Черновчане-1


Черновчане-1

Ян Черняк

Все знают ныне: был такой земляк,
Чьи подвиги не полностью раскрыли —
Разведчик божьей милостью Черняк –
Феномен, полиглот… Герой России…

В столице мрачный властвовал февраль…
Обычная московская больница…
— Ян Пинхусович, к вам пришли… Как жаль –
В беспамятстве… — Последняя страница

Великой неразгаданной судьбы:
Пришли к нему в палату генералы…
С отличьем победительной борьбы –
Звездой Героя… В вечные анналы

Разведчики запишут земляка…
Еще к 20-летию Победы
К Герою представляли Черняка,
Но вымарал Генсек… Обиды, беды

Еврейские – обычные дела…
Дождешься справедливости от хама?
Такая жизнь великая прошла
Стремительно, как шифротелеграмма…

Когда в году восьмидесятом ГРУ
На сборы пригласило офицеров
Спецназа, он пришелся ко двору…
Без званья, штатский, стоя под прицелом

Взыскательных, сурово-жестких глаз:
— Чем озадачишь, незнакомый старец?
— Об агентуре будет мой рассказ.
На тайны неприятеля позарясь,

Разведка ищет подступы к нему,
В его рядах ища своих агентов…
Как вербовать, кого и почему? –
Всем ясно: он один из резидентов

Сверхопытных – и знает, что почем…
И задавать ему вопросы можно
По сути лекций, но нельзя – о нем…
— Скажите, Ян Петрович, — осторожно,

Стесняясь: вдруг коллеги засмеют,
Встает с вопросом подполковник статный:
— Я про «Семнадцать…» Штирлица «… минут…»…
— «…Мгновений…»
— Пусть «…Мгновений»…! Непонятно:

Максим Максимыч мог бы наяву
Быть под личиной Штирлица в Берлине
При Шелленберге?… Званье назову:
Штандартенфюрер… Ведь кинокартине

Поверил ошарашенный народ… –
В седых усах – веселая улыбка:
— Разочарую, но картина врет:
Такое было невозможно… Шибко

Был бдителен фашистский аппарат.
Всех офицеров подвергал проверке
На сто рядов. Всех родичей подряд,
Включая тех, что в позапрошлом веке –

(Архивы-то у немцев – будь здоров –
Хранились в изумительном порядке)…
В РСХА – штандартенфюреров –
С пяток… В картине этой сплошь накладки:

Едва ли мог то звание носить
Функционер на должности героя,
Не мог он беззаботно заходить
В то здание весеннею порою:

Его американцы в январе
Разрушили с небес до основанья.
Не мог на «Хорьхе» ездить – полный бред:
Мог Шелленберг, а Штирлиц пусть при званье

Высоком – лишь на «Оппеле», причем
Знак номерной в три буквы не положен…
А юмор здесь не в этом заключен…
— А в чем?
— А в том, что вовсе и не должен

Максим Максимыч в службу проникать,
Где стопроцентный немец Вилли Леман
Нам взялся добровольно помогать…
Уж он-то был просеян и провеян,

Все фильтры и проверки проходя –
И был в доверье полном у фашистов…
Сюжет романа ловко городя,
Семенов ввел в иллюзию: мол, чисто

Документален был его рассказ.
Но мы-то с вами профессионалы –
И сказочки такие не про нас… —
…А правда, что о нем войдет в анналы,

Включает факт: родился в Черновцах,
Австро-венгерском городе, в апреле…
Двадцатый век во взрослых и мальцах
Растил надежды… Но уже кипели

Котлы всемирной злобы – и война
Варилась в них впервые мировая
На радость бесам — и пошла она
Брать жизнь людей, как язва моровая….

Евреям доставалось горше всех…
Главком российский их назвал в приказе
Врагами… Бесовство… Кровавый грех —
Погромы — православные в экстазе

Безудержно творили, в злобный раж
Впадая… Вот уж радовались бесы…
К чему тот гвоздь в рассказ вбиваем наш?
Не лучше ль, соблюдая политесы,

Как все, и нам стыдливо умолчать
О том, что стали жертвою погрома
Родители мальчишки – и взрастать
Пришлось в приюте – вне семьи и дома?

Штришки: отец из Чехии, а мать –
Из Венгрии была… И вот – погибли…
Крушить, калечить, разрушать, ломать –
Вот русский дух погромный… И могиле

Родителей погибших поклонясь,
Взяв в душу обжигающую правду —
(А в Черновцах румынский правил князь) —
Окончив школу, Янкель едет в Прагу…

Румынский антисемитизм ничем
Российского не краше и не мягче:
Еврей был и в Румынии никем,
А в Чехии, по счастью, все иначе…

И восемнадцати неполных лет
Ян стал студентом Пражской высшей школы
Технической – и притесненья нет…
И пришлый иностранец очень скоро

Студентом признан лучшим – и диплом
С отличьем черновчанину достался…
Понятно, парень чешским языком
Отлично овладел… Он оказался

Немыслимо способным к языкам:
Попутно он усвоил и венгерский –
(Румынский – в благодарность Черновцам) —
Иврит, словацкий, а еще – немецкий,

С которым и отправился в Берлин,
Где совершенствует образованье
В элитном политехе… Тот трамплин
Фундаментален… Воли и старанья,

Усердия ему не занимать…
Он лучшим и в немецком вузе признан…
Но что-нибудь пора предпринимать:
Он ясно видит – (будто кем-то призма

Волшебная подставлена ему) –
Что равновесье на последней грани…
Германия – как будто бы уму
Добавили отравы – о тиране

Мечтает – и фашизма трупный яд
Распостраняется со страшной силой…
Лишь коммунисты противостоят
Фашизму – от него несет могилой…

И Ян Черняк вступает в КПГ…
И Эдгара, что был из руководства,
С которым был на дружеской ноге…
Ян просит:
— Понимаешь, мне придется,

Закончив вуз, уехать в Бухарест…
Не можешь ли с румынским коммунистом
Свести меня в Берлине тет-а тет? —
Ответ был неожиданным и быстрым:

— С румынским – нет… Но я тебя сведу
С военным из Советского Союза…
Ты умный и предчувствуешь беду,
Переживаешь… Он тебя от груза

Душевного избавит… С ним найдешь
Твое в строю бойцов с фашизмом место…
— Ну, что – назначить встречу? Ты придешь?
— Приду! – И вот за столиком гаштета…

Свой кофе Эдгар медленно допил…
— Увы, друзья, я должен вас покинуть… —
За их столом и некто третий был…
— Я Матиас… Глаза в глаза…
— Отринуть

Тем у кого есть сердце и глаза,
Не удается страшную тревогу
За мир в Европе… ясно, что гроза
Над всеми вскоре грянет – и ей-Богу,

Вам лучше всех понятно, что беда
Грозит евреям жуткая сегодня…
Такая не грозила никогда…
Вы инженер – и можете свободно

Общаться на различных языках,
Вы – коммунист, еврей – и ваше место
В строю борцов с фашизмом… Что и как —
Позднее… Дайте знать из Бухареста… —

А там – на службу призван… Инженер
С дипломами из Праги и Берлина,
Не будь евреем – был бы офицер…
Еврея ждет казарма и рутина:

Муштра, дневальство… Как бы избежать?
Ведь служба рядовым подобна кляпу…
А он разведчик… На кого нажать?
Ну пункте призывном кому-то «в лапу»

«Зеленых» сунуть? Действует подход:
Чиновник призывной глазеет жадно
И доллары восторженно берет,
А Яна посылает на сержанта

Учиться… После писарем полка
Артиллерийского под Бухарестом
Сержанта посылают Черняка…
А писарю ведь все в полку известно,

А значит, все известно и Москве
О дислокации частей румынских,
Оружии, снабженцев воровстве
С баз оружейных, о гостях берлинских,

Технических новинках, обо всех
Новейших нефтескважинах Плоешти,
О дисциплине воинской… Помех
От сигуранцы нет… А в Бухаресте

Завел сержант влиятельных друзей.
Они ему охотно помогают,
Секреты выдавая без затей.
Есть те, что специально добывают

Доклады, самолетов чертежи,
Генштаба засекреченные планы…
— Добудем, все, что надо, лишь скажи… –
— Достаньте мне мобплан погранохраны…

Он в эйфории… До Москвы довел
Всю переписку тайную с Берлином…
Но вот ЧП опасное, прокол:
Провал связистки-девушки, но длинным

Она не отличалась языком.
Не выдала сержанта и под пыткой…
Урон тяжел – погибла… В горле ком…
Борьба… Ни в ком нет жалости избытка –

Ни в тех ни в наших…Отбоярив срок,
Из униформы выбрался румынской —
Шабаш, ла риведере! – За порог…
Язык английский новой стал отмычкой

К делам грядущим тайным… Но пока
Он связи восстанавливал в Берлине.
Обогащенный опытом слегка –
Он шеф сети разведчиков отныне.

