От автора.
Это — первая глава нового романа «Повелитель крыс». Следующие главы будут выкладываться мною по мере написания.

Сказка о добром мальчике.
Крыса была мертва. Её чёрные глазки, некогда полные странного, непонятного человеку интеллекта, были безжизненно пусты и остекленелы, превратившись в две холодные бусинки. Острая мордочка была разинута в предсмертном писке, от чего изо рта торчал кончик мягкого розового язычка. Мохнатое тельце, заляпанное свернувшейся кровью, — истерзано собачьими клыками так, что превратилось в комок грязной серой шерсти. При этом оно не было обглодано, а значит, убили зверюшку не от голода. Просто чтобы выслужиться перед хозяином («Давай, Джим, фас её, фас!»). Голый розовый хвостик был оторван, а задние лапки – покалечены. По тельцу ползали холёные жирные мухи, мерзко жужжа и перелетая с места на место.
Мальчик смотрел на эту ужасную картину и тихонько всхлипывал. Слёзы душили его, но он – с огромным трудом – не давал им вырваться наружу. Зачем? Кому понадобилось убивать милого зверька? Да, пусть грызуна, но всё-таки божью тварь! Почему люди и их прихвостни из домашних животных без всяких на то причин лишают жизни маленьких беззащитных существ? Мальчик не понимал этого. Как не понимал и того, ради чего вообще убивают животных. Поэтому на душе у него было мерзко и тоскливо.
Мальчик сглотнул подступивший к горлу ком и опустился на колени. Отогнав мух, он поднял окоченевший трупик и, нежно погладив, прижал к груди, не обращая внимания на то, что там остался грязный липкий след. Слёзы, наконец-то, пробили себе дорогу наружу и выплеснулись бурными потоками. Глухие рыдания вырвались из груди мальчика, и он согнулся пополам, словно его ударили в живот, продолжая прижимать к себе мёртвую крысу. «Что же это такое? – в бессилии думал мальчик, — Почему Бог не защищает свои создания в равной степени?» И тут же понял: потому что Ему плевать на эту бедную крысу. Так же, как и на всех крыс в этом городе, стране, на всём земном шаре. Ему плевать на них потому, что все они находятся под покровительством своего, крысиного, Бога. Тогда что же этот Бог не защитил крысу, ведь это — Его прямая обязанность? Да из-за того, что Бог людей и объединившийся с ним Бог собак гораздо сильнее. И так будет всегда, пока людской Бог не встанет перед выбором: или отказаться от собак в пользу людей (таких, как этот мальчик) и спасти крыс, или уничтожить и крыс, и людей.
Мальчик отёр слёзы, снял рубашку и, завернув в неё тельце крысы, двинулся в сторону городского парка. Нужно было похоронить погибшую. Раз где-то есть крысиный Бог, нет, даже Крысиный Бог, значит, есть и крысиный Рай. То есть тело должно быть предано земле, иначе душа не достигнет своего Рая и не обретёт покоя.
Мальчик шёл по дороге, не замечая, что каждое его движение жадно ловит чей-то острый взгляд. Взгляд того, кто вскоре коренным образом изменит жизнь этого мальчика.

Земля была мягкой и рыхлой. Мальчик легко разгребал её руками, и вскоре перед ним образовалась обширная ямка. Она была достаточно глубокой (где-то локтя в два), поэтому мальчик надеялся, что собаки не потревожат этой маленькой усыпальницы. Он взял трупик крысы и бережно опустил в могилу, накрыв своей рубашкой, словно плащаницей. Сверху мальчик насыпал сорванных здесь же полыни и чистотела, надеясь, что их сильный аромат отобьёт запах крысы, и завалил ямку землёй. На вершину получившегося могильного холмика он водрузил сделанный наспех крест – два прутика, связанные шнурками, — и поднялся с колен.
— Покойся с миром, — сказал мальчик, — Я клянусь, что, если когда-нибудь я смогу встретиться с нашим Богом, я обязательно расскажу Ему о твоих страданиях. Я надеюсь, Он, наконец, поймёт, как жестоко поступает по отношению к вам. А если нет, пусть катится ко всем чертям! Я лучше буду поклоняться Крысиному Богу, чем тому, кто так подло поступает со слабыми!
