ПОВОРОТ
Илья вовсе не рассматривал возникшее у него вдруг желание служить в армии как простое и естественное желание. Многие юноши и отроки мечтали в армии набраться мужества, испытать себя, подтянуться физически, в конце концов, исполнить гражданский свой долг по защите отечества; он же рассматривал это свое неуемное желание как некое сверхъестественное предназначение и чрезвычайно гордился этой, захватывающей дух, абсолютной и непоколебимой уверенностью. Илья стал живо интересоваться военными училищами, которых в каждом, уважающем себя городе в те времена, было как минимум два, а то и больше, вел хитроумные разговоры с соседским парнишкой, уже почти год щеголявшем в новеньком курсантском мундире.
Мечтательный, начитанный мальчик, занимавший на всех олимпиадах для школьников далеко не последние места, выпускник единственного в те времена в городе, физико-математического класса, вечный любимец учительницы литературы, Илья Ведерников, принял твердое решение пойти в военное училище. Но этому важному решению предшествовало событие, которое произошло несколькими годами ранее.
* * *
Тетя Дуся домывала последние ступеньки крутой и истертой за полтора века лестницы, как и обычно жирной и грязной до невозможности тряпкой, когда Илья с грохотом проскользил, ударяясь головой о каждую ступеньку, к ее ногам. Не совсем трезвым взглядом тетя Дуся попыталась оценить происшедшее обычным своим словосочетанием:
— Ходют тут всякие…,- но тут же осеклась и заблажила во весь голос, разглядев наконец жертву своего сомнительного усердия, с трудом поднимающуюся на ослабевшие ноги:
— Убился!!! Мальчонка убился!!!! Чур меня!!!
Илья и вправду выглядел неважнецки, кровь обильно сочилась из серьезной раны на голове, пропитала всю рубашку и капала на синие форменные брюки, безжалостно пачкая единственный его комплект школьной формы. В течение последующего часа Илья имел счастье наблюдать испуганное лицо школьной фельдшерицы, в которую были влюблены все отроки школы, румяной блондинки с кукольным личиком, старательно, по всем правилам, накручивающей ему на голове какую-то чудовищную «шапку» из бинтов.
С тех пор Илья приобрел необыкновенный дар. Он стал приверженцем алогизмов, фанатичным поборником нестандартного, что впрочем, для математики и физики позже, уже в элитной школе, было даже неплохо. Но если бы только этим и ограничилось его благоприобретение…
С перемотанной головой, испытывая головокружение и тошноту, на пути домой, Илья решил проехать две остановки на трамвае. Раньше он их пробегал, не замечая расстояния. Но как только Илья вошел в трамвай, у того тут же слетела штанга. Чертыхающийся водитель вылез из кабины, поставил штангу на место, и, не найдя никаких дефектов и недоуменно качая головой, тронул трамвай дальше. Ехали спокойно недолго, перед нужной Илье остановкой и конечной для трамвая, это капризное железное чудище неожиданно сошло с рельсов, причем на предельно малой скорости, без каких-либо видимых на то причин. Но тогда еще Илья не мог связать воедино свой открывшийся внезапно дар с событиями в трамвае, по причине малого промежутка времени с момента его возникновения.
Отныне в жизни Ильи Ведерникова стали происходить невероятные вещи. Приемник, наспех собранный на советском предприятии из груды бракованных радиодеталей, на волне «Свободной Европы» начинал вещать абсолютно без помех, нагло начхав на все радиоглушилки КГБ, что было удивительно и чудно, коньки, расползавшиеся в стороны по причине «высокого качества самой советской в мире стали», вдруг начинали скользить ровно, четко вписываясь в повороты и виражи, мысли приобрели удивительную упорядоченность, учиться стало легко и приятно. Никогда ранее всерьез не помышлявший о спорте, Илья вскоре записался в четыре секции кряду, в большой теннис, в гимнастическую секцию, в секцию бокса и в секцию ныряния под воду.
По утрам Илья стал вскакивать в 5 часов и, с гантелями наперевес, по 2 кг каждая, бежал к ближайшему водоему, находившемуся от дома на рассстоянии 13 км, бежал споро, через дикий лес, чтобы, окунувшись в ледяную и не совсем чистую воду, прибежать обратно, сделать положенный комплекс физических упражнений, и только после этого отправлялся в школу на занятия. Зимою Илья бежал к озеру по утрам на лыжах, брал с собой топор, рубил прорубь, окунался в нее с головой и, счастливый, убегал на лыжах обратно.
