— Дай, хоть рупь! – взмолился Валерьян.
— Да что ты, как на паперти, монетками уже побираешься, — сказал я, в сердцах.
— Не учите жить, лучше помогите материально, — усмехнулся Валерьян, обнаружив знание литературных классиков.
Я дал ему червонец. Раньше он просил у меня не меньше червонца.
Валерьян, довольный, отошёл к группе «синяков», восседавших на скамейке перед винным магазином и, разом, всколыхнувшихся при виде десятки – они внимательно следили за миссией посланца.
Тут их внимание переключилось на товарища, который, пока закрыт магазин, расстарался в киоске на бутылку пива и гордо предстал с ней перед скамейкой.
Один из компанейцев вскочил со скамейки и порывисто выкинул руку к обладателю утреннего лекарства:
— Дай сюда! Не могу!
Владелец святой жидкости дрогнул рукой в сторону от покушавшегося … бутылка с пивом упала на асфальт и вдребезги разбилась.
Повисло напряжённое молчание.
— Поторопился! – наконец, выдавил пострадавший приятелю и сжал кулаки.
Запахло грозой.
Но все, и на скамейке, и страждущий пива, и виновник несостоявшегося торжества с такой трагической безнадёжностью вперили взор в осколки, что энергия страдания поглотила агрессивную.
Конфликт разрешился корпоративным сочувствием, к которому компания давно привыкла.
Валерьян не был мне другом, но однокашником по альма-матер, а эта связь сохраняется навсегда.
Как то мы с ним – я расщедрился на бутылку массандровской мадеры, сидели и откровенно беседовали.
— А помнишь, Валь, как ты со сцены лихо под Высоцкого исполнял:
— «А вы, я, спрашиваю, кто такие?»
— Да вот, всю жизнь петушился. – И помолчав, добавил, —
всё в правду верил.
Я вспомнил, как Валерьян обзванивал всех знакомых, призывал выйти на площадь на митинг, чтобы поддержать Ельцина против гкчпистов.
— Вот, видишь, как с Ельциным вышло? – спросил я.
— Ограбили страну.
— А, может быть правда в том, чтобы приспосабливаться?
С волками жить – по волчьи выть.
— Все не приспособятся. Приспособиться можно только за счёт других.
— Валерьян, пьёшь много. Здоровья не хватит.
Валерьян картинно вскинул руки:
— С того и мучаюсь, что не пойму, куда несёт нас рок событий!
Он был талантлив. В 28 лет выдал такую кандидатскую, что его хотели «остепенить» без прохождения стажа. Но Валерьян категорически отказался вписать в заявку на изобретение по кандидатской теме большого начальника, не имевшего к ней отношения, и кандидатская провалилась.
А авторство его изобретения потом отобрали, со ссылкой: «Сделано на работе».
С тех пор он не лез с инициативами и запил «по чёрному».
Как найти к человеку ключ, когда уже страсть к питию превратилась в болезнь?
Однажды, при очередной встрече около «пойловки», так назвали у нас рюмочную, попытался я воздействовать.
— Завязывать надо Валерьян?
— А, не смогу уже! – отмахнулся он.
— Знаешь Колтышева из военной приёмки?
— Знаю, он сейчас не пьёт.
— А почему?
— Спрашивал, не колется.
Мне капитан третьего ранга доверился и рассказал свою историю, мы с ним вместе лежали в одной палате по случаю радикулита.
Потерзавшись, и, зная Валерьяна, как весьма порядочного и деликатного по отношению к знакомым, я рассказал ему.
Морской капитан Колтышев приехал в командировку в Петербург, где представился в генштабе его начальнику, вице-адмиралу.
От постоянной пронизывающей сырости с Финского залива, согревание сухопутного капитана быстро переросло в неограниченное пьянство.
Однажды утром он проснулся в канаве, по дороге от морской гостиницы к Адмиралтейству.
Проснулся от зычного окрика:
— Капитан третьего ранга Колтышев!
Кричал вице-адмирал, случайно обнаруживший Колтышева в канаве. Надо отдать должное адмиральской памяти. Кап три был без кителя, кто то похитил его с живого, вместе с документами и деньгами, лицо капитана было перемазано канавной грязью.
Он попытался встать перед начальством, но не смог.
— Немедленно явиться ко мне в штаб, с сегодняшнего дня во Флоте Вы больше не служите! – изрёк адмирал приговор.
Колтышев, как мог, почистился около реки и, что делать, пошёл в морштаб, в чём был, где его долго не хотел впускать караульный.
Когда адмирал узнал, что у Колтышева ещё и похитили все документы и деньги, то понял, что разжаловав его, он не просто ставит крест на его судьбе, как военного, но обрекает на суицид от безнадёжности.
Мудрый седой служака обратился к пока ещё капитану:
— Дай слово, что больше не будешь пить!
Почувствовав надежду, обречённый вскинул голову и, глядя в глаза адмирала, стойко произнёс:
— Даю Вам слово, товарищ вице-адмирал!
Адмирал поверил ему, приказал выправить новые документы и дал личных денег на дорогу.
С тех пор, мой сосед по палате «завязал» напрочь, а через год встретил я его, оживлённого, в погонах капитана второго ранга.
Валерьян выслушал историю, не то, чтобы с интересом, а с напряжённым вниманием, как бы, примеряя её на себя.
— Ты же знаешь — человек на чужом опыте не учится, — произнёс он, — если также трахнет, и я завяжу.
— Ну и жди! – зло сказал я ему и пошёл своей дорогой.
Обернувшись издали, я заметил, что он всё ещё смотрит мне вслед, а потом пошёл в другую сторону, не заходя в «пойловку».
Потом рассказали мне, что Валерьян «завязал». Ушёл на другую работу, где не знали его пагубную страсть, снова начал писать диссертацию на другую тему.
Сломали его обстоятельства.
В НИИ, где работал Валерьян, почти совсем перестали давать зарплату. Его жена-красавица, не вынесла безденежья и ушла к бизнесмену, более удачливому, чем муж.
Когда я повстречал его с просьбой «дай рупь», Валерьян уже ушёл с «производства» и подрабатывал грузчиком на местном рынке у торговцев.