Через замурзанный подземный переход народ бежит из метро и в метро. На выходе, вдоль лестниц, стоят длинные очереди прижавшихся к стенам продавцов всего — кофточек и цветов, котят и зелени, шампуней и мягких игрушек… Все бегут мимо, а они стоят.
Вдруг наверху, в проеме стеклянных дверей, замешательство: две старухи против хода толпы спускаются в переход. Одна — объемистая, на слоновьих распухших ногах, несет здоровый расхристанный аккордеон, который слабо постанывает в такт ее шагам. Вторая — серая сутулая мышка в большой серой шали — тащит изящных форм деревянный облезлый стул чуть ли не начала прошлого века. Толпа, смирившись, обтекает эту странную пару, спеша по своим делам. Серая мышка ставит стул на свободное пространство между двух лестниц, у стены. Толпа сюда не доходит, растекаясь на два потока в стремлении скорее выбраться наверх. Садясь, старуха с аккордеоном своим распухшим нездоровым телом, одетым в коричневое затерханное пальто, до скрипа придавливает стул. Она с трудом устраивает на коленях аккордеон, широко расставив толстые ноги в простых чулках и полуразвалившихся резиновых опорках, подвязанных веревочками. Серая мышка, чуть выступив вперед, кладет на пол шляпу и, постаравшись максимально выпрямить свое сутулое тело, складывает руки на груди. Старуха с аккордеоном, растянув меха, извлекает пронзительно-фальшивые звуки знакомой с детства бодрой мелодии. Серая мышка старческим дребезжащим голосом чисто и старательно начинает выпевать слова, чуть задыхаясь и срываясь на высоких нотах.
Толпа замирает на секунду. Душераздирающая какафония звуков и вид этих старух рвут сердце в клочья, вызывая чувство ужаса. Это не песня, это предсмертный стон и вой загнанного существа, акт отчаяния. Люди пониже опускают головы и, сторонясь старух, бегут наверх, на улицу, прочь от этого ужаса. И вот среди толпы вокруг старух образуется пустота. С отчаянной решимостью они пытаются поймать хоть чей-то прямой взгляд. И ловят его. Милиционер «при исполнении» пересекает границу окружающей их пустоты и требует прекратить это безобразие, строго объясняя, что «не положено»… Им не положено бередить наше спокойствие.
Вой обрывается. Понурые старухи со своим имуществом бредут наверх, тяжело поднимаясь по ступенькам. Вот они протиснулись в стеклянные двери и исчезли.
С глаз долой — из седца вон…

Через замурзанный подземный переход народ бежит из метро и в метро. На выходе, вдоль лестниц, стоят длинные очереди прижавшихся к стенам продавцов всего — кофточек и цветов, котят и зелени, шампуней и мягких игрушек… Все бегут мимо, а они стоят.
Вдруг наверху, в проеме стеклянных дверей, замешательство: две старухи против хода толпы спускаются в переход. Одна — объемистая, на слоновьих распухших ногах, несет здоровый расхристанный аккордеон, который слабо постанывает в такт ее шагам. Вторая — серая сутулая мышка в большой серой шали — тащит изящных форм деревянный облезлый стул чуть ли не начала прошлого века. Толпа, смирившись, обтекает эту странную пару, спеша по своим делам. Серая мышка ставит стул на свободное пространство между двух лестниц, у стены. Толпа сюда не доходит, растекаясь на два потока в стремлении скорее выбраться наверх. Садясь, старуха с аккордеоном своим распухшим нездоровым телом, одетым в коричневое затерханное пальто, до скрипа придавливает стул. Она с трудом устраивает на коленях аккордеон, широко расставив толстые ноги в простых чулках и полуразвалившихся резиновых опорках, подвязанных веревочками. Серая мышка, чуть выступив вперед, кладет на пол шляпу и, постаравшись максимально выпрямить свое сутулое тело, складывает руки на груди. Старуха с аккордеоном, растянув меха, извлекает пронзительно-фальшивые звуки знакомой с детства бодрой мелодии. Серая мышка старческим дребезжащим голосом чисто и старательно начинает выпевать слова, чуть задыхаясь и срываясь на высоких нотах.
Толпа замирает на секунду. Душераздирающая какафония звуков и вид этих старух рвут сердце в клочья, вызывая чувство ужаса. Это не песня, это предсмертный стон и вой загнанного существа, акт отчаяния. Люди пониже опускают головы и, сторонясь старух, бегут наверх, на улицу, прочь от этого ужаса. И вот среди толпы вокруг старух образуется пустота. С отчаянной решимостью они пытаются поймать хоть чей-то прямой взгляд. И ловят его. Милиционер «при исполнении» пересекает границу окружающей их пустоты и требует прекратить это безобразие, строго объясняя, что «не положено»… Им не положено бередить наше спокойствие.
Вой обрывается. Понурые старухи со своим имуществом бредут наверх, тяжело поднимаясь по ступенькам. Вот они протиснулись в стеклянные двери и исчезли.
С глаз долой — из седца вон…

Через замурзанный подземный переход народ бежит из метро и в метро. На выходе, вдоль лестниц, стоят длинные очереди прижавшихся к стенам продавцов всего — кофточек и цветов, котят и зелени, шампуней и мягких игрушек… Все бегут мимо, а они стоят.
Вдруг наверху, в проеме стеклянных дверей, замешательство: две старухи против хода толпы спускаются в переход. Одна — объемистая, на слоновьих распухших ногах, несет здоровый расхристанный аккордеон, который слабо постанывает в такт ее шагам. Вторая — серая сутулая мышка в большой серой шали — тащит изящных форм деревянный облезлый стул чуть ли не начала прошлого века. Толпа, смирившись, обтекает эту странную пару, спеша по своим делам. Серая мышка ставит стул на свободное пространство между двух лестниц, у стены. Толпа сюда не доходит, растекаясь на два потока в стремлении скорее выбраться наверх. Садясь, старуха с аккордеоном своим распухшим нездоровым телом, одетым в коричневое затерханное пальто, до скрипа придавливает стул. Она с трудом устраивает на коленях аккордеон, широко расставив толстые ноги в простых чулках и полуразвалившихся резиновых опорках, подвязанных веревочками. Серая мышка, чуть выступив вперед, кладет на пол шляпу и, постаравшись максимально выпрямить свое сутулое тело, складывает руки на груди. Старуха с аккордеоном, растянув меха, извлекает пронзительно-фальшивые звуки знакомой с детства бодрой мелодии. Серая мышка старческим дребезжащим голосом чисто и старательно начинает выпевать слова, чуть задыхаясь и срываясь на высоких нотах.
Толпа замирает на секунду. Душераздирающая какафония звуков и вид этих старух рвут сердце в клочья, вызывая чувство ужаса. Это не песня, это предсмертный стон и вой загнанного существа, акт отчаяния. Люди пониже опускают головы и, сторонясь старух, бегут наверх, на улицу, прочь от этого ужаса. И вот среди толпы вокруг старух образуется пустота. С отчаянной решимостью они пытаются поймать хоть чей-то прямой взгляд. И ловят его. Милиционер «при исполнении» пересекает границу окружающей их пустоты и требует прекратить это безобразие, строго объясняя, что «не положено»… Им не положено бередить наше спокойствие.
Вой обрывается. Понурые старухи со своим имуществом бредут наверх, тяжело поднимаясь по ступенькам. Вот они протиснулись в стеклянные двери и исчезли.
С глаз долой — из седца вон…