Мальчик тяжело вздохнул. В его глазах стояли слёзы негодования. Как там говорят взрослые? Не так страшен чёрт, как его малюют? Нет! Не так милосерден Бог, как Его расписывают! Точнее, милосерден, но выборочно. Его интересуют только сильные, слабых Он игнорирует. Бог стоит в стороне от этой бойни, гордо именуемой естественным отбором, и наблюдает, чем же закончится этот эксперимент… Бог – это циничный философ, обобщающий кровавую практику жизни с одному лишь ему понятной целью.
Мальчик сжал кулаки в приступе бессильной злобы и гневно посмотрел на небо. Если Бог и вправду был там, Ему должно было стать не по себе от этого взгляда. Даже архангел Сатанаил не питал, наверное, такой ненависти к Творцу мирозданья, как этот мальчик. И если бы Богу сейчас вздумалось спуститься на землю, чтобы вразумить этого заблудшего агнца, Он бы наткнулся на волка в овечьей шкуре и, наверняка, был бы растерзан…

Когда щёлкнул замок и в дверях появилась мама, мальчик сидел на диване и смотрел телевизор.
— Привет, сынок!
— Привет, мама!
Обычный диалог, за рамками которого остались рутинные фразы типа: «Боже! Как я устала сегодня на работе!», «Ужасно тяжело быть одинокой матерью!» и «В школе всё нормально. Уроки я выучил». Эти двое понимали друг друга с полуслова и поэтому общались весьма лаконично. Кроме того, зачем талдычить изо дня в день одно и то же?
Мама скинула жакет и, повесив его в шкаф, собиралась было пойти на кухню, но тут её взгляд упал на вешалку с уличными вещами сына.
— Мишутка, — сказала она, — а где твоя новая рубашка?
— Я порвал её, мама, — спокойно ответил Мишутка, — прости меня.
— Как?! – мама всплеснула руками.
— Я… Я полез на дерево… – начал Мишутка, но мама оборвала его:
— Не лги мне! – Мама очень любила вставлять такие словечки, когда злилась или волновалась. – Опять с Колькой Гришиным подрался?
— Да, — выдавил из себя Мишутка, прекрасно понимая, что это – ложь во благо.
— Вот я ему устрою! – бушевала тем временем мама, — Я сейчас же пойду к его родителям…
— И что? – поинтересовался Мишутка, — Ты забыла, что в прошлый раз наговорил тебе его отец?
Мама замолчала, спустившись с небес на землю. Да, она всё помнила. И от этого её глаза стали наполняться слезами.
— Мама… – умоляюще пробормотал Мишутка, который не мог видеть её слёз, вызывавших у него непонятное чувство вины, но было уже поздно. Две прозрачные дорожки рассекли мамино лицо, и она зарыдала. Мишутка вскочил с кресла и, обхватив маму за талию, уткнулся лицом ей в грудь.
— Не плачь, мамочка! – затараторил он, — Ты хорошая и прекрасно обо мне заботишься! Просто так получилось, что папа умер. Он ведь сильно болел, и это для него был единственный выход…
Мишутка говорил ещё долго, чувствуя, как мама кивает, соглашаясь с его словами. Наконец она успокоилась.
— Прости, сынок! – сказала мама, — Я должна держать себя в руках. Пойдём, я купила эклеров!
Мишутка слабо улыбнулся и послушно поплёлся на кухню. Он не очень любил эклеры. Ему больше нравилось безе. Но эклеры любил папа, поэтому Мишутка был просто обязан есть их с удовольствием, чтобы порадовать маму – молодую, красивую, но задёрганную женщину.
— Кстати, мама, — Мишутка с ненавистью посмотрел на эклер, откусил от него небольшой кусочек и запил ужасно сладким чаем (как любил папа). – Что за книгу я нашёл на твоём туалетном столике?
— Какую книгу? – Мама попыталась изобразить удивление, но у неё получилось плохо.
Мишутка встал из-за стола и сходил в комнату.
— Вот эту. – Он положил на стол помятую книжонку в мягкой обложке с говорящим названием «Горячие жеребцы». – Здесь ведь явно не вопросы коневодства освещаются!