Так бы и стал Илья Ведерников прославленным олимпийским чемпионом, если бы его спортивную карьеру внезапно не остановила прихоть поступать в военное училище. Тренеры всех четырех секций, узнав об этом его решении, сильно огорчились. Пытались отговаривать. Пуще всех ораторствовал тренер по боксу:
— Ты, брат, не горячись, уклонись от этого. Я тебя через год чемпионом района сделаю, а через два — и города. Не суетись, знаешь какая у нас с тобой команда будет? У тебя же золотой хук!, —
но, видя что Илья не поддается на уговоры, в конце концов примирительно отправил его в нокаут со словами:
— А жаль, такой боксер пропадает!
Тренер по большому теннису кричал и, нещадно коверкая русские слова, увещевал:
— Ми тебья никак ни отпустм! Када тада армИя, ти будешь с чампион играт!
Но даже грядущие игры с «чампион» Илью ни в чем не разубедили и он настоял на своем.
Тренер по гимнастике Дударев был лаконичен и разумен в доводах:
— Ты же можешь остаться служить, — говорил он, — но числиться будешь у нас в СКА и выступать за Округ!
«За Округ» он произносил с трепетом и придыханием, но его трепет на Илью действия не возымел.
Тренер по нырянию в глубину к тому времени утонул, и ни в чем убеждать Ведерникова не стал. Выпускные экзамены в школе закончились и все сверстники оказались перед первым серьезным выбором в жизни. Только не Илья Ведерников.
Выбор Ильи был предрешен.
СБЫВШАЯСЯ МЕЧТА
Длинный ряд защитного цвета палаток и резкие, отрывистые команды неутомимых дрессировщиков абитуры, ленивый, разморенный летней жарой строй, все это никаким образом не влияло на эйфорию Ильи. Он радовался, он излучал счастье, он стоял в строю будующих курсантов военного училища, и это было не сном, а явью. Впереди были самая настоящая военная лагерная жизнь и вступительные экзамены.
И в радости этой как-то не обращалось внимания на многие несуразицы быта, на окружение загадочных сверстников, на их убогую и несуразную речь, верного признака обвальной гегемонизации общества в потомстве поколений.
Экзамены по сложности живо напомнили Илье поверхностный опрос школьников комиссией РОНО по программе 7-го класса школы для оставленных без присмотра детей загулявшими кухарками. И когда Илья предложил экзаменатору рассматривать вопрос физики о работе и энергии не в предложенной и устаревшей системе «сантиметр-грамм-секунда», а в более современной и унифицированной системе «SI», тот покраснел от злобы, заскрипел сапогами и вывел ему жирную четверку, видимо в отместку за то, что Илья осмелился знать материал чуточку лучше его самого. Вышедший вслед за Ильей лопоухий деревенский мальчонка, с трудом связывавший предложения, состоящие более чем из двух слов, сиял от радости за полученную, явно халявную, «пятерку».
Радостную весть об успешной сдаче вступительных экзаменов приемная комиссия, возглавляемая подполковником Коровиным, сообщала абитуриентам, вызывая в кабинет по одному. Торжествненно настроенный подполковник первой же своей фразой навсегда поставил Илью в тупик:
— Ну что, приводов в милиции много было? Так шлялся бы по подворотням, а так курсантом будешь! Поздравляю, товарищ курсант!
Илья вышел на ватных ногах. Эти несколько слов гнусных оскорблений, перечеркнули разом его кропотливую учебу, его, еще недолгую, жизнь, право гордиться которой он заслужил своим трудом и усердием.
Лохмотья (БУ) министра обороны Малиновского, в которые облачили новоиспеченных курсантов, не шли ни в какое сравнение с кургузыми «пинжачками» нового типа министра Гречко. Да и сам министр был гнилой головешкой трухлявой системы власти Брежнева. Системы, на которую доныне молятся воры всех мастей и оттенков и их шустрые шестерки.
Нехорошие предчувствия в отношении своего выбора Илья гнал прочь, все чаще уходя в мир, параллельный существующему, в мир героев патриотических романов и фильмов. Илья стал замкнут. Все попытки стукачей выявить настроение Ильи натыкались на откровенные насмешки с его стороны, завуалированные под глупость и тугодумие. Глупость и тугодумие прощались и классово приветствовались. Илья получил беззлобную кличку «Чайник», оскорбительную весьма в меру.
Из пяти лет, проведенных в казармах военного училища, Илья запомнил лишь неудавшийся пуск ракеты на северном полигоне, куда их возили зимой, да выпуск на плацу под музыку «Прощание славянки».
