для нее хорошего? — словно извиняя её, спрашивал себя он, — не оказался богатым, не свозил на Канары, не подарил машину»…

И тогда Грегор понял: он Её ра-зо-ча-ро-вал…
Ей было двадцать три года, когда она вышла замуж за него, сорокалетнего.
Она была вчерашняя студентка, он был советский инженер.
Это был банальный, курортный роман.
Он, и молодая женщина, решившая «сбегать» замуж. Он, — последний романтик, она…
Он был ей тогда немного симпатичен, а еще, наверное, ей импонировало то обстоятельство, что он сходил с ума от любви, и прямо у неё на глазах!

…Когда закончился их отпуск, они вернулись каждый в свой город. Между ними было 750 километров пути, но, разве это преграда для влюбленного сердца?
Каждую пятницу, после работы, он садился в самолет Аэрофлота и летел к любимой, а в воскресенье, — возвращался к себе, чтобы всю следующую неделю мечтать о новой встрече.

«Что это было, умопомрачение или любовь? – спрашивал себя Грегор, и сам, тут же, отвечал, — это была Любовь!».

…Чем можно измерить чувство, пришедшее к нему так поздно?
Чем можно оправдать поступок, совершенный им ради такого призрачного понятия, как «счастье»?

…Тогда он был счастлив.
Он любил, и думал, что Она любит его тоже. И он, не колеблясь, сделал тот роковой шаг, и, тем самым, сжег за собою мосты, — перечеркнул свое прошлое, забыл своих друзей, ушел из своей прежней семьи…

…Врут сказки о рае в шалаше, и Грегор очень скоро это понял.
Однажды, упрекнув Её в том, что она не честна по отношению к нему, Грегор услышал в ответ:
-Я жалею о том, что раньше слишком мало изменяла тебе!

Вот так.
«Слишком мало»…

От автора

Я давно знаю Грегора, он мне, — как брат.
Переселившись в Германию, он думал, что новая обстановка, иная жизнь, каким-то образом повлияет на ход событий, и ему удастся уладить свои взаимоотношения с женой.
«Ну, перебесится, передумает. Да и дети у нас хорошие растут, вон ведь, уже на голову выше папки вымахали! — рассуждал он длинными, мучительными вечерами, укладываясь спать на диване в гостиной.
Однако шло время, и ничего не менялось.
Всегда чем-то недовольная, она окончательно замкнулась в себе, лишь изредка давая Грегору понять, что он имеет еще один маленький шанс.
Окрыленный Грегор, в такие моменты готов был сделать все для своей половины, но….

…Коллеги Грегора, рабочие парни с небольшого завода в предместье Франкфурта, видя, как он изводится, посмеивались над ним.
«Да разберись ты с ней», — советовали они ему.

А Грегор не может «разобраться», — поднять на Неё руку.
Горько.
Горько и одиноко Грегору.
И страшно остаться ему одному, в пустой, холодной, холостяцкой квартире, без жены, без детей, — без семьи…

Наверное, он слабый человек, этот Грегор.
А может быть, он все ещё любит эту подлую, лживую, прекрасную дрянь?