Там короче: один дрыщ другому тыдыщ, он кароче в ауте и раз… начинаем свой рассказ… мелкий уже вылез.. ну его кароче хотели ночью в сочи…. та выжил, паскуда
Ну, короче, побирался по помойкам, никому не нужен — весь голодный, холодный, на мир обиженный — научился драться, себя защищать, перед пацанами мазу держать
Подрос перец, всех чурался, со взрослыми не знавался, на мир обижен – никому не нужен.
Зато нюхал конкретно, даже то, что нюхать вредно, а сам не вонял, хотя образ жизни к этому располагал.
Запахи его с ума сводили, делали просто урода конкретным дебилом. Настолько они его припарили, что выдержать это мог он едва ли. Убежал он от общества в поисках персонального одиночества. Чем дальше от людей удалялся, тем свободней дышал и сильней расслаблялся.
Начал он в одиночестве по пещерам прятаться, забыл свое отчество, забыл свое имя, хотя звали его Гриня. Жил вне общества, жрал что ни попадя, не мылся, не брился, в бомжа превратился.
Наконец и туда пришло общество, нарушив своими запахами его одиночество. Он завыл как раненый зверь: что мне делать по жизни теперь? Везде воняет, каждый запах к суициду располагает. Вернулся он к людям – делать нечего: всюду запахи — дело к вечеру. Если везде воняет, то не пофиг ли, где Парфюмер прозябает?
Однажды, гуляя по тауну, как и подобает типичному дауну: ничего не делая, нюхая розы белые, услышал он чудесный запах и аж весь затрясся, нах. Запах шел из-за забора, но такой, шо в зобу дыханье сперло. Вообщем, там девчонка одна страдала: потела, воняла, Парфюмера привлекала. Девчонка сама ничо — «все дела» в порядке, в руках портфель и две тетрадки, но на он фигуру внимания не обращал, он от запаха приторчал.
Короче, решил он девчонку порешить, запах в бутылке сохранить.
Пока суть да дело, задушил девчонку первую он несмело. Знаете, так бывает – первое преступление: в душе волнение, в руках тремор, в голове гемор. Что делать, как быть, как улики сокрыть? Но нашему все пофиг – убил и убил, главное, что запах ее сохранил. По-любому, девчонка в сознании не стала бы делиться с ним своим обонянием, предлагать свой запах, сказала бы: иди ты на х.й.
Он ее на куски покромсал, кастрюлю нафаршировал, долго варил, перчил, солил, на вкус не пробовал, через неделю запах готовый был. Запах в бутылку — девчонку в утильку.
Такая тема с ним начала периодически проскакивать — начал он девчонок раскатывать: запчасти варил, запах синтезировал — в бутылки разливал, на феромоны оргазмировал.
В общем, в выходные маньячил, в будни подмастерьем работал мальчик: теорию изучал, духи изобретал, на бабки пофиг — искуства для, вот такая вот петрушка, б.я.
Потом серьезный стал перец — за душой ни гроша, зато знаний до шиша, девчонки по бутылкам, бабки по копилкам, сам в поисках — чтобы еще такое понюхать, чтобы конкретно тему втюхать
В общем, изобрел он самый крутой запах, от которого все валяются в экстазе, до последней заразы. Но для полного запаха не хватало еще одной красотульки в его адской кастрюльке.
Девчонку он ту нашел, обманом ее выкрал — ножиком ее выкроил, сделал полуфабрикат и был от этого рад.
И наконец запах стал конкретным, всех ввергающим в экстаз, не исключая пресловутых зараз.
Но на него давно зуб точили, преступления все раскрыли — не было только улик, чтобы сделать ему кирдык.
Когда убивал последнюю девчонку, то он делал это потихоньку, под покровом ночи, чтобы никто не сказал ему: «Короче, чувак, ты попал — я про все твои подставы узнал, про то, что ты девчонок не уважаешь, на ферменты их разлагаешь»
Но где-то эта сука подставилась, что-то ментам не понравилось. Повязали нашего парфюмера, чтобы знал он, зараза, меру. Ну убил одну, ну убил другую, но зачем же так массово их атакуешь?
В общем, на суд он пришел уже конкретно повязанный, все его порвать хотели по разному: там родители, учители и прочие вредители
Но он хитрым стал, зараза, побрызгал на себя своего экстаза — все вокруг запахом надышались, от обвинений отказались. Сам отец последней убитой девчонки что-то промямлил в сторонке: «Ну, сынок, такая тема — зря короче судья так все сделал. Ты ни в чем не виноват конкретно — будешь мне сыном наверно».
В общем, его подчистую оправдали, обвинения все на себя взяли. Парфюмера из зала суда прогнали, на прощанье сказали: ты наш бог, нам на все пох. Можешь убивать повсеместно, главное — воняй прелестно.
А ему, короче, все пофиг: в натуре животное. Он даже не осознавал, насколько крепко он до этого попал. И после освобождения он не чувствовал ни досады, ни угрызения.
Он взял на себя весь пузырек и растряс: провонялся запахом этим, лоботряс
Вышел на улицу безмерно кайфуя, а там толпа. А толпа в а.уе!
Толпа ничо понять не может — запах с ума сводит, на бесчинства располагает, парфюмера к рукам прибирает.
Вообщем порвали его весьма прочно: каждый хотел парфюмера кусочек.
Мораль книги такая: не фиг экспериментировать, криминально оргазмировать. Каждому овощу — свое время, за каждую подставу топором в темя (с) juriy