— Ну, — смутилась мама, — Понимаешь…
— Нет, не понимаю! – обрубил Мишутка, — Как ты можешь читать такие книжки?! – Он произвольно раскрыл книгу. – Вот, например… «Джек склонился над Энни и одним ударом вогнал своё копьё любви в самые недра её влажной пещеры…» Тьфу! Это же вульгарно! Мы, кажется, договорились, что ты не будешь носить домой эту похабщину!
— Сынок, — пробормотала мама, покрываясь пунцовыми пятнами, — я ещё молодая женщина, и мне нужно в жизни нечто больше, чем просто работа, дом, забота о ребёнке… А я этого лишена… Поэтому пытаюсь компенсировать то, что у меня отсутствует, подобной литературой… Хотя бы мечтами…
— Уф-ф! – Мишутка шумно выдохнул воздух. – Мамочка, сколько раз я тебе говорил, что тебе необязательно зацикливаться на моём воспитании, буквально сдувать с меня пылинки! Я уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно сходить в туалет или помазать разбитую коленку йодом. Найди себе мужчину, в конце концов!
— Мишутка, что ты такое говоришь?! – Мама всплеснула руками. – Я не могу! Я всё ещё люблю папу!
— Мамуля, — Мишутка криво улыбнулся, — книги, которые ты читаешь, не о любви. Они совсем о другом. О том, о чём мне знать пока не положено. А раз тебе это что-то нужно, так не насилуй себя и найди какого-нибудь «представительного мужчину с местом для встреч». Я всё пойму. Да и папа, наверное, не стал бы против этого возражать…
Последний удар был упреждающим, поскольку Мишутке совсем не хотелось слушать старую «песню» о том, что «папа сейчас смотрит с небес и осуждающе качает головой». На этот раз мальчик не стал успокаивать маму, так как считал, что в данном случае жалость неуместна, а все его нотации справедливы и обоснованы. Мишутка гордо прошагал в свою комнату и, щёлкнув пультом, переключил телевизор на второй канал. Сейчас должны были начаться «Диалоги о животных».

Мишутка брёл по парку, сжимая в руке небольшой букет гвоздик, который стоил ему всей недельной суммы, что мама выдавала на завтраки. Но Мишутку это совсем не огорчало, хотя он уже вторую неделю голодал, едва доживая до последнего урока и стремглав несясь домой на обед. Ничего, все эти мучения ради благого дела.
Подойдя к еле заметному под нападавшей за ночь листвой холмику, Мишутка привёл могилу в порядок и положил на землю цветы. Вот теперь всё честь по чести. Он бывал здесь ежедневно, ухаживая за местом упокоения крысы с заботой близкого родственника.
Мишутка выбрал место напротив могилы и уселся, прислонившись к дереву. Он вдыхал полной грудью тёплый сентябрьский воздух бушевавшего «бабьего лета» и молча наслаждался тишиной и покоем.
Вскоре Мишутка задремал, поэтому прыжок чего-то мягкого и мохнатого к нему на колени был для мальчика полной неожиданностью. Вздрогнув, Мишутка открыл глаза и увидел перед собой крупную матёрую крысу. Переведя взгляд в сторону, он обнаружил, что крыса не одна. Их были сотни, а может, и тысячи. Серые, бурые, белые, большие и маленькие, крысы заполонили собой всё видимое пространство и, выжидая чего-то, стояли на задних лапах, как суслики. Сердце Мишутки ёкнуло.
«Не бойся, мальчик! Мы не причиним тебе вреда!» — раздалось вдруг в его мозгу.
Мишутка вновь посмотрел на крысу, сидящую у него на коленях. Та пристально всматривалась в его лицо, чуть наклонив голову набок, и этот взгляд был поразительно осмысленным.
— Ты можешь говорить? – удивился Мишутка.
«Да, — последовал ответ, — но только на своём языке».
— А почему же я тебя понимаю?
«Ты обладаешь редким даром, мальчик. Ты способен услышать язык животных и понять их речь. Возможно, потому что искренне любишь всех нас. Не знаю».
— А зачем вы пришли ко мне? – Мишутка боязливо протянул руку и коснулся крысы, но та вела себя дружелюбно.
«Мы видели, как ты заботишься о нашей погибшей сестре, поэтому решили отблагодарить тебя».
— Как?
«Всему своё время. Скоро ты об этом узнаешь».