Приходится по странам колесить
И заводить широкие знакомства –
И головы еврейсколй не сносить,
Коль при вербовке ошибется в ком-то…

Стекают разведданные в Москву
О вермахте, люфтваффе, кригсмарине…
Ян слушает досужую молву,
Просеивает сплетни, чтоб картине

Объемность и законченность придать…
Ян, между прочим, аналитик редкий…
— Опасность, Ян! Возможно, что предать
Готов агент, попавший контрразведке

Бельгийской в лапы… Требует Москва
Уехать срочно в Прагу, затаиться…
— А можно вместо Праги лучше к вам?
Давно зовет советская столица… –

— Резонно, — Приезжайте. Есть дела… –
…Румынский инженер заносит в пульман…
Два чемодана… Вслед в вагон вошла
Эсэсовцев команда, богохульно

Бесчинствуя, куражась, хохоча,
Над немцами в вагоне издеваясь…
— Союзник, руманешти? – Саранча
Фашистская, в вещах его копаясь,

Увидев паспорт, смяла инцидент…
И он – в Москве. Шпионская учеба.
На безопасность делают акцент:
Вербовка, контрслежка, самбо, чтобы

Не так-то было просто взять врасплох
Разведчика гестаповским уродам.
Ну, а в шифровке Янкель просто бог!
Придуманным им лично сложным кодом

Отныне донесенья шифровал…
Ему легки учебные нагрузки.
Раз прочитает – и запоминал
Страниц десяток… Кстати, и по-русски

Он быстро научился говорить…
С феноменальной памятью – нетрудно…
Год пролетел – и вновь пора торить
Тропинку в тыл врага, где жить подспудно,

Придется под личиной… Черняка
Ян Берзин принял…
— Знаю, будет трудно…
Для нас сверхважно, что издалека,
Где чуждо все, враждебно, неуютно,

Поможете одолевать врага…
Надеется на вас страна Советов…
Цена работы вашей велика.
Деталей больше, фактов и сюжетов,

Германских документов шлите нам…
— Мне думается?
— Что?
— Товарищ Берзин,
Показывает опыт, что врагам,
Фашистам, удалось германцев бесам,

Отдать, промыв им души и мозги…
Поэтому, я думаю, вернее
Из третьих стран работать, где враги
Не всех сломали…
— Что ж, спецу виднее –

Я вашу точку зрения приму.
Ее в письме мне изложите кратко —
И разрешаю выбрать самому
Страну, где вы начнете вашу схватку…

Румынский паспорт с визой СССР
Засвечен, но аналог в чемодане
Зашит… В отеле венском инженер
Его предъявит…
— После… Вы бы дали

Раздеться мне и разложить багаж.
Мой паспорт в багаже… Его я сходу
Не отыщу… Устроясь, в офис ваш
Спущусь и предъявлю его… В угоду

Порядку старый паспорт вмиг сожжен,
Аналог без советской визы вынут
И в офис для контроля занесен…
А далее в Париж дела закинут,

Но в консульстве французском бюрократ,
Куда за визой инженер явился,
Уперся рогом:
— Следует назад
В Берлин за визой ехать… Поделился

Черняк с ним энной суммой…
— Хорошо,
С условием, что вы вернетесь в Вену… –
Билет обратный куплен… С ним пришел
Ян к бюрократу… Не взлянув, степенно

Француз поставил в паспорте печать –
И ухмыльнулся… А у Яна марок
И франков нет – придется голодать,
Но он в Париж пробрался без помарок…

Пока еще нельзя назвать страну,
Где Ян Черняк держал резидентуру…
А впрочем. Он объездил не одну:
В Швейцарии, Голландии фактуру

Для важных разведсводок добывал…
Он в ту страну непросто выбирался
Через границы, паспорта менял…
Черняк в дороге так поиздержался,

Что голодать нешуточно пришлось…
Но в той стране жил Янов родич дальний…
— Не может быть! Какой приехал гость!… —
Так начинался тот феноменальный

Одиннадцатилетний марафон
Разведсети, тот несравненный подвиг…
Ян для страны ценней, чем батальон,
Чем полк солдат в сраженье против подлых

Фашистских мерзких нелюдей, врагов…
Центр приказал в Париже стать студентом,
А денег не дают – и из долгов
Не может выйти Ян… Нельзя агентам

Без денег… Но какой-то чин в Москве
Решил поэкономить на еврее –
Заскок в антисемитской голове…
Долги, долги… Ну шлите же скорее!

Ян обучает разным языкам,
Выигрывает в шахматы за деньги…
Москва, где деньги? Госчиновный хам
Сбивает с ног, хоть встань на четвереньки

И вой… А тут в Париж вошли враги…
Ян успевает перебраться в Цюрих…
Безденежье… Но Яновы мозги
Работают… Вербует белокурых

Арийцев из элиты… И Берлин
Уже его агентами напичкан…
Пословица внушает, что один
Не воин… Но, чирикая, как птичка,

Морзянка отсылает весть в Москву,
О том, что в воскресенье на рассвете…
Но в извращенном сталинском мозгу
Своим доверья нет…
— Сигналы эти –

Предательская грязная деза… —
Он больше верит Гитлеру… И мчатся
Из Украины с хлебом поезда
В Германию, когда приказ начаться

Атаке на границу нашу дан…
«Вставай, страна огромная!…» Стояли
Разведчики в строю, чтоб алеман
Не победил… Незримо воевали…

Неслышно вражью силу поражал
И мой земляк, из тыла атакуя,
А силу наших страшно умножал…
Он создал разветсеть… Еще какую!

Он тысячи страниц пересылал
В Москву: артиллерийские системы,
Аэропланы, танки… Направлял
Материалы и приборы с теми,

Кто вправе был из рейха выезжать
И увозил берлинский торт в подарок,
А в торте мог секретный блок лежать
Локатора новейшего… А марок

Москва не шлет, подставив земляка,
Но разрасталась над Европой «Крона» —
Сообщество агентов Черняка…
Видать, Всевышний полагал резонно,

Что Ян Богоугодный дела
Творил в бесстрашном противостоянье
Фашизму – и потоком мощным шла
В Россию информация… Заданье

Особое: узнать о химвойне,
Бактериологической угрозе…
Разведчики воюют в тишине
И жемчуг достают в таком навозе,

Куда иной бы не глядел – стошнит…
Ну, а разведчик должкн улыбаться,
Хоть омерзенье грудь его теснит,
К тому ж ему нельзя и замараться…

Особый достался Черняку:
Легко к себе людей располагает,
Друзей находит… Те, вредят врагу,
А Яну вдохновенно помогают.

Среди агентов добровольных – шеф
Исследовательской авиафирмы,
Министра секретарь, штабист… Отсев
Из «Кроны» нулевой… Ян «из-за ширмы»

Своих друзей-агентов направлял,
Учил их, как работать без провала,
На бой с чумой фашистской вдохновлял…
Одной из тех, кто факты добывала,

Поклонников легко разговорив,
Была Марика Рекк, звезда экрана,
Был Вилли Леман – после послужив
И прототипом Штирлицу… Из клана

«Кронистов» был один большой банкир,
Раскрывший все трансакции элиты
Нацистской… Шифрограммы шли в эфир –
Финансовые карты рейха биты…

В команде Яна – тридцать пять бойцов,
А двадцать завербованы им лично…
Отряд антифашистов-храбрецов…
Москва в восторге:
— Молодцы, отлично!

Благодарим за службу! Так держать!
Нужна документация о танках.
Нельзя ль с ее добычей поднажать?… —
И не теряя время на гулянках,

Конструктора секретных «Тигров» дочь,
Пока отец обедает в гаштете –
(А он ударить по пивку непрочь) –
Приносит Яну чертежи – и эти

Уже не тайны повезут в Москву,
Имеющие допуски курьеры…
Готоаит фюрер супертанк к броску,
А наши принмают контрмеры –

И все – насмарку… Зря лепили «Тигр».
«Тридцать четверка» бьет его как муху…
Силен Черняк был в шахматах, но игр
Он и военных превзошел науку…

О Курской битве русский главковерх
Был Черняком уведомлен – и время
Тем самым наши получили всех
Приуготовить к битве и со всеми

В кулак собравшись силами, войну
Переломить на самой высшей точке…
Та информация спасла страну…
Но новые летят в эфире строчки

И тайные курьеры мчат в Москву,
Везя мешками новые секреты…
И нет цены там каждому листку,
А как они добыты? Нет ответа…

Системы ПВО и ПЛО
Фашистские раскрыты им детально…
Стране Советов с Яном повезло.
Необъяснимо! Да, феноменально!

Идет война, а для него границ
Как будто вообше не существует…
Он шествует по улцам столиц
Враждебных стран… Гестапо здесь лютует,

А там – не менее –«Интеллидженс –
Британский – сервис»… В Лондон залетая,
Руководитель «Кроны» с кличкой Джен
Искал подходы к теме, что витая

Над головами, занимала всех,
Кто с физикой знаком хотя бы кратко.
Прослышал Ян: наметился успех
С урановым проектом – и разгадка

Нужна Советской армии, как хлеб.
Как воздух… Без нее страна – на грани.
Секретный физик Кавендишской lab,
Cэр Аллан Мэй к заветной близок тайне.

Он дружит с Яном – и его стране
Сочувствует – и рад с ней поделиться
Секретом бомбы…
— Может быть в войне
С фашизмом эта бомба пригодится…

В Москву от Мэя полетел доклад
О ходе воплощения проекта…
А следом – пачкой чертежи летят
Урановых котлов… Отважный некто

Урана изотопы в образцах
Собой рискуя через все границы
Перевезет… О доблестных бойцах
Не все открыты гласности страницы…

Агент Сесиль по случаю узнал,
Что давний друг его, бактериолог,
В отдел биооружия попал…
В досаде друг:
— Той гадости недолог

Путь от пробирок до полей войны –
И пол-Европы – поминай как звали…
— Не хочешь с представителем страны
Проблему обсудить, чьи воевали

Под Сталинградом доблестно полки?
— А он придет в красноармейской форме?
— В казацкой! – посмеялись шутники…
— Мы разные, но на одной платформе

Стоим антифашистской… И пока
Фашизм не побежден, усилья сложим,
Чтоб победить заклятого врага –
И главному воителю поможем…

Ученый согласился помогать,
Умножив информации ценнейшей
Поток… Ее пришлось пересылать
Диппочтой спецкурьерами… В дальнейшей

Истории подобных было встреч
У Черняка без счета… Без провала
Сумел увлечь он и в дела вовлечь
Не одного сверхпрофессионала…

Буквально тонны важных чертежей
Отправил Ян за десять лет работы…
Приборов сотни… Стало быть, уже
НИИ советским проще: нет заботы

Самим приборы те изобретать,
А можно лишь копировать дотошно –
И в бой! Пусть помогают воевать
Фашистские – с фашизмом… Непреложно:

Ян ускорял технический прогресс,
И сэкономил сотни миллионов,
И приближал Победу… Может без
Тех чертежей от нашенских шпионов,

Разведчиков, простите, — та война
Еще б на пару лет подзатянулась…
Необозрима подвига цена…
Но мужество с предательством столкнулось:

В Канаде шифровальщик – лейтенант
Гузенко докатился до измены…
Им Аллан Мэй раскрыт… Он – арестант…
И следствие признанья непременно

Добиться хочет, с кем был Аллан Мэй
На связи, кто вовлек его в разведку…
Рискуя со свободою своей
Расстаться навсегда, ученый клетку

Не хочет на бесчестье обменять —
И резидент разведки им не выдан…
Но есть приказ Москвы: пора линять! –
В британский порт с визитом дружбы прислан –

(А может быть – тут я в деталях слаб –
В канадский, во французский или шведский) –
Большой советский боевой корабль…
На борт в матросской форменке советской

Черняк «из увольнения» пришел…
Кто видел, дал подписку, что не видел…
«Особый» офицер его привел
В секретную каморку… Бывший лидер

Разведсети отныне стал никем,
Но, слава Богу, жив и не в застенке.
Подвел черту под прежним бытием,
А в голове прокручивает сценки,

Где всякий раз – на лезвии клинка…
Десяток лет – без права на ошибку
Хранил Всевышний Яна Черняка,
Не допустил смертельную засыпку…

И вот он возвращается в страну,
В которой прежде был, как иностранец,
Но вместе с ней он одолел войну –
И вот теперь, бродяга и скиталец,

В нее он возвращаетеся – домой –
Еще совсем не стар, уже не молод.
Теперь в ее границах и родной
Полузабытый, но любимый город,

Как он, прошедший через много стран…
Придется ль побывать на Буковине?
Он десять лет сражался – и устал…
Какая ждет судьба его отныне?

