Вьетнамский коктейль. Часть третья.

Контрольно-пропускной пункт,
2 километра от Сайгона, 3 часа дня.

Наконец Фай вынесла мои вещи, и я под ее улыбкой натягивал их на себя, Тханг работал над моими документами: слегка помял, потом потер некоторые страницы солдатской книжки, поставил пару пятен на других бумагах, наполовину вымочил одну из них в воде, а пропуск просто измял, как старый трамвайный билет и все это рассовал по моим карманам, причем старался так, чтобы я кроме солдатской книжки и удостоверений на награды, не знал даже в каком из карманов куртки они лежат. Работал профессионал, и было приятно видеть отличную работу.
\»Стечкина” я подвесил за спину, на прежнее место, кольт успокоился в кобуре. Стандартный тесак я тоже пристроил на виду, а свой любимый длинный стилет скотчем прикрепил к внутренней стороне лодыжки. Тем временем Тханг подогнал к хижине потрепанный \»Ларедо”. Машина что надо — и по бездорожью проползет и на шоссе даст фору многим. Для удирания лучше машины и не надо. Я попытался сесть за руль, но Тханг указал мне место позади, рядом с Фай, на которой кроме легкого шелкового платьица ничегошеньки больше не было, если не считать сережек и красных туфелек. Даже после того, что мне пришлось вынести, тащась по болотам за Тхангом, брюки у меня начали подозрительно оттопыриваться. Фай заметила это и прильнула ко мне своим грациозным телом. Тханг достал бутылку скотча и приказал понемногу выпить и немного пролить виски на мою отглаженную форму.
После поворота показался первый шлагбаум. Тханг остановился и пошел к солдатам, лениво посиживавшим в тенечке. Обнимая Фай и грубо, как и полагается фронтовому герою, хватал ее за разные прелестные места, краем глаза успел заметить, что пулеметчик на вышке никак не реагирует на наши забавы, а пристально всматривается в нас сквозь прорезь прицела. Это нервировало, но паниковать было рановато. Одна из сложнейших задач операции — безупречный проход в Сайгон без всякого шума, трупов и прочей бестолковщины, какая бывает при небрежной подготовке. Тханг возвращался с легкой улыбкой на лице в сопровождении двоих южаков с М-16 наперевес. Но вид у них был вовсе не устрашающий. Я сделал вид, что еле выполз из кабины, Фай заливалась хохотом, глядя на мои неуклюжие движения, пока я не предстал перед двумя южаками в полной амуниции, с цацками на груди и возвышаясь над ними примерно на полметра.
— Ну что, наши дорогие союзники. Вам показать свои документы?
Пжалуй-й-ста,- я начал шарить по карманам, доставая все подряд и небрежно всовывая им в руки.
— Полный порядок, особенно вон та девка! Высший класс! Я теперь к вам, пока меня отсюда не выпрут домой, каждый день ездить буду. Или заберу девчонку с собой, поедешь, а? Будешь звездой Бродвея.
Болтая всякую чушь, боковым зрением я наблюдал за действиями патрульных. Тханг стоял с непроницаемым лицом — он только водитель, а кого и куда возить, ему все равно и по этой дороге он проезжал не менее четырех раз в день. Патрульному что-то не понравилось в моем временном пропуске в зону, и он пошел к телефону — Тханг оказался провидцем, телефон не работал. Второй патрульный, которому явно надоело стоять на солнцепеке, что-то примирительное сказал коллеге и тот махнул рукой, чтобы открыли стальные шлагбаумы.
Уже из машины я оглянулся назад и увидел, что пулеметчик проводил нас стволом своего пулемета. Можно было вздохнуть с облегчением, но пытка еще не кончилась — весьма возможной могла быть встреча с военным патрулем, а у них в машинах рации, связанные с главным сайгонским компьютером и, боюсь, моя фамилия там не значилась. Но обошлось без сюрпризов. Мы въехали в самый бедный и суматошный район Сайгона. Американцы сюда обычно не совались, разве что для облавы и то главную работу выполняли вьетнамские полицейские, а американцы руководили, не заходя в вонючие подворотни и закоулки. Здесь можно было спрятаться от любой облавы, если только не угодить в мышеловку случайно или по глупости. Здесь и была на два дня моя база. Несмотря на усталость, я чувствовал себя на подъеме, правда я знал, что этот подъем закончится часа через два, а работать мне предстояло минимум сутки. Фай на прощанье так поцеловала меня и прижалась телом, что я дал себе слово заглянуть к ней хоть на часок, если сумею, конечно.

Сайгон, район Буйфат,
с полуночи до утра.

Я не стал ждать проявлений усталости и достал пробирку с первитином, пять таблеток для начала, думаю достаточно. Через десять минут мозги у меня были свеженькие, как снег в Гималаях и я приступил к работе. В комнате никого не было, помощники мне не были и нужны, зато подходы к моему убежищу прикрывали, я думаю не менее трех радиусов. Причем, я уверен, никто из них и понятия не имел, что и зачем он прикрывает. Я стал важной персоной. Этот район только назывался так громко — район, скорее беспорядочное скопление всего, чего угодно и что можно было приспособить для ночлега и хоть какого-то жилья. Ни американцы, ни вьетнамские полицейские сюда не заглядывали, разве что во время какой-нибудь уж очень большой и важной облавы. У меня были основания подозревать, что если бы кто-то из них узнал о моем пребывании здесь — облава была бы самая, что ни на есть грандиозная. Но, судя по обычным уличным скандалам, крикам детей и гнусным запахам от перегорелого масла, никакой облавой пока не пахло.
Кубические ящики аккуратно были поставлены в углу. Я с трудом подтащил один поближе к столу, включил очень яркую настольную лампу (Тханг заверил, что светомаскировка будет полной.) В ящиках плотно переложенные поролоном лежали обыкновенные ПТУРСы — противотанковые управляемые реактивные снаряды.
Только вот начинка во всех было разная — кумулятивная, как обычно, но и по особому заказу — осколочная. Такой уж я кровожадный — мне не только танки подавай, но и тех, кто из них успеет выскочить.
Кроме снарядов в каждом ящике находился специальный комплект для особо любознательных диверсантов — множество стальных и алюминиевых листов, труб, болтов и даже инструменты. В моем распоряжении была всего ночь. План родился у меня в голове, когда я в первый раз побывал в Сайгоне. Он был не особенно сложен, главное, чтобы все сработало безотказно и во время… Мне удалось найти одно слабое место в охране полковника — меняя ежедневно маршруты, он все же никак не мог миновать одного перекрестка, почти в центре города, где было полно полицейских и переодетых агентов, который внимательно контролировали каждый квартал, без особых проверок здесь могли появляться традиционные торговцы овощами, бананами, ананасами и прочей зеленью. Они составляли неотъемлемую часть пейзажа и все полицейские, за исключением новичков, давно знали каждого торговца в лицо и не утруждали себя проверкой их самих и их тележек с фруктами. На этом и основывался мой план. Четыре тележки стояли во дворе лачуги, и мне предстояло за ночь сделать из них нечто вроде овощных танков. Дело, в общем-то, было несложное, я уже потренировался в сборке пусковых установок для ПТУРСов, по существу это были упрощенные до предела системы типа древних \»катюш” или более современных \»градов” — короткие трубы с прорезями для стабилизаторов. Сложность была в системе запуска, снаряды должны вылетать с определенными интервалами и из разных мест, так уж придумал свою систему охрану этот полковник. Часам к трем ночи все четыре установки были собраны и закреплены в тележках, только нижние части боковых стенок в тележках были сделаны из тонкого алюминия и могли быть выдернуты одним движением. Я, было, думал стрелять прямо сквозь эти перегородки, но потом решил не рисковать — даже малейшая зацепка могла искривить траекторию полета снаряда, а это… Нет, осечки быть не должно, через пару часов эти тележки должны стоять на своих местах, и развернуты так, как это нужно было мне. Я даже сделал там соответствующие малозаметные отметки. Продавцы при появлении кортежа на одной из трех улиц, по которым полковник мог подъехать к перекрестку, должны были сдвинуть полосы алюминия и исчезнуть с места покушения, чтобы потом их вовсе переправили из Сайгона или спрятали сверхнадежно. У меня, правда, было смутное подозрение, что их все-таки найдут, но в виде трупов в реке под названием Меконг… Но это было не мое дело.
Вся тонкость состояла в тщательной установке дистанционных детонаторов запуска, ведь ПТУРСы использовались совсем в ином качестве. На всякий случай я еще раз проверил контактные группы, промаркировал по группам снарядов последовательность пусков. Ошибка могла привести к непоправимой ошибке и провалу всего замысла. Еще одна проверка — все диоды зажглись точно по моей команде, и теперь можно было присоединять детонаторы и укладывать хвостатую смерть в уютные направляющие. Потом с величайшей осторожностью пакеты со снарядами легли на днища фруктовых тележек. Высота — 90 сантиметров, с учетом допустимых погрешностей полета — это оптимальная высота для эффективного поражения механизированной цели типа БТР.
До рассвета оставалось менее часа, когда послышался условный посвист рядом с моей лачугой. Я положил пистолет в трех сантиметрах от руки и ответил. Вошел Тханг. Все. Все, что я мог сделать, я сделал. Теперь все зависело от людей, которых я никогда не увижу, не узнаю их имен, и которые возможно не все вернутся после операции или исчезнут надолго… Я и Тханг вышли, за тележками придут позже, встретиться мы не имели права.
Тханг повел меня на чердак, единственный в радиусе 500 метров, откуда я мог наблюдать и управлять развитием событий. Кроме грязного пакета, внутри которого лежал тщательно упакованный дистанционный взрыватель, на всякий случай, у меня в руках была стандартная сумка с небольшим запасом гранат (ну почему у меня так много всяких случаев, что приходиться таскать такие игрушки!) и мощный бинокль с дальномером. Мне предстояло сидеть долго, не двигаясь и, главное, без курева. Ждать.

