Настоящий мастер должен
уметь раствориться б толпе.
Китайская, мудрость.
Я все, и я никто. Я везде, и я
нигде. Зови меня «Человек тьмы»
Человек тьмы.
«Сова» по жизни, я предпочитаю темное время суток. Особенно тот период, который англичане называют «dusk», то есть сумерки. В это время люди превращаются в смазанные тени, начисто лишенные каких-либо внешних признаков. Создается впечатление, что ты попал в мир сновидений, населенный загадочными существами с неуловимым обликом. В сумерках люди, наконец-то, перестают меня раздражать, ибо все мы растворяемся в толпе, теряя индивидуальность, и поэтому прекращаем испытывать друг к другу какие бы то ни было чувства, (симпатию, отвращение, любовь, ненависть и пр.). Люди как бы становятся чем-то единым, и в то же время, у них пропадает всякая необходимость к лицемерию, выпячиванию своих внешних достоинств и сокрытию недостатков; необходимость, вызванная жизнью в обществе.
Вечером на улицах появляется множество людей: кто-то возвращается с работы, кто-то спешит по делам, а кто-то (вроде меня) бесцельно слоняется по залитым искусственным светом тротуарам.
Мы вместе, но мы порознь. Нас много, но мы одиноки. Мы всё, и мы ничто. Мы – толпа, и нас ничего не объединяет.
Самое приятное в толпе, что никому до тебя абсолютно нет дела. Ты можешь толкаться в самом центре людской массы, оставаясь невидимым для всех. Люди не замечают тебя так же, как ты не замечаешь их. И это – высшее из наслаждений. В это время самое людное место – рай для одинокого человека. Казалось бы, это звучит абсурдно. Но нет. Раствориться в толпе, остаться наедине со своими мыслями, избавиться от всяческих условностей (необходимости общаться с окружающими, высказывать своё – никому не интересное – мнение и др.), но не слиться с ней, ибо это – наивысшее зло, вот то, что я предлагаю.
В сумерках я люблю смотреть на чуть смазанный свет автомобильных фар, мёртвое сияние окон и конвульсивное мерцание зажигающихся фонарей, режущих своими лучами сгущающуюся тьму. Я не знаю, почему мне это нравится, возможно, из-за того, что их свет как бы предвещает наступление мною любимого времени суток, являясь своего рода глашатаем тьмы.
Обожаю смотреть на разноцветные огни, отражающиеся на поверхности свежевымытых вощёных автомобилей, яркие блики фар, бегущие по троллейбусным проводам, на тёмные силуэты машин с красными огоньками сзади, высвечивающими вокруг себя яркую полусферу на дорожном полотне.
Когда же на земле воцаряется царство темноты и люди превращаются в неясные размытые тени, наступает благодатная пора для того, чья душа столь же темна даже для него самого.
Я люблю бродить по окутанным тьмой улицам, жмурясь от яркого света редких фонарей, и вслушиваться в звуки затихающего города. Жизнь постепенно замирает, уступая место неведомым силам ночи, которые являются родной стихией для одинокой души.
Ночной мрак, незаметно подкравшись, постепенно поглощает всё – дома, деревья, людей, и вскоре они растворяются в нём. Хотя кое-где горят фонари, слабо рассеивая ночную мглу, но это, скорее, лишь защитная реакция города, не способного противостоять повергшей его тьме.
И хотя ночь – не только «время одиноких сердец», но и время, когда выползает всякая уличная мерзость, она является для меня самым лучшим временем суток.
Я люблю её, сам не зная почему.
Возможно, потому что кроме меня на улицу выходят такие же скитальцы, для которых мрак привычен и жизненно необходим. Непреодолимая тяга влечёт их наружу, из их тесных, душных квартир, и ничто не в состоянии удержать их там ни на минуту.
Все эти люди, включая меня, образуют единое ночное племя, которое замирает с наступлением дня и оживает только в сумерках, подобно древним вампирам. Мы те, кто живёт по своим законам, являющимися условиями нашего существования.
Мы вместе, но мы порознь. Нас много, но мы одиноки. Мы всё, и мы ничто. Но вместе мы — сила. Мы – сыны ночи, её паства, её народ.
И мы готовы служить ей до последнего вздоха.
Sacer esto!
22 – 23 сентября 1999 года.