Мгновений звездных, солнечных вершин
Ему судьба, наверно, не подарит.
Уже, что мог, он в жизни совершил…
Идет корабль… Он малость прикемарит…

Манфред Штерн

Фамилия у мальчиков – Звезда…
Три сына у папаши Соломона.
Отец решил не пожалеть труда,
Чтоб звезды те сияли с небосклона

Как можно ярче… Здесь один рецепт:
Ученье – шлет в гимназию сынишек…
Моше – он старший – первым был на цепь
Учебную посажен… Тонны книжек

Перечитал на разных языках
В гимназии немецкой – Черновицкой,
А дальше – школа фельдшеров… Итак,
Та школа стала выходом, калиткой

В судьбу, а младшим братьям он – пример,
Вольф с Лейбой по стопам его ступают…
Шлифует знанья Венский универ,
Где Манфредом по-свойски называют

Товарищи Звезду… А тут – война.
И Манфред призван – офицер запаса –
И послан против русских… Холодна
Сибирь! Австро-венггерских пленных масса

В Березовском концлагере гниет…
Но Марфред не чурается работы:
Лес валит, строит… Терпит и живет.
Ждет лета. И врачебные заботы

В концлагере берет он на себя…
С судьбой невразумительной не споря.
Он по-еврейски выживал, терпя…
Он – луч надежды в океане горя…

Семнадцатый — вначале февралем,
Затем и октябрем потряс основы…
— Весь мир насилья мы перевернем, —
Большевики ему внушают, чтобы

Его и прочих пленных вербануть…
Пошли с большевиками Мате Залка,
Кун, Гашек… Манфред Штерн решил примкнуть…
Судьбу на карту? Что ж, ему не жалко…

И он воюет против Колчака
Изобретательно, умело, смело…
Двадцатый год его в большевика-
Партийца превратил… В душе звенело

Стремление свободе послужить –
И угнетенных вызволить из рабства…
На это жизнь не жалко положить…
Идеалист наивный, он лукавства

Не видел в большевизме до поры…
Мечте о революции в угоду
Сперва в Европе разжигал костры…
Он в Гамбурге мутил усердно воду –

Восстания матросов военрук…
А Бела Кун — венгерские Советы
Приводит тоже к краху – старый друг,
Товарищ по судьбе военной… Вдеты

Их судьбы в исторический коллаж…
В РККА налажена разведка.
В ней Манфред – не последний персонаж –
Один из главных… Ум его и сметка

Видны начальству… Чуть подшлифовал
Еще ученость по военной части –
Спецфакультет разведки посещал
Во Фрунзе-академии… И – здрасьте! –

Его десятилетье Октября
Вне армии встречает – в Коминтерне…
Интернационалу путь торя
К заре свободы, чтобы меньше терний

Досталось иностранцам, их учил
Наукам – сплошь военным и шпионским,
Чем нашим разведслужбам послужил
И будущим – в соцстранах… Вашингтонским

Макс Зильбер – так теперь его зовут –
За океан направлен резидентом…
Видать неслабо наворочал тут:
Когресс им занимался… Несть моментам

Числа высоких, звездных в той судьбе:
В Шанхай направлен Штерн… В Шанхае – Зорге,
«Рамзай», поднаторевший в той борьбе
С врагом секретной… Контрразведки зорки,

Но у шпионов наших – высший класс –
Орудуют надежно, филигранно…
И Рихард – ас, и Манфред тоже ас –
Вершат дела большие заэкранно…

Когда пошли испанские дела,
То первыми, кого туда Россия
Республиканцам в помощь послала,
Как раз и были Штерн и Берзин… Сила –

У Франко… Он, мятежный генерал,
Войны гражданской главный вдохновитель,
Мадрид со всех сторон атаковал,
Талантливый и опытный воитель,

Харизматичный лидер и стратег…
Он всем хорош, но враг республиканцев.
С ним – армия… Романтики из всех
Далеких, близких стран – спасать испанцев

Примчались… А правительством испуг
Владеет, нет ни мужества ни воли…
Вся оборона города из рук
Вон плохо управляется… Так что ли

Быть может город лучше сдать врагу
Без боя? –
Штерн ответствует сурово:
— Сдаваться не хочу и не могу…
Моя присяга – не пустое слово…

Честь выше смерти — и велел собрать
Приехавших на помощь иностранцев,
Скучающих
(—А чем себя занять?
Приехали сюда спасать испанцев,

Но, видно, никому мы не нужны…)
— Пришла пора, товарищи… Наш выход…
Республика зовет… Сперва должны
Усвоить твердо, что не ради выгод,

Не ради бакшиша и барыша
В смертельный бой с франкистами вступаем,
А так велят нам совесть и душа…
И если это кредо разделяем,

Готовы в битве жертвовать собой,
То – все…
Побатальонно – разделиться!
Кто воевал на первой мировой,
Два шага – шагом марш вперед! Разбиться

Поротно и повзводно!… Вы, вы, вы –
Отныне — командиры батальонов…
Назначьте, не теряя головы,
Комрот и комвзводов! Вы — смерть шпионов,

Бригадный контрразведчик!… Комиссар…
Начштаба… Вы – нач. тыла…—
В две минуты
По должностям бывалых расписал…
— Ишь, раскомандовался… Футы-нуты…

А если я, к примеру, не хочу…
— Из строя — выйти! – Кто еще не хочет?
Я видел: вы кивали…
— Я молчу!
— Последний шанс дается всем… Короче,

Не хочешь подчиняться, выходи
Сейчас из строя: дескать, не желаю…
Позднее с дисциплиной не шути:
За разгильдяйство лично расстреляю…

Тем часом Франко шустро наступал…
Ему сопротивлялись безнадежно
Рабочие отряды… Генерал-
Мятежник полагал, что вовсе можно

Защитников республики в расчет
Не принимать… Уже в столице хаос –
И «пятая колонна» знака ждет,
Команды… Словом, с гулькин нос осталось

Смешной и победительной войне –
И разработан ритуал парада:
— Так, я в Мадрид въезжаю на коне…
— На белом, вороном?…
— На белом… Надо

Найти в конюшнях белого коня…
Но смирного… Пусть будет наготове…
Пусть журналисты каждый день меня
Интервьюируют.. Желаю, дескать, крови…

— А что на фронте… Скоро белый флаг
Поднимут интернационалисты?…
— Пишите, что Мадрид у нас в руках…
— Уверены?
— Сеньоры журналисты,

Конечно, я уверен… Воевать
Республиканцы вовсе не умеют…
От вас, сеньоры, не хочу скрывать:
Уже гаротты вскоре почернеют

От их вонючей крови… Пусть дрожат,
Бегут пусть… Я преследовать не стану…
А тем, что не сдадутся – жуткий ад
Готовится… К республиканцев клану

Прибились чужеземцы – всякий сброд…
— А вам не помогают чужеземцы?
К примеру, кто оружие дает?…
— Известно миру: итальянцы, немцы –

Фашисты, словом, с вами заодно…
— А может, вы и сами из фашистов?
— Бред сумасшедших… Ладно, все равно:
Гоните в шею этих журналистов!…

Но только чудеса случились вдруг:
Республиканцы так накостыляли
Франкистам! Все узнать из первых рук
Желает пресса… Прессе представляли

Героя обороны… Генерал
Канадец Клебер… Он высок и статен.
Немногословен… Точно отмерял
Ответы – был предельно аккуратен

В словах, хотя деталей не скрывал,
Что родом был из Австрии, участник
Войны народов, даже побывал
В плену у русских, воевал за красных…

Потом в страну кленового листа
Уехал и натурализовался –
Все по легенде… Ясно, неспроста
В Испании Штерн Клебером назвался.

