В (ЕСЛИ БЫ НЕ ПРЕДЛОГ)

Я уже и не помню, сколько времени живу здесь, расталкивая локотками покалывающие буковки, вдыхая аромат трассирующих волн, занесённый при перелистывании с другой, испачканной вишнёвым вареньем, страницы. Слышу стук каблучков за бесполезным словом «дверь». Протягиваю руку к слову «любовь», но оно странным образом съёживается, раздваиваясь, отпрыгивает на следующую строчку и начинает ехидно смеяться:
— Лю-лю-лю-бо-бо-бо!
Недавно, рассматривая своё отражение в дрожащем слове «зеркало», я понял, что она посмеялась надо мной. Она, вечно пишущая о смерти, наделила меня нескончаемой улыбкой и вздёрнутым носом.
Мне показалось, что слово «тишина» внезапно исчезло, оставляя в пространстве тряпичное бульканье. Я обернулся на слово «шёпот», шелестящее в дальнем углу. Из-за слова «вечная» вынырнуло странное слово «память». Слово «холодок» мгновенно расположилось рядом со мной, чуть ли не придавив к загнутому краю страницы. Я помню, она никогда не пользовалась закладками. Закладки — это когда знаешь, куда тебе возвращаться.

— Вообще-то я не курю. Позволяю себе пару раз затянуться, когда нервничаю, только чтобы окончательно не выйти из себя. Ну, ты понимаешь, чтобы не свихнуться…
— Понимаю. За эти пятнадцать минут ты выкуриваешь уже третью сигарету. Выходит, что нервозность — это твоё обычное состояние.
Она натянуто улыбнулась.
Если бы я тогда знал, что для знакомства с ней — достаточно протянуть зажженную зажигалку, кивая, выслушать пару-тройку негативных реплик в адрес её толстеющего мужа и, закатив глаза, процитировать сушёные гербарием стихи из её последнего шестидесятистраничного сборника. Всё равно ничего бы не изменил.

Мимо проходили слова, слова, слова: «люди», «люди», «люди»… Сквозь слово «окно» залетел жёлтый, казалось, слегка подкрашенной кровью, кленовый лист, почему-то ассоциированный с письмом. Не уверен, что быстрая смена времён года мне была на пользу. Я только что стоял, чуть ли не с головы до ног обмотавшийся вязаным шарфом и считал осенние звёзды в слове «созвездие», и вдруг, чихая, стал сдувать слова «парашютики» с бледного одуванчика. А вокруг — ничего, кроме травы и неба — сине-зелёное НИЧЕГО…
Мир, в котором тебя тошнит от слов «клубника» и «грейпфрут», начинает казаться скользким, сырым, то есть откровенно неконтролируемым, ещё до того, как твоих губ коснется слово, сладкое слово «поцелуй». И только тогда ты с лёгкостью медленно опускающегося пёрышка принимаешь все правила этой бесконечно-фонтанирующей фантазиями игры — растягиваешь рот до ушей и вздёргиваешь не единожды сломанный греческий нос.

— Тоскливо. Хочется… как там в той древней песне: жить, шить сарафаны и платья из ситца…
Наверное, я должен был спросить:
«Вы полагаете, будет носиться?»
Но я промолчал. Я молчал и смотрел на ней сквозь дым, плавающий в полусогнутых ладошках. Она лежала на животе, закутавшись в простыню с нарисованными по краям зелёными цветами. Я молчал, чтобы не быть банальным до неприличия. Витиевато говорить — это как метко стрелять. Ужасно, что никто не слышит выстрела, но все вокруг ощущают покалывание шрапнели. А на обратной стороне чужой мишени восприятия — сплошное молоко. И только это поразительно, и только это поражение…

Бегать глазами по самой пыльной странице. Соскрести со слова «наша» букву «а». Оторвать с мясом от слова «беда» болтающуюся на краю ощущаемой бездны буковку «б». Высосать «о» из сломанного слова «предлог». Почесать «р» за ушами слова «разобрать». И откусить «т» от слова «тайнопись». И сложить из этих кричащих букв каеву «ВЕЧНОСТЬ».
«Сколько Вам взвесить граммов новой жизни?»
Я помню, что моя жизнь стала короче примерно на один метр семьдесят пять сантиметров, разумеется, вместе с каблуками. Я перестал звонить, она не знала, куда и как возвращаться; ведь только закладки ведут нас обратно.
Я уже и не помню, сколько времени живу здесь, грозя словом «пальчик» шаловливым словечкам, суетящимся вокруг меня и пытающимся стянуть с меня буквы. Но под буквами у меня ничего нет.
Я озираюсь на жужжащее слово «муха». Ловлю муху мягким словом «ладонь». Подношу ладонь к холодному слову «ухо». И слышу:
— Ж-ж-ж-и-и-знь!