ВСЕМУ ВИНОЙ КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ
Всему виной был, наверно, красный кленовый лист. Он слетел с дерева и планером стал писать широкую спираль осеннего водоворота; мы с дядей Мишей зачарованно следили за его полетом. Снизившись, лист совершил классическую самолетную посадку у самых наших ног и замер.
— Вот и все, — сказал старик. — Но как красиво умер!
Ответить дяде Мише можно было только молчанием, и я помолчал, не сводя глаз с кленового листа.
-Я подумал как-то о себе, — продолжал говорить он, — что представляю собой все же некоторую ценность… — Я повернулся к нему, увидел знакомую лукавинку в глазах и приготовился слушать.
-Ценность, — повторил он. — Но только… для врачей. У меня столько хороших болячек, что на мне можно заработать миллионы, если я протяну еще десяток лет. «Вам какую? — спрошу я у доктора. — Вот эту? У вас хороший вкус… Завернуть?»
Рассказ «пошел», я принял удобную позу, я был весь внимание.
-Мысль эта — что я какая-то там ценность — покатилась как колесо, и я стал думать дальше. Но уже по делу. У нас в семье возникла проблема. Сын хочет сменить мебель (старая у него почти вся с гарбича) и мечтает о машине. Он только об этом и говорит. Раньше я полез бы в сундук и вынул деньги, а сейчас? Я делаю вид, что не слышу. Но думать-то я думаю!
Я прикидываю, что в самом деле можно продать, имея в наличии только себя, такого, как я есть. Задача, скажу вам, не из легких!
Размышлять я могу и так и этак, и кто мне запретит мозговать «этак»?
Я увидел следующую картину — называйте это как хотите — идеей, замыслом, комбинацией… Я иду по улице, и какой-то молодой человек шагает мне навстречу
Он смотрит на меня внимательно и вдруг останавливается. «Здравствуйте!» «Здравствуйте, — я отвечаю, — вы не ошиблись адресом?» «Не ошибся, — говорит он, — я имею к вам предложение».
И вот мы с ним садимся, как с вами, на нашу скамейку, и для начала он делает мне комплимент:
-Я, — он мне открывает глаза, — видел, конечно, морщинистые лица, но такого, как у вас, не встречал.
-Спасибо, — я отвечаю, — у вас прямо талант говорить приятные вещи.
Молодой человек не обижается.
-У меня другой талант. Я хирург и делаю пластические операции. Я открыл новый метод. У меня есть уже кабинет, но нет еще рекламы. То есть я не раскручен, как здесь говорят. Мне позарез нужен пациент, который доверил бы мне свое лицо. Не каждый на это согласится, а женщина — тем более. Поскольку, на мой взгляд, вам терять нечего, хотя вы еще, крепенький, тьфу-тьфу, дедок…
-Слово «позарез» вы сказали очень к месту. — Я тут пошарил по карманам. — Таки да, — говорю, — терять мне нечего…
-… а кое-что найти вы не против…
-Не против.
-… я вам предлагаю лечь ко мне на стол..
-Что я могу найти лежа на столе?
-… и получить за это неплохие деньги.
-Уже ложусь, — я ему говорю, — когда деньги? И что меня еще немного интересует – сколько?
Он называет сумму — ее как раз хватает на новую мебель и на не самую дорогую машину.
-А гонорар вы получаете — или тот, кому вы доверите получить, — молодой хирург тут поморгал, — сразу после операции. Ваши фотографии «до» и «после» будут помещены в газетах, значит, еще и прославитесь. Наверно, я сниму еще и фильм. Согласны? Нет, кроме шуток.
-Разве шутят, говоря о деньгах? Я почти согласен. Вы правы: терять мне нечего, а насчет находить — так мне никогда не везло.
-Вот вам мой номер телефона. Через сколько дней вы мне позвоните?
-Дайте мне минуту роздыху… Фу-у-у… Я думаю, трех дней мне на эту головную боль хватит.
-Договорились. Таких великолепных морщин я еще не видел! Класс! — и молодой хирург как-то хищно потер руки.
С этим его последним словом я и остался на скамейке.
-Класс, — я повторял как заведенный, — класс, класс… — И все же начал размышлять. Так. «Морщины — это вам не бородавка. Они на моем лице — как реки на карте: избавишься от них — получишь пустыню Сахару!
Вот эти, — трогал я одни, — они за войну. А эти я получил, когда воевал за квартиру. Следующие — когда у сына был «трудный» возраст. Эта прорезалась, когда заболела Мария. А здесь у меня целая их сетка — она легла на лицо, когда жизнь вдруг стала немила и хотелось только пить водку.
Прямо не биография, а география! Со всеми горами, реками, омутами, болотом и пропастями…
Эту географию, так я спасительно отвлекался от главной мысли, наверно, преподают в своей школе старые цыганки с указкой в руке. А на стене висят «два полушария» — два человеческих лица, под одним написано «Болезни», под другим — «Невзгоды».
-«Смотрите, — говорит будущим гадалкам старая ведьма и тыкает указкой, — это первая жена, это — вторая. Вот здесь вот — язва желудка. А эти крестики — алименты…»
Так что будет, если я избавлюсь от морщин?..
Сахара, Сахара!..
Вот как затейливо я размышлял, уважаемый товарищ Вадим (так он меня называл), и не скажу, чтобы мне светило какое-то открытие. Мне нужно было только выбрать из двух одно.
-Что вам сказать! — подвел некую черту в рассказе дядя Миша. — Что вам сказать!.. В Америке может случиться что угодно. Я здесь с этой историей не самый оригинальный человек, где уж мне! Я как-то прочитал объявление в газете, запамятовал, правда, в какой: «Бывший карточный шулер (пальцы уже не те) разыскивает тоже бывшего шулера, чтобы поговорить за профессию». Или еще: «Чудо в перьях ищет свою Бабу-Ягу». Представляете эту пару? Ее только рисовать тушью!