От автора.
Это — первая глава нового романа «Повелитель крыс». Следующие главы будут выкладываться мною по мере написания.

Сказка о добром мальчике.
Крыса была мертва. Её чёрные глазки, некогда полные странного, непонятного человеку интеллекта, были безжизненно пусты и остекленелы, превратившись в две холодные бусинки. Острая мордочка была разинута в предсмертном писке, от чего изо рта торчал кончик мягкого розового язычка. Мохнатое тельце, заляпанное свернувшейся кровью, — истерзано собачьими клыками так, что превратилось в комок грязной серой шерсти. При этом оно не было обглодано, а значит, убили зверюшку не от голода. Просто чтобы выслужиться перед хозяином («Давай, Джим, фас её, фас!»). Голый розовый хвостик был оторван, а задние лапки – покалечены. По тельцу ползали холёные жирные мухи, мерзко жужжа и перелетая с места на место.
Мальчик смотрел на эту ужасную картину и тихонько всхлипывал. Слёзы душили его, но он – с огромным трудом – не давал им вырваться наружу. Зачем? Кому понадобилось убивать милого зверька? Да, пусть грызуна, но всё-таки божью тварь! Почему люди и их прихвостни из домашних животных без всяких на то причин лишают жизни маленьких беззащитных существ? Мальчик не понимал этого. Как не понимал и того, ради чего вообще убивают животных. Поэтому на душе у него было мерзко и тоскливо.
Мальчик сглотнул подступивший к горлу ком и опустился на колени. Отогнав мух, он поднял окоченевший трупик и, нежно погладив, прижал к груди, не обращая внимания на то, что там остался грязный липкий след. Слёзы, наконец-то, пробили себе дорогу наружу и выплеснулись бурными потоками. Глухие рыдания вырвались из груди мальчика, и он согнулся пополам, словно его ударили в живот, продолжая прижимать к себе мёртвую крысу. «Что же это такое? – в бессилии думал мальчик, — Почему Бог не защищает свои создания в равной степени?» И тут же понял: потому что Ему плевать на эту бедную крысу. Так же, как и на всех крыс в этом городе, стране, на всём земном шаре. Ему плевать на них потому, что все они находятся под покровительством своего, крысиного, Бога. Тогда что же этот Бог не защитил крысу, ведь это — Его прямая обязанность? Да из-за того, что Бог людей и объединившийся с ним Бог собак гораздо сильнее. И так будет всегда, пока людской Бог не встанет перед выбором: или отказаться от собак в пользу людей (таких, как этот мальчик) и спасти крыс, или уничтожить и крыс, и людей.
Мальчик отёр слёзы, снял рубашку и, завернув в неё тельце крысы, двинулся в сторону городского парка. Нужно было похоронить погибшую. Раз где-то есть крысиный Бог, нет, даже Крысиный Бог, значит, есть и крысиный Рай. То есть тело должно быть предано земле, иначе душа не достигнет своего Рая и не обретёт покоя.
Мальчик шёл по дороге, не замечая, что каждое его движение жадно ловит чей-то острый взгляд. Взгляд того, кто вскоре коренным образом изменит жизнь этого мальчика.

Земля была мягкой и рыхлой. Мальчик легко разгребал её руками, и вскоре перед ним образовалась обширная ямка. Она была достаточно глубокой (где-то локтя в два), поэтому мальчик надеялся, что собаки не потревожат этой маленькой усыпальницы. Он взял трупик крысы и бережно опустил в могилу, накрыв своей рубашкой, словно плащаницей. Сверху мальчик насыпал сорванных здесь же полыни и чистотела, надеясь, что их сильный аромат отобьёт запах крысы, и завалил ямку землёй. На вершину получившегося могильного холмика он водрузил сделанный наспех крест – два прутика, связанные шнурками, — и поднялся с колен.
— Покойся с миром, — сказал мальчик, — Я клянусь, что, если когда-нибудь я смогу встретиться с нашим Богом, я обязательно расскажу Ему о твоих страданиях. Я надеюсь, Он, наконец, поймёт, как жестоко поступает по отношению к вам. А если нет, пусть катится ко всем чертям! Я лучше буду поклоняться Крысиному Богу, чем тому, кто так подло поступает со слабыми!