Такое имя ранее носил
Один наполеоновский вояка…
Как Манфред Штерн — и тот австрийцем был,
Не знал в бою сомнения и страха –

И заслужил от собственных солдат
Почетный титул «Храброго из храбрых»…
О генерале Клебере твердят
Взахлеб газеты, точно бьют в литавры:

Разбила в щепки, отстояв Мадрид,
Одиннадцатая интербригада –
Фашистов и у Франко бледный вид –
Куражился над прессой, а не надо…

В серьезных исторических трудах
О той войне отмечен с похвалою
Блестящий Клебер, размоловший в прах
Франкистов под Мадридом… Той порою

Обычные интриги начались:
Республиканский главковерх Миаха
Завидовал и злился… Злись – не злись,
А победитель – Клебер… Вертопраха

Жгла зависть – и пытался вертопрах
Вовлечь в свою орбиту Матэ Залка…
Но тот отбрил негодного, в словах
Достойных лапидарности Бальзака:

— Я Клебера могу и не любить,
Но нелюбовь к нему великий подвиг
Не может исторический затмить…
И от меня интриг не ждите подлых… –

Но был иной любитель злых интриг.
Он из Кремля творил герою шкоду…
НКВД –исты сталинский задвиг
Хотят исполнить: мол, не место сброду:

Троцкистам, анархистам и т.д. —
В интербригаде… Расстрелять – и точка!
— Я не предам товарищей!… –
В беде
Сам оказался…
Пытки, одиночка

В Лефортово… Пытали, мол, признай
Себя шпионом Франко… Страшно били…
Законопачен в лагерь… Самый край
Гулаговской нетающей Сибири…

Здесь встретил и позднее написал
О встрече с Штерном в лагере Жигулин,
Как Манфред и кормил их и спасал
От пневмоний зимой… Подкараулен

Герой бесовской властью… Только год
Еще потом он подышал свободой –
И вновь ГУЛАГ, где вскоре и умрет
Герой-земляк… Звезда… Печальной кодой

Высокая мелодия судьбы
В бесчеловечном мире завершилась…
Я верую, что волею Судьи
Вознагражден за муки… Божья Милость

Наверняка великая дана,
Тому, кто не пуская в душу беса,
Был праведен… Высокая цена
Той праведности… Плотная завеса

Скрывала тихий подвиг земляка…
Но свет звезды погашенной на землю
Летит десятилетья и века…
И я, как в детстве, на звезду глазею…

Три брата Штерна было, три звезды…
Разведчик Вольф не избежал ГУЛАГ’а,
Позднее занял видные посты
В компартии австрийской, бедолага…

Историк Лео в бывшей ГДР
Стал боссом академии научной…
Кровавый век немало злых химер
Добавил и его судьбе докучной…

Первый черновицкий космонавт

Распад СССР… Мечте – каюк!
Уже над миром не взлететь «Бурану»…
И черновчанин Леня Каденюк,
Пилот «Бурана», прикипел к экрану:

Политики без жалости судьбу
Калечат космонавта-украинца…
А он всерьез учился – и ко лбу,
Прижал ладони в горе… Очевидца

Я той картины не нашел нигде –
Вообразил ее – и сам в печали…
Но все-таки земляк к своей звезде
Взлетел… Не на «Буране», а на «Шаттле»…

Как ликовала Украина! Как
Все Черновцы и пели и плясали…
Шестнадцать суток в космосе земляк –
Все в Черновцах дыханье задержали…

В Борисполе толпа… В аэропорт
Приехали на черных лимузинах
Начальники всех рангов… От забот
Привычных отрешилась мама – Нина

Андреевна… Должно быть, тихий сквер
«Садок вишневый» ей напоминает
У хаты клишковецкой… Пионер
Еще не космонавтики – сажает

В родную землю саженец – орех…
И мать его в Борисполе встречает.
Ее сынок поднялся выше всех!
Она корреспонденту отвечает:

— Конечно волновалась – я же мать.
Молилась – и услышана молитва…
Он возвратился – и его обнять
Мечтает Украина… –
Просто битва

Здесь назревает в аэропорту:
Где каждый хочет оказаться ближе
К Герою, что высокую мечту
Сумел осуществить…
— А я увижу

Сыночка? – Тихо спрашивает мать. –
Толпа-то непомерная. Задавят…
— Не надо, мама, сердце волновать.
Все будет замечательно… Восславят

Отныне и на долгие века
И в Украине и на всей планете
Любимого сынка – Каденюка —
Полковника, Героя… Все на свете

Отличия не смогут заменить
Герою доброй маминой улыбки…
— Ну, вот и я… Вернулся… Будем жить
По совести, стараясь, чтоб ошибки

Не доставляли людям горьких бед…
Встречала хлебом-солью Украина,
У каждого встречавшего – букет…
Венком из васильков и из барвинков —

Его из Новоселиц привезла
Надежда Каденюк, его кузина –
Родная буковинская земля
Герою воздала…
— Невыразимо

Я счастлив! Я вернулся! Я всегда
Во всем неотделим от Украины…
Я верю: у страны моей звезда
Счастливая: легенды и былины

Ее оптимистичны – и взлетит
Моя страна в стремительном подъеме…!
А мать на сына с нежностью глядит,
Мечтая, чтоб все кончилось – и кроме

Ее и близких рядом – никого…
Он станет депутатом, генералом –
Сверхважною персоной… Но его
Мать помнит беззащитно хрупким, малым…

И генерал для мамы навсегда
Ее пребудет Ленечкой – ребенком…
Промчатся над планетою года…
Не раз еще во вдохновенье звонком

Придет героев космоса встречать
С букетами в Борисполь Украина…
Но эстафету подвигов начать
Послала сына ненька-Буковина…

София Ротару

… Неспокiйна рiчка
Вьється наче змiйка,
Тулиться близенько
До пiднiжжя гiр.
А на тому боцi,
Там живе… Софiйка
В хатi, щo сховалась
У зелений бiр…

Прошу простить, Михайло Ткач, поэт,
За то, что соизволил озадачить…
Вы создали шедевр, сомнений нет —
Его всегда хотел переиначить,

Поскольку мне казалось, что она
Как раз и есть та девушка из песни —
В которую планета влюблена –
За то, что в мире не найти чудесней…

Я с юности не мог не оценить
Волшебный дар и красоту землячки…
Ее портрет журнальный сохранить
Старался в тайне от друзей в «заначке»…

В журнале «Украина» тот портрет –
В киптарике и блузке-вышиванке —
Был на обложке – и немало лет
Был мною сохраняем в бессознанке…

Я в Криворожье тяжело пахал,
Осваивая старый экскаватор –
И по землячке песенной вздыхал…
Но был другой. И он вошел в кильватер

Той нежно-романтичной красоты…
Он, тот другой, тогда служил солдатом…
И он поклялся:
— Соня, будешь ты
Моей женою – бедным иль богатым

Мне суждено прожить семейный век —
Для счастья милой приложу все силы,
С тобою буду сам счастливей всех,
Поскольку нету на земле красивей… –

Журнал с портретом у него другой,
На русском языке, но тот же образ,
Вошедший в душу — нежный, дорогой,
Пленивший всю страну, не только область,

Откуда оба родом…
— Евдоким, —
Ты переписку завяжи с землячкой.
Ты парень видный… Девушке с таким
Не стыдно погулять по Кобылянской, —

Подталкивают парня земляки…
В Тагиле Нижнем служат черновчане…
— Она – звезда… Мне как-то не с руки…
— Пиши письмо – твердят однополчане…

И парень написал в журнал письмо
С признаньями в любви своей Софии,
Наивно и бесхитростно, как смог,
Как часто пишут звездам рядовые…

Но кто-то из журнала переслал
Письмо солдата девушке с обложки…
Письмом ее расстрогал… И не ждал,
Но получил ответ… Пути-дорожки

Порой необъяснимы у любви…
Что предначертано, должно случиться…
И вот они друг с дружкой виз-а-ви,
Глаза в глаза… Пусть радость их продлится…

Он, в Черновицкий университет
Вступил и стал играть в его ансамбле…
И девушку с обложки в их октет
Позвал солисткой, чтобы не ослабли

Те нити, что уже связали их —
В едином ритме два сердечка бились…
Потом случился тот высокий миг,
Когда она и он в любви открылись…

И мне немного в жизни повезло:
Я через Киев ехал в Криворожье.
Меня о стены било и трясло,
Когда шагал на тамбурный порожек…

Тот поезд был особенным… Ведь в нем
Посланцы буковинского искусства
В столицу Украины на прием
Восторженный и бурный мчались… Чувства

Мои взыграли… Увидал ее…
Причем, вначале не поверил даже
В чудесное везение мое…
В проходе со Степаном Сабадашем

Стояли, по-молдавски говоря…
Обидно стало: столько лет, выходит,
Без пользы жил на Буковине, зря:
Незнание молдавского подводит…

А тот, другой, не ведавший азы,
Но, видимо, была покруче воля,
Он постепенно выучил язык –
И стал Софии верным мужем Толя…

Судьбина приземленная меня
В толпу чернорабочих затолкала,
Хоть песни, колокольчиком звеня,
Зажглись в душе — неярко, в треть накала…

А девушка в киптарике уже,
София, на всемирном фестивале
Медалью – нет, не из папье-маше –
Из золота отмечена… И дали

Не только за созвучие имен —
София в СОфии стяжала славу –
За красоту и песни… Сладкий сон
Стал явью – и медаль дана по праву…

В селе под Новоселицей она
В крестьянской каса маре подрастала,
Где трудятся с темна и до темна,
Но там и песня ладная звучала…

Дошедший до Берлина фронтовик,
Глава семейства Михаил Ротару,
Без песни обходится не привык
И сам пел так, что за душу хватало…

И мама Александра не могла
Без песен – и они звучали в хате…
Сестрица Зина – старшая — жила…
Лишь звуками… Споет – и умолкайте…

В семье Ротару – шестеро детей:
Два парня, а сестричек аж четыре…
По возрасту вторая – Соня… Ей
Досталось быть звездой в подлунном мире…

Все помнят, как ансамблик из сестер
Ротару появился на экране…
Такой невыразимо звучный хор
Молдавский пел тогда фольклор, пока не

Ансамбль «Червона рута» заиграл –
А во главе — супруг Софии Толя…
Аранжировки – чудо, а вокал –
Нет слов, лишь междометия… Мирволя,

Софии, грозный Лапин пригласил
На майский «огонек» в семидесятом…
Наш курс журфака на подхвате был —
И видно всем допущенным ребятам,

Что скоро станет мамой сверхзвезда,
Но пела изумительно, конечно –
И красотой сияла, как всегда –
И стала всенародно, всесердечно

Любимой… И родился сын, Руслан…
И он, как мама, в августе, но позже…
А мне диплом достался – и послал
В Сибирь меня мой жребий… Ну, так что же:

Гастрольные маршруты сверхзвезду-
Землячку, что в Союзе всех известней,
В Сибирь однажды тоже приведут,
Где на мои стихи слагает песни

