Авторитетная магия

I. Новоселье

…Ты мой котик, мягкий животик, вот дверь, вот порог, вот наш новый дом, дом нехоженый, неокрещенный. Ты иди скорей, отыщи здесь зло, зло горючее, печаль-горюшко в четырёх углах, во всех комнатах. Забери себе ты ненастьюшко и отдай его четырём ветрам: ветру с севера — зависть чёрную, ветру с запада — порчу лютую, ветру с востока — глаз недобрый, ветру южному — ссоры пУстые…
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Чёрный персидский кот сонно потянулся и уныло побрёл куда-то вглубь огромного особняка. Сэр Персиваль (а для его хозяев и их близких друзей просто Персик) был очень избалован и жил в кошачьем раю, но только здесь, на земле. Холёные лапки не чувствовали грязи и холода улиц, всегда сытый желудок не знал голода, шёлковая шёрстка блестела и лоснилась благодаря личному парикмахеру… Персик жил спокойной и размеренной жизнью: еда —сон — обязательная зарядка (чтобы не было ожирения). Но неожиданно всё перевернулось. Хозяева купили новый старинный дом… Суета переезда да ещё эти непонятные нашёптывания хозяйки явно не нравились коту, и он старался всем видом показать своё презрение к этим, с его кошачьей точки зрения, глупостям.

— Ну что, дорогая, ты ужё всё? Закончила свои манипуляции? Рабочие ждут — надо оставшуюся мебель выгрузить.
— Ах, ты ничего не понимаешь! Пойми, нельзя торопиться! Иначе останутся неблагоприятные зоны, которые впоследствии окажут отрицательное воздействие на…
— Стой, всё понятно, — перебил с унылым лицом Катю муж Пётр. Сколько ещё времени всё это займёт?
— Я не знаю. Не торопи! Видишь эту ониксовую пирамидку? Сейчас я зажгу на ней свечу и обойду все комнаты. Где свеча погаснет, там заговор прочитаю… И так — весь дом…
— Но…
— И не спорь! Вечно ты со мной споришь, — обиженно-капризным тоном сказала Катя. Ты меня совсем не любишь!
— Ну что ты, успокойся, золотце моё, — обречённо пробормотал Пётр. — Я просто поинтересовался.
— Вот и просто помолчи, милый…

* * *

Семью Знаменских вполне можно было назвать благополучной. Пётр — один из самых влиятельных авторитетов в городе, представительный мужчина тридцати пяти лет, высокий, крепкий, мускулистый, черноволосый, — его взгляда, прошивающего насквозь, боялись многие. Катя — маленькая 28-летняя женщина-ребёнок, медноволосая и зеленоглазая красавица. Муж — сильный человек — боялся лишь одного — когда губки его жены недовольно кривились и зелёные глаза темнели и наполнялись слезами. Пётр просто не мог этого выносить, потому что очень любил Катю и, если уж быть до конца честными, немного побаивался её.
Кто говорил, семья держалась на Катином колдовстве, кто — на Петиных деньгах, но, тем не менее, мир и покой дома Знаменских стал притчей во языцех.

* * *

Наконец, все необходимые, на Катин взгляд, обряды были совершены. Дом, так сказать, готов к счастливому проживанию в нём хозяев.
Это был старинный каменный особняк небесно-голубого цвета, с длинной каменной лестницей и огромным крыльцом, облагороженным белыми колоннами с балконами, украшенными изысканной резьбой, с большими окнами и высокими потолками. Не дом, а настоящий дворец! И внутри он был похож на музей — особенно просторный холл и гостиная с настоящим камином. На стенах висели полотна великих мастеров и пара гобеленов. Мебель выполнена на заказ — под старину, а несколько шкафчиков, бюро и столиков — подлинный антиквариат — куплены вместе с домом. На окнах висели тяжёлые бархатные шторы, под ногами — ковры с довольно скромными узорами.
Кроме холла и гостиной на первом этаже располагались кухня и комнаты повара, садовника и горничной.
На втором этаже — биллиардная, комнаты для гостей и ванная с джакузи, больше похожая на бассейн.
На третьем этаже были спальня и кабинеты хозяев, небольшой спортзал и комнаты, отданные будущим детям.

* * *

Катя проснулась после полудня. Сладко потянулась и взяла с тумбочки карты Таро. Она всегда гадала по утрам, чтобы узнать про день наступивший. Исключением был лишь понедельник — день обманчивой Луны.
Раскинув карты, Катя долго смотрела на них, нахмурившись. Расклад вышел далеко не самый лучший. Старшие Арканы показали в прошлом —перевёрнутого Отшельника, в настоящем — Крушение Башни, а в будущем —карту Страшного Суда. Младшие Арканы уточняли значение Старших. Выходило, что застой в прошлом перетекал в какие-то события, неблагоприятные для гадающей, причём исход был совершенно непонятен, открывая два возможных пути развития. Катя ужаснулась, подумав, что один из путей может означать смерть — её или кого-то из близких. Она сразу же позвонила Петру на мобильный — проверить, не случилось ли что. У мужа было всё в порядке — он заключил выгодную сделку, и потому пребывал в приподнятом настроении.
Катя несколько успокоилась и набрала номер подруги.
Изольда была очень нервной женщиной, поэтому буквально оккупировала своего психоаналитика, обращаясь к нему по поводу и без повода — от ночных кошмаров до мук, полученных от сломанного ногтя. Но платила за сеансы соответственно, и в конце концов тот привык, даже жалел Изольду, которая, к тому же, два года назад овдовела — мужа кто-то «заказал». Катя не знала, почему молодая и богатая вдова не выходила замуж во второй раз —кандидатов было более, чем достаточно — а предпочитала на пустом месте сходить с ума и изводить своего психоаналитика…
Сегодня Изольда, как ни странно, была весела и щебетала, не умолкая. Из всей этой болтовни Катя вынесла одну полезную идею, почему-то не пришедшую ей самой в голову, — устроить новоселье, пригласив на него, кроме мужниных друзей и партнеров, ещё и богему — поэтов и художников, напрямую зависевших от них. Кате нравилось слово «меценат», оно, по её мнению, возвышало и вплотную придвигало к искусству.