Сайгон, район улицы Ле Ван Зиет,
с 9.32 до 9.48 утра.

Полковник традиционно проезжал между 9 и 10. К этому времени, укрывшись подальше от слухового окна, чтобы не бликануть линзами бинокля, отметил, что все четыре тележки, заваленные всяческими экзотическими на мой русский вкус фруктами, заняли нужные позиции. Времени у меня было достаточно, чтобы рассчитать все возможные варианты обстрела. Скорость снаряда — 0,5 секунды на сто метров, 0,9 на 200 и 1,3 на 300.
Дальномером я определил все возможные варианты для первых выстрелов, главное было секунд на двадцать приостановить кортеж. Все зависело, на какой из улиц появится полковничий бронетранспортер и с какой точки начинать стрельбу наверняка, а дальше я их добью, как разбегающихся тараканов. Чтобы не дай Бог, не перепутать, я даже вспомнил студенческие времена и составил шпаргалку. Теперь оставалось только надеяться на безотказность аппаратуры управления… Проскочили два подозрительных автомобили — они крутанулись вокруг соседних кварталов и вновь возвратились на одну и ту же улицу. Теперь на 90 процентов следовало ожидать полковника отсюда. Если так — неплохо. БТР подставит борт под ближайшую тележку.
Издалека донесся короткий вой сирены — началось! Крышки на тележках уже должны быть открыты, и это был самый уязвимый момент операции. Какой-нибудь чересчур бдительный агент или полицейский мог заметить эту странность и все…
Мои худшие опасения подтверждались, один из мирно гуляющих хорошо одетых вьетнамцев решительно направился к одной из тележек (слава Богу, не к той, что по моим расчетам должна начать!) и резко схватив стоявшую рядом с тележкой девушку за руку, что-то начал ей говорить, тыкая пальцем в тележку. Черт побери, все службы безопасности на свете, что б вам всем гореть в преисподней! А я и не подумал, что одной из продавщиц могла быть девушка, и надо же было ей задержаться…
Но времени, следить за этой драматической сценой у меня больше не было. Колонна двигалась не очень быстро, на мой взгляд, не более 60 км. Я прильнул к дальномеру, не думая больше, заметит кто-нибудь блики или нет. 100, 70, 30 метров до поворота. Первой проскочит патрульный джип с пулеметом на турели, десять метров за ним — бронетранспортер. Секунда до начала поворота, полсекунды для снаряда. Я нажал кнопку и сразу же вторую! Предосторожность оказалась правильной — оба снаряда врубились в БТР. Один из них в переднюю часть, второй — точнехонько в середину, где и любил восседать полковник. Вообще-то ПТУРС рассчитан на танк, так что, после попаданий, от легкого БТРа осталось довольно мало. Джипы кортежа сгрудились вокруг железных обломков, и я не мог отказать себе в удовольствии сначала лупануть по ним кумулятивными снарядами, а закончить двумя осколочными (два все-таки отказали). Снаряды разворотили несколько джипов, один снаряд врезался в стену дома, пробил ее и взорвался где-то внутри. Еще один влетел в витрину большого магазина. Что он там натворил, думать не хотелось… Взрывы хорошенько врезали мне по ушам даже на таком расстоянии. Вся площадь была завалена телами мертвых или раненых людей. Здесь были и солдаты охраны, и агенты, и случайные прохожие, и покупатели магазинов, на свою беду оказавшиеся не вовремя на этом перекрестке смерти. Расстояние было слишком велико, и я не слышал их стонов, криков и проклятий. Только в бинокль видел перекошенные от боли лица, раскрытые от крика рты и огромные лужи крови: быстро темнеющие под палящим солнцем…
В тот момент я сам себе не признался бы что я \»хомо сапиенс”. Не должен \»хомо сапиенс” творить такое с себе подобными и я это, к несчастью, понимал.
Последний раз я выглянул в слуховое окошко, взглянуть на дело рук своих и успел заметить маленького оборванного вьетнамца, который улепетывал со всех ног, но при этом прижимал к груди черный кейс или портфель. Он успел юркнуть в какую-то подворотню, прежде чем я успел сообразить, что же такое ценное и кто так смело мог тащить в этой кровавой каше. Но свои собственные дела заставили забыть и о вьетнамце и о его кейсе. Пора было думать о своей шкуре.
Рукояткой пистолета я быстро превратил дистанционное управление в груду электронного лома, завернул вместе с биноклем в заранее заготовленное тряпье и закопал в слой грязи, пыли и птичьего помета, покрывавший настил чердака. Тщательно осмотрел себя — не осталось ли пыли или грязи на моей боевой форме, расстегнул несколько лишних пуговиц, морда была достаточно небритой и помятой после всех моих прогулок, так что я вполне мог сойти за американца, возвращающегося от очередной шлюхи после солидной выпивки. Теперь я опять попадал в полную зависимость от Тханга. Надо было как-то выбираться отсюда, и наверняка все входы и выходы из Сайгона перекрыты. Сидеть здесь несколько недель, как крыса в норе, мне вовсе не улыбалось. Во-первых, у меня были свои соображения по поводу дальнейшего развития событий, а главное, я совсем уж не был уверен, что тот же Тханг или кто-то другой не пристрелят меня в затылок, стоит только мне повернуться к ним спиной. Свое дело мавр сделал и о нем просто можно просто позабыть, а здесь я исчезну настолько бесследно, что меня смогут не найти и в день Страшного суда. Но об этом подумаем чуть-чуть позже.

Одиннадцатый квартал Сайгона,
между 10 утра и 3 часов дня.

Когда я, наконец, услышал знакомый сигнал, то промолчал. Сигнал повторился, а на меня снова напала немота. Я стоял за дверью и ждал. Тханг успел сделать два шага, как я, зажав ему рот, вдернул вглубь подъезда. Свободной рукой я быстро похлопал по его одежке и без труда обнаружил вполне исправную \»беретту” с полнехонькой обоймой. На память мне пришли его слова, что он никогда не носит оружие: все равно оно его не спасет, только неотразимая улика. Я не стал, конечно, вспоминать ему эти слова, наоборот, страшно смутился и признался, что нервы подвели, и попросту обознался. Не знаю, поверил ли он моей байке, но принял свой обычный непроницаемый вид и никак не отреагировал, что я \»забыл” вернуть ему \»беретту\».
Тханг был в форме сержанта южновьетнамской армии (а может, он и был им на самом деле?), но в данный момент меня это мало интересовало. Со времени покушения прошло десять минут и полиция, хотя и слеталась со всех сторон, как воронье, еще не успела оцепить достаточно большую территорию вокруг перекрестка. На нас особенно никто не обращал внимания, а мы с достаточно озабоченным видом двигались как бы по спирали, удаляясь от опасного места. Еще минут через пять Тханг остановил разбитое корыто, которое здесь называлось такси, и сказал что-то так быстро и грозно, что водитель с испугом оглянулся на меня и рванул со скоростью аж сорок километров в час. Неплохо, гораздо быстрее, чем пешком. Но наслаждаться мастерством водителя, а это действительны был блестящий слалом среди рикш, пешеходов, повозок и других машин, которые использовали только одно правило уличного движения — если впереди есть хоть один метр свободного пространства, занимай его. Тханг так же резко остановил шофера возле небольшого бара, где не было расовых или кастовых предрассудков — вьетнамцы и американцы были на равных, только американцев больше занимали девушки, а коренные жители тихо потягивали чай или рисовую водку в своих компаниях. Мы уселись на плетеные кресла перед кафе и Тханг так же повелительно и твердо, как и положено бравому сержанту, да еще в обществе настоящего \»зеленого берета” заказал виски со льдом. Да, мне эта порция выпивки после всего, что сделал всего полчаса назад, оказалась спасением. Решительным жестом я заставил дважды повторить это лекарство и почувствовал, как из меня уходит дрожащее напряжение последних часов. Я был благодарен Тхангу за эту остановку, и мы неторопливо отправились далее пешком, как два закадычных боевых друга.
Разговора о возможном моем отходе из города мы пока не вели, пока не приблизились к еще более знаменитому кварталу номер 11, куда даже полиция печально знаменитого сайгонского полицмейстера Тхиеу не рисковала появляться без поддержки бронетехники. Здесь мы нырнули в лабиринт грязных закоулков, невыносимой грязи и запахов, впрочем, порой весьма аппетитных — сказывалось, что ел я почти два дня назад. Все это время еду мне заменял первитин, прекрасный стимулятор, испытанный еще в Третьем рейхе и успешно служивший нам. Но действие его кончалось, добавлять не хотелось (еще придется попозже) и приходил на смену зверский аппетит. Виски только раззадорил мой желудок, и я ткнул пальцем в первую, попавшую в поле моего зрения харчевню. Тханг покачал головой и показал в другую сторону. Пробравшись через кучу мусорных ящиков, протиснувшись по закоулку, где не смог проехать даже велосипедист, мы неожиданно оказались на узенькой, но довольно чистой улочке и на ней (О, Боже!) было маленькое кафе. Хозяйка встретила нас без единого вопроса и провела в задние помещения, в комнату, где стоял стол, уставленный едой…
Сыто икая, я колупался в зубах спичкой и тщетно пытался вспомнить, что я съел. Из чего это было приготовлено, мне знать не хотелось, но вкусно было до экстаза. Мысли тяжеловато ворочались в моей голове, однако хронометр, постоянно тикающий у меня где-то в районе желудка, подсказал, что пора приниматься и за работу. Работа была до боли знакомая — уносить ноги. Единственной ее особенностью являлось то, что оценить ее по достоинству, можно только в случае успеха… Теперь стоило поинтересоваться у Тханга, как он собирается вытаскивать меня отсюда. Как бы хорошо не были сделаны мои документы, все равно не избежать длительных проверок. Длительных и более тщательных, а тут вдруг, к примеру, выяснится, что в госпитале \»зеленый берет” Виктор Алексейчук никогда не лежал, а еще один запрос дотошного контрразведчика принесет ответ, что таковой и вовсе не значится в списках армии США, а уж тем более в таких элитных войсках. Вся моя липа была хороша на кратковременные, рутинные проверки без особого внимания на меня, как личность. До поры до времени моей личностью был не я, а эта самая липа. Этот закон действует везде, где существуют хотя бы зачатки бюрократии. Сейчас могут искать меня и только меня. У меня хорошо запечатлелась в памяти девушка, которую агент охраны при первом же выстреле бросил на землю и прикрылся ею, как щитом. А когда \»сработала” и ее тележка, его подозрения перешли в уверенность, а если девушка осталась жива в той мясорубке и что-то знала больше, чей ей полагалось знать? Уповать на такую же беспечность солдат на дорогах, как это было вчера, было бы величайшей глупостью на свете. Тут уж и красотка Фай не поможет.
Тханг, как оказалось (к моему большому изумлению), не имел запасного плана выхода из города. Главный аргумент — нет другого надежного места для прохода через минные поля. Аргумент серьезный, я слишком хорошо знал мины типа 69, чтобы наугад ночью пытаться живым преодолеть это пространство. По словам Тханга только через то болото (у меня мурашки забегали) он обязуется меня вывести из ближней охранной зоны вокруг Сайгона, а там я должен был действовать по разработанному плану (ха-ха, план!). Я включаю маяк, и за мной прилетает целая эскадрилья вертолетов, а на земле будет ждать, как минимум, пехотная дивизия? Вопрос, конечно, интересный, но я внимал Тхангу, как оракулу в их главной пагоде, с надеждой и верой глядя в его черные, как переспелые вишни, глаза.
По его гениальному плану выходило, что мы на том же старом \»Ларедо” отправимся в родную деревню Фай и солдаты, хорошо зная ее, опять благосклонно посмотрят на сексуальные шалости героя войны. Все, как по писаному. Только несколько вопросов у меня вертелись в голове, но я не торопился их задавать. Первое: телефонная связь с соседним постом уже давно налажена (это наверняка), пост усилен военной полицией США, а в книге регистрации стоит фамилия, которая нигде не значится (разве что однофамилец какой-нибудь), так что мое появление на этом или даже соседнем посту вызовет у присутствующих большой и неподдельный успех. А я по натуре человек избегающий шумихи, особенно в виде стрельбы. Но все это я держал про себя и уверенно кивал в ответ на грандиозные и совершенно безопасные планы Тханга.
Наконец он изложил все детали плана, я с наслаждением выкурил сигарету — что это за курение на ходу, под дождем или старательно пряча ее огонек в рукаве, а в ближайшее время только такие способы курения мне и будут доступны.
Хозяйка вывела нас на другую улицу, и мы прямиком отправились к развалюхе, где скрывался \»Ларедо”. Тханг вывел его, слегка обмел каким-то веником труху с кузова — экипаж подан. Я взглянул на часы, теперь все зависело от того, как точно я уложусь в свой график. Тханг повернул в очередную грязную улочку, остановился и коротко просигналил. Фай выскользнула из узенькой двери, как яркая змейка и скользнула в джип. Я снова ощутил ее прекрасное тело и получил великолепный поцелуй. Эх, было бы время… Но время пошло, и остановить его могла только моя или другая смерть. Мы выехали из одиннадцатого квартала, я тронул Тханга, приказывая остановиться. Он удивился, но скользнул к тротуару и встал. Я открыл дверцу, с наслаждением поцеловал Фай и вытолкнул ее из машины. Не успела захлопнуться дверца, я показал Тхангу — вперед. Он невозмутимо подчинился, хотя в зеркале я успел заметить его мимолетную растерянность. Эге, и на Востоке иногда не умеют сдержать свои эмоции. У европейцев это не получается, зато можно использовать пресловутую европейскую тупость и многословие. Где прятать листик? В лесу. Где прятать правду? В большом количестве правды. Разбирайтесь, которая из них единственная.
Снова главным советчиком и контролером были для меня теперь часы. И минуты. Но, прежде всего мне нужно было везение. Остальное я все мог сделать сам, но везение мне могли только подарить. Кто? Бог или дьявол? И мне в тот момент было все равно, кто. Мы уже покинули знаменитый квартал, но далеко от него не удалялись, мне нужно было кое-что найти, а лучшего места было не найти. Тханг послушно выполнял мои указания, куда ехать и не подавал виду, что недоволен тем, что я не посвящаю его в свои планы, и то, что я внес свои коррективы в его гениальный план, он уже не сомневался. Едва мы медленно вывернули на очередную улочку, я схватил его за плечо — я нашел, что искал. Метрах в пятидесяти стоял армейский джип \»Ларедо” с пулеметом на турели, так что второй солдат мог вести стрельбу на ходу почти во всех направлениях. Не знаю почему, но шепотом я приказал Тхангу припарковаться метрах в пятнадцати позади военного джипа. Махнем, не глядя…
Свой служебный кольт я сунул под задницу Тхангу, оставил кобуру открытой и совершенно \»пьяный” почти вывалился из \»джипа”. Моя ругань настолько привлекла капрала и солдата в армейском джипе, хотя уверен, они засекли нас гораздо раньше. Оба были вьетнамцы. Уже полегче, они не посмеют сразу катить бочку на \»зеленого берета”, пусть и вдребезги пьяного. Я остановился метрах в трех от их джипа, начал хлопать себя по карманам, достал мятую пачку \»кэмела” и с еще большим остервенением начал искать зажигалку. Солдат и капрал с восточной усмешкой следили за идиотом-янки. А на меня вдруг напал приступ пляски святого Витта. У здоровых людей это случается (особенно в таких экзотических странах), когда какая-нибудь тварь залезает вам под рубашку. Я извивался, шарил руками и за пазухой, залазил в штаны, и пытался добраться рукой до задницы через плечо. Именно во время этого циркового маневра, который буквально загипнотизировал вьетнамцев, моя рука плотно обхватила рубчатую рукоятку \»стечкина”. После двух хлопков во лбах обоих вьетнамцев появились две аккуратные дырочки диаметром девять миллиметров. Спотыкаясь, как пьяный, я подошел к джипу, вытащил оба трупа и изо всех сил, держа их руками за талии, потащил к нашему \»Ларедо”. Слава Будде, у Тханга хватило ума подъехать поближе — дистанция для меня была явно великовата. Погрузив обоих на заднее сиденье (стекла там были затемненными) я мог рассчитывать, что, по меньшей мере, час их никто не обнаружит. Это если повезет… Найденной под сиденьем тряпкой я стер капли крови с панели и стекла джипа, сбросил куртку, на которую тоже попала кровь, пока я их волок, и остался в майке. \»Стечкина” спрятать было некуда. Пришлось сесть на него, \»беретту” с сожалением отдал Тхангу, который успел сбегать к нашему старому \»Ларедо”, притащить какой-то мешок и сунуть его под сиденье.
Кольт теперь я сунул в кобуру, где ему и полагалось быть. Часы неумолимо отсчитывали жизнь или смерть. Пистолеты я рассовывал просто по привычке иметь оружие под рукой. Но главным действующим лицом в будущей пьесе должен был стать отличный американский пулемет М-60. Я проверил магазинный короб — он был полон, на всякий случай проверил положение патрона в затворе и удовлетворенно крякнул — лишь бы не попался какой-нибудь дефектный, хотя это и маловероятно.
Но тут уж опять, как повезет… Гранаты я тоже уложил в пределах досягаемости руки и, наконец, закурил. Теперь все решали неожиданность, реакция противника и слово человека, который вовсе не был моим другом.
Мы катили не особенно торопясь, как и положено патрульным, по знакомой дороге к контрольному посту. Я ждал последнего перед постом поворота, закрытого кустами от патрульного с пулеметом на вышке. Мне же надо было следить за небом, мой шанс был только там. Снова часы, до срока оставалось три минуты. Они тянулись очень медленно, и я так же медленно и отчетливо давал последние наставления Тхангу. Он ничем не показал своего разочарования, что я не принял его план, а предпочел собственный, он слушал и согласно кивал. У него выбора не было, в случае неудачи и его шансы выжить были меньше нуля. Поэтому я не особенно опасался каких-либо от него неожиданностей до окончания очередной передряги, а дальше, как повезет…
Одна, две минуты позже срока. Нервы натянуты, они звенят от малейшего дуновения судьбы. И вот оно, решающее мгновение, теперь все надо делать самим и надеяться на судьбу. Черная точка в небе низко над землей быстро вырастала и, сделав боевой разворот, \»Хок” открыл шквальный огонь по КПП. Растерянность патрульных прошла очень быстро и с вышки уже тянется трасса к вертолету, делающему новый заход. Пора, наш выход. Тханг с визгом шин вылетает из-за поворота, и вот уже я всаживаю с каких-то семидесяти метров очередь в пулеметчика на вышке, и он замолкает. Продолжается стрельба из довольно крепенького бетонного домика по вертолету, но Энди явно не торопится подставить себя под трассы, хотя пока это только М-16. Но, очухавшись, они вспомнят и про гранатометы. Треск очередей внутри блокгауза и рев пулеметов Энди сделали наше приближение неожиданным. Жестом, показав Тхангу на пулемет, я схватил \»стечкина”, рассовал гранаты по карманам и, прихватив одну в правую руку, на бегу зубами выдернул чеку. Окна были довольно высоко и снабжены решетками, но я осторожно приподнялся на цыпочки, просунул руку между прутьев и осторожно разжал пальцы. Взрыв в почти наглухо закрытом помещении производит жуткое действие. Стрельба мгновенно прекратилась. Осторожно обходя дом, я приготовил еще одну гранату под левую руку и переложил \»стечкин” в правую. Когда я выглянул из-за угла на сторону, где был главный вход, понял, что все кончено. Вряд ли кто-либо мог остаться в живых внутри пакгауза, одного просто вышвырнуло вместе с дверью метров на пять от дома. Но мне вовсе не улыбалось получить пулю в спину от какого-нибудь умирающего за родину героя. Поэтому я бросил еще одну гранату, предварительно прижавшись спиной к стене в сторонке от окон и двери. Я оказался прав, перед самым взрывом, кто-то внутри отчаянно закричал. Второй взрыв решил все вопросы. Я вручную приподнял шлагбаум, второй Энди своей бандурой срезал почти под корень, и мы рванули к \»Хоку”, зависшему в полутора метрах над дорогой. Джип еще катился по дороге (Тханг не вырубил передачу), а мы уже блаженно растянулись на железном днище кабины.

Скальная площадка в двух километрах от
вьетнамо-камбоджийской границы.

Как оказалось, поспать мы все оказались горазды. Главное было сказано без слов: я вернулся, Энди сдержал наше тайное собственное соглашение, а по нашему виду он сделал совершенно правильное предположение, что задание выполнено. Думать о том, что будет завтра, послезавтра и всю оставшуюся жизнь было еще рано, надо было еще отойти от недавнего страшного прошлого. Сон — наилучший лекарь и выспавшись, мы смотрели на мир несколько иными глазами, чем вчера. Появился зуд задавать вопросы, но даже во время завтрака никто не начал перекрестных допросов. Выкурив сигарету, я ждал, кто начнет первым. Если бы было с кем заключить пари, я бы поставил на Тханга. Точно, я бы выиграл кучу денег! Непроницаемый вьетнамец резко спросил, обращаясь к Энди по-русски. С таким же успехом он мог бы спрашивать его и на суахили — кроме английского и нескольких по-вьетнамски он ничего другого не понимал.
— Янки, где мои товарищи, почему они не с тобой?
Я точно перевел, Энди пожал плечами и сказал Тхангу.
— Тебе ведь лучше знать, что с ними могло случиться. Ты ведь сам отдал им приказ уничтожить вертолет и меня.
Все это не особенно удивило меня, мне больше были интересны технические аспекты битвы за вертолет.
— Они отобрали у меня твой пистолет, потом потребовали, чтобы я вывел из строя вертолет, но чтобы со стороны это не было заметно, а меня хотели застрелить прямо в кресле пилота. Это должна быть твоя работа, так они запланировали. У них было два автомата против одного мирного вертолетного извозчика. Они считали меня каким-то мало живущим безоружным изотопом и потому, пока я возился в вертолете, якобы разламывая его на составные, я все же помнил, куда ты бросил пистолеты, так что ребята даже не успели удивиться. Стрелок я неважный, но с такого расстояния и из двух таких замечательных пистолетов…
Я не понимаю, что за игра здесь идет, но чутьем ощущаю, что весьма крупная и я в нее вляпался по самые уши.
Мне пришлось переводить все это Тхангу и незаметно подтаскивать пистолет к бедру, пока он не лег привычно в ладонь. Тханг мрачнел с каждым моим словом и пока Энди еще сокрушался, что влип в такую историю, рука Тханга рванулась к \»беретте”. Энди отшатнулся, увидев в полуметре от себя черный и глубокий глазок пистолетного дула, инстинктивно закрылся от пули руками. Раздался щелчок, и Тханг с недоумением взглянув на один из лучших в мире пистолетов, попытался выстрелить еще раз. Меня это не удивило, я еще не видел ни одного пистолета, который мог стрелять без патронов. Я вытащил их из обоймы еще в кафе, когда Тханг излагал мне свой иезуитский план. Рука Тханга потянулась к ножу, но, увидев спокойно лежащий у меня на коленях \»стечкин” он снова принял свой обычный непроницаемый вид, презрительно отбросив в сторону \»беретту”.
Наступил мой черед задать пару вопросов своему напарнику и проводнику. При всем том, что случилось, я хотел понять этого человека: почему он рисковал вместе со мной, когда его могли несколько раз попросту ухлопать или прицельно или случайно, его могли схватить полицейские и замучили бы в тюрьме… И помогая мне, при этом хотел убить меня, строил мне ловушку, отдал приказ убрать летчика, который был нашей спасительной соломинкой… Все это вместе не укладывалось у меня в связную картину. Понять большую игру в верхах моего начальства я тоже не мог, не хватало информации, да мне уже, сказать по правде, было на все это наплевать — меня там уже списали. Но они сидели далеко, планировали свои великие операции в тиши кабинетов, без взрывов, выстрелов в упор, крови на лицах и развороченных животов. Оттуда операция кажется математической задачей, только вот нам, пешкам в этой большой игре и приходится выполнять всю грязную работу. Но это речь о тех Высших чинах, а что двигало этим человеком, такой же пешкой, но предававшем людей, которые еще несколько часов назад вместе сражались на одной стороне баррикады и одинаково рисковали головой. Самое печальное то, что я был уверен, что никаких ответов на свои вопросы не получу. Может, покойный ныне полковник и мог бы выбить из Тханга какие-то сведения (и то вряд ли), но я не гестаповец, не энкэведешник, так что на ответы мне рассчитывать нечего. А что с ним делать, придется решать мне…
— Ответь мне, Тханг, на пару вопросов. Не захочешь, твое дело, заставлять тебя не стану. Хоть я и воюю в твоей стране, но действовать как вы, не могу. Если приходится убивать, то я это делаю в бою или спасая свою шкуру. Звучит не очень патриотично, дядюшка Хо вряд ли похвалил меня, но он же меня и наградил вашим орденом. Значит, и из правил бывают исключения. Но я не о теории, а самой что ни на есть практике. Ты имел столько возможностей избавиться от меня, что меня уже вовсе не должно существовать на этом свете. Но ты ждал. Понимаю, без меня операцию вам было не провести, это тоже ежу понятно. Но зачем ты меня хотел сдать американцам? Зачем вся эта комедия с Фай? Почему ты приказал убить Энди и только повредить вертолет, а не просто сжечь его? Наконец, почему ты не сделал попытки убить нас с Энди, ведь у тебя еще и \»лилипут” привязан к ноге? Он, конечно, не для настоящего боя, но дырки в наших головах мог сделать вполне даже настоящие. И последний вопрос — на чьей стороне ты воюешь? О нас с Энди говорить не приходится, мы по разные стороны траншеи, просто судьба так пошутила с нами и мы вместе. А вот где ты? Прости, что задал сразу столько вопросов, но хоть на часть из них ты можешь ответить?
Тханг молчал, но я чувствовал, что он все-таки заговорит, и терпеливо ждал. Энди ни черта не понял из моего монолога, но почувствовал сложность ситуации и тоже помалкивал.
— Я больше не хочу воевать. Ни с кем, ни за чье дело. Вы, европейцы, никогда не можете определить наш возраст. Так вот — мне уже 58, мальчишкой я воевал с французами под Дьен Бьен Фу. Мы сражались за свою независимость и победили. Потом началась другая война: с одной стороны пришли вы, американцы, с другой — Советы и Китай. Один мой старый друг дал мне книги Ленина, Мао, Хо Ши Мина. Я прочитал и поверил, можно и на нашей земле устроить если не рай, то что-то похожее. А получилось все наоборот: брат пошел на брата, сын на отца… И все говорят, что воюют за демократию. Только я видел, что и в той части страны и в другой пытают и убивают тех, кто думает, не как они сами, одинаково…
К полковнику у меня особый счет был, я не считал его человеком, не место таким на земле, да и на небе, думаю, для него тоже места не найдется. Потому и помог тебе, а дальше ты мне не нужен, ты чужак, и ты, янки, чужак. Вам обоим нет места здесь, но сами вы не уйдете, вы тоже не вожди: а солдаты. А если солдат не уходит сам, его надо убить. Хотя ты, русский, меня перехитрил, да и ты, янки, не промах. Твой вертолет я оставил на старом месте и не хотел его взрывать, чтобы запутать свой отход. Но еще в Сайгоне я узнал, что за ловушки вы там устроили — южаки от злости рубашки на себе грызли, а когда прибыли – вертолета — то и нету…
За пистолет я схватился — моих товарищей ты убил, янки, хотя и винить тебя не могу — ты свою жизнь защищал, они — свою. И ты прав насчет \»лилипута”, вот он, — Тханг задрал штанину. Только решил не использовать его. Мне теперь все равно — ни к тем, ни к другим пути у меня больше нет. Не поверят мне ни те, ни другие, так какая ж мне разница: гнить в \»тигровой клетке” в Сайгоне или Ханое?
Ответ Тханга озадачил, хотя я и не надеялся, что он вообще что-нибудь скажет. Но он сказал и озадачил нас, когда я перевел все Энди. Он внимательно посмотрел на вьетнамца и задумался. Теперь молчали все, и было о чем. Не можем же мы сидеть здесь и ждать, когда эта война кончиться?
Тханг первым нарушил молчание: \»Отсюда надо быстрее уходить, нас наверняка засекли с воздуха и теперь надо ждать гостей вот на таких игрушках, — и он похлопал по обшивке вертолета.
— Энди, сколько у тебя еще горючего?
— Не очень, мы уходили с базы, баки были уже не полные, а потом, я сколько сжег при нашей битве при Чаттануге.
— Короче, далеко нам не смыться. Давай свою карту.
Карта была достаточно подробной, но на севере заканчивалась весьма далеко от таиландской границы. Не сговариваясь, мы одновременно подумали о Таиланде, как месте, где можно хоть временно отсидеться. Но до Таиланда было много-много миль (или километров – кому что роднее) и добраться туда через джунгли, кишащие воюющими все со всеми и друг против друга северных и южных вьетнамцев, племен народности тхеа, и для которых война была нормальным образом жизни, а вооружены они были наисовременнейшим оружием, которое выменивали у американцев за наркотики. Я уже не говорю обо всех других племенах горячо любивших свои плантации мака, как самого надежного источника получения всевозможных благ цивилизации. И, наконец, не упоминаю о бандах бывших гоминдановцев, которых Мао изгнал из Китая, но не объяснил, где жить и на что существовать. Бывшие солдаты образовали свои собственные районы обитания и жили по своим собственным законам. Ни с одной из этих компаний мне, ни за какие коврижки не хотелось бы повстречаться в джунглях. Но невидимками мы не были и только в своих бренных телах надеялись попасть в благословенную страну Таиланд. Для нас в тот момент это было таинственное Эльдорадо конкистадоров Кортеса. Но туда еще надо было попасть. Я ненадолго задумался и поразился, как мало надо времени и много событий, чтобы три человека, таких разных и по национальности и по принадлежности разным социальным системам образовали единую команду. Причем каждому было ясно, что выжить мы можем только вместе. Все прочее было забыто или оставлено на будущее. Прямо, как в голливудском фильме, который по идеологическим соображениям стал доступен и нам, советским зрителям. У нас в прокате он шел под названием \»Скованные одной цепью”. Мы были скованы необходимостью выжить, и это было покрепче любой цепи.
Карту мы изучали вдоль и поперек, причем я совершенно запутался при переводах и Тхангу втолковывал нечто по-английски (он слабенько усекал наиболее важное), а Энди я шпарил по-русски и замолкал, только увидев его остолбенение. Но так или иначе грандиозный план созрел. Он исходил из трех предпосылок: горючего в вертолете хватит ненадолго, раз, пешком по джунглям мы не пройдем и пятой части пути, как будем трупами, два, и в третьих, нам оставался только водный путь — Меконг. Как мы раздобудем себе средство передвижения, никто из нас не знал, зато каждый понимал, что даже на утлой джонке можно передвигаться быстрее, чем пешком через джунгли. Меконг тоже не подарок и на нем и на его берегах сидят тоже не ангелы, но это был шанс. Голосовать не пришлось. Стартовать, решили завтра пораньше, а пока проверить свою огневую мощь. Энди уже тщательно обследовал вертолет и обнаружил: что его прежние хозяева были люди запасливые — в аккуратных контейнерах серебристо поблескивали четыре ракеты \»Сайдвиндер”. Каждая могла разнести в щепки самолет типа \»Фантом” или МИГ21. При начинающемся дожде мы аккуратно, хотя и без нужной сноровки (не наша все-таки специальность) установили их на направляющие и соединили блоки управления. Неуправляемых ракет оказался такой запас, что мы набили ими все четыре контейнера, и еще осталось. К \»Вулкану” припасов оказалось немного — сгоряча я всадил их в брюхо ковбоя-вертолетчика. Утешало то, что не зря. Курсовой многоствольный тоже был снабжен под завязку, и для бортового кое-что имелось. Кроме того, у нас были два \»калаша” с шестью рожками, три \»стечкина” с запасом патронов, \»беретта” с одной обоймой и гроза уличных грабителей — \»лиллипут”. Все, расчет окончен. С таким арсеналом мы вполне могли объявить войну какой-нибудь Намибии, но, увы, наши противники были вооружены ничуть не хуже, а самое обидное — их самих было гораздо больше. Дождь все усиливался, хотя в вертолете мы не страдали от него, капли с такой силой барабанили по дюрали корпуса, что приходилось почти кричать, если собеседник не был рядом. К нам совершенно незаметно могла подойти целая танковая колонна, а не только взвод рейнджеров. Дежурить при таком ливне тоже было бессмысленно — часовой мог только увидеть вспышку выстрела или автоматной очереди, а дальнейшее — молчание, как сказал Гамлет.
Так что после непродолжительной дискуссии все растянулись на днище вертолета и решили положиться на судьбу и лень рейнджеров, которым тоже не светило искать нас в кромешной темноте, помня о ловушках, которых мы не поленились для них приготовить. Уже засыпая, я вспомнил, что у нас есть еще и гранатометы. Это совсем успокоило меня, и я провалился в сон.

Борт вертолета \»Хок\» где-то в районе
вьетнамо-камбоджийской границы.

Дождь к утру поредел, и вяло моросил скорее по обязанности, чем с азартом. Мы благополучно провели ночь и с рассветом тщательно рассовывали все, что могло мешать, по закоулкам корпуса вертолета. Энди запустил двигатели, \»Хок” легко приподнялся над деревьями и пока Энди пробовал свои штучки, я увидел компанию прибывшую для нашей торжественной встречи (или прощания). Как мы и предполагали, рейнджеры тоже не любили тропические дожди и решили наступать при более благоприятной погоде. Времени для переговоров у нас не было, поэтому я послал им длинную очередь из бортового пулемета, пока Энди разворачивался на нужный курс, и наше прощание так и закончилось.
Монотонность полета несколько скрашивала бутылка виски, которую я случайно обнаружил в нише, где дисциплинированные механики хранят всякие нужные мелочи. Мелочь в виде бутылки оказалась весьма кстати (в этом проклятом \»Хоке” никакого отопления). Сделав изрядный глоток, я передал бутылку Энди, который бросил вертолет на милость божью и вцепился руками в бутылку, а ртом в горлышко. Пришлось отбирать силой, причем \»Хок” при этом вел себя так, словно тоже отхлебнул их бутылки. Наконец, справедливость восторжествовала, вертолет принял нормальное положение, а я предложил виски Тхангу. Он отрицательно покачал головой. Я снова запрокинул бутылку и обнаружил жалкие остатки на донышке. Ну, Энди, вот это школа. Уверен, в России бы ты не пропал.
Тханг с самого утра был молчалив, словно вчера выложил годовую норму разговоров, хотя безукоризненно принимал участие во все делах по подготовке вертолета и был настроен весьма серьезно – проверял магазины в \»калашах”, осмотрел мины для гранатометов, уложил их в удобном месте и не обращал внимания на наши с Энди выкрутасы с бутылкой — белые, мол, что с них возьмешь…
До границы, сообщил Энди, оставалось миль пять, не больше, но и горючее было на пределе. Перетянуть бы через границу, хотя это понятие было здесь чисто условным, морально как-то легче. Мы перевалили через небольшой холм, как вдруг Энди буквально пошел по верхушкам деревьев.
— Правее по курсу два \»фантома\» или Ф-111. Думаю, они меня не успели засечь. Надо срочно садиться, но куда?
Бросая вертолет то влево, то вправо Энди выискивал достаточную поляну или хотя бы скальный выход породы. Я и Тханг тоже разули глаза и всматривались в зеленое море джунглей, молясь в душе об удаче. То, что эти самолеты искали нас, сомнений не было – после того, что мы натворили в Сайгоне, мы стали весьма популярными личностями.

Стратегическая дорога номер 8,
примерно в 10 километрах от Камбоджи
между 9 и 12 часами.

Вдруг Тханг схватил меня за плечо и показал влево — в зелени промелькнуло что-то желтое. Захватив лыжами верхушку особенно высокого дерева, Энди круто заложил влево. Через несколько секунд мы увидели дорогу. На карту смотреть было некогда, но, скорее всего это была стратегическая дорога номер восемь. Все вместе это называлось – из огня, да в полымя. Дорога активно использовалась, и появление на ней колонны грузовиков было более чем вероятным. Но наверху нас ждали \»Фантомы” и там шансов у нас не было одного на миллион. Энди уже принял решение и, пролетев немного вдоль дороги, нашел самое широкое место и без зависания, как заправский истребитель, пропахал лыжами полотно дороги, скользкое от дождя, а то бы это была наша последняя в жизни посадка. Опять оставалось ждать.
Энди оказался прав, самолеты не успели нас засечь и мы слышали рев моторов значительно правее. Была опасность, что они рейдируют район по квадратам, но при их скорости и квадраты у них были соответствующие. Мы закурили, унимая дрожь после смертельной опасности, как Тханг (вот уж зрение!) показал вниз и влево. Батюшки! Против нас двигалась настоящая воинская часть, с перепугу мне показалось не менее батальона. Оправившись от первого шока, выяснилось, что вовсе не батальон, а в лучшем случае усиленная рота. Но усилена она была здорово: кроме джипов и легких грузовиков с солдатами, колонну замыкали два бронетранспортера, причем один из них с легкой пушкой вместо пулемета, а возглавлял колонну, черт меня подери, танк! Настоящий старый добрый \»Паттон” с пушкой длиной в телеграфный столб. Дорога шла петлей, и колонна находилась как раз в начале петли. В другом конце этой петли находились мы. И хотя колонна двигалась медленно, с соблюдением всех мер предосторожностей на случай засады, а \»Паттон” нервно крутил своей башней, было ясно, что не позднее, чем через сорок минут они нас обнаружат и из двух пушек сделают из нас обыкновенный мясной фарш, с примесью останков вертолета. Несколько секунд мы стояли как мумии и беспомощно глядели на вытягивающуюся из-за поворота колонну. Взлететь бы мы не успели — нас сбили бы первыми выстрелами, пока мы бы беспомощно пытались вырваться из этой теснины. Так, удрать мы не могли, но ведь и погибать без единого выстрела было как-то неудобно. Мне пришла в голову сумасшедшая мысль, и я бросился к вертолету за дальномером. Сразу стала ясно, что дистанция в полтора километра великовата для наших автоматов и даже пулеметов, разве что для психологического эффекта… Но для \»Сайдвиндера” и ракет А-10 это вполне даже нормальная дистанция. Энди, кажется, начал понимать, к чему я клоню, но сразу же заявил, что \»Хок” стоит не под тем углом и по азимуту и по вертикали.
— Спокойно, Энди, мы тебе обеспечим и азимут и вертикаль.
Я схватил мачете и бросил его Тхангу с приказом за пять минут срубить дерево не менее десяти сантиметров толщины по всей длине (можно и чуть потолще), длиной не менее четырех-пяти метров и с развилкой на конце. Тханг посмотрел на меня, как на полного придурка, но рванул к ближайшим деревьям быстрее лани. Я же достал из своего бесценного рюкзака два мотка репшнура, связал их и перебросил через моторную раму у самого основания стабилизатора. Энди тоже не терял времени даром — щелкая всяческими тумблерами и переключателями: он проверял боеготовность ракет. Такое ему, видимо приходилось делать не впервые, он быстро оценил возможности замысла и ловко делал все необходимое.
Тханг уже волок дерево, названия которого я наверняка и не слышал, но оно почти идеально подходило для наших целей. Приказав пока бросить бревно на дорогу я сунул ему в руки один конец репшнура и заорал Энди: \»Командуй, шеф!\» Энди высунул правую руку, и я изо всех сил потянул за шнур. Вертолет сначала нехотя, а потом довольно шустро начал разворачиваться влево. Энди выбросил левую руку и настал черед Тханга. Наконец Энди остался доволен маневром — с поправками на такую медленную цель \»Сайдвиндер” справится одной левой. Теперь задача была посложнее — опустить нос вертолета, чтобы захватить цель, уж больно он задрал нос при такой посадке. Мы подставили бревно под хвост и начали с Тхангом медленно двигать нижний конец вперед. Наконец Энди и тут удовлетворенно взмахнул рукой — шабаш, ребята. Опять началось ожидание, колонна двигалась с максимальной предосторожностью, готовая отразить нападение из любой засады. Наш вертолет они или еще не заметили, либо сочли это суперхитростью высшего начальства и не знали что предпринять. Наверняка они уже запросили по радио об этом чуде на дороге, но вряд ли ответ придет вовремя — до расчетной точки колонне осталось примерно метров пятьдесят. Последний БТР, тот, который с пушкой тоже будет в зоне досягаемости нашего огня. Ждать осталось несколько секунд.
Два левых \»Сайдвиндера” с ревом сошли с направляющих и на месте \»Паттона” сначала полыхнули две ослепительное вспышки от взрывов ранет, а немного погодя показалось дымное пламя горящего танкового горючего. Телеграфный столб на башне уныло склонился вниз. Пока никто в колонне не понял, что происходит, мы с Тхангом трудились, как пчелки доворачивая вертолет к концу колонны. Бревно пришлось временно отбросить и вертеть вертолетом шнурами. Энди заорал: \»Стоп” и мы схватились за бревно, как Ленин на субботнике. Пока мы его устанавливали под хвост нашего ястреба, БТР не дремал — из его коротенькой, но толстой пушки вырвался дымок, и через пару секунд у нас над головами прошла весьма опасная железяка, которая нанесла ущерб окружающей среде всего метрах в пятидесяти от нас и немного выше. Ждать, когда наводчик исправит свою ошибку, времени у нас не было. Энди рискнул — абсолютного захвата цели у него еще не было, и он понадеялся на конструкторов этой ракеты, авось успеет захватить даже на таком коротком отрезке. Мы замерли, но конструкторы оказались на высоте, даже нашим непрофессиональным зрением мы заметили, как ракета слегка довернула, и на месте только что стреляющего БТРа вспыхнул костер…
Тратить последний \»Сайдвиндер” Эдди не стал, а снова начал нашу беспощадную эксплуатацию — мы снова поволокли этот чертов \»Хок” в обратную сторону и снова бревном устанавливали нужную Энди вертикаль. Хотя цель была теперь неподвижной: впереди горел \»Паттон\», сзади безуспешно пока второй БТР пытался столкнуть с дороги горящий, у нас была сложная задача — точно установить прицел для неуправляемых ракет в центр колонны, в сгрудившиеся, как стадо, грузовики, между которыми беспорядочно суетились малюсенькие на таком расстоянии фигурки. Когда Энди в очередной раз махнул рукой, мы с Тхангом мокрые и грязные до костей просто повалились под брюхом вертолета и даже не отреагировали на противный вой уходящих ракет и не стали наблюдать за попаданиями. Энди деловито расстрелял все, что мы насовали ему в контейнеры (благо запас еще был) и довольный вылез из кабины. Улыбка слетела с его лица, когда он увидел нас. Занятый своим делом, он не подумал, что такое двоим ослабевшим людям перетаскивать такую махину, как его обожаемый \»Хок”. Наши улыбки вернули ему его хорошее настроение, и мы и он сделали хорошую работу — мы вписали новую страницу в историю войн: наземный бой вертолета с механизированной колонной. Звучало неплохо, но немного фантастично. Все равно правдивый отчет о беспримерном сражении ляжет в одну из секретных папок, а газеты сообщат о дерзком и вероломном нападении вьетконговцев на мирную колонну, перевозившую рис для голодающих беженцев с Севера.
Но пока нам на газетные заголовки было наплевать, надо было снова уносить ноги, драпать, смываться, линять — как ни называй, но оставаться здесь даже несколько лишних минут могли нам дорого обойтись. Те \»Фантомы\» наверняка уже получили сообщение о новой великой битве и мчались к нам. Мы еще раз поднатужились, вытащили хвостовой винт из веток ближайшего дерева, куда мы его сгоряча засунули, и Энди в своей манере едва поднявшись над дорогой, рванул вперед. Началась гонка: что произойдет раньше — мы достигнем границы и сядем, у нас кончится горючее или нас поймают \»Фантомы”. Все произошло почти одновременно. Мотор начал чихать, но Энди увидел крошечную поляну, куда можно было сесть почти невредимыми, а пилоты самолетов совершили спасительную для нас ошибку, потеряв десять минут на облет горящей колонны и выслушивая бредни о вертолете, который с земли устроил это побоище. Летчики вообще не очень-то верили в тяжкость боев на земле — сверху видна цель, и ее надо поразить. Сколько при этом прольется крови, их не интересовало, тем более что сверху кровь не видна. Главное — цель уничтожена. Вот ежели нет, то позор и стыд! Здесь же они из чистого любопытства оглядели дело наших рук и рванули за нами следом.
А мы просто падали, мотор еще пытался кашлять, но нас дотянуть до спасительной поляны не мог. Энди постарался сделать минимальным угол снижения, и мы все-таки, срубив несколько макушек деревьев, плюхнулись на заветную полянку, проскочили ее, развернулись и, врубившись в громадный ствол мангра, стали неподвижно, как статуя Свободы. Не хватало только факела.
Тханг опять среагировал первым. Он подхватил оба автомата, сумку с магазинами и, выпрыгнув из вертолета, понесся к противоположной стороне поляны. Мы оказались тупее, но тоже опомнились от непривычной посадки — я схватил ящик с минами, а Энди прихватил гранатометы. На большее нас не хватило, первый \»фантом\» проскочил было мимо, но вертолет заметить успел, потому второй самолет успел всадить в наш славный \»Хок” две ракеты. Сверху для пилотов не было понятно, достаточно ли удачной была посадка, но разбитый вертолет говорил о том, что посадка была аварийной. Две ракеты сделали аварию абсолютной реальностью, вертолет горел, но взрыва баков не произошло – горючего для фейерверка не хватило. Вид горящей машины, видимо, удовлетворил пилотов, а что касаемо людей с этого вертолета, то это было не их дело. Свое они сделали — этот строптивый \»Хок” горит, как обычные дрова в печке.
Теперь мы безлошадные тоскливо смотрели на догорающий вертолет. Все похватали оружие, а я — целый мешок с банками тушенки. Как у небезызвестного Никиты Пряхина у меня болела душа, что такое добро пропадает… Горели интенсивно кабина и хвост — в середине гореть было особенно нечему, голое железо! Огонь подбирался к задней части фюзеляжа, и вот-вот могли рваться наши запасы ракет А-10. Вход и выход в центральной части кабины свободный, них джип протолкнуть можно, если постараться. Надо было рискнуть, жратва дело серьезное. Я стащил с Энди куртку, обмотал голову, оставив дырки для глаз и начал спринтерский забег. Запрыгнув в кабину, я осмотрелся — задняя часть уже полыхала ярким пламенем, зато мешок с тушенкой лежал буквально под ногами, от удара его выбросили из угла, где мы его скромно пристроили. Брезент был советский, пуленепробиваемый и только слегка дымился среди этого огненного ада. Не знаю, как пришло решение, но выпрыгнул я с противоположной стороны, крепко сжимая довольно увесистый мешок с тушенкой. У нас не было времени рассмотреть подробно место приземления, и как оказалось в десяти метрах от вертолета, был довольно глубокий обрыв, куда я, полуслепой от ядовитого дыма и огня, стремительно свалился. При этом я не выпускал из рук сумку с тушенкой, и она при каждом моем кувырке больно ударяла меня по разным частям тела. Наконец я зацепился за какой-то ужасно колючий куст и замер, мысленно проводя инвентаризацию конечностей. И вот в это самое время ухнуло, так ухнуло! Даже из своей ямы я увидел столб пламени и разлетающиеся стрелы — уцелевшие ракеты пошли искать несуществующие цели, а ухнули все наши боеприпасы. От вертолета не осталось ничего, только выгоревшее и еще кое- где тлеющее пятно. Обломки разлетелись в радиусе от 50 до 100 метров. Боезапаса у нас еще оставалось многовато. Чертова яма спасла меня от неминуемой гибели — взрывная волна прошла выше, а обломки перелетели через мою грешную голову. Обдумывая, как это все происходило я потихоньку пробирался среди горящей травы и наконец, с мешком тушенки в руке, вышел на поляну. Художник Иванов выбрал для своего знаменитого полотна \»Явление Христа народу” не тех натурщиков. Эти двое — американец и вьетнамец могли сэкономить ему кучу денег — на их лицах было написано все, что только может изобразить человеческое лицо: от испуга перед чудом и радостью мальчишки, впервые попавшего в цирк. Пламя закрыло от них мой цирковой номер скатывания вниз без страховки, и они совершенно правильно решили, что меня уже нет, и вряд ли они найдут что-нибудь, чтобы похоронить. Чтобы доказать подлинность своего существования я загремел банками тушенки. Стадия столбняка сменилась индейским кличем Энди и улыбкой Тханга.