Мурашкин – композитор молодой…
И я пришел с напетой им кассетой
В гостиницу… Мне говорят:
— Постой,
Нет в номере… Она зимою этой

Впервые на рыбалку собралась…
— Что передать ей?
— Вот – кассета… Песни…
Мой телефон… – Похоже, не зажглась –
Не позвонила… Не везет, хоть тресни…

Летят неумолимые года…
Поверишь ли: она уже бабуся?
Но неизменно, чудно молода…
Меняет время моды, портит вкусы…

В Израильской Натании звезда
С учительницей первой повстречалась…
— Я, тетя Маля, помню вас всегда…
— Я тоже, Соня… С детства отличалась

Воспитанностью и усердьем ты —
И вот — границ твоя не знает слава..
— А ваш супруг?
— Его уж нет…
— Цветы
Все на могилу отнесем по праву…

Ведь он меня истории учил
И в школе основал музей Ротару.
Он, Лазарь Моисеич, честно жил —
И он допущен к райскому порталу… —

Нет, дурновкусье к ней не пристает,
На репутации не виснут сплетни…
Она все вдохновеннее поет…
Хотя бы раз «Червону руту» спеть с ней –

И, уподобясь Фаусту сказать:
— Остановись мгновенье, ты прекрасно…
Хочу звезде-землячке пожелать
Прожить по меньшей мере троекратно

В сравненьи с тем, что прожито уже –
И пусть звучит немеркнущая песня
В эфире, в зале и живой душе…
Я слушаю – и таю в песне весь я…

Иван Миколайчук

«Гадюку» сотворили в Черновцах,
На Заньковецкой, в частности, снимали
Фрагмент под ливнем на моих глазах:
Из рукава прещедро выливали

На голову актера весь объем
Автоцистерны противопожарной…
Сняв кадр, заботу проявив о нем,
Согрели парня чаркой горилчаной…

В «Гадюке» нехорошего играл
Иван Миколайчук – такого гада…
Но красотой девчонок наповал
Сражал необычайной… Это ж надо!

И техникум строительный тогда
Для фильма под тюрьму гримировали —
(Я в нем как раз учился в те года) –
И после мы в картине узнавали

Крутой подъем на техникумский двор…
Иван был ослепительным кумиром –
Не модным, но любимым… До сих пор
Остался для меня незаменимым

Гуцульской выразителем души…
В «Тенях забытых предков» Параджанов
Ивану выдал тайные ключи
От душ всех украинских киноманов…

В Чартории стоит старинный дом,
В землице утопая потихоньку…
Десятеро детей взрастало в нем.
И был один – он выразил эпоху…

В той хате пахнет чаем травяным,
Качается простецкая колыска…
Труба рисует в небе буквы… Дым –
Как Господу секретная записка…

Отсюда, повзрослев, Миколайчук
Пошел торить свои земные тропы…
Простой гуцул, крестьянский сын и внук,
Встал вровень с киномэтрами Европы.

Все поняли мгновенно: он гигант…
От «Сна» и от «Теней забытых предков»,
От фильма к фильму — рос его талант,
Который тщетно загоняли в клетку.

А он упорно противостоял
Попыткам отравить живую душу,
Храня в душе высокий идеал –
— Не отступлю, твердил себе, не струшу…

Он был максималистом и в любви:
Однажды выбрал в юности Маричку,
Взял в жены, чтоб пред Богом и людьми
Быть человеком… Он имел привычку

Твердить:
— Мужчина – недочеловек,
И женщина – не человек… Лишь в сумме,
Лишь оба вместе – человек – ковчег,
Того, что содержалось в Божьей думе

И было в День Шестой сотворено…
История Ивана и Марички –
Сама собой – отличное кино
О душ высоких нежной перекличке…

И вспоминая Николайчука,
Мы к пушкинской сентенции восходим
О гении-злодействе… Чепуха?
С поэтом согласимся – и поспорим

С противниками… Нам Иван – пример.
Он был феноменально, мощно – добрым.
Лучился светом тех, нездешних сфер,
Он был так добр, что, полагаю, кобры –

И те бы жало прятали при нем…
Он взял в свой дом Гаврилюка Ивана,
Безвестного… Стал признанным потом
Актером украинского экрана…

И не случайно Быков Леонид
Его душеприказчиком назначил,
Предчувствуя, что жизнь его летит
Стремительно в кювет… Он не лихачил,

А просто потерял способность жить…
Причиной жизнь, а вовсе не дорога…
Не дали им искусству послужить –
И уходили гении до срока.

До срока и Иван Николайчук
Ушел, свое кино недоснимавший,
Как пахарь, в поле позабывший плуг –
Не возвратившийся, недопахавший…

Остались фильмы. Больше двадцати.
А их могло бы быть намного больше.
Прости, кино, что он на полпути
С дистанции сошел… Помилуй Боже –

И душу озаренную прими
В твоих пресветлых вышних эмпиреях.
Он был один из лучших меж людьми.
Пусть не успел всего… Великий Рерих

Предрек: стремленья будут высоки,
Но вниз снесут плывущего потоки…
Он был плывущим поперек реки.
Его снесло, разбило о пороги…

Он так любил родные Черновцы –
И Черновцы Ивана не забыли…
Взлетают, крылья пробуя, птенцы,
Над Черновцами – неба изобилье…

Дмитро Гнатюк

…И в старости – божественно красив
Великий мой земляк – Дмитро Михалыч…
Дай, Боже, долгих лет и юных сил…
А голос и талант – не перехвалишь…

Мне незачем включать магнитофон:
Глаза закрою – и во мне негромко,
Но во всю душу – страстный баритон…
Вихрилась над планетою поземка –

И над челом сиятельно легла…
А голос стал и глубже и мудрее…
Так далеко дорога увела
От песенных Мамаевцев… Щедрее

Едва ль Всевышний мог бы одарить –
И если б можно жизнь начать сначала,
То прожитое рад бы повторить…
Я помню фильм, в котором прозвучала

Немеркнущая «Ридна маты…» Он
Свой голос многим подарил картинам…
Я песней «Кров людская…» поражен…
Так вовремя на жизненном пути нам

Гнатюк в раздумьях-песнях открывал
Духовные ориентиры-вехи,
Он нас от конформизма отрывал…
О нем, как о певце и человеке…

Все скажут только доброе… Певцы
Великие восходят с Буковины.
Послами доброй воли Черновцы
Их направляют штурмовать вершины,

Преумножая на Земле добро…
Пожалуйста, исполните нам снова
Заветную, любимую, Дмитро
Михалыч… Пусть нас музыка и слово

Расстрогает, из будней уведут,
Омоют сердце дивной красотою…
Синхронно с вами души запоют –
И позовут в дорогу за мечтою…

Михаил Эминеску

Нас просвещает многознайка GOOGLE –
И даже демонстрирует монетку:
В СССР был отчеканен рубль
К столетию кончины Эминеску.

Ему б тот рубль пришелся в самый раз:
Как многие великие поэты
Перебивался с хлебушка на квас.
Жаль, нещедры к поэтам их планеты.

Коль нету хлеба, будет в мире грез
Выстраивать свое существованье…
Он, как и я, в том городе подрос,
Чье на слуху у вас теперь названье.

Скажу вам больше: в первый школьный класс,
Вошел я в зданье с памятной доскою,
Что извещала: ранее, до нас,
Учился Эминеску здесь… Не скрою

Я не читал тогда его стихов.
Прочел позднее, правда в переводе…
Теперь я знаю много языков,
Да лишь румынский все не в обиходе –

Прощения прошу, мой Черноуц…
А мог бы: я по языкам отметку
Всегда имел отличную… Боюсь,
Что все ж не прочитаю Эминеску

И впредь в оригинале, чтоб потом
Пересказать особенным манером
По-русски… Что поделаешь? Живем
Вполсилы, в треть способностей… Карьером

Несется жизнь – и все от нас, от нас…
Родился Эминеску в Ботошанах,
А в Черновцах шесть лет являлся в класс
Классической гимназии… О шансах

Карьеры деловой не помышлял –
И раньше срока прекратил ученье…
Уже он потихоньку сочинял
И первое свое стихотворенье

В «Фамилию» — (журнал такой) – послал.
Порадовался: опубликовали –
И странствовать отправился: желал
Уроки брать у жизни… Преподали

Лишения и голод пацану
Жестокие и честные уроки…
Был конюхом, суфлером… Всю страну
Пешком истопал… И собрал в итоге

Мировоззренье, без чего поэт
Несостоятелен… И быт народа
Исследовал в тех странствиях… Сюжет
Судьбы в исканьях нравственных три года

Выстраивал упорно Михаил…
А далее он стал студентом в Вене,
На лекции в Берлинском походил
Для расширенья знаний универе…

В стихи его – борьба добра и зла,
Конфликт искусства с жизнью, антитеза
Любви земной и песенной вошла…
При этом поэтическая греза

Набрасывает романтичный флер…
Его стихи как будто на котурнах,
В них словно бы к реальности укор
За то, что приземленна, «некультурна»…

Он пишет, пишет… Первые стихи
Патриотичны в мироощущенье –
(«На смерть Арона Пумнула») – ярки…
В семидесятые – в стихотворенья

Вошли идеи классовой борьбы…
В провидческой поэме «Император
И пролетарий» промарксистски был
Настроен… Как известный литератор

В Румынии привечен, возвратясь…
Здесь уделил внимание фольклору,
Работая в библиотеке Ясс…
Стал погружаться в прозу в эту пору

И в публицистику… Вошел народ,
Как главный персонаж, в его творенья.
Его он идеалом изберет.
Народу посвящая вдохновенье,

Поэт определил, что антипод –
Буржуазия: лжива и продажна.
В разврате, бездуховности живет…
Позднее в Яссах, что отметить важно,

Поэт на просвещение влиял:
Инспектор школ народных, он пытался
В жизнь претворить высокий идеал…
Какой-то след, наверное, остался…

Потом он переехал в Бухарест.
Газета «Тимпул» с Эминеску дружит…
Разлад в душе: поэт несет свой крест –
Он идеалу отрешенно служит,

А жизнь от идеала далека:
Власть чистогана монстров порождает.
В душе непреходящая тоска –
И он себя от жизни отчуждает.