* * *

— Дух, ты здесь? Дух, ответь! — взывала уже минут пять женщина лет тридцати, похожая на цыганку — чёрные вьющиеся волосы, смуглое лицо, множество украшений и свободное платье цвета индиго. Она была известна в обществе как мадам Кларетта, и являлась, по слухам, превосходным медиумом. Настоящее имя мадам тщательно скрывала, но близкое окружение, разумеется, его знало. В паспорте у Кларетты стояло имя Клавдия.

Катя отвела взгляд от медиума Клавы и оглядела всех присутствующих за круглым столом, накрытым кроваво-красной бархатной скатертью.
По правую руку сидел художник, пишущий никому не понятные абстрактные картины, которые раскупались на выставках и аукционах просто с космической скоростью. Вид у художника был соответствующим — длинные волосы, белая рубашка, джинсы и пиджак, стилизованные под старинный камзол.
Рядом с ним сидела известная книгоиздательница со своим мужем, коллекционирующим пепельницы.
По левую руку развалился поэт — большой оригинал. Сам он себя считал безмерно талантливым и любил шокировать публику. Волосы, отливавшие всеми цветами радуги, оранжевые брюки, синяя рубашка и пиджак в стиле милитари в полной мере поддерживали этот имидж.
Катя считала его стихи пафосными и бездарными, но, поскольку он знаменит, приглашала его — чтобы внести нотку скандальности.
Остальных гостей, сидящих за столом, Катя знала не очень хорошо — это были жёны деловых партнёров Петра — в основном, молодые девушки в откровенных платьях и с ужасными (но жутко модными) причёсками.

Вдруг мадам Кларетту забила крупная дрожь. Все затаили дыхание.
— Дух, ты здесь?
Блюдце дрогнуло, и стрелка повернулась к слову «Да». Художник ухмыльнулся и только было открыл рот что-то сказать, как получил под столом от Кати весьма ощутимый пинок. Медиум не обратила на это внимания.
— Кто ты, дух?
— Блюдце медленно начало поворачиваться — от буквы к букве.
— Н, Е, В, А, Ж, Н, О.
— Ты не хочешь нам говорить?
— Нет! — стрелка резко крутанулась.
— Дух, ты ответишь на наши вопросы?
— Да.
Поочерёдно все начали спрашивать. Неизвестный дух спокойно водил стрелкой, давал односложные, но вполне понятные и разумные ответы. Дошла очередь и до Кати.
— Дух, что со мной произойдёт в ближайшее время? — спросила она, помня о недавнем предсказании карт.
Блюдце сильно задрожало, стрелка начала показывать на все буквы алфавита. Вдруг мадам Кларетта закричала, забилась в истерике и внезапно потеряла сознание.
Над столом повисла гробовая тишина. Только где-то громко и размеренно часы стали бить полночь.
Испуганные гости быстро распрощались с хозяевами, скомканно их поблагодарив за чудесный вечер и поздравив с новосельем, разъехались кто куда.
Петр взял жену под руку, отвёл наверх, в спальню, уложил на кровать и налил в бокал скотч. Катя подавленно молчала. Выпив, выключила ночник и прижалась к мужу…

II. Находка

В комнате было темно. Только последние блики огня в камине выхватывали стены с картинами, изящный диванчик и пару кресел, открытое бюро, заваленное листами бумаги, длинными перьями для письма, закапанное воском и залитое чернилами.
В окно врывалась струя лунного света, соперничая по яркости с огнём. Два начала: холод и тепло, мёртвая луна и живое пламя…
У окна стояла женщина в длинном шёлковом платье, весьма смело открывающим высокую грудь. В лунном свете луны поблескивали каплями рубинов серьги, кулон на цепочке и перстень.
Женщина была молода, но распущенные по плечам волосы отливали серебряной сединой. Этот странный контраст и пугал, и притягивал любопытный взгляд.
Она долго смотрела в окно пристальным, почти немигающим взглядом, будто видела насквозь сад с чёрными деревьями и лунными тропинками и массивные ворота, отчего-то дрожащие…
Боммм, боммм, боммм…
Вместо пения ночных птиц воздух наполняли глухие удары, где-то вдали истерично кричали колокола — били набат. Но все эти звуки словно проносились мимо ушей женщины, которая, казалось, слушала какую-то неземную музыку — песни сирен и эльфов…
Вдруг ворота со страшным грохотом упали на пыльную землю, и в сад влился поток людей с факелами. Впереди кричащий толпы бежали несколько человек с бревном-тараном. Инерция их отнесла к крыльцу…
Женщина, внезапно отвернулась от окна, окинула взглядом комнату и подошла к бюро. Достала книгу в кожаном переплёте с золотым тиснением и такими же золотыми уголками. С минуту смотрела на неё глазами, полными слёз, и поглаживала рукой… Потом, справившись с собой, подбежала к камину, стукнула кулаком по кирпичу. Внизу выдвинулся потайной ящик, в который женщина положила книгу. Закрыла ящик и уже неторопливо вернулась к бюро, сгребла в охапку все листы бумаги и бросила их в огонь. Пламя, почти потухшее, яростно вспыхнуло, камин загудел. Женщина села на пол и протянула руки к огню, почти касаясь его…

