Старые кварталы.

Странно порою обнаружить посреди современного города столь древний уголок. Двухэтажки, возведённые ещё в тридцатые годы, возможно, сохранили отпечатки своих первых жильцов, а по ночам, говорят, здесь можно услышать их голоса.
Жизнь этих маленьких непроходных дворов практически не изменилась с тех пор: всё так же тихо и размеренно течёт она, всё с тем же недоверием, а порою, и страхом, встречают местные жители незнакомых людей, случайно забредших сюда. По-прежнему замкнуты и невежественны остаются обитатели этих старых домов, содержащих в себе какую-то тайну, которой лучше не быть раскрытой. Тем же зловещим шёпотом передают древние старухи таинственные истории и полузабытые легенды своим внукам и правнукам. И лишь здесь можно наблюдать слияние высокой религиозности и почти сатанинской извращённости, проявляющейся в поклонении неведомому, таящемуся в глубине этих ветхих зданий. Только здесь и нигде более совершаются столь жуткие преступления, что они приводят в неописуемый ужас даже самых стойких людей.
Число стариков в этих местах во много раз превышает число детей, потому что последние порою не доживают и до четырнадцати лет. В старых кварталах старики, не испытывая душевных мук, отправляют молодых на погибель, а те с покорностью принимают смерть… Но всё же, эти кварталы не вырождаются, ибо старики живут необъяснимо долго.
Всё это кажется диким и ужасным, но этому есть разумное обоснование: в глубинах старых кварталов обитает огромное зло, давно переродившее их обитателей, живущих теперь по установленному им порядку…
Уникальными являются и сами дома, служащие, одновременно, и объектом поклонения и своего рода храмом. Их слепые окна, затянутые паутиной и заросшие пылью, взирают с враждебностью на всякого постороннего, а облезлые двери хлопают на ветру в каком-то зловещем ритме. Тёмные лестницы, покрытые грязью, уводят вас в зловонную глубину подъездов, поглощающих не только ваше естество, но и душу. Подобно фрескам в церкви, рисунки на выцветших стенах излагают вам свою, извращённую, концепцию бытия. Гнетущая атмосфера и нестерпимое удушье полностью подавляют вашу волю. Сами того не понимая, вы, сломя голову, выбегаете из подъезда и, жадно глотая свежий воздух, стремитесь поскорее покинуть это проклятое место, ощущая на себе враждебные взгляды сквозь чуть приоткрытые веки грязных штор.
Но если вы всё-таки сможете перебороть себя и останетесь здесь подольше, кошмарные откровения обрушатся на вас, подобно камнепаду. Вы услышите невнятное бормотание и странные песнопения, доносящиеся из подвалов и с чердаков, пронзительный скрип дверей и тихие разговоры на запретные темы, шелест страниц древних богомерзких рукописей, содержащих откровения, способные свести с ума любого здравомыслящего человека; вы увидите малочисленные группы молодых людей, тянущих жребий, после чего тот, на кого пал выбор, седеет за миг и, мертвенно-бледный, навсегда скрывается в одном из подвалов; вы заметите яркие вспышки света, пробивающиеся через глухо зашторенные окна квартир, и чудовищные тени, мелькающие внутри…
И это – лишь малая часть того, что начинает твориться здесь с наступлением темноты. Если вам когда-либо случится оказаться в тех местах в тёмное время суток, уносите оттуда ноги как можно скорее, ибо о том, что вы там увидите, вы вряд ли сможете поведать кому-либо, поскольку, я в этом уверен, вам суждено сгинуть в одном из этих зданий, раствориться, стать частью этого квартала. Не реагируйте ни на грубые окрики, ни на ласковые призывы. Ваша жизнь, а может, и душа, зависит от вашего благоразумия. Прибавьте шагу и ни в коем случае не оглядывайтесь! За то, что вы можете увидеть, вы заплатите рассудком. Если вас будут преследовать, бегите, что есть сил, и да хранит вас господь! Но если вас настигнут, взовите ко мне и я услышу вас. Я буду молиться о спасении вашей души, потому что ваше тело мне не спасти…
Но лучше вам не попадать туда ни днём, ни ночью. Так будет лучше для всех – и для вас, и для них, потому как кто знает, какие неведомые силы они могут вызвать. Принося себя им в жертву, эти люди лишь поддерживают в них ту искру жизни, которая теплится вот уже многие годы. Но стоит тем силам получить чуть больше пищи, неизвестно, что тогда вырвется на свободу…

12 августа 1998 года.