Рождаются прекрасные стихи,
Но постепенно лопаются связи
С реальностью, все более штрихи
Потусторонности видны в его отказе

Принять чужие правила игры –
И он ушел в закрытый мир куда-то…
От нас, по счастью, скрыты те миры
Беспамятства, откуда нет возврата…

Но наш эгоистичный мир людей
Берет стихи ушедшего поэта,
Богатство чувств поэта и идей –
И в этом обоюдная победа…

Ольга Кобылянская

Загадка: что есть общего у них,
Кого я перечислю по порядку?
Извилины включите хоть на миг –
Ну, постарайтесь огласить разгадку.

Я первой вам студентку назову
Из универа имени Лумумбы –
Порадовала красотой Москву –
Чудеснейший цветок столичной клумбы.

Теперь готовьтесь: называю ту,
Что следует за первой в нашем списке.
Она в Одесском аэропорту
Директор… Прочитаю без запинки,

Что третий номер в Криворожье нас,
Приводит — в неуказанную школу…
Как раз она сейчас заходит в класс
Учительницей… Угадали? «Шпору»,

Я понимаю, вы не припасли –
И не сумели отыскать разгадку…
Еще добавлю: авторша «Земли»
Заглавная в том списке… Все не гладко?

Ну, что поделать? Раскрываю сам.
Не знал, что недогадливы настолько…
Сперва подсказку предлагаю вам:
Зовут всех выше названных… Да, Ольга…

И общая фамилия у них…
Да, Кобылянская… Ну, слава Богу,
Разгадка прозвучала… Автор книг –
Первопричина, ясно… Понемногу

Мы к пониманью факта подошли,
Что в мире помнят гордую землячку,
Коль в самых разных уголках земли
Так называют девочек…
Враскачку

Гуляли вечерами всей толпой
По улице, что то же носит имя…
Боюсь, что «Землю» мы тогда с тобой
Еще не прочитали… Колдовскими

На Кобылянской были вечера…
А здесь она сама жила когда-то
В окно глядела и любви ждала
И, презирала немца-супостата,

Румына… И когда в сороковом
Советы пнули наглого румына
Красноармейским грубым сапогом –
И стала украинской Буковина,

Писательница высказалась «за»
Публично – в украиномовной прессе…
Ее тотчас продвинули в ферзя,
Чтоб в идеологическом замесе

На классика ссылаться: коль она,
Мыслитель европейского масштаба,
Поддержка коей Сталину ценна,
Сказала «За!», то пусть умолкнут жабы,

Тот «аншлюс» осудившие вразброд…
Но наступает год кровавой тризны
Ломает судьбы сорок первый год –
И Буковина, бедная отчизна,

Вновь под пяту румына попадет…
Бесчинствовует румын на Буковине…
Уже из кресла Ольга не встает
Она парализована, но ныне, —

Считает Кобылянская, — должна
Тем более сказать прямое слово
Протеста, гнева… Вызвала она
Злость сигуранцы… Ей грозят сурово

Военным трибуналом, но ушла
От власти короля и Антонеску
Под Божью власть, туда, где не могла
Земная — по-румынски и немецки –

Властительницу дум приговорить,
Поскольку Высший суд над ней свершился…
А в мир ее души приотворить
Окошко до конца я не решился –

Стесняюсь… Не желала ведь сама
Над «i» расставить точки однозначно.
Нам ни осталось ни клочка письма,
Где из контекста явно и прозрачно

Дала бы знать нам Ольга, что ее
И поэтессу Лесю Украинку
Не просто дружба жгла, как уголье,
А… Ладно – дорисует пусть картинку

С сочувствием читатель до конца –
И понимает, а не осуждает
Ту, чья душа, как прежде, в Черновцах
Незримая над городом витает,

Где ежечасно кто-нибудь ее
Упоминает имя, где со страстью
Плетут актеры тонкое тканье
Из дум ее и чувств в стремленье к счастью,

Что счастью равнозначно, а итог
Всегда трагичен, ведь бессмертья нету…
Освобожденный от фашистов мог
Свою звезду сиятельную эту

На гордую орбиту вознести
В сорок четвертом благодарный город:
На Кобылянской уголок спасти,
В котором жар души и внешний холод

Любовь и нелюбовь пережила:
Ее квартиру сделали музеем,
А улица, что имя приняла,
Где бродим вечерами и глазеем,

Где тайно наполняется душа
Любовью, вдохновением и светом –
Та улица так дивно хороша…
Музей с ее рабочим кабинетом,

Ее вещами, книгами – хранит
Ее души высокой отраженье –
И эхо нежным голосом звенит,
В нас отклик пробуждая и волненье…

У гения загадочна стезя
И логика судьбы необычайна
Его простою меркою нельзя
Измерить, в нем всегда сокрыта тайна.

Сто разных «почему?» да «отчего?»
Навеки остаются без ответа…
Один Господь все знает, но Его
Маршруты неисповедимы – это —

Как аксиома… Ольга родилась,
Когда была над Южной Буковиной
Австрийского помазанника власть…
Пан Юлиан с дражайшей половиной

Квартировали в тихом городке
С названием полурумынским: Гура-
Гумора… Дом – и яблони в садке,
Язык царит немецкий – вся фактура…

Потом – Сучава, Кимполунга… Суть
Тех странствий очевиден: выживанье.
Где заработок был, туда и путь…
Высокий смысл в том тягостном скитанье:

Образованье высшее сынам –
Их пятеро в семье – с натугой дали…
— А Ольге и Евгении? Ну, вам
Ведь замуж, это значит, что едва ли

Имеет смысл распахивать кошель…
В начальной школе годика четыре
Дойч поучите: «гутен морген, шнелль…» —
И баста… Папа с мамой не шутили —

И трое старших: Максимиллиан,
Владимир, Александр – пошли в юристы,
Филологом стал классным Юлиан,
Степан – военным… Девочек – на выстрел

Не принято к наукам подпускать…
Пан Юлиан с супругой рассудили:
— Конечно, пусть научатся писать –
И ладно… Так сестрички походили

В начальную, а остальную всю
Потом науку добывали сами
Из книг и жизни… И Эжена Сю
Сверхмодного читали и стихами

Марали, как положено, альбом…
Все, как у всех… С одним отличьем только:
Все девушки мечтали об одном:
Замужестве – тут все кончалось… Ольга

Мечтала об ином: писать, творить,
Участвовать в общественном движенье…
С подругами об этом говорить?
Никто и не поймет ее решенье…

Держать в секрете – и читать, учить,
Глотать науки целыми томами –
И потихоньку начинать, творить,
Попробовать перо… А чтобы маме

Доставить радость, первые стихи
Ей посвятила Ольга – на немецком…
Здесь видятся особости штрихи:
Язык немецкий в обиходе местном –

Обычен – и для Ольги он родной.
На нем рассказ дебютный написала –
«Гортензия» — и – поворот чудной:
С трудом сама его перелагала

На украинский… Так и повелось:
Сперва рассказ напишет по-немецки
Потом лишь переводит вкривь и вкось…
На украинском высшие отметки

Едва бы получала – и потом
Ее рассказы, повести, романы
Всегда, всегда в редакторе крутом
Нуждались… Ну и что? В том нет обмана,

Что украинским классиком ее
Признала просвещенная громада…
Иных ее творенья в колотье
Кидало:
— Порнография! Не надо

В литературе откровенных тем,
Не надо страсти, ревности и боли…
Чего желает женщина – зачем
Писать, читать об этом? В странной роли

В ее твореньях женщина… Она
В них не объект желаний, а источник…
И психология ее темна –
Сплошное ницшеанство, если в точных

Оценках обозначить этот вздор,
Что пишет, эпатируя громаду
С презрением к народу… Приговор
Суров: читать те «творы» надо,

Но для того лишь, чтоб критиковать…—
Читайте, господа мои, читайте…
Ну, а ее призвание — писать
О ценностях живой души… Вперяйте

Глаза, сердитый критик, в новый «твор»…
Но кто-то подал голос за новинку —
И вдруг умолк хулящий Ольгу хор:
Найдется ль кто, кто Лесю Украинку

Осмелится оспоривать? Она,
Всеукраинский светоч по признанью,
Той буковинкою восхищена…
Легла поддержка эта в основанье

Того литературного пути,
Который Кобылянская торила
По целине, сквозь бурелом… Спасти
Новаторшу от травли – главным было

Стремленьем поэтессы. А потом
Связала две души высоких дружба…
Давайте книги Ольги перечтем…
«Царевна», «Человек»… Привыкнуть нужно

К особым поворотам языка…
Но образы, сюжеты – искрометны…
Ее рука уверенна, крепка…
Вот «Valse melancolique»… Массивны, плотны

Литые фразы – и во всем видна
Самоотверженная честность чувства –
Со смелостью такой она одна
Себя творила средствами искусства…

В начале девяностых – в Черновцы
Переезжает Ольга… Этот город
Культуры украинской образцы
Являл и вдохновлял, давая повод

Писательнице проявлять себя
Как активистке женского движенья…
Впервые, репутацию губя,
Эротику в высоком обнаженье

Представила в «Природе»… Берегла
Стыдливость неприученных и робких:
В грозе зашифровала, как тела
Сливаются в оргазме… Ищет тропки

К тому, чтоб передать апофеоз
Набором музыкальных аналогий
Красиво, поэтично… Ну, вопрос
Естествен: эротичных апологий,

Кто прототипом в тех твореньях был?
Сама и приоткрыла ту завесу,
Признавшись, первым Ольгу полюбил
Не украинец – немец… Эту пьесу

Сыграла за границей… В Черновцах
Она любовь мучительно искала –
Раба любви… Любовь ее в тисках
Держала цепко и не отпускала.