Минут через пять в комнату ворвалась разъярённая толпа крестьян. Они схватили женщину и поволокли её наружу. В саду уже пылал огромный костёр…
Пленницу, израненную, в разорванной одежде, всю в крови, люди с криками: «Ведьма! Убийца!» бросили в самое сердце бушующего пламени.
В ночном воздухе смешались дикие, нечеловеческие стоны жертвы, проклятия толпы, треск огня, ползущего по брёвнам и мечущийся пепел…

* * *

Катя проснулась от собственного крика. Петр прибежал из ванной с наполовину выбритым лицом и круглыми от испуга глазами:
— Солнце моё, Катюша, с тобой всё в порядке? Принести валерьянки или выпить?
— Нет, милый, спасибо… Просто сон плохой приснился. Просто сон…
— Может, съездишь куда-нибудь, развеешься? Или вон к изольдиному психоаналитику сходишь?
— Ты что же, дурой меня считаешь?!
— Нет, почему сразу дурой? Изольда же не дура… Просто беспокоюсь о тебе…
— Всё в порядке, Петя. Это мадам Кларетта и карты вывели меня из равновесия. Что-то должно случиться!
— Что же, дорогая?
— Я пока не знаю. Но пусть это произойдёт поскорей! Так хочется перемен!
— Каких ещё перемен? Ладно, я уже опаздываю. Если что-то случится — звони.

Пётр ушёл, а Катя всё сидела на постели… Этот адский сон снился ей вот уже третью ночь подряд. А ведь сегодня 22-й лунный день, сны вещие и имеют связь с будущими событиями… Что, если?.. Да нет, это невозможно. Но… вдруг?
Что-то про себя решив, Катя соскочила с постели и, как была босая, в тоненькой кружевной комбинации, выбежала из спальни, чуть не сбив при этом горничную. Не обратив на это внимания, ураганом пронеслась по лестнице вниз, на первый этаж, и ворвалась в гостиную. Оглядела камин и нажала на кирпич. Ничего не произошло. Катя немного успокоилась, закрыла глаза и попыталась восстановить в память действия той седовласой женщины. Ударила кулаком по соседнему кирпичу. Что-то щёлкнуло, но ящик не выдвинулся.
— Какая я дура, тут же плинтус прибит!
Катя побежала на кухню, напугав при этом повариху, схватила короткий нож и вернулась в гостиную. Отодрала плинтус и снова стукнула по кирпичу. Внизу с жутким скрипом отодвинулся ящик, в котором лежала книга в кожаном переплёте с золотыми уголками…

Катя как стояла, так и рухнула на пол. Опомниться её заставил лишь сквозняк. Боязливо дотронувшись до книги рукой, и тут же отдёрнув её, Катя перекрестилась, зажмурилась и вновь уставилась прямо перед собой. Ящик был открыт, золотые уголки весело подмигивали отблесками утреннего солнца.
Первой мыслью было позвонить Петру, но его мобильный компьютерно-женским голосом попросил перезвонить позже. Изольды не было дома —домработница сказала, что та отправилась поднимать настроение в ювелирный магазин.
И только сэр Персиваль подошёл к оторопевшей Кате и ласково укусил её за босую ногу. Хозяйка взвыла и окончательно пришла в себя. Персик, испугавшись этого вопля, предпочёл ретироваться в срочном порядке на кухню. А Катя, взяв, наконец, книгу в руки, побрела к себе в спальню, осторожно переступая окоченевшими ногами.
Там, забравшись под одеяло, открыла книгу. Пожелтевшие страницы прекрасно сохранились, были исписаны мелким витиеватым почерком. Но… Но Катя не могла разобрать ни слова — либо это был какой-то язык, которого она не знала, либо шифр.

Позвонила Изольда. Как только она услышала о находке, обещалась поскорее приехать. Катя в ожидании подруги, наконец, оделась.
Потом уже вдвоём они сидели в гостиной у камина, рассматривали книгу и пили кофе. За этим делом их и застал Пётр. Катя снова рассказала ему всю историю, муж только удивлённо хмыкнул.

* * *

Уже две недели лучшие специалисты города бились над загадочной книгой. Похоже было, что это дневник, что он зашифрован, но ключ к шифру найти никто не мог. Изольда с Катей объездили все музеи, архивы, библиотеки и, в конце концов, кое-что раскопали. Оказалось, что действительно в их доме 250 лет назад жила женщина. Её родители умерли при загадочных обстоятельствах, после чего Софья — так её звали — поседела. Софья была женщиной образованной — имела огромную библиотеку, писала стихи и сама лечила своих крестьян. Но однажды в том районе разразилась страшная эпидемия чумы. Оставшиеся в живых люди, обвинив Софью в чёрном колдовстве, во всех своих бедах, якобы насланных ею на народ, сожгли её во дворе собственного дома. Чума, разумеется, от этого не прекратилась, но крестьяне были довольны тем, что казнили ведьму, забыв, сколько она им сделала добра…