Мальчик тяжело вздохнул. В его глазах стояли слёзы негодования. Как там говорят взрослые? Не так страшен чёрт, как его малюют? Нет! Не так милосерден Бог, как Его расписывают! Точнее, милосерден, но выборочно. Его интересуют только сильные, слабых Он игнорирует. Бог стоит в стороне от этой бойни, гордо именуемой естественным отбором, и наблюдает, чем же закончится этот эксперимент… Бог – это циничный философ, обобщающий кровавую практику жизни с одному лишь ему понятной целью.
Мальчик сжал кулаки в приступе бессильной злобы и гневно посмотрел на небо. Если Бог и вправду был там, Ему должно было стать не по себе от этого взгляда. Даже архангел Сатанаил не питал, наверное, такой ненависти к Творцу мирозданья, как этот мальчик. И если бы Богу сейчас вздумалось спуститься на землю, чтобы вразумить этого заблудшего агнца, Он бы наткнулся на волка в овечьей шкуре и, наверняка, был бы растерзан…

Когда щёлкнул замок и в дверях появилась мама, мальчик сидел на диване и смотрел телевизор.
— Привет, сынок!
— Привет, мама!
Обычный диалог, за рамками которого остались рутинные фразы типа: «Боже! Как я устала сегодня на работе!», «Ужасно тяжело быть одинокой матерью!» и «В школе всё нормально. Уроки я выучил». Эти двое понимали друг друга с полуслова и поэтому общались весьма лаконично. Кроме того, зачем талдычить изо дня в день одно и то же?
Мама скинула жакет и, повесив его в шкаф, собиралась было пойти на кухню, но тут её взгляд упал на вешалку с уличными вещами сына.
— Мишутка, — сказала она, — а где твоя новая рубашка?
— Я порвал её, мама, — спокойно ответил Мишутка, — прости меня.
— Как?! – мама всплеснула руками.
— Я… Я полез на дерево… – начал Мишутка, но мама оборвала его:
— Не лги мне! – Мама очень любила вставлять такие словечки, когда злилась или волновалась. – Опять с Колькой Гришиным подрался?
— Да, — выдавил из себя Мишутка, прекрасно понимая, что это – ложь во благо.
— Вот я ему устрою! – бушевала тем временем мама, — Я сейчас же пойду к его родителям…
— И что? – поинтересовался Мишутка, — Ты забыла, что в прошлый раз наговорил тебе его отец?
Мама замолчала, спустившись с небес на землю. Да, она всё помнила. И от этого её глаза стали наполняться слезами.
— Мама… – умоляюще пробормотал Мишутка, который не мог видеть её слёз, вызывавших у него непонятное чувство вины, но было уже поздно. Две прозрачные дорожки рассекли мамино лицо, и она зарыдала. Мишутка вскочил с кресла и, обхватив маму за талию, уткнулся лицом ей в грудь.
— Не плачь, мамочка! – затараторил он, — Ты хорошая и прекрасно обо мне заботишься! Просто так получилось, что папа умер. Он ведь сильно болел, и это для него был единственный выход…
Мишутка говорил ещё долго, чувствуя, как мама кивает, соглашаясь с его словами. Наконец она успокоилась.
— Прости, сынок! – сказала мама, — Я должна держать себя в руках. Пойдём, я купила эклеров!
Мишутка слабо улыбнулся и послушно поплёлся на кухню. Он не очень любил эклеры. Ему больше нравилось безе. Но эклеры любил папа, поэтому Мишутка был просто обязан есть их с удовольствием, чтобы порадовать маму – молодую, красивую, но задёрганную женщину.
— Кстати, мама, — Мишутка с ненавистью посмотрел на эклер, откусил от него небольшой кусочек и запил ужасно сладким чаем (как любил папа). – Что за книгу я нашёл на твоём туалетном столике?
— Какую книгу? – Мама попыталась изобразить удивление, но у неё получилось плохо.
Мишутка встал из-за стола и сходил в комнату.
— Вот эту. – Он положил на стол помятую книжонку в мягкой обложке с говорящим названием «Горячие жеребцы». – Здесь ведь явно не вопросы коневодства освещаются!