Камбоджа, берег реки Меконг,
суббота, 5 часов утра.

Кто-то выкопал это убежище, и теперь оно второй день наше. Судя по всему, хозяева вряд ли собираются сюда возвращаться. Сделали какое-то свое дело, и ушли надолго, а может и навсегда. Спасенная тушенка здорово подбодрила всех. У меня еще оставалась целенькая пробирка первитина, но это уж на крайний случай. Мы, наконец, наелись, как могли, устроились и немного поспали, не заботясь о безопасности, только какой-нибудь мировой катаклизм мог вытащить из этого убежища. Слишком много всякого произошло за последние дни, и наши организмы объявили забастовку и вырубились без нашего согласия. У отдохнувшего человека, как и у загнанного в безвыходное положение мысли работают четко и без сбоев. У отдохнувшего даже есть преимущество — он может, не торопясь выбрать вариант (не уверен, что самый лучший). И здесь Тханг преподнес нам сюрприз из сюрпризов, до этого момента мы действовали, как автоматы, исходя из текущей бурной обстановки. Сейчас бы потихоньку блаженствовали, стараясь не думать о ближайшем будущем. И Тханг, наконец, открыл нам маленький секрет — он не спеша снял куртку, потом брюки, под которыми у него оказались явно пуленепробиваемые трусы — толстые, как бронежилет. Я уж было, собрался пошутить об особой заботе Тханга о своих яйцах, как он дернул молнию, и гигантские трусы свалились на земляной пол убежища. Под трусами был трех ярусный парусиновый пояс, похожий на патронташ для обойм, но мои познания в мафиозных делах оказались скудными. Энди уже догадался, в чем дело и с неподдельным интересом следил за спектаклем. Тханг расстегнул пояс и бросил его на колени Энди, полагая, что тот лучше разбирается в таких вещах. Он был прав, Энди достал нож и вспорол одно их отделений пояса. Там плотной пачкой лежали деньги. Мало мне знакомые зеленые деньги и на каждой купюре значилось — сто долларов. Энди застыл от изумления, а я, как последний идиот, в уме пытался представить, много это денег или мало. Конец моим подсчетам положил Тханг, лаконично заметив: \»Двести тысяч\». Глаза мои, наверняка подползли к кромке волос от этой суммы. Я только читал или слышал по телевизору, а тут вдруг, в грязной норе, увидел их воочию. Энди аккуратно вложил пачку в карманчик на поясе и деловито (вот они, капиталисты) спокойно спросил: \»Откуда?” Тханг взял пояс, положил его рядом и так же спокойно начал рассказ. Он тоже был лаконичен и точен (в этом я не сомневался).
— В одной из машин, сопровождавших полковника везли эти деньги. Они лежали в специальном кейсе-сейфе. Взрывом кейс отбросило метров на пятьдесят, и один проходимец быстро сообразил, что в нем лежат не любовные записки полковника. При всеобщей суматохе он прихватил кейс…
Я перебил его.
— Точно, я успел увидеть его, перед уходом.
Тханг кивнул головой и продолжил рассказ.
— Этот тип почти избежал облавы, но выскочил на улицу бегом, и это показалось патрульным подозрительным. Этот пройдоха все-таки успел сунуть кейс в мусорный ящик в подворотне и снова нагло вышел на улицу. Полицейские только этого и ждали. Они его почти перерезали пополам очередью из пулемета, но кейсом не заинтересовались, а сорвались и рванули к перекрестку. Я наблюдал эту картинку из подъезда, когда шел на встречу с тобой, но по дороге кейс перепрятал – мало ли кто мог еще видеть. В кафе я ненадолго покинул тебя, мои ребята к тому времени взломали кейс и переложили деньги в этот пояс. Рассказывать все было некогда, но вот теперь посмотрите на эти наши вполне законные деньги.
— То, что ты забрал эти деньги поочередно у двух подонков еще не делают деньги совершенно законными. Может по какому-нибудь договору ты обязан отдать эти деньги вьетконгу, — спросил этот законник Энди.
— Может и существует какое-то правило, что я обязан отдать северянам эти деньги, чтобы они накупили еще оружия и новую инвалидную коляску марки \»Кадиллак” для дядюшки Хо, но я больше никому не служу и это наш законный военный трофей. Кто против?
Не было даже воздержавшихся. Такая куча денег! И где, в гнилой землянке, в сотнях километров от мира, где уважают и человека и деньги… Парадокс! Но Тханг думал по другому.
— Мы можем купить или нанять джонку, это совсем не дорого, накупить товаров и отправиться торговать вверх по Меконгу.
— Идея отличная, но как ты объяснишь любовь к торговле ананасами или туалетной водой у меня или у него? — я ткнул пальцем в Энди.
— Мы можем прятать вас при проверке.
— Мы? Ты что, собираешься нанимать команду, и через день о нас будут знать все, у кого еще сохранился слух?
— Если нанимать джонку, то естественно на ней будет шкипер и его помощник, если покупать, то это может вызвать больше слухов и нам придется справляться самим, а это нелегко, пойдем ведь вверх…
— Я не вижу другого выхода, — вмешался Энди. — Но нам нужно оружие, настоящее оружие. Два автомата и пистолеты нам не подмога.
— И какое же оружие вы предпочитаете, сэр? \»Сайдвиндер” или \»Вулкан”? — Энди был бесстрастен. — Думаю, крупнокалиберный пулемет или 30-миллиметровую автоматическую пушку, два М-60 и солидное количество боеприпасов. Да, чуть не забыл — пару гранатометов и хороший запас мин. Этого должно хватить.
Мы с Тхангом остолбенело смотрели на него, это было просто невероятное превращение. Вместо рядового волонтера-вертолетчика перед нами сидел настоящий бизнесмен. С ручкой и клочком бумаги он производил какие-то подсчеты, черкал, перечеркивал и, наконец, провозгласил: \»В стране, которая наводнена оружием любых типов, купить его не трудно. Раньше мы этого сделать не могли, теперь можем. Есть рынок товара, есть продавцы и покупатели, значит дело только в деталях: как и где именно.
Вновь была раскрыта карта — по счастью мы попадали на самый крайний уголочек, и в трех километрах от нас была деревушка, а любое селение на воде без лодок, джонок, катеров или яхт (это, смотря где) просто невозможно. Тханг поутру должен отправиться туда и рассказать про двух бедных американцев, которые, плавая по Меконгу (такие неумехи) умудрились утопить свою маленькую джонку и теперь сидят на берегу, кормятся консервами и кормят москитов. Если бы не он, Тханг, с детства неравнодушный к несчастьям людей, желает выручить этих недотеп и нанять или купить (у янки всегда есть деньги) небольшую джонку, чтобы бедные путешественники не погибли здесь бесславной смертью. Снабдив Тханга такой слезливой легендой, мы не особенно рассчитывали на скорый успех, переговоры могли затянуться, и решили скоротать время сном — хронический недосып давал о себе знать, а надо было быть в отличной форме.
Проснулись мы от диких криков на реке, причем звали именно нас. Взяв автоматы, мы ползком подобрались к прибрежным зарослям. Осторожно выглянув, я увидел весьма симпатичную небольшую джонку, на носу которой стоял Тханг и орал во все горло. Рядом стоял молодой таец и улыбался до ушей. Мы вышли на берег и, пряча за спиной автоматы (чтобы не пугать этого молодого человека), ведь мы пока не знали, что с ним мы будем дальше, и сколько он знает о нас. На нас давно не было никакой формы — из брюк получились отличные шорты, а стандартные американские майки были весьма распространены. Тханг что-то скомандовал молодому человеку, и джонка медленно стала приближаться к берегу. Ого, у этого линкора есть еще и двигатель. Нос джонки мягко ткнулся в берег и Тханг жестом пригласил нас на судно, при этом пристально глядя на меня. Я понял, что он не хочет показывать этому молодому тайцу, что я русский. Видимо, еще не все вопросы разрешены окончательно. Я нарочито громко и развязно начал болтать с Энди о достоинствах джонки. Автоматы скрывать больше не имело смысла – люди в джунглях часто не расстаются с оружием. А \»калаш” здесь так же популярен, как и М-16.
Тханг отвел меня на кормы под маленький тростниковый навес и тихо сообщил, что совершилось невероятное — он встретил в деревне своего племянника, в прошлом году дезертировавшего из южновьетнамской армии и промышляющего теперь контрабандой и перевозкой наркотиков. Парень никакой из борющихся сторон не признает, кроме доходной для себя. Если ему хорошо заплатить, вполне возможно не станет стрелять в спину, а если продаст, то не сразу и только за очень хорошие деньги. Он пока не знает, что ты русский, со временем он признает тебя и поможет нам добраться до Таиланда. Решай.
— Пусть остается, после отплытия я сам с ним поговорю. Он может помочь с оружием?
— Здесь он может достать все и при этом, не упоминая наших имен. Полный набор, о котором говорил Энди, получим сегодня ночью в укромном месте. Товар еще надо доставить и парень сделал заказ якобы для племени Тхео. Продавцы просили плату наркотиками, но согласились и на зеленые. Хорошо быть богатым человеком, а?
— Неплохо, но стоит ли торчать на виду всей деревни?
— Как раз это неплохо, я рассказал им вашу грустную историю и теперь вся деревня жалеет и сочувствует вам. Если нагрянет патрульный катер, а они обычно не обращают внимания на это богом забытое место, им наплетут столько небылиц, сколько им позволит фантазия. Эта деревня считается местом самых отъявленных врунов и фантазеров в округе.
Здесь ловят самых больших рыб, выращивают самый опийный мак, чаще всех в мире имеют женщину за одну ночь… Короче, здесь правда настолько перемешивается с враньем и фантазией, что нужен Шерлок Холмс, чтобы отобрать правду из горы лжи. Для нас просто находка. А покупка оружия здесь такой же обычный бизнес, как торговля сигаретами в Сайгоне.
Пока не стемнело, мы с Энди наводили порядок на нашем судне, таскали корзины, ящики и прочую ерунду. Тханг и парень (выяснилось, что зовут его Нго) отправились на маленькой лодке за провизией и к вечеру вернулись весьма в плачевном состоянии: Нго почти не стоял на ногах, а Тханг, как мне показалось, больше притворялся, все равно перегрузка провизии с лодки на джонку превратилась в спектакль, который с берега наблюдала добрая половина деревни и покатывалась с хохоту. Мы погрузили: пять клеток с курами, три корзины бананов, пару ящиков ананасов, корзины мерзко пахнущей зелени, мешки с кормом для кур и, наконец, белую козу, которая никак не хотела перепрыгивать на джонку, и мы долго выуживали ее из воды. Наконец все было погружено и распихано по всем углам джонки. Принимая участие во всей этой неразберихе, я почувствовал нечто общее между собой и Тхангом. Я бы тоже разыграл такую комедию – люди, способные устроить такой балаган, не пытаясь скрыть что-либо из приготовлений, вряд ли серьезные личности, которые, кроме как впросак, никуда попасть не могут. Такое впечатление отвлечет внимание от нас, по меньшей мере, на несколько дней. А это уже большой срок…
Отплыли мы почти в сумерках и долго махали руками гостеприимным жителям деревни. Едва мы скрылись за поворотом, Тханг достал с самого днища толстые тисовые доски — надо было сделать опорные площадки под пушку и крупнокалиберный пулемет. В одной из корзин под бананами оказались необходимые инструменты. Одну площадку соорудили на носу, а вторую — под навесом на корме. Уже стемнело, когда мы закончили работу. Нго просигналил в сторону берега и тотчас же в ответ мигнул ответ. Джонка вошла в маленькую бухту с деревянной эстакадой и причалила к ней. На эстакаде темнела человеческая фигура. Нго и человек на эстакаде обменялись несколькими фразами, и послышался скрип досок под колесами повозок, нагруженных оружием и боеприпасами. Довольно быстро мы все переправили на борт, а Нго, подсвечивая фонариком, расплачивался с человеком на берегу. Все остались довольными сделкой, и мы так же бесшумно задним ходом вышли из неизвестной бухты. Мне понравилась работа двигателя, выхлоп был под водой и двухцилиндровый дизель работал почти бесшумно, во всяком случае, на малых оборотах. Джонка величаво развернулась и отправилась по извилистому Меконгу, где можно было встретить друзей, а еще больше — врагов.