Крест Победы

Распахнуты ворота вестготских городов.
Понурились их башни в предчувствии врагов.
И даже на природу пал африканский жар —
Не плодоносят пашни. Но назван Гибралтар
И приняли мечети иуды первый взнос
За сложенные крылья. Как предан был Христос,
Погиб при Гвадалетте помазанник его.
Так обернулось пылью величие веков.
Поодиночке графы ведут войска на рать.
И суждено героям бесславно умирать,
Ведь больше нет державы, единства, короля,
А множатся границы и делится земля.

В сумятице безвластья раздробленной страны
Берберский предводитель обещанной казны
Не принял. В одночасье Толедо овладев,
Её, как победитель, взял ифрикийский лев.
Он весть послал эмиру, в которой восхвалил
Богатство и обширность захваченной земли.
И мусульманской вирой стал магрибинский флот.
Вторжение свершилось на следующий год.
Подобно переспелым с гнильцой внутри плодам
Ложились маврам в руки без боя города.
И были вои смелы, и стены высоки,
Но брали на измену те города враги.

Сжималось королевство быстрее, чем шагрень.
Минул срок восьмилетний и вот настал тот день,
Когда спасаясь бегством, в Кантабрийских горах
Был окружён последний, невенчаный монарх.
Он с долгой сотней воев. Арабов тьма и тьма.
Испания христова — на пятачке холма!
Заходит солнце злое и ясно, что рассвет
Защитникам готовит. И вдруг на небе… Крест!
И свет – не кровь заката, а злато райских врат,
И звук – не гром грохочет, архангелы трубят!
Последний луч. Стаккато!.. Упала наземь ночь.
Знамение пропало. Да было ли оно?!

«Мы зрели Крест Победы», — вскричал испанский вождь, —
«Что был на Гвадалетте потерян! Но Господь
Нас не оставил. «Предан, распят, но не разбит!» —
Своим беспутным детям он это говорит». —
И повелел из дуба срубить похожий крест —
Отчаянья и веры, и злой надежды жест.
Со скального уступа вождь людям так сказал:
«Пускай, мы с вами смертны, но Бог нам показал,
В грядущей битве в наших рядах пребудет он.
Своим щитом укроет, мечи зажжёт огнём!»
И ярую молитву испанцы вознесли.
Но на весы их шансы пушинками легли.

Едва настало утро, арабский командир
К защитникам отправил иуду , чтобы мир
Им предложить. «Вы мудро поступите, сложив
Оружие», — лукавил священник. — «Хватит битв.
Все армии Испаньи, сражаясь, не смогли
Противиться арабам. Так вам по силам ли?»
Тогда, как заклинанье, услышал он в ответ:
«Ты говоришь, что слабы, языческий клеврет?
Мы в нашей вере крепки и в помыслах чисты.
И с помощью христовой с холма, что видишь ты,
Сойдёт на землю готов вновь божья благодать,
Как урожай умножит посев — идальго рать».

И, возвратясь, с печалью иуда передал
Арабам слово в слово всю речь и так сказал:
«Ничем, как только сталью, вам их не убедить.
Они дерзки так, словно им надоело жить».
«Тогда они получат желаемую смерть», —
Ему каид ответил, — «не стоит их жалеть.
Возрадуемся лучше отчаянью врагов.
Пока ещё день светел, мы разобьём глупцов».
В долине Ковадонги вот-вот начнётся бой
Двух армий, двух религий, культур, одна другой
Враждебных и далёких, как солнце и луна.
Поднялись знаменосцы, звучит трубы сигнал.

Вновь, как на Гвадалетте, две армии сошлись.
Предгрозовые тучи затмили неба высь.
И мавры на последний Испании редут
Вверх по холмистой круче атакою идут.
Звенят тетивы дружно и крутятся пращи,
И град камней и дротов почти неистощим.
И кажется, что нужно ещё чуть-чуть нажать,
И будут смяты готы, им некуда бежать!
Но что случилось?! Буря! Арабов сносит шквал
И собственные стрелы разят их наповал!
И небеса ликуют, обрушив град и дождь,
И в контратаку лучших бойцов бросает вождь!

Под громом бьющих молний смутилась вражья тьма.
И кажется ей будто, что демоны с холма
Все в чешуе драконьей, багровой от крови,
Несутся и не будет спасения от них!
Тут паника напала на грозных сарацин.
В бесформенную тушу вошел испанский клин
И бойня всех смешала. Зачавкала земля,
Пьянея с крови. Души рвал ветер веселясь.
И светлым исполином шёл Иисус Христос.
Его печальный облик страшней был адских гроз.
Бежали сарацины, кровавый след стеля.
А крест победы славной на небесах сиял!!!

И чьё то было чудо? От бога? От людей?
Пусть спорят казуисты церквей и королей.
Но только с той минуты, как вновь был поднят крест,
Продлится реконкиста почти семь сотен лет.
Испанцы и арабы не будут мира знать,
Но будет что поэтам стихами воспевать —
Воителям их славу, правителям – дворцы,
И будет что поэтам оплакивать навзрыд —
Любимых, что погибли, сады, что сожжены.
Но кто сейчас их помнит? И ты, и я немы.
А у плиты могильной святого короля
Стоит крест Ковадонги, как и тогда стоял.