Для наблюдения за пуском ракеты, курсантов вывезли из полигонного общежития, где в тот час собрались за столом с коньяком и шашлыками начальник полигона Алпаидзе и высокая комиссия из Москвы, в морозную тайгу. Курсанты мерзли и ждали запуска ракеты в кромешной тьме ночного леса. Вдруг стало светло и послышался грохот. Из-за высоких деревьев ничего видно не было, потом в небе появилась какая-то звездочка, она вспыхнула и погасла. Позже мы узнали, что ракета взорвалась. Илья, «очарованный величием» увиденного, в тот же вечер написал вдохновенное стихотворение:
Шашлык не люб, вино прогоркло,
Поблек цветистый тоста слог,
Пропал не грош и не иголка
Попала в пышный сенный стог,
Пропала грозная ракета
В родных советских небесах,
И ни ответа ни привета,
Качнуло звезды на весах,
На чашах дрогнули погоны,
И полетели две звезды…
А США мы перегоним,
Нам звезды эти до п…зды!
Но в глубине души Илья смутно чувствовал тревогу, вспоминая тот давний случай с трамваем и другие, случившиеся после того первого происшествия, необъяснимые капризы техники, в его присутствии.
Выпуск на плацу стал ярким шоу для гражданского населения, которому под видом родственников разрешилось присутствовать при вручении дипломов и лейтенантских погон. Жора Рытвинский, приятель Ильи, разволновавшись, вышел из строя с правой ноги, причем столь же уморительно сколь и вышел, смешно и неуклюже ковыляя, встал в строй. Пять долгих лет для Жоры прошли впустую. Офицер, не владеющий безупречным строевым шагом, не офицер, а недоразумение.
Вечером, отмечая это событие с офицерами и преподавателями училища в кафе «Аэлита», охмелевший Илья внимательно слушал проповедь дипломного руководителя, Леонида Генриховича Тышко. Полковник вещал:
— Главное, пить надо умеючи. Вот скажем выпил, так и на – закуси! А без закуси оно нет, оно ни к чему. Вот скажем квадрат, его не покатишь, он устой…стойчивый. Тык на ребро – выпил, тык на второе – закусил. А круг? Катится, катится, катится, ка…ти…ится…, —
эту мысль полковник развивал долго, попутно выпивал и демонстративно пытался закусывать, тыкая непослушной вилкой в зеленую горошину, изредка ронял голову на грудь и тихо всхрапывал, очнувшись, начинал мысль снова.
КРАСНОЯРСК
Ведерников получил распределение в Красноярск. Город встретил Илью приветственными транспарантами, громче всех слова приветствия выкрикивал командир гвардейского полка, маленький кривоногий подполковник Старокожко. После бурных приветствий и оваций смешливый подполковник отправил Илью на точку, где шли работы по переоснащению старых комплексов на новые. Перед отправлением он развернул перед Ильей в знак особого к нему доверия и благорасположения сверхсекретную карту позиционного района полка. Карту рассматривали долго и внимательно. Илья поражался затейливым названиям речек, деревушек, прочих населенных и не населенных мест. Карту надлежало запомнить и съесть. Илья карту запомнил, но съесть не успел, шустрый подполковник спас от голодного лейтенанта глубоко секретный инвентарь. Применить карту по памяти в деле оказалось не просто, в воспаленной голове Ильи путались военные, но совершенно ненужные названия, такие как Одер, Буг, Шпрее, Порт-Артур, Пирл-Харбор, Альпы, в памяти смутно всплыла даже линия обороны Маннергейма, они перемежались с названиями населенных пунктов Емельяново, Памяти 13-ти борцов, речки Качи, а под ногами Ильи между тем чавкала реальная и безымянная жижа резво пересекаемой им местности.
Бравый лейтенант только по счастливой случайности не вышел к Чешским Будейовицам, а наткнулся таки на военный объект схожего назначения. Секретный чемоданчик лейтенант Ведерников крепко сжимал в руке, а смазанный и вычищенный пистолет грозно покоился в новенькой кобуре и был готов к немедленному бою с врагом. Ребята на точке попались хорошие и указали Илье дальнейший путь сердечно:
— Какую надо? Пятую? Это недалеко, вон через ту пашню, и тот лесок, а там опять полем, всего километров двадцать, если поспешите, товарищ лейтенант, то еще может и успеете.
«Спешить» Илье оставалось до начала главных операций один час двадцать две минуты. На вертолете успеть еще можно было бы, а так…
Илья хмуро брел по вспаханному полю, с трудом выворачивая сапоги из жирной и цепкой грязи, будующее виделось мрачным и мерзким, кругом была тьма, а с неба посыпал холодный дождь. Плаща с собой по непреложно действующему закону Мерфи не оказалось. Приближающиеся огни и грохот заставили Илью очнуться от мрачных дум, он увидел прямо на него идущий трактор. К-750. Илья был готов расцеловать сумасшедшего тракториста, очутившегося по доброй воле там, где добрый человек не пожелал бы быть в тот час никому. Но кто сможет разобраться в потемках трактористской души?
