— А все – таки, с чудинкой была старуха, царство ей небесное, — промямлил Генка толстыми губами и поворошил кривой палкой серединку догорающего костерка.
— Да, — вздохнул Денис, — хорошо тут, у вас.
Закуски было еще полным полно, а выпитая водка совсем не веселила мужиков, как ей было положено, а только хватала за душу и больно сжимала что – то застрявшее возле сердечной кромки.
Денису хотелось то ли протяжно завыть про бурлаков и ухнуть еще по полному стакану, то ли поплакать навзрыд, как плакал он когда – то в далеком детстве, на этом же самом берегу реки Верблюд.
— К сожалению, многие русские совсем не знают своих героев, — говорила бабушка ему, семилетнему Денису, когда они спускались с пригорка, — незаслуженно забыты Кольцов, Некрасов, Циолковский, даже Чайковский. Да, что там говорить о смертных, если мы Господа позабыли.
— А твое любое стихотворение кто написал? – Спрашивал Денис бабушку, поглядывая на скачущего вокруг «тарзанки» Генку, и легонько высвобождая свою руку из крепкой старушечьей ладони.
— О, это Борис Пастернак. Вот, послушай. Воспоминания о полувеке пронесшейся грозой уходят вспять. Столетье вышло из опеки. Пора дорогу будущему дать.
— Ба, а можно мне с «тарзанки» прыгнуть?
— Это развлечение для невежественных людей, которые не стыдятся привязывать веревку к стволу дерева и упражняться в бессмыслице, растирая бессловесную кору. Мы с тобой войдем в реку, как воспитанные люди, не разбрызгивая воду на окружающих и не распугивая мелких рыбешек.
Бабушкино пребывание на реке всегда сопровождалось целым ритуалом, в котором Денис, помимо своей воли, вынужден был принимать активное участие.
— Сейчас мы немного адаптируемся, потом войдем в воду, — говорила старушка внуку и, как обычно, покрывала седой пучок волос ситцевой косынкой.
Маленький Денис старался послушно адаптироваться, стоя босыми ногами, вот тут, на теплой траве, и все еще посматривал в сторону «тарзанки», твердо обещая себе спрыгнуть с нее в реку, как только вырастит, и будет плавать сам, без бабы Оли.
— Теперь, пойдем к воде, — приглашала бабушка Дениса и бодро шагала вперед.
Она входила в воду, приподняв вверх суховатые руки с большими ладошками, и говорила внуку громко и с восторгом:
— Вглядись в ту сторону, откуда нахлынуло все то, что есть, что я когда – нибудь забуду. Борис Пастернак, между прочим.
Денису было немного стыдно за свою бабушку и за себя перед Генкой, когда один из пацанов, снующих вокруг «тарзанки», покрутил пальцем в центре своего виска и во весь голос сказал:
— Чокнутая пришла плавать с Недотепой.
Оставаться недотепой в глазах сверстников совсем не хотелось, тем более, что Денис уже ходил с бабушкой в бассейн на тренировки по плаванию и имел грамоту, как победитель соревнований «Дельфиненок 1985 года». Поэтому он, не мешкая больше ни секунды и не потакая бабе Оле, разбежался от самого пригорка и нырнул головой в мелководье, после чего заплакал навзрыд, больше от стыда, чем от боли.
С тех пор прошло ровно двадцать лет, и Денис стоял на том самом месте и тихо повторял:
— Столетье вышло из опеки. Пора дорогу будущему дать.
Говорил ли Денис о своем будущем или, действительно, думал о новом веке, сейчас невозможно было разобрать и ему самому, а только кружились неспешно над рекой слова Бориса Пастернака, и вспоминалась бабушка Оля с приподнятыми вверх суховатыми руками.
— Я прыгну с «тарзанки», — обернулся Денис к Генке, словно бы и сейчас, спустя уже два десятка лет, он все еще ожидал Генкиного одобрения своим мальчишеским порывам.
— Ты че, Ден, рехнулся, ноябрь на дворе.
Денис быстро скинул куртку, попрыгал чуточку в тонком свитере, чтоб адаптироваться, потом снял с себя все остальное и, не успевая подумать о том, что ступает босыми ногами по подмороженной траве, ухватил рукой деревяшку, раскачался в воздухе и рухнул с головой в воду.
— Ну, ты даешь, — привстал Генка от увиденного. – Герой.
— Ух, хорошо как, давай за мной, — уже плыл на спине Денис.
— Не, Недотеп, я пас Вам пловцам по херу, а мне последнюю ногу скрутит. Сам понимаешь, ранение у меня.
— Не ссы, старшина, будь мужиком – орал пьяный Денис, — я подстрахую.
— А че мне ссать, не такое видал, — вприпрыжку захромал Генка к веревке.
— Вглядись в ту сторону, откуда нахлынуло, все то, что есть, — кричал и плакал Денис, — что я когда – нибудь забуду.
— Кончай сопливиться, — подплыл к нему Генка, — хорошая была у тебя баба Оля, давай вылазить, а то на самолет опоздаешь.
— Ген, следи за могилкой, ладно, я на Пасху прилечу.
— Какой разговор, Ден. Я за бабкой Олей, как за родной, пригляжу. Будь спок.