Или еще: «Пожилому человеку требуется молодой хоуматтендант, который смог бы подпевать песням Гражданской войны»…
Что было или, вернее, что будет дальше.
Я выбрал из двух одно, я выбрал сынову мебель и его новую машину. Из уличного телефона я звоню доктору, что согласен, мы договариваемся на завтра. Спрашиваю, на что мне пожаловаться дома, чтобы за мной приехала машина. Он сказал.
Ночью я охаю и стону (так. – В.Ч.) и хожу на кухню пить воду. Там я чищу картофелину и разрезаю ее на две половинки. Утром эти половинки я запихиваю за щеки — и я готов.
Шамкая, я звоню доктору. Сын убегает на работу и успокаивает меня: флюс, папа, это чепуха. Он тебе даже идет.
Я еду на машине врача, Мария остается дома — она из-за меня всю ночь не спала и еле жива.
В своем офисе доктор меня фотографирует, сестра готовит к операции. Звонит Марии: «Вашему мужу придется на сутки задержаться: воспаление десен, температура, требуется хирургическое вмешательство, уход. Не беспокойтесь, вернем старичка лучше прежнего».
Хорошо (дядя Миша как всякий одессит говорит «хорошё»).
Я ложусь на стол, мне что-то колют в руку.
-Хотя бы нос вы мне оставите, — я спрашиваю, — чтобы я себя после узнал?
-Да, — говорит доктор и расплывается.
Я просыпаюсь, хирург сидит рядом.
-Передумали, доктор? Мои морщины вам не подошли? — И чувствую на своем лице бинты.
Так, в бинтах, я и приезжаю домой.
-Ой, что там было? — Такой тревоги в голосе Марии я уже 30 лет не слышал.
-Ничего особенного, — говорю, — двусторонний флюс. Детская болезнь.
Медсестра, она со мной, обещает:
-Завтра приду сменить повязки.
-Короче. Мне окончательно снимают бинты. Сын беспокоится: «Что это с тобой, папа? Ты будто на 20 лет помолодел».
-Это я опух после операции. Пройдет.
Через неделю.
-Да ты в самом деле помолодел!
-Наверно, это такой флюс. Американский. Здесь все иначе. Не бери в голову.
Мария смотрит на меня с подозрением.
-Твой папа, наверно, подыскал себе кого-то моложе меня.
-Ну да, — я отвечаю, — соседку. Мадам Паркинсон.
-Что вам сказать! — повторил дядя Миша и помотал головой. — Начинается самое трудное, о чем я не успел подумать: старик с дурацким молодым лицом. Ну, не так, чтобы очень, но все-таки… Я даже в панике — что я скажу сыну? Что я выгодно продал свои морщины? Так он вызовет скорую психиатрическую, и наверно, я буду не первым иммигрантом, у которого поехала крыша. И что я, кстати, отвечу знакомым, если они спросят о переменах на лице? Как на меня посмотрят — если посмотрят — мои доминошники?..
Оказывается, ответы на все мои вопросы были уже у молодого хирурга. Он успел ухватить самую суть Заокеании. Врач приехал осмотреть меня, привез с собой фотографа и двух корреспондентов из газеты и журнала и все объяснил моим домашним и журналистам. И вручил мне пухлый конверт. Он сказал при этом:
-Дядя Миша, вы теперь — моё publicity, живая реклама, моя раскрутка, моя слава, мой success! Поработайте на меня еще, я вам доплачу. It’s America! Честное слово, это лучше, чем стоять на Брайтоне с флайерсами! Ходите, улыбайтесь пошире, сияйте всеми своими вставными зубами! А когда вас будут расспрашивать о переменах, называйте мое имя! ОKэй?
Мария на все это произнесла очень женские слова:
-Кому нужны такие деньги! Да я из них и копейки не возьму! — Она их в меня швырнула, эти слова, и ушла на кухню, где тут же загремела кастрюлями.
-Ну почему? — возразил ей сын. — Теперь, когда у нас будет машина..
-Я уже знаю, где купить мебель, — вставила Галя, невестка. — У мягкой — дивная расцветка! Представляете, бежевый тон…
-И вот тут-то, товарищ Вадим, мне станет впервые обидно. Потому что все говорят только свое, только от себя и за себя, а обо мне никто не думает! Никто не спросит: а как ты, Миша, будешь чувствовать себя в молодой личине? Ты ведь не ради нее, не ради себя на операцию пошел — ради денег! Тебе-то будет каково?
И только внук догадается. Он спросит:
-Деда, тебе было больно?
Он спросит так, а я ему отвечу непонятно:
-Больно не было, но, наверно, будет… — А отчего, я ото всех скрою. Это будет моя тайна…
*
Возле нас кружилась маленькая девочка, одетая ярко и разноцветно, как осеннее деревце.
-Ну и фантазия у вас, дядя Миша! — сказал я — сказал потому лишь, что требовался хоть какой-то мой отклик.
-Это не фантазия, — возразил мой собеседник. — Это самый верный способ заработать приличные деньги такому старику, как я. Если хотите, это хорошо разработанный гешефт. Остановка за малым: нужен молодой человек, который подойдет ко мне на улице и скажет: «Здравствуйте. Я имею к вам предложение…».
Старик замолчал, замолчал надолго. Молчал на этот раз и я.
Близко к нам подошла разноцветная девочка, нагнулась и подняла тот самый кленовый лист, что упал полчаса назад.
-Мама! — крикнула она. — Смотри, какой красивый!