Любить для Ольги важно, как дышать…
Объект нашелся, нежностью лелеем.
Никто не в силах Ольге помешать
Увлечься украинцем Маковеем…
В рассказе «Доля» описала шок:
Пронзила сердце с ним, желанным, встреча…
Тетрадь с карандашом… Ушла в лесок,
Писала нечто, карандаш калеча…

Написанное стало для него
Любимейшим на все года рассказом…
Поверила, что выше ничего
Нет той любви, в которой стали разом

Великими и Осип и она –
Что та любовь литературы выше –
И для потомков более ценна,
Чем творчество… Не видя и не слыша

Ничьих резонов, ринулась в любовь,
Как в омут, затянула Маковея,
Поэта и редактора…
— Нет слов, —
«Природа» упоительна, — краснея,

Редактор «Буковины» Маковей
Ей разъяснял отказ в публикованье,
— Но слишком откровенно, ей-же-ей…
Не в этом ли причина угасанья

Горячих чувств к несмелому ему…
Как личность и писатель он помельче,
Моложе Ольги… Все пришло к тому:
Вдруг поняла, что разошлись далече

Пути их душ, а, значит, и телам
Соединяться скучно и нелепо…
— Прощайте! — Осип молвил Черновцам
И милой Ольге Кобылянской… Лето

Их счастья разлетелось на клочки,
Уехав, Осип Маковей женился…
А у нее сезон глухой тоски –
Возможно, что любимый ей приснился…

Она не вышла замуж… Никогда
Уже никто из всех мужчин планеты
В писательницы зрелые года
В ней не зажжет те чувства, что воспеты

В ее новеллах пламенных, но к ней
Приехала Лариса… Поэтесса,
Чья дружба становилась все нежней
И все нужней обеим, но завеса

Здесь будет мной опущена… Не всем
Дана способность понимать другого –
И эту тему исключу… Затем
Иного важного коснусь немного…

Мечтала, что возьмет в репертуар
Театр спектакли по ее новеллам,
Но сценаристу равный с нею дар
Был надобен – таким, настолько смелым,

Никто себя при ней не проявил…
Когда ушла, в театре Черновицком
Спектакль «Земля» поставлен все же был
Идет с успехом много лет… Привычкам

Ходить в театр еженедельно мы
Обязаны и Ольгиным спектаклям,
Что наполняли мыслями умы
И пробуждали чувства в нас – не так ли?

Был режиссер отважный – Василько
(А может быть – Василько), что и «Землю»
Сумел на сцену вознести легко —
(Сижу – и затаив дыханье внемлю) –

И «У недiлю рано…»… Перевод
Заглавие лишал очарованья
И огрублял… Ее душа живет
И в ритме поэтичного названья,

В его аллитерации самой,
В мелодии неуловимой: «… Зiлля
Копала»…
Старый снимок… Был зимой
Наверно сделан… Темные носила

Глухие платья Ольга… Тот же стиль
У Леси, что порывиста и нервна…
А Ольга, руки тонкие скрестив,
Задумалась… Об Осипе наверно…

Степан Сабадаш

Трубач на башне… Полдень… Перекличка
Слигованных навеки нот и дней…
Уже полвека «Чаривна Маричка»
За речку манит молодых парней…

А первые, кому запала в душу,
Сегодня – белоглавые деды –
Опять готовы – (с правнуками) – слушать
«Маричку» от звезды и до звезды…

Что помню о Степане Сабадаше?
Немало помню… Я любил кино…
Перед сеансом в «Жовтне» можно даже
И песенки послушать заодно…

Покуда там, на полотне экранном,
Еще не обозначился финал,
Оркестрик, управляемый Степаном,
Начала фильма ждущих развлекал…

А молодежь сегодня удивится:
Вживую, без «фанеры» пели нам
На разных языках певец, певица…
И песни были – не отстойный хлам…

Конечно, и «Маричка» там звучала,
И «Песня с полонины»… Здесь Степан –
(Своя рука – владыка) – мог сначала
Проверить песню… Так и поступал

Пред тем, как дать путевку в жизнь новинке…
Концерт маэстро завершал хитом:
«Желаем фильма доброго…» О спинки
Сиденья кресел щелкали… Потом

Все дружно в главный зал перемещались…
Мои воспоминания о нем,
Конечно, в голове перемешались:
Что ранее случилось, что потом

Уже не вспомню… Главное, что – было…
Красивый он мужчина, Сабадаш!
Костюм всегда – с иголочки, слепила
Улыбка… Так артист же! Главный наш

Авторитет по части музыкальной…
Конечно, это вышло неспроста:
«Маричка» стала песней эпохальной…
А начинал он с чистого листа…

Родился в Новоселицком районе,
Что был румынским – шел двадцатый год…
А через тридцать лет Ротару Соня
Из тех же мест за песнею пойдет…

Но речь сейчас веду о Сабадаше…
В семействе девять братьев и сестер.
Семья бедна – и нет обувки даже…
Но над Степаном ангел распростер

Крыла – и сердца музыка коснулась…
Услышав скрипку, мальчик заболел:
Его душа за скрипкой потянулась –
Уж он сыграл бы, точно бы сумел…

У Сабадашей денег нет на скрипку…
— Отец сказал мальчонке:
— Сделай сам…
И он, представьте, сделал! Видно, шибко
Мечтал… Мечта навстречу чудесам

Вела парнишку сельского Степана…
Церковный регент обучил азам,
А дальше сам трудился неустанно,
Прислушиваясь к тайным голосам,

К мелодиям садов и горных речек,
К тем песням, что вечернею порой
С завалинок звучали и крылечек…
Степан увлекся золотой трубой,

А после перешел к аккордеону.

И тот прославил парня…
— Эй, норок*,
Сыграй-ка, музыкант, для нашей свадьбы —
Заплатим… Ну, а чарка и пирог –
Само собой… –
Играть бы и играть бы

Всю жизнь – сулила музыка ему
Высокую отраду вдохновенья,
Веселую взвихрила кутерьму,
Даря Степану звездные мгновенья…

Играет день-деньской – не пьет, не ест…
Зачем еда, коль музыка питает…
Степана приглашают в Бухарест –
На всю страну по радио играет…

* Привет

И королева слушает… Она
Степана приглашает жить в столице…
Для украинца холодна страна
Румыния… Он хочет научиться

Всему, что должен классный музыкант
Знать и уметь – и быть – высокой пробы…
Да, Богом дан недюжинный талант,
Но знания нужны высоким профи…

Заначив леи музыкой, Степан
В бумагах указал себя румыном –
(Пришлось: не взяли б, если б не обман) –
И он студент консерваторский… С пылом

Он в Черновцах теорию учил,
Оттачивал и слух и виртуозность…
Приход советской власти пережил,
Она же, проявив свою стервозность,

Консерватории высокий ранг
Понизить до училища решила…
Закончил в год, когда кровавый «Дранг
Нах Остен» рать фашистов учудила…

В театре концертмейстером Степан
Трудился, новый опыт обретая…
Судьба о нем имела четкий план,
С судьбой не споря, жил… Судьба простая –

Провинциальный скромный музыкант,
Но у судьбы иное на прицеле:
Степану выдает за квантом квант
Тычков, подсказок, направляя в деле,

Которому он жертвенно служил,
Не отвергая скромной ипостаси…
На фабрике Степан руководил
Рабочим хором… Подвернулся кстати

В газете стих о передовиках –
И вот он песню выдал со сноровкой…
Конечно, песне той не жить в веках,
Но он обласкан в Киеве Веревкой

Григорием, который распознал
В Степане музыканта Божьей волей…
— Ты – композитор. – Мэтр провозглашал,
Напутствуя…
— Эх, поучиться, что ли? –

И Сабадаш науки добирал,
С оглядкою на дирижерство в хоре…
А той порой студент в селе кропал
В больничке на ночном дежурстве… Кори,

Коклюша, к счастью, не было в селе,
Никто по пьянке не порвал сорочку…
Заречный бор чернел в ночном стекле –
И он в тетрадь кладет за строчкой строчку…

В’ється наче змiйка,
Неспокiйна рiчка,
Тулиться близенько
До пiднiжжя гiр…
А на тому боцi,
Там живе Марiчка –
В хатi, що сховалась
У зелений бiр…

Дом творчества неоценимый вклад
Привнес в созданье звонкого шедевра…
Объявлен конкурс на «Маричку»… Рад
Степан принять участье… Для маневра

Училищных хористов подключил –
Впервые в хоровом многоголосье
Звучит «Маричка… Вскоре попросил
Ее Гнатюк – и не осталось вовсе

Певцов, кто эту песню хоть разок –
Не пел и не любил… Звучит поныне
Со сцены и в застолье под «квасок» —
Заметьте, что не только в Украине…

Такое счастье выпало творцу –
И вдохновило покорять вершины…
Взлетая, песни старцу и юнцу
Души касались… «Песня с полонины»

И «Очи волошкови» хороши…
«Ромашки» — о военном лихолетье…
Верши предназначение, верши,
Художник – для того живешь на свете…

Он знаменит – и власти Черновцов
Эксплуатируют и в хвост и в гриву.
На праздниках, на конкурсах певцов –
Как без Степана? Трудно… Быть бы живу…

На нем – три хора, «Жовтень» и ансамбль
«Маричка»… И к «Борису Годунову»
Массовки… Черновицкий парт-нотабль
Задачки Сабадашу ставит снова…

То в Киев он летит, то в Ленинград,
В первопрестольной во дворце кремлевском
Ансамблик темпераментных девчат
Овации срывает… На московском

Капризно-строгом зрительском лице
Восторг… Его «Гуцулочки» и «Вишни»
Исполнены ансамблем во дворце
Столичном – и опять в шедевры вышли…

А Сабадаш теряет к жизни вкус.
Не радует успех, здоровье тает…
Сказался многолетний перегруз –
Он что-то поменять в судьбе мечтает…

Ему дают жилье в особняке…
С обкомовским инструктором – соседом –
В друзьях… О Леониде Кравчуке,
С которым по субботам пред обедом

Играют в карты – (тот мухлевщик, жох) –
Степан категорично предрекает:
— С такой ухваткой ждет его прыжок
В карьере… А тоска не отпускает…

