Потому что нельзя быть на свете красивой такой!

Василиса жила по соседству с колдуньей старушкой.
Красота Василисы карге не давала покоя!
И решила она превратить Василису в лягушку,
Потому что нельзя быть на свете красивой такою!

Не ждала Василиса дурного в судьбе поворота.
Бабка ночью над ней заклинанья шепнула слова
И на утро проснулась она посерёдке болота.
На себя в воду глянула — «Мать твою! Что за…ква-ква?!»

Постоянный сквозняк, комарами набитое пузо —
Жизнь болотная «красную девицу» сделала злою.
Как-то раз еле лапки она унесла от француза,
А потом чей-то сын чуть совсем не угробил стрелою.

Этот сын как узрел, что упала стрела на лягушку,
Сел на пень и немедля достал из-за пазухи фляжку.
Взбил волосья дрожащей рукой на кудрявой макушке
И в себя опрокинул пол-литра отменнейшей бражки,

А потом (не ждала Василиса и тут поворота)
Отловил он её, завернул в белоснежный платочек,
Посадил в свой карман и страдая хмельною икотой,
Прочь отправился он от унылых болотистых кочек.

Пока тело нетвёрдо шагало на автопилоте,
Вася времени даром в кармане большом не теряла,
А, усевшись удобненько на сторублевой банкноте,
Документы спасителя тихо она проверяла.

Тело (как оказалось, царевича!) что-то невнятно,
Но упорно бубнило дорогой про горькое лихо…
Старший брат, мол, стрелою прошил зад боярышне статной.
Средний стрЕльнув,
пришпилил кокошником к стенке купчиху.

«Все как люди! И каждый сумел подстрелить себе бабу.
Нынче женятся (после такого нельзя не жениться!)
Я ж, дурак горемычный, в невестки несу бате жабу.
Нате, батя, аквариум — чаще меняйте водицу!»

Вася, слушая царский бубнёж, только диву давалась,
Это ж надо додуматься — бить по невестам из лука?!
Но на этом, увы, размышление Васи прервАлось,
Потому что царевич в карман запустил свою руку…

Вылезай, мол, приехали! Ссажена с царской ладошки,
Вася царские стала разглядывать апартаменты.
Жаль, недолго — у царской, дремавшей поблизости, кошки,
Головой прямо в пасти она оказалась моментом…

Но Царевич, хотя прибывал несомненно под мухой,
Покушенье пресек — кошка Мурка с лихвой поплатилась
За инстинкт свой охотничий крепко отодранным ухом…
Василиса же в царского сына мгновенно влюбилась!

Ввечеру царский сын снова с горя схватился за бражку,
Но, представьте себе, не успел даже тяпнуть чекушку,
Как кондратий едва не хватил с перепугу бедняжку —
С человеческой речью к нему обратилась лягушка!

«Спать ложись, милый Ваня!» — лягушка ему заявила.
Не кручинься, мол, утро — оно завсегда мудренее!
И на ужин себе комаров языком (!) наловила…
«Перебрал, видно, я… и мерещится, блин, ахинея…» —

Так подумал Иван, головою ложась на подушку.
«Только белой горячки мне бедному недоставало…»
Лишь уснул, как к нему (скок-поскок) подскочила лягушка
И в хмельные уста Ваню милого поцеловала…

Ночью Ване, естественно, снились одни только жабы —
Разноцветные (разной, видать, лягушачьей породы)
Хором песни народные пели они, словно бабы…
В сарафанах вкруг Вани водили они хороводы…

Заметался Иван, застонал и скорее проснулся.
Захотелось сердешному выпить…студёной водицы.
Ковш решил он нащупать впотьмах, но рукою уткнулся
В грудь (?) высокую (!) рядышком с ним почивавшей… девицы!

Вот тогда то и стало Ванюше действительно страшно!
Василису за грудь вновь пощупав дрожащей рукою,
Чиркнув спичкой, зажёг он огарок от свечки вчерашней
И подумал — Нельзя быть на свете красивой такою…

Скоро… Скоро конец… (чую смутно — читатели рады!)
Царь собрал сыновей, те невест привели на пирушку —
Старший сын вёл боярскую дочку (с простреленным задом),
Средний сын вёл купчиху (картавую, всю в конопушках)

А потом… (иль замешкавшись, иль выжидая момента)
Василису ввёл Ваня, страдая похмельной башкою…

Царь, её увидав, не придумал умней комплимента —

«Дорогая невестка, нельзя быть красивой такою!»