— Ну, — смутилась мама, — Понимаешь…
— Нет, не понимаю! – обрубил Мишутка, — Как ты можешь читать такие книжки?! – Он произвольно раскрыл книгу. – Вот, например… «Джек склонился над Энни и одним ударом вогнал своё копьё любви в самые недра её влажной пещеры…» Тьфу! Это же вульгарно! Мы, кажется, договорились, что ты не будешь носить домой эту похабщину!
— Сынок, — пробормотала мама, покрываясь пунцовыми пятнами, — я ещё молодая женщина, и мне нужно в жизни нечто больше, чем просто работа, дом, забота о ребёнке… А я этого лишена… Поэтому пытаюсь компенсировать то, что у меня отсутствует, подобной литературой… Хотя бы мечтами…
— Уф-ф! – Мишутка шумно выдохнул воздух. – Мамочка, сколько раз я тебе говорил, что тебе необязательно зацикливаться на моём воспитании, буквально сдувать с меня пылинки! Я уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно сходить в туалет или помазать разбитую коленку йодом. Найди себе мужчину, в конце концов!
— Мишутка, что ты такое говоришь?! – Мама всплеснула руками. – Я не могу! Я всё ещё люблю папу!
— Мамуля, — Мишутка криво улыбнулся, — книги, которые ты читаешь, не о любви. Они совсем о другом. О том, о чём мне знать пока не положено. А раз тебе это что-то нужно, так не насилуй себя и найди какого-нибудь «представительного мужчину с местом для встреч». Я всё пойму. Да и папа, наверное, не стал бы против этого возражать…
Последний удар был упреждающим, поскольку Мишутке совсем не хотелось слушать старую «песню» о том, что «папа сейчас смотрит с небес и осуждающе качает головой». На этот раз мальчик не стал успокаивать маму, так как считал, что в данном случае жалость неуместна, а все его нотации справедливы и обоснованы. Мишутка гордо прошагал в свою комнату и, щёлкнув пультом, переключил телевизор на второй канал. Сейчас должны были начаться «Диалоги о животных».

Мишутка брёл по парку, сжимая в руке небольшой букет гвоздик, который стоил ему всей недельной суммы, что мама выдавала на завтраки. Но Мишутку это совсем не огорчало, хотя он уже вторую неделю голодал, едва доживая до последнего урока и стремглав несясь домой на обед. Ничего, все эти мучения ради благого дела.
Подойдя к еле заметному под нападавшей за ночь листвой холмику, Мишутка привёл могилу в порядок и положил на землю цветы. Вот теперь всё честь по чести. Он бывал здесь ежедневно, ухаживая за местом упокоения крысы с заботой близкого родственника.
Мишутка выбрал место напротив могилы и уселся, прислонившись к дереву. Он вдыхал полной грудью тёплый сентябрьский воздух бушевавшего «бабьего лета» и молча наслаждался тишиной и покоем.
Вскоре Мишутка задремал, поэтому прыжок чего-то мягкого и мохнатого к нему на колени был для мальчика полной неожиданностью. Вздрогнув, Мишутка открыл глаза и увидел перед собой крупную матёрую крысу. Переведя взгляд в сторону, он обнаружил, что крыса не одна. Их были сотни, а может, и тысячи. Серые, бурые, белые, большие и маленькие, крысы заполонили собой всё видимое пространство и, выжидая чего-то, стояли на задних лапах, как суслики. Сердце Мишутки ёкнуло.
«Не бойся, мальчик! Мы не причиним тебе вреда!» — раздалось вдруг в его мозгу.
Мишутка вновь посмотрел на крысу, сидящую у него на коленях. Та пристально всматривалась в его лицо, чуть наклонив голову набок, и этот взгляд был поразительно осмысленным.
— Ты можешь говорить? – удивился Мишутка.
«Да, — последовал ответ, — но только на своём языке».
— А почему же я тебя понимаю?
«Ты обладаешь редким даром, мальчик. Ты способен услышать язык животных и понять их речь. Возможно, потому что искренне любишь всех нас. Не знаю».
— А зачем вы пришли ко мне? – Мишутка боязливо протянул руку и коснулся крысы, но та вела себя дружелюбно.
«Мы видели, как ты заботишься о нашей погибшей сестре, поэтому решили отблагодарить тебя».
— Как?
«Всему своё время. Скоро ты об этом узнаешь».