Его столица древняя зовет –
И он переезжает – и в столице
В дворце «Жовтневом» трудится, живет…
Другое время и другие лица…

Он пишет песни… Жаль, но ни одна
Не поднялась до уровня «Марички»…
Похоже, что родная сторона
Ему дарила тайные отмычки

К секретам песни, а когда Степан
Стал киевлянином, отобрала их…
Не нам судить… Протопав по стопам
Творца от дней давно ушедших, ранних

До нынешних — его взблагодарим
За песни, что нам душу согревали…
Нам выпало прожить синхронно с ним…
Всевышний, утоли его печали…

Владимир Ивасюк

Семидесятый… Песней вся страна
Покорена… Рождение шедевра…
Елена Кузнецова… Вот она
«Червону руту» спела самой первой —

(На Театралке сняли этот клип) —
Солистка из ансамбля «Буковина»…
Вы были в Черновцах тогда? Могли б
Услышать сами: трепетно, невинно

Ту песню, как признание в любви,
Пронзительно, восторженно и жарко,
Как смелый вызов парню виз-а-ви
Исполнила девчонка-черновчанка…

А парень – сам Володя Ивасюк,
Мелодию с душой своей сложивший.
Та песня к ней пришла из первых рук –
И весь народ, ту песню возлюбивший,

С той песней принял в сердце и ее…
Как я, Володя был тогда студентом…
Престранное везение мое:
Курс на картошке… Я же тем моментом

С последствиями травмы в ССО
Отпущен в Черновцы… Я это видел!
С начала до конца я видел все…
Какую песню этот парень выдал…

Как раз на переломе сентября
Снимали этот клип на Театралке…
И вот она, синкопами бодря,
Всех нас завоевала по нахалке…

Ах, что за песня! Музыка, слова…
Такая свежесть в ней, такая сила!
Не оторваться – сердце, голова
Сдались ей, чтобы к счастью возносила…

Ходили слухи: Ивасюк влюблен
В певицу из ансамбля «Буковина»,
Что тот шедевр был ей и посвящен…
Кто скажет точно? Может быть… Картина

Той съемки не забыта посейчас…
Еще из уст в уста передавали,
Что подарил на перстеньке алмаз…
А вы что о той девушке слыхали?

Ансамбль «Смеричка» был уже потом
Хоть в прессе первым тот ансамбль назвали…
В ансамбле том изъяна не найдем:
Василь Зинкевич, Яремчук Назарий

Задор старались в песне подчеркнуть,
Безудержный напор и темперамент,
Но здесь они пережимали чуть…
Вокалу незатейливый орнамент

С гуцульским колоритом добавлял
Аранжировщик – клавиши, гитары…
«Червоной руте» дарят свой вокал
Гнатюк, Гуляев, Сонечка Ротару…

У каждого певца подходец свой…
К примеру, романтично и с грустинкой
Пел Константин свет Дмитрич Огневой…
Журнальчик «Кругозор» с его пластинкой

Потом мне удалось купить в Москве…
Закончив этот курс, стажировался
На радио Московском. Ну, так с кем
Румынских меломанов постарался

Я познакомить, радиожурнал
Готовя для трансляций в Бухаресте?
С Ивасюком… А песню исполнял
В знакомом варианте – честь по чести –

Он: Константин свет Дмитрич Огневой…
Мне было ближе это исполненье…
А вскорости уже над головой
Из каждого окна звенело пенье:

«Червону руту» весь Союз запел…
В той песне было что-то от «Марички,
Но это я не в нотах разглядел,
Не в ритмах и стихах, а в перекличке

Тех вдохновенных и высоких чувств –
Их обе песни ясно выражали…
Ах, песня! Ты превыше всех искусств…
Все Черновцы Володю поддержали…

Занятно, что один из двух «отцов»
«Марички» был предтечею Володи
По институту. Здешний мед – творцов
Наладил выпуск… Что ж, и песня вроде

Лекарства – избавляет от хандры,
Гармонизирует работу сердца…
В мединституте, видимо, горды
Преподы и студенты от соседства

С Володей, что внезапно стал звездой…
Но с детства так трудна его дорога,
Ах, до чего трудна, хоть волком вой –
Судьба его испытывает строго…

Родился он, Владимир Ивасюк,
В местечке Кицмань здесь, на Буковине…
Всем стало ясно: музыкальный слух!
Родители задумались о сыне:

Его же надо музыке учить,
А в Кицмане покуда нет музшколы…
— Давай начальству жалобы строчить,
Настроим депутатов… — В общем, скоро

Открыли – Черновицкой филиал…
Вот повезло так повезло мальчонке –
И скрипочку малыш впервые взял
В пока еще некрепкие ручонки

И из его покуда слабых рук
Вдруг вылетела музыка, как птица…
Уж так старался Вова Ивасюк.
Уж так хотел быстрее научиться!

Он рос. С ним вместе музыка росла.
А руки стали сильные такие –
Те руки – крылья горного орла
Перенесли его однажды в Киев,

В спецшколу для талантливых детей…
Но здесь без мамы с папой одиноко –
И он домой вернулся без затей…
У мальчика под материнским оком –

(Столичный импульс втуне не пропал) –
Открылись сочинительства задатки.
Он «Буковинку» организовал –
Ансамблик школьный – и пошел в терадке

На нотоносец звуки помещать,
Из коих повыстраивались песни…
Ах, почему б ему не помечтать:
Уж так Володя будет счастлив, если

Однажды песни те споет Гнатюк…
Ну, а пока на всех олимпиадах
Ансамбль, который создал Ивасюк,
Обычно побеждает – и в наградах

Директорский просторный кабинет….
Вот он впервые на телеэкране…
И Киев проявляет пиэтет
К подростку… Замечательной награде

Маэстро удостоен: по Днепру
Поездкой на туристском теплоходе…
И взрослые ансамбли по-добру
Ему звонят и пишут: мол, Володя,

Пришли нам ноты песенок твоих…
— А кстати, кто придумал эти тексты? –
— Я сам писал и музыку и стих…
— Ну, ты даешь! Чудесно! Были те, кто,

Наверно, и — завидовал ему –
И сглазили – удачу умыкнули…
Шел на медаль. Не дали. Почему?
На первый взгляд случайность… Подтолкнули

И бюст вождя был с пьедестала сбит –
И – гипсовые сыпались осколки…
Шьют дело… У него насчастный вид,
А в школе комсомольцы, комсомолки

С подачи старших – (вбили конформизм) –
Берутся прорабатывать Володю:
Явил, мол, злостный антикоммунизм –
Уже и исключенье на подходе…

Родители боролись за него –
Отбили, отстояли, но медали
Не будет…
— Ладно, сынка, ничего…
Спасибо, хоть закончить школу дали…

Блестяще поступил в мединститут,
Но «органам» Володя – костью в горле –
И в ректорат о нем «телегу» шлют.
Дают ход делу – и такое горе –

Позоря молодого паренька,
Приказ об исключении публично
Зачитывают…
— Институт, пока!
Вот дураки – ведь он всегда отлично

Учился – и отличный был бы врач…
Но выкормышам Берии с Ягодой
Кого-то б лишь в мятежники запрячь…
Они, чекисты, были вражьей кодлой,

А не Володя… Выдержав удар,
В рабочий класс… Но на заводе
Прознали про его высокий дар –
И попросили:
— Ты б не мог, Володя,

Хороший хор нам организовать?
— Могу, конечно…. Классная идея!…
И хор Володин радость вызывать
Стал в городе… О творчестве радея,

Володя для своих хоровиков
Цикл песен пишет – и под псевдонимом
Их шлет на конкурс… Результат каков?
Он – победитель! Вот – в газете снимок…

А песни – «Видлитали журавли»,
А также «Колыбельная Оксане»
В народ без визы «органов» пошли…
И вот – «Червона рута» на экране…

А он мединститут завоевал,
Придя в него с путевкой заводскою…
Видать, в тот раз «майорчик» прозевал –
Потом, наверно, с лютою тоской,

Кусая локти, злился – не достать:
Обласканный народом композитор
Пред «органом» не станет трепетать,
Пред подлым и никчемным паразитом –

Ведь за него поднимется народ…
Володин звездный миг – «Червона рута»…
Союз,… Европа,… мир ее поет –
И вправду песня сочинилась круто…

Потом был фильм с названием таким,
Потом ансамбль для собственной супруги
С таким названьем создал Евдоким…
— Кто?
— Толя Евдокименко… — И в круге

Звезд украинских занял Ивасюк
Достойное, заслуженное место.
И, как мечталось, сам Дмитро Гнатюк
Запел «Червону руту» — так чудесно,

Как только он, великий мастер мог…
Взлетая в композиторской карьере,
Владимир совершил большой рывок –
Во Львов уехав… Черновцы потере

Не рады… Что поделать: город Львов –
Консерваторский… Отпустили, веря,
Что, научившись, станет – будь здоров! –
Творцом – и лишь на время та потеря…

Ротару с новой песней «Водограй»
Очаровала польский город Сопот…
Летят по всей земле из края в край
Те песни-птицы… Замолкает шепот,

Когда его мелодии звучат…
«Два перстня», «Словно стаи птиц», «Две скрипки» —
То тихой грустью душу покорят,
А то на лица вознесут улыбки…

От песни к песне зрел его талант –
И вот уже «Мелодия» дозрела
Чудесных песен выпустить «гигант»…
С прилавков та пластинка улетела –

За день…
Потом случился тот апрель…
Володе позвонили… Он оделся…
Ушел…
— Но где он? Поздно же… Теперь
Глухая ночь… Да где ж он засиделся?…

Он только в мае обнаружен был
Повешенным в лесу… Самоубийство?
Скорее нет, чем да… Но кто убил?
За что? Ответа нет… Так быстро, быстро —

Безудержно уносятся года…
Незаменимых нет? Увы, неправда:
Таких, как он не будет никогда.
Нет заменимых… Но одна отрада:

Как в зеркало, душе Ивасюка
В сердца его земных друзей глядеться….
«Червона рута» будет жить века
И Черновцам останется в наследство…

Добавить комментарий