* * *

В доме Знаменских стало происходить непонятное. Пропадали и появлялись в самых неожиданных местах вещи — садовник нашёл свою лопату в гостиной на диване, горничная обнаружила золотой браслет Кати у себя в супе, причём повариха клялась, что не клала его туда, Пётр перевернул весь дом в поисках важных документов, а они оказались на кровати… На втором и третьем этажах по ночам раздавались приглушённые стоны, скрипели двери, слышались чьи-то шаги. Но апофеозом было появление женщины. Катя сидела в своём кабинете за компьютером. Книга лежала рядом. Вдруг повеяло холодом, и в воздухе как бы проявилась женская фигура в длинном шёлковом платье с декольте, и с седыми волосами, распущенными по плечам. Она грустно посмотрела на Катю, лишившуюся дара речи, дотронулась до книги и что-то в неё положила. Потом прошептала слова, похожие на заклинание или молитву, и растворилась в воздухе.
Катя ущипнула себя, поцарапав кожу длинным ногтем, и схватила книгу. В ней лежал листок — такой же пожелтевший, как и страницы дневника, только слегка обугленный по краям. Это был ключ к шифру…
Всю ночь просидела Катя, расшифровывая и записывая в тетрадь историю жизни покойной Софьи.
Наутро её сменила верная Изольда, а сама Катерина плюхнулась на диван, стоящий тут же, в кабинете, и крепко уснула. Петр отнёс её в постель, сел рядом и долго смотрел на жену, улыбаясь каким-то своим мыслям.

III. Дневник Софьи

«Ныне, 18 декабря 1738 года от Рождества Христова, я пишу сей документ для объединения знаний моих во врачевании и прочих науках в назидание потомкам, ибо знаю: час мой близок.
Было третьего дня откровение. Пришла ко мне Пресвятая Богородица и говорит: «Натерпелась ты, Софья, в жизни своей недолгой, но жила всегда во славу Господа нашего, дар Божий людей лечить не растратила попусту, а вопреки всему дело благородное делала. Бог милостив, Софьюшка. Будут тебе испытания: народ твой супротив тебя восстанет и убьёт смертью лютою. Но ты стерпишь всё, ждёт тебя Царство Божие за жизнь безгрешную и страдания телесные. Не бойся, Софья, твоя вера крепка, крепче людской злобы и неблагодарности. Спасай, ибо спасена будешь»
Я не боюсь предначертанного мне Господом Богом и вынесу все испытания, ниспосланные Им…

…Родилась я здесь, в этом доме. Жила тут же, всё время жила. Однажды на Пасху батюшка с матушкой взяли меня с собой в город на ярмарку. Господи, народу тьма тьмущая, все толкаются, шумят без толку. Головушка моя после этого ещё неделю болела. Я тогда цветы бузины сибирской заваривала и перед едой пила, тем и вылечилась. С тех пор и не уезжаю никуда…

…По полям люблю гулять. Небо, травы, воля вольная… Бывало, побежишь сквозь золотое море пшеницы, только ветер в ушах свищет, вынырнешь на опушку леса, цветов полевых насобираешь… Или по лесу грибков с ягодами ищешь, тишина, только ветки перешёптываются, да пташки божьи поют… А на Пантелеймона целителя травы целебные на зиму собираешь…

…Мне нравится лечить людей. Помню, зимой прошлой, аккурат на Юрьев день, детишки крестьянские пошли на речку рыбу ловить. А лёд-то тонюсенький совсем, так провалилась пара ребятишек. Вытащили их, живых, только стали они кашлять, помирать просто. Пришла их матушка ко мне, говорит, мол, так и так, спасай. Софьюшка. Я сделала настоечку — взяла корни алтея, солодку и плоды укропа. Заварила и отпаивала мальчиков пять дней кряду. Отпоила, вон как резво по двору бегают…

…А летом этим приходит ко мне женщина. Высохшая, лицом черна, трясётся вся… Гляжу — порча на ней, человек злой со смертушкой обвенчал, свечки за упокой ставил в церкви. Тут как раз день пророка Ильи подоспел, так я на утренней зорьке в ведро воды ключевой набрала, женщину перед ведром посадила, в руку правую свечку зажжённую дала. Голову её платком повязала, чтобы ни волосинки видно не было. Левую руку в воду по локоть опустила. И читала наговор я, трижды читала: «Илья, Господом и Николаем-Угодником исцелённый, из рук Христа пивший! Ты, милостью Божьей Ильёй Пророком ставший! Заступись за болящую рабу, как Господь за тебя заступился, во её истинное исцеление. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь»
И в обед, и на вечерней зорьке этот наговор читала. И помог женщине Илья Пророк с Божьей помощью, вернул ей румянец на лицо, здоровье в тело и покой в душу…
…Смотрю, дворник мой невесел стал. Осунулся, круги под глазами. Жалко мне стало старика, спрашиваю, мол, помочь, может, чем? Он и отвечает: «Матушка Софья, стар я уже, но на это всё Божий промысел. А в последнее время до зари глаз сомкнуть не могу, умаялся совсем»
Позвала я жену дворника, велела сшить подушечку небольшую, набить её полынью, мятой, мелиссой, ромашкой да таволгой, на ночь подушечку эту на печь класть или в изголовье.
Повеселел старик мой дворник, ребятишек со двора гонит, а сам смеётся, будто молодой…