Тракториста долго упрашивать не пришлось. Два выстрела из пистолета привели его к полному взаимопониманию с Ильей, и через 25 минут Илья уже раскладывал документы на столе представителя полка в просторном фургоне, откуда велось управление заправкой ампул ракеты.
Руководил заправкой майор Доля. Полный жизнерадостный крепыш. Были еще представители. Все шло нормально и по инструкции, как вдруг… Майор Доля стал бледнеть и хвататься за сердце. Все настороженно уставились на него. Он прохрипел из последних сил:
— Немедленно перекройте вентиль 25 и откройте вентиль 16!
Команду майора продублировали и выполнили, в аптечке нашелся нитроглицерин, и спустя 10 минут, оклемавшийся майор объяснил в чем причина:
— Еще пара секунд и нам всем бы был хердык, братцы. Через 25-й пошла бы горючка к окислителю… Не нужно вам объяснять что это значит. Это реакция, возгорание, взрыв. А как это произошло, как в инструкции могла появиться такая ошибка, будем еще разбираться. Эх, хорошо ребята, что я всю эту систему вентилей знаю назубок, а другой бы был и капец вам всем… Амба!
Доля окинул всех нас повеселевшим взглядом и стал дальше командовать процессом как ни в чем ни бывало. Но червячок сомнения в грамотности действий майора вызвал в душе у присутствующих некоторое беспокойство и они под разными предлогами стали поочередно выходить наружу, стараясь удалиться на безопасное от Доли расстояние. Только Илья знал истинную причину «промашки» майора, опытнейшего специалиста в деле заправки ракет. Но Илья молчал и присутствовал при процессе, в то время как именно ему полагалось находиться на расстоянии пушечного выстрела от опасных операций. В тот раз именно высочайшее мастерство майора Доли спасло мир от катастрофы и внеплановый запуск не состоялся только благодаря ему.
Неугомонный Старокожко снова отрядил Илью ответственным представителем полка, только уже на пристыковку головной части. Дорогу Илья запомнил с прошлого разу и дошел до точки без проблем. Но проблемы долго ждать себя не заставили. По неизвестным причинам 4 из 13 ступеней защиты ядерного заряда от взрыва оказались разблокированными и отсчет можно было бы начинать. 75 Хиросим плюс 14 Нагасак, заключенных в этой невеликой по размерам зеленой конусообразной болванке, запросто смогли бы оставить необъятную страну без значительной части Красноярского края, что явилось бы возмутительным фактом с точки зрения дотошных и настырных партийных органов этого героического края.
Но чудо произошло и мир на планете был снова спасен, и снова никто, кроме Ильи, так и не узнал правды о сем досадном происшествии. Капитан, руководитель работ, вскоре сошел с ума, пытаясь докопаться до причин нерегламентированной разблокировки сверх-супер надежной защиты. Говорят, бедный капитан до сих пор ищет причину срыва плановой последовательности работ. Встреть его Илья сегодня, он шепнул бы бывшему капитану об этом на ушко, за давностью происшествия так сказать.
При появлении Ильи вся умная техника начинала сама по себе сходить с ума. Илья затосковал и не находил себе места. На него стали коситься. Его стали подозревать во всех самых тяжких грехах человечества. Всегда расторопный Старокожко стал обегать Илью стороной, а обегая, сплевывал через левое плечо на ближайшее дерево. Начштаба Иванов заявил прямо:
— Ты, Ведерников, кончай свои штучки-дрючки. Пока по хорошему прошу, а нет, сам знаешь что! –
с угрозой закончил он свой монолог.
Илья страдал. Рассыпались в прах его иллюзии о высшем предназначении его вклада в дело процветания Советской, непобедимой и легендарной, в боях познавшей радость побед, Армии. Армия выдавливала его из своих сплоченных рядов, как занозу, как прыщ, гарантированно, необратимо, навсегда.
Приказ МО за №28 был лаконичен:
« Уволить лейтенанта Ведерникова Илью Михайловича в связи с несоответствием полномочий выполняемому кругу обязательств по обеспечению оборонной мощи СССР. Ст. 643 п.76/2341. МО Гречко А.А.»
От возмущения безапелляционностью такого приказа губы Ильи побелели и он обреченно прохрипел:
«СЛУЖУ СОВЕТСКОМУ СОЮЗУ!»
Знал бы несчастный Советский Союз, что с Ильей ему лучше было не связываться.
2005.12.25.
