Тропы скорби

Этот бред посвящается
ныне покойному Джо Смиту

Тропы скорби.

Бояться не мёртвых надо, а живых!!!!!!!!!!!!!
(кажется её звали Анькой 🙂 )

……………………………………………
…………………………………
……………………….
………………
……..
…

Есть близ Вуделпина замечательное кладбище, расстелившиеся в низинах живописного оврага, восточной стороной обрывающего пределы города. Первым, кто обрёл вечный покой в этих землях, оказался ничем не знаменитый фермер, подобно прочим разводивший свиней и вспахивающий землю – Джо Смит. Умер Джо в холодном Сентябре 1853 года, когда во время охоты подхватил нещадное воспаление лёгких. Имя фермера навсегда ушло в забвение для местных жителей, несмотря на то, что именно он предложил название новому городу, растущему на месте, где некогда жили индейцы. Только строгое каменное надгробие, поросшее мхом и трещинами, хранит его имя, аккуратно высеченное гробовщиком:

Под этим камнем покоится
Джо
Адамсон
Смит
Пусть земля ему будет пухом и да упокоит Господь его душу.

13.09.1853 г.

Бедного фермера схоронили в мокасинах и дубовом гробу. Хотя, даже будучи в бреду и предсмертной агонии, он твердил всем, кто собрался у его смертного одра, что обожает сосну и ненавидит дуб, и что было бы здорово, как клад лежать до Страшного Суда в «сосновом сундуке». Святой отец, Конер Браун, справил о Джо панихиду, самодовольно блистая красноречием. А после похорон фермера благополучно забыли, так больше о нём никогда и не вспоминая…
Отпевали покойного Джо в местной часовне Святой Девы Марии, которую он сам помогал строить (до его смерти здесь только венчали и справляли ежедневные мессы). Часовня стояла близ края оврага, и с колокольни открывался замечательный вид: строящийся Вуделпин на Западе и глубокий овраг на Востоке, с того края переходящий в сосновый лес.
От церкви в овраг вёл плавный спуск, по которому несли гроб…
Первая могила долго ещё была одинокой, однако, медленно и неуклонно население Вуделпинского кладбища росло, усеивая низину каменными крестами и надгробиями…
Когда умерла жена мэра Клайстона, он заказал на её могилу огромное изваяние в виде молящегося ангела. Возводя глаза к небу, ангел сжимал в правой, чуть протянутой руке, чётки… Он и по сей день стоит так, покрывшись зеленью, как медь.
До тех пор, как появился на кладбище ангел, никто из горожан не позволял себе подобной роскоши, однако очень скоро каменные изваяния вошли здесь в моду. За «молящимся ангелом», пришёл «скорбный ангел», оплакивающий юную леди, умершую в расцвете сил; где-то из под ветвей молодого клёна показался невысокий Иисус, сидящий на камне, затем ещё одно — «блаженный ангел…» В глубине кладбища, в тени дикой сирени, выросла ротонда, которую облюбовали молодые пары; затем кладбище было обнесено изгородью с чугунными прутьями и огромными воротами, в основание которых было высечено:

Кладбище Вуделпина
1853 г.

Холодная сентябрьская ночь поднимала редкий туман с дорог Вуделпина, и ветер, словно призрак, метался по улицам, разбрасывая листву и газеты. Скованный осенний тоской, он нигде не находил себя покоя. Ветви деревьев рвались в окно, стучали по стёклам бросая в комнату кривые тени. Было грустно и ничего не хотелось… даже спать…
Мери Джейн с завистью смотрела на младшего брата, спящего на соседней кровати. Кевин видел десятый сон, спокойно посасывая палец и иногда кому-то улыбаясь в своём детском сне. Ей же давно не снились сны.
В последний раз ей снился кошмар, и, не смотря на то, что было страшно его вспоминать, Джейн думала именно о нём, припоминая все подробности ночного ужаса. Неожиданно в глубине двора залаяла собака, и Джейн вздрогнула, когда в окно кто-то постучал.
— Кевин, — шепнула она. – Кевин, ты слышал?
Стук раздался снова, и Джейн замерла, чувствуя, что ей становится страшно. Она вспомнила фильм, который довелось смотреть на днях. Точно так же в дверь стучал убийца; когда хозяин посмотрел в глазок, он увидел только тьму нацеленного в его глаз дула пистолета. Вуделпин же славился беззакониям местной шпаны, до которой не было дело полиции.
— Что? – спросил Кевин, переворачиваясь на другой бок.
— Кевин, кто-то стучит в окно!
— Дай мне поспать! – пробубнил Кевин в подушку.
— Нет, я боюсь!
— Боже! Ты чокнутая, Мери! – сказал младший брат, откидывая занавеску.
По лицу Кевина пробежал свет фонарика, он зажмурился, привыкнув к темноте.
— Это твой дружок, Мери! А ты боялась…
Кевин плюхнулся в кровать, когда Джейн выглянула в окно. Она несказанно обрадовалась, увидев лицо своего одноклассника. Дик поманил её рукой.
— Сейчас… — сквозь стекло шепнула Джейн, оставив на нём след от дыхания, и Дик понял по её губам, что она выйдет.
Джейн принялась быстро одеваться, разбрасывая по стульям одежду.
— Ты не куда не пойдёшь! – копируя отца, вдруг сказал Кевин.
— Что значит, никуда не пойду? С каких это пор ты стал мною командовать?
— Я расскажу родителям!
— Но, Кевин…
Кевин ничего не ответил, только лукаво улыбнулся, со всей детской проницательностью, понимая, что сейчас Джейн готова на многое, лишь бы родители не узнали о её тайном похождении.
— Ладно… что я должна сделать? Я дам тебе доллар…
— Вау, доллар! ОК! Кевин спал и ничего не видел!
Джейн дала брату денег, зная, что он истратит их на комиксы, и, открыв окно, прыгнула в объятья Дика.
Они давно любили друг друга, с самого детства, но только сейчас эта тайная любовь стала вырастать во что-то большее. Сегодня Дик впервые пришёл к Джейн, но не с тем, что бы увидеть её…
Днём раньше он и его сосед Керри по кличке Скунс решили разыграть Джейн самым жестоким образом. Идея принадлежала Скунсу, однако Дик, даже не думая насколько это подло с его стороны, согласился. Ему предстояло уговорить Джейн отправиться с ним на кладбище, где, притаившись в ротонде их ждал Керри. Керри взял с собою покрывало с прорезями для глаз – ему предстояла роль призрака, обитающего на кладбище.
— Идём гулять, Джейн? – спросил Дик.
— Дик, ты с ума сошёл! Ты напугал меня! – она на секунду замолчала, решая идти ли с ним. – Куда, Дик?
— На кладбище, Джейн! Мы идём на кладбище.
Джейн округлила глаза, и в темноте они как-то странно блеснули.
— О, нет, Дик, куда угодно, но только не туда.
— Идём, идём – шепнул Дик и взял Джейн за руку.
— Нет, — она вырвала из его ладони руку. – Даже не уговаривай.
— Но Джейн, — застонал Дик. – Я умоляю тебя! Хочешь я на колени встану!
Дик встал на колени, чем вызвал не малое удовольствие Джейн. – Я на всё что угодно согласен.
В итоге Дику удалось сломить волю Джейн и она, согласилась идти на кладбище с одним условием – только за руку.
— Со мной не пропадёшь! – сказал Дик, когда они вышли со двора на пустую улицу города. – Что бы не случилось Джейн, я всегда буду с тобой!
Она улыбнулась ему – он улыбнулся ей, и потом, они шли через город только молча.
Было чертовски тихо. Изредка шуршала газета переворачиваемая ветром, и шуршала листва, бегающая вдоль тротуаров. В синим свете фонарей блестел мокрый асфальт, и где-то недалеко пробежала тень собаки, напугав Джейн.
Джейн думала о том, как неожиданно повернулись события этой ночи, не предвещающей ничего особенного. Дик же мечтал о том, как эффектно он с Керри разыграет её…
Они вышли к часовне Святой Девы Марии, чуть освещаемой далёким фонарём. Если бы не фонарь, на фоне чёрно-синего беззвёздного неба, она смотрелась бы как огромная тень, растущая из-под земли и увенчанная таким же чёрным крестом.
Ворота кладбища, как каменный исполины ограждали этот подлунный мир, от мира того – чёрного и глубоко, скрытого в овраге под кронами деревьев. Джейн смотрела за пределы ворот, как в чёрную дыру и невольно она задрожала. Казалось, что от туда кто-то смотрит на них…
— Не бойся Джейн, — сказал Дик, сам чувствуя неловкое волнение.
«Чёрт побери, как Керри шёл один сюда!» — подумал он, включая фонарик.
— Ну что, Джейн, идём?
— Подожди, Дик. Мне кажется…
— Идём! – он слегка сжал её за руку, и вместе они вступили в пределы, отведённые мёртвым, ступая вниз – в глубь оврага.
От поросших кустарником ворот вдоль кладбища вела редкая аллея, дальше нарушая ряды деревьев. По обеим сторонам застыли кресты и памятники могил. Дик осветил фонарём могилу своего дяди, и сейчас она казалась ему совсем иной, почти не знакомой, чем тогда, когда он навещал её со своей матерью.
Джейн молчала, оглядываясь по сторонам. Неожиданно, она вздрогнула, чувствуя, как Дик обнимает её за талию и касается губами шеи. Мурашки пробежали по спине Джейн и захватило дух — так это было неожиданно ощутить на себе лёгкий поцелую здесь — среди мрака, крестов и застывших очертаний ангелов. По ветвям шуршащих деревьев стекал лунный свет, и опадающие листья печально танцевали в нём, кружась и вальсируя. Чуть дальше он освещал аллею, а рядом мерцал в паутине, гирляндой повисшей с крыла молящегося ангела. Всё это было похоже на сказку, волшебную и чарующую, полную романтики и грёз…
— Дик, — прошептала она, — Дик, отстань.
— Не отстану… — так же тихо ответил он, горячо и страстно целуя Джейн.
Ей нравилось эта нежность, завораживающая, как магия, голова кружилась от захвативших душу чувств и она шептала:
— Что ты делаешь Дик… Ах, Дик… милый… мы же на кладбище…
Сейчас Дику было всё равно. Всё равно, что они на кладбище, что их поджидает Керри-Скунс в ротонде — он забыл обо всём…
— Я люблю тебя, — с дрожью в голосе сказал он…
— О, Дик, я тоже люблю тебя. Я давно…
Она не договорила, обняв его так, словно боялась, что он исчезнет, растает как призрак. Быть может сейчас он впервые поцеловал бы её в губы, если бы не…
— Господи, прости им срамный грех их…
Голос, послышавшийся где-то рядом, не напугал, скорее, удивил своей неожиданностью. Мери и Дик обернулись в его сторону, ища фонариком в темноте того, кто произнёс эти слова. Никого не было, тишина застыла на кладбище, таясь за каждой надгробной плитой…
— Боже, Дик, — прошептала Мери, схватившись за рукав парня. – Ты слышал?
Дик промолчал, он тешил себя мыслью, что то был Керри-Скунс, решивший разыграть их обоих, однако голос был явно не его.
— Идём к ротонде, — шепнул он, и тот час вновь услышал таинственный голос:
— Господи! прости нас грешных…
Дик дрогнул, ощущая накатывающий приступ холодного страха. Нет, это был точно не Керри-Скунс…
— Кто здесь?
В его словах послышалась явная дрожь и растерянность, но сейчас она выдавала трусость…
Мери успела подумать, что голос, который ей только что довелось слышать, похож на голос директора школы – мистера Баннермана, но тот час откинула эту нелепую мысль. Не будет же он в сам деле гонятся за двумя подростками тёмной ночью, да ещё по кладбищу?…
— Аллилуйя, братья и сестры! – теперь голос прозвучал далеко и слабо, но торжественно. Скорее всего, это был пастор, которому взбрело в голову молиться на кладбище… — Аллилуйя!
— Керри, это ты? – спросил Дик, не веря в свои слова.
В ответ прозвучала всё та же тишина, тронутая лишь стрекотанием сверчка.
— Господи, Дик… давай уйдём отсюда…
Ворота кладбища, освещаемые фонарём, светились в том конце аллеи, как спасение от этого ужаса, и Дик, взяв за руку Джейн, поспешно направился к ним, бегая фонарём по мёртвым могилам.
Неожиданно он дёрнул рукой, уронил фонарь и замер. В его до ужаса округлевших глазах напуганная Джейн разглядела бледный силуэт, на который таращился Дик, потеряв все мысли кроме одной:
«БЕЖАТЬ!»
— Да спасёт и помилует вас Господь, дети мои! — произнёс дух отца Брауна, в подобие фосфора светящийся в темноте. Он стоял на коленях у своей могилы, молитвенно сложив руки и возводя просящие глаза к небу, как каменный ангел с чётками…
Джейн неистово завизжала, увидев призрак отца Брауна, почившего более века назад. Дик рванулся бежать. Чёрт знает зачем, он ведомый страхом и ничего не соображая кинулся в глубь кладбища. За ним, спотыкаясь и падая, бежала Мери Джейн. Она кричала, что бы он остановился, но Дик и не думал об этом. Он сам не знал куда и зачем бежит, пока не упал на четвереньки. Не поднимаясь на ноги, он поспешно полз до высокой надгробной плиты, за которой и спрятался, переводя дыхание. К нему прыгнула Джейн – её руки тряслись, и в шоке она не могла сказать ни слова.
Дик пытался прийти в себя, его всё ещё трясло, как в лихорадке и, ворочая окаменевшим языком, он прошептал:
— Джейн… Джейн, это был призрак… это был настоящий призрак! Это не Скунс! Это призрак, Джейн…
Джейн не ответила, всё ещё не находя себя в этой спятившей ночи. Из-за страха всё казалось ей бессмысленным и не знакомым, в голове не было мыслей, словно её только что оглушили. Она чувствовала только сердце, до боли жгущие грудь.
Наконец, она перевела дыхание и, храня в голосе такую безнадежность, словно ей суждено быть жестоко убитой, тихо сказала:
— Мне страшно, Дик…
Дик не ответил, напряжённо вслушиваясь в каждый шорох.
Где-то шептал свои сны сверчок. Обтекая деревья, струился лунный свет с неба — всё было тихо и безмятежно, как в той явной и тихой сказке, которую так внезапно оборвал ужас…
Неясное бормотание послышалось где-то рядом…
— Ненавижу дуб! Ненавижу дуб! Ненавижу дуб!
Зловещий голос приближался… Даже при виде отца Брауна ни Дику, ни Джейн не было так страшно, как сейчас. Дик почувствовал, что не в силах даже бежать, что тело сковано, он чувствовал только адреналин, брызжущий в сердце.
— Сосна! Но дуб… дуб! Провались он ко всем чертям этот чёртов дуб! Тьфу!
Из ночи в ночь покойный Джо Смит прогуливался по кладбищу, протаптывая свою скорбную тропу, петляющую вдоль памятников и плит. Из года в год он повторял одно и тоже, из года в год он ворчал на «чёртов дуб», пока не застал за надгробной плитой «юных живчиков» (именно так назвал он Дика и Джейн, когда рассказывал о них Раненному Биллу).
Дух Джо показался из-за памятника… Сделав седьмой круг по кладбищу, он вернулся к своей могиле, дабы здесь, ругаясь на дуб и дыша холодным осенним воздухом, некогда сгубившем его тело, дождаться рассвета и растаять в нём, не замечая как…
Увидев Джо, Мери потеряла сознание, в конец добитое ужасом. Дик замер, бессмысленно вытаращив глаза…
«Живчики» весьма удивили мёртвого фермера, он замер, слегка подёргивая правой бровью. Один Бог знает, что творилось в этот момент в его эфирной голове.
— Щенок! – вдруг завопил Джо, исполнившись ярости. Охотничье ружью, висевшее на его плече в миг сорвалось и нацелилось на Дика.
— Твою мать! Что за чёртов дуб?
Дик не смог выговорить в ответ ни слова. Его джинсы стали стремительно темнеть, мокрое пятно позорно поползло по брючинам.
— Убью, гада чёртова! – выкрикнул Джо, готовясь нажать на курок.
Дик раскрыл рот, дабы неистово завизжать, повергая в трепет всю округу…
Тишину оврага в этот момент пронзил истошный, как вой, крик. Дик мог подумать, что кричит он сам, в этом не было не чего странного, в его положение. Однако то был Керри-Скунс, наткнувшийся на настоящего, живого, призрака в ротонде…
Краем глаза Дик приметил, как из соседней могилы, весело перебирая пальцами, показались бледные прозрачные руки не так давно умершей мисс Боренгтон. Так, словно бы она лежала в своей постели, мисс Боренгтон присела, пройдя половиной тела сквозь могилу. Она протяжно зевнула и, по-утреннему бодро растягиваясь, сказала:
— Ох-хо-хо-хо-хо-хох! – она огляделась по сторонам. – Ах, какая замечательная ночь, что за дивный воздух! Не правда ли, мистер Смит?
В её лицо пахнул ветерок, играя редкими и седыми, как паутина, волосами. Каждую ночь она просыпалась в одно и тоже время, встречая здесь Джо Смита. Она всегда говорила ему одни и те же слова, он всегда отвечал ей одно и тоже. Мисс Боренгтон и сейчас услышала бы эти слова, если бы не проклятые живчики, нарушившие извечный покой здешних мест.
— Молчи, дура чёртова! – словно медведь проревел Джо. – Ты же знаешь, я ненавижу дуб!
— Мистер Смит сегодня явно не в духе?
— Я всегда не в духе! Всегда не в духе! Будь всё проклято!
— Что же, вам не нравится эта дивная ночь?
— Ночь как ночь! Ночь как ночь! А я в дубовом ящике!
— Ой… бедный… — ответила мисс Боренгтон. – Мне стоит прогуляться – так неприятно затекли ноги… — Она встала и медленно пошла по своей тропе, чуть паря над могилами. Ветер раздувал её белую, как парус, сорочку, и это было чёртовски страшно!
— Иди иди… дура! – выругался Джо и сплюнул, в сторону Дика. Однако его на месте не было, только Джейн лежала на земле так, словно бы спокойна спала…
— Ууа! Чёртов живчик!
Дик бежал через кладбище к выходу. Он влезал на надгробные плиты и падал, он бежал и падал, не чувствуя боли. «Только бы убежать, только бы убежать» — думал он, чувствуя, как мокрые джинсы обжигают зад…
Он видел по сторонам других призраков, бродящих по кладбищу. Они светились во тьме, как фосфорические свечи, они здоровались друг с другом: кто-то вежливо, желая доброй ночи, кто-то грубо и матерно, очевидно натыкаясь на старых врагов.
— Чтоб ты сдох, Бобби!
— Сам не сдохни!
Когда Дик пробегал по тропе между рядом надгробных плит, он застал на своём пути юную леди, одетую в старомодное платье и изящную шляпку. В правой руки она держала раскрытый зонтик, в левой руке натянулся поводок, на своём конце не имеющий никого – он просто обрывался, уходя в никуда. Сжимая поводок, она держала маленький томик стихов, и пыталась читать его, поспевая за собакой, которой не было…
— Не тяни так, Дора… — сказала она.
Дик замер, и только сейчас девушка увидела его. Она подняла глаза, блеснув пенсне…
— Клавдий пришпорил лошадь, и она лягнула меня в грудь! – прошептал она, хватаясь за сердце. — Моё юное сердце разорвалось от боли! Не правда ли, это ужасно!……. – (пустой поводок потянул руку). – Дора, ради Бога, замри на мгновенье!
Дик попятился назад, чувствуя, как шевелятся на голове волосы. Не моргая, леди шла прямо на него…
— А где ваша возлюбленная? Я видела, как вы целовали её… это было прекрасно. Отец Браун, он…
Где-то рядом раздался крик – Джо явно нервничал…
— Щенок! Я найду тебя и выверну наизнанку!
— Ах, ах, ах! – кокетливо играя словами, сказала леди. – Этот зануда Смит… Держу пари он хочет убить вас. Что ж… я вас не видела.
Дик рванулся бежать сквозь мёртвую леди, когда услышал бешеный голос Джо за соседней надгробной плитой:
— Где он?
— Кто? — отозвался сиплый стон… — Никак на покойника наткнулся?
— Живчик! Где этот чёртов живчик?!
Джо одним прыжком махнул через препятствие, выпрыгнув прямо навстречу леди.
— Ах, мистер Смит, вы напугали меня! Идём, Дора, идём, пока нас с тобой не убили.
— Вон он! – выпалил Джо и, хромая на вывернутую некогда в стремени ногу, рванулся в след Дику. — Стой, щенок! – нацелив ружьё, он выстрелил, вспугнув спящих воронов.
Когда рассеялся дым выстрела, Дик пропал из виду. Почти добежав до ворот, он свернул и прыгнул в кусты, боясь, что фермер пристрелит его.
— Ты покойник! – закричал Джо, — я найду и убью тебя! Слышишь?!
Дик замер. Он инстинктивно вжимался в землю, боясь шевельнуться… Вряд ли фермер нашёл бы его здесь, но случилась совсем не предвиденная вещь…
Сквозь кусты к Дику потянулась эфирная рука, и тихий шёпот заставил трепещать каждую жилку. То был призрак Раненного Билла, вечно умирающего, вечно истекающего кровью солдата, сражённого свинцом во Вьетнаме.
— Дейв, — стон, как боль пробирающий насквозь. Рука дрожит, и в судороге дергаются пальцы. – Дейв, брат… не оставь меня… стой… стой… Пожалуйста… Дейв сделай что-нибудь…
Бледно-алая, призрачная кровь хлынула ручьём к ногам Дика. Он дрожал, и готов был закричать, едва ли сдерживая себя.
— Я обещал им, что не вернусь в цинке, Дейв. Хоть ты сделай что-нибудь… А-а-а, — Билл застонал, и лицо его сжалось в судороге. – Мне больно, Дейв… больно!
Сконфуженной рукой Билл попытался схватить за плечо Дика, но она прошла сквозь тело…
Дик закричал, вырываясь, из кустов как раз навстречу подоспевшему Джо.
— А! попался щенок! – Джо Смит нацелил своё ружьё на грудь Дика, застывшего от страха в подобие истукана. Он зажмурил глаза и ничего не успел подумать, как раздался выстрел, не разносящий своего эха за приделы кладбища.
Дик так и стоял, зажмурив глаза, но ничего не чувствуя, пока не услышал голос Джо.
— Слепая скотина! С двух шагов промазал!
Однако Джо не промазал. Призрачная, эфирная пуля прошла прямиком сквозь сердце Дика, попав в спину ползающего Билла, естественно ничего ему не сделав. Билл сам растаял, как и всякий раз, когда доползал до могилы Реддоллов. Здесь он произносил своё последние слово, сказанное при жизни – «больно», и в миг таял. Вновь оказываясь у изголовья своей могилы, он полз к Реддоллам, шепча всё то же «Дейв… Дейв…»
— А ну стой! – закричал Джо в след убегающему к воротам Дику, но, поняв что догонять его уже не имеет смысла прогремел на всё кладбище. — Беги! Беги, щенок и чтобы духу твоего здесь больше не было! Не ровен час получишь пулю в спину! – И Джо и медленно побрёл к своей могиле, к своему вечному приюту, дабы растаять в рассвете, не замечая как…
«Ненавижу дуб! Ненавижу чёртовых живчиков!» — ворчал он, — старый призрак – эфирное воплощение тоски и загробной боли.
ВОТ ТАКИЕ ВОТ ПИРОГИ С КОТЯТАМИ!
13/09/2006