… Сегодня перебирала вышивки свои. Сколько лет я приданое готовила! Неужто не пригодится? Раздать дворовым надо бы. Вон Пелагея уже взрослая девушка, сиротинушка, бесприданница. И Марья из бедных, а тоже скоро замуж выдавать. И Маланьина дочь подрастает, восьмая в доме, у них и так детей мал мала меньше, откуда ей приданое-то взять? Решено, раздам…

…Крестьяне мои умирают… Горе пришло в семьи… Мор на моих землях… Господи, дай мне мучения, но спаси этих невинных людей! За что Ты их так наказываешь? Отче, обрати к нам, грешным, взгляд Свой пречистый. Спаси и сохрани! Аминь…

…Ныне 26 января, Кошкин день. Совсем силушку свою подрастеряла, полежала на любимом месте Мурки своей, полегчало немного… Ох, чует моё сердце неладное, несчастье скорое, Богородицей предсказанное…
Господи, спаси мою душу!»

Катя остановилась. Все молчали. Потом Изольда робко нарушила тишину:
— Катюша, разумеется, прочитала не всё, а только начало и конец. Тебе, Пётр, всё равно неинтересны будут эти чудесные заговоры, травы и молитвы… Ну у тебя в семье, к твоему счастью, на это есть жена, которая обо всём и заботится…
Пётр поперхнулся, но быстро взял себя в руки.
— Катя, а ты, случаем, не потомок Софьи?
— Так у неё, кажется, не было детей. Об этом нет никаких сведений.
— А, может, у неё была, типа, внебрачная связь, а?
— Да что ты говоришь?! Вечно норовишь всё опошлить! Изольды бы хоть постыдился…
— Ладно вам, не ссорьтесь, — вмешалась подруга, — Что делать-то будем? Наверное, Софья что-то при жизни не успела сделать, раз сейчас тут появляется. Она явно нам что-то сказать хочет.
— Лично я не умею с призраками общаться, — Катя нахмурилась.
— Это к мадам Клаве… то есть Кларете, — улыбнулся Пётр, — позвоните ей, девочки, а я пойду — деньги ведь должен кто-то зарабатывать! До вечера, любимая. Изольда, целую ручки.
Когда муж ушёл, Катя набрала номер медиума. Та обещала приехать через час, но явилась только к вечеру. За это время подруги успели приговорить бутылку мартини, и поэтому особо не заметили задержки. Мадам притащила с собой поэта-оригинала. В этот раз он был одет в брюки-галифе, смокинг небесно-голубого цвета и шапку-ушанку. Катя слегка скривилась, но вынуждена была впустить его, чтобы задобрить Кларетту, которая поначалу очень долго отпиралась и не хотела приезжать. Успокоила её лишь внушительная денежная компенсация.
— Мстиславчик такой милый! Он согласился сопровождать меня. От него исходит просто огромный поток энергии… — прощебетала мадам.
Излучающий энергию поэт Мстиславчик угрюмо устроился в кресле, взяв недопитый Катин бокал мартини. У хозяйки настроение начало портиться. Изольда это заметила и решила взять ситуацию в свои руки. Она отдала свой алкоголь Кате, потёрла виски руками, вздохнула и изложила мадам Кларете события, происшедшие после того злополучного спиритического сеанса.

Когда история была изложена, медиум закатила глаза и застыла. Все благоговейно молчали. Тишину нарушил поэт Мстислав, неожиданно поднявшийся из своего кресла. Он качнулся, взмахнул руками и громко продекламировал:

Балы,
кринолины
не нужны женщине
этой,
Она —
деревенская
знахарка —
вот как!
Жила
и лечила
народ
зимой и летом,
Смерть
приняла от тех,
кому давала
на водку.

Мадам Кларетта тут же вынырнула из своего транса и восхищённо зааплодировала. Катя с Изольдой нехотя её поддержали. Наконец, когда восторг несколько поутих, медиум огласила своё решение.
— Значит, так. Дух Софьи определённо должен обрести покой. Видимо, она была очень сильной магиней и что-то не успела сделать. Об этом она и пытается нам сказать. Может, её не похоронили? Или не отпевали? Скорее всего так и было, вот Софья и мучится, на небо попасть не может.
Слушайте, я тут Кастанеду недавно читала. Обалдеть можно! Так вот, сразу после прочтения познакомилась я по Internet’у с одним — не поверите! —мексиканским индейцем. Самым что ни есть настоящим! Просто Судьба так распорядилась. А, следовательно, нам надо обратиться за помощью к нему. Индейцы всё могут! Поехали к нему, а я вам как переводчик буду.
— Куда поехали? — не поняла Катя.
— Как куда? В Мексику, конечно! Деньги у вас есть, а мужа как-нибудь уговорим — это я беру на себя.
— Нет уж, со своим мужем я и сама справлюсь.
— Мадам, — подала голос Изольда, — а не лучше ли просто пригласить священника, пусть освятит тут всё, что нужно, молитвы почитает за упокой Софьиной души?
— Да вы что?! Если б всё было так просто! Она ж знахаркой была, а индейцы тоже знахари, нерусские только. Нет, решено. Надо ехать в Мексику!
— А я?
Все обернулись. Поэт, сгорбившись, сидел в кресле. Про него-то все забыли. Он так жалобно смотрел, его ушанка нелепо съехала на бок, из-под неё во все стороны торчали разноцветные пряди волос. Изольда вдруг подумала, что Мстислав довольно симпатичный молодой человек, только одеваться не умеет. Она подошла к нему, сияла шапку, пригладила волосы и, улыбнувшись, сказала:
— Ну конечно же, Вы едете с нами. Только одежду в дорогу позвольте выбрать мне. Не хотелось бы привлекать к нам излишнее внимание.
Поэт благодарно посмотрел на Изольду и густо покраснел. Ему впервые в жизни стало стыдно за свой внешний вид…
Катя переглянулась с мадам Клареттой и произнесла:
— Что ж, осталось только уладить формальности. Загранпаспорта у всех есть? Да? Тогда через неделю мы едем в Мексику. Софья, осталось недолго. Мы тебя спасём! А теперь — всем по домам. Поздно уже…

IV. Индейский колдун Малиналли

Внизу расстилался стальной океан. На такой высоте редкие корабли казались совсем маленькими, ненастоящими.
Вся компания, летевшая в Мексику, состояла из шести человек. Это, естественно, Катя, перечитывающая дневник Софьи, Изольда, грустно рассматривающая океан, Мстислав, увлечённо пишущий что-то в толстый блокнот, мадам Кларетта, уснувшая над книгой Фернандо Ортиса об оккультизме жителей Антильских островов, и пара телохранителей, приставленных к ним Петром — он согласился отпустить жену только на этом условии, поскольку, как ни странно, Катя без мужа в жизни никуда не ездила, а в эту поездку Пётр не смог сопровождать её — были неотложные дела.
Они прилетели в Мехико чуть раньше полудня. Поезд в Сьюдад-Мадеро отходил только завтра, поэтому вся компания устроилась в маленькой, но уютной гостинице недалеко от вокзала. Весь день убили, гуляя по городу, заходя по пути в магазины с вывесками на английском языке и в местные кафешки. Еда им не то, чтобы не понравилась, скорее показалась неожиданно обычной, и потому скучной. К вечеру все, даже телохранители, устали и решили основательно выспаться.
Наутро посвежевшая компания легко позавтракала в гостинице и отправилась в путь. Или, лучше сказать, в Путь. Приехав в Сьюдад-Мадеро — городок на краю штата Веракрус, отправились далее на северо-восток в Тамлино, и затем по реке Санта-Мария в небольшой Пануко. Гостиница была грязной и какой-то потрёпанной, но Катя решила, что не стоит искать другую. Все и так очень утомились путешествием, жарой и вездесущей странной пылью.
Отдохнув, они нашли старика-таксиста (таксоиста, как назвала его Изольда) и поехали за город. В старом фургончике все шестеро разместились с трудом, впечатлительная мадам Кларетта попыталась было возразить, но Катя так грозно на неё посмотрела, что та разумно решила впасть в свой транс. Спустя несколько километров по скалисто-кактусовой местности, показалось какое-то поселение. Дома выглядели искусственными, игрушечными. Как и бронзовые дети, играющие непонятными деревянными фигурками.
Проводник-таксоист на ломаном английской объяснил компании, что здесь живут индейцы племени какчикеле, считающие себя наследниками майя. Катя удивилась, поскольку представляла местность, на которой раньше жили майя, совсем по-другому — в «Клубе кинопутешественников» это были жилища и храмы, утопающие в зелени. Но она промолчала, списав это несоответствие на репрессии местного правительства, упрятавшего бедных индейцев в резервацию на неопределённо живой земле.
Кстати, несоответствие местности ожиданиям оказалось не единственным «сюрпризом». Ещё в Мехико выяснилось, что язык мадам Кларетты — предполагаемого переводчика — был способен выдавать только школьные истины вроде «Май нейм из Кларетта» и «Хау ду ю ду?» Но тут на помощь пришёл Мстислав, неожиданно высунувшийся из своей раковины, в которой пребывал с самого начала путешествия, и бойко заговоривший на англо-американском, но с потрясающим русским акцентом. Этого, да ещё скромных познаний Кати и Изольды, хватало вполне. Мадам же впала в немилость и пыталась постоянно реабилитироваться, говоря, что с индейцем будет разбираться сама.

И вот, пришло то самое время — разбираться. Таксоист высадил компанию возле дома… ммм, нет, лучше сказать, хижины, сказав: «It’s here» Катя попросила старика подождать, на что он что-то залопотал, бурно размахивая руками. Катерина протестующее мотнула головой и сказала, что если он не согласен подождать, то она не согласна платить. Водитель залопотал ещё быстрее и стал похож на ветряную мельницу, казалось, вот-вот взлетит. Катя, подумав, удвоила сумму. Таксист моментально успокоился, сел на землю возле своего фургончика и с плохо скрываемой за максой обиды радостью закурил. На всякий случай Изольда посоветовала оставить тут же телохранителей — всё равно хижина выглядела фантастически неприемлемой для такого количества народа (особенно если учесть габариты этих двух парней!), на что получила полное одобрение остальных.
Наконец, все гуськом, один за другим, прошли в хлипкое строение. Внутри неожиданно (впрочем, как и всё в этом путешествии) оно оказалось просторным и оформленным довольно современно. В полуприкрытую дверь на кухню был виден даже маленький телевизор и краешек холодильника. Катя резко перестала удивляться и устало опустилась на диван, покрытий разноцветной тканью. Рядом села Изольда. Мстислав и мадам остались стоять у входной двери.
К ним вышел НАСТОЯЩИЙ индеец. Именно такой, как во всех вестернах. Сказал, что он Малиналли и гостеприимно предложил подкрепить силы его скромной пищей. Почему-то никому не захотелось…
Тогда Мстислав с некоторой помощью Кати и Изольды изложил всю историю от начала до конца, то есть до решения ехать в Мексику. Как только поэт замолчал, начал говорить Малиналли.
— Мать богов Коатликуэ наделила меня способностями управлять орендой — действующей магической силой. Я Малиналли — колдун племени какчикеле, и лишь я один способен укротить злых духов, терзающих ваш дом. Я, всемогущий Малиналли, исполню ритуальный танец, принесу жертвы богам ада Миктлатеуктли и Миктлансиуатль, чтобы они приняли к себе беспокойную душу, и успокою ваших тепитотонов — вы, русские, их зовёте домовыми (он так и сказал — ДО-МО-ВЫ-МИ) — и пусть дом ваш пребывает в изобилии!
Никто не нашёл особых возражений против прочувствованной речи индейца. Малиналли ушёл подготавливать себя к священному танцу «Тапир» — так он сказал, оставив всех четверых в комнате. Вначале женщины бурно обменивались впечатлениями — особенно усердствовала мадам Кларетта, Мстислав же что-то писал, впрочем, как и всегда. Поэт вообще притих с тех пор, как Изольда купила ему в модном бутике пару приличных костюмов, чёрные джинсы и несколько рубашек «спокойных» тонов. Единственный поблажкой со стороны молодой вдовы был цвет волос — радужно-разноцветный, да и то потому, что Изольда попросту боялась перекрасить волосы Мстислава — любой оттенок, смешавшись с этой палитрой, мог дать совершенно неожиданный результат.
Спустя полчаса женщины начали скучать. Запас переживаний исчерпался, а пополнить его пока что было совершенно не чем. Малиналли не возвратился и через 40 минут, и через час. Терпение Кати лопнуло. Она встала с дивана, прошлась по комнате, оглядела странные фигурки, расставленные по всем углам. Потом заглянула на кухню — она чем-то напоминала маленькую кухню в квартире её родителей — обстановкой и травами, висящими в связках на окне — очевидно, чтобы просушиться на солнце. За окном виднелся огород, засаженный помидорами, зеленью, кукурузой, картофелем и ещё какими-то овощами. Немного на отшибе располагался небольшой сад.
Катя вышла из дома и застала такую картину — таксист сидел на пыльной земле, играл на гитаре и пел по-испански, телохранители же вытанцовывали что-то, больше напоминающее бой быков, и подпевали старику по-русски. Довольны были все.
Она потихоньку позвала всех остальных в комнате, посмотреть на это забавное зрелище. Но и данное занятие вскоре наскучило. Малиналли всё не было. Катерине было невыносимо бездельно: мадам Кларетта потихоньку начала клевать носом, что-то тихо бормоча сквозь начинающуюся дремоту, Изольда была занята тем, что перемигивалась с этим попугаем-поэтом. Катя почувствовала острый приступ одиночества среди толпы и пошла на кухню — хотя бы на несколько минут избавиться от занятой лишь собой компании. И тут она заметила маленькую дверку между холодильником и кухонным шкафом. Подойдя вплотную, Катя услышала странное постукивание и щелчки. Признаться, она немного испугалась, но любопытство оказалось сильнее, и Катин глаз прильнул к замочной скважине. А там… Там сидел Малиналли собственной персоной и с поразительной быстротой и ловкостью щёлкал по клавиатуре. На большом мониторе виднелось три интернетовских «окна» — в первом окне, развёрнутом на весь экран, по всей вероятности, был какой-то чат, в двух других — фотографии полуразрушенных мексиканских пирамид, фигурок, масок и растений.
Катя уже слишком устала удивляться, поэтому отошла от двери, постояла немного посреди кухни, взяла со стола маисовую лепёшку (тортильяс — услужливо подсказала память) с соусом и вернулась в комнату на диван. Соус был очень острым, но Катя автоматически жевала. Когда с лепёшкой было покончено, наконец-то вернулся Малиналли. Он был в добром настроении, да и развеселился ещё больше, увидев компанию чужестранцев: похрапывающую мадам, Катю с ошалелыми глазами и Изольду, громко спорящую о чём-то с Мстиславом, который после каждой реплики собеседницы немного пятился назад.
— Я готов! — возвестил громовым голосом индеец.
Медиум моментально открыла глаза, словно и не спала, Изольда замолчала, Мстислав остановился в пяти сантиметрах от стены, а Катины глаза приобрели осмысленное выражение.
Малиналли вышел из дома во дворик, на небольшой площадке, посыпанной песком, нарисовал какие-то странные примитивные фигуры, напевая что-то, напрочь лишённое мелодии. Затем посыпал эти фигурки отрубями, смешанными с пшеничной мукой и побрызгал очистительной водой, говоря: «Прими ту же самую воду, которую ты получила, придя в этот мир»
После всех этих манипуляций колдун сгрёб мокрый песок, смешавшийся с мукой и отрубями, в маленький глиняный горшочек, расписанный непонятными значками, закупорил его и зажёг некто вроде сигары. Несколько раз затянувшись, выпустил дым правильными кольцами, окуривая горшочек. Все действия индеец сопровождал резкими телодвижениями — подпрыгивал, кружился на месте, задирал высоко ноги и размахивал руками с зажатыми в них бусами. Это и был ритуальный танец.
Наконец, Малиналли протянул горшочек Кате и в изнеможении опустился на землю.
— Прежде чем использовать это, — проговорил он, — выложите из камней круг, поклонитесь четырём сторонам света и зажгите в этом кругу огонь. Принесите жертву — фрукты, птицу, украшения, — богам солнца, луны и владыкам подземного царства мёртвых. Так вы умилостивите добрых духов и отгоните злых. А я здесь поговорю с матерью богов Коатликуэ и преподнесу ей священное животное в знак уважения и смирения.
Все дружно поблагодарили Малиналли, поблагодарили деньгами — и много. Наконец, все, уставшие, со смутным чувством удовлетворения, вернулись домой, в Россию. Аэропорт их встретил загазованным воздухом и радостно улыбающимся Петром, который приехал за женой на длинном чёрном лимузине. Поездка в Мексику закончилась.

V. Оленеводы и немного любви

— Петя, я сегодня ночью опять слышала шаги и стоны. Она опять принялась за своё. Я ей не нравлюсь. Почему? Почему она хочет извести меня? Я же сделала всё, как надо — как велел тот индеец. Неужели он обманул меня?!
Катя плакала над ужином в столовой. Пётр сидел рядом и пытался успокоить жену:
— Ну что ты? Зачем принимать всё это близко в сердцу? Ты же у меня сильная! Не плачь…
Но слёзный водопад всё не прекращался.
— Понимаешь, я боюсь. Боюсь! Не хочу, чтоб в нашем доме хозяйничала женщина, которая умерла 250 лет назад. Это ведь глупо!
— И я так считаю, дорогая. Наконец-то и ты это поняла. Теперь-то, надеюсь, ты успокоишься и выбросишь из головы все эти фантазии? — Пётр покровительственно улыбнулся.
Катя резко перестала всхлипывать и непонимающе посмотрела на мужа:
— Что?! Фантазии?! И то, что в доме творится — тоже мои фантазии? А книга — книга — тоже фантазия? Или, может быть, перемещение предметов — фантазия? Забыл, как ты вчера искал свои галстуки и нашёл их в джакузи? Хочешь сказать, они сами туда пришли, что вполне нормально в поведении галстуков? Что время от времени они имеют привычку мигрировать по дому? А?
Катя остановилась, чтобы перевести дух. Волна возмущения немного схлынула, и теперь она выжидательно смотрела на мужа. Он хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумал. Когда стало ясно, что молчание чересчур затянулось, Пётр произнёс:
— Ну прости, прости меня. Я тут недавно передачу одну видел. Про шаманов. Представляешь, такое ощущение, что и вправду с духами или ещё с кем-то там общаются. И болезни лечат — даже неизлечимые. Все учёные поражаются. Может, найти какого-нибудь шамана, привезти его сюда, да и пусть старается — пока не поможет, назад не отвезём. Да и наш, российский человек всё-таки, не то, что этот мексиканский проходимец. Тот, наверное, и не индеец вовсе, а так, актёр загримированный. А тут — наш, настоящий будет. Что скажешь, Катюш? Мир?
Катя, увидев виноватое выражение на лице всесильного мужа, рассмеялась. Пётр засмеялся тоже, потом вскочил, поднял жену на руки и закружил по комнате. Ссора была исчерпана.

Спустя пять дней самолёт, нанятый Петром, уносил компанию на север. Состав был почти тот же: Катя, но уже с мужем, который решил временно бросить свои дела, чтобы сопровождать жену; Изольда, сдружившаяся с Мстиславом, причём эта дружба была взаимополезной — вдова уже меньше терроризировала своего психоаналитика и начала писать стихи, а поэт стал одеваться менее вызывающе, и характер его заметно смягчился. Летела со всеми и мадам Кларетта. У неё не было особого желания увидеть настоящего шамана, ей больше нравились цивилизованные знахари, но медиум не посмела спорить с Петром Знаменским. Верные телохранители были тут же, в их обязанности теперь ещё входила забота о снегоходах, которые предусмотрительно захватил с собой Пётр, знаю о том, что жилище шамана находится на значительном расстоянии от крупных населённых пунктов.

Самолёт приземлился ранним снежным утром в аэропорту Верхоянска. Шаман же, известный своей силой на многие километры вокруг, старый якут Савелий, жил в Багатай-Алыте — примерно в 60 километрах к северу от Верхоянска.
Вся компания разместилась по четырём снегоходам и отправилась вниз по течению промёрзшего Омолоя. Спустя полтора часа рёв моторов заставил вибрировать холодный воздух вокруг чума Савелия. Старый шаман тут же выглянул из своего более чем скромного жилища посмотреть на незваных гостей. Увидев, что компания основательно замёрзла, Савелий задумался — его чум был слишком мал и мог вместить от силы трёх человек. Он позвал жену, которая и рассудила:
— Эти люди богатые. И Степан богатый. Пусть они идут к Степану в его большой чум, там их обогреют и накормят.
И правда, Степан принял всех как родных. От денег он отказался, сказав, что за гостеприимство не платят.
Спустя два часа все сытые, согревшиеся, порозовевшие отправились обратно к чуму Савелия.
Шаман выглядел вполне обычным человеком — одет скромно, даже бедно, среднего роста, тёмноволосый, с узкими глазами, в которых сквозь спрятанную усмешку был виден пытливый ум. Ещё когда все грелись в чуме Степана, хозяин рассказал, что Савелий, прежде чем стать шаманом, подвергался трём перерождениям, что он может путешествовать как в верхний, так и в нижний мир, что он вылечил от крупозного воспаления лёгких сына Степана, что у шамана есть молодой помощник и ученик, и что нет во всей округе более незаменимого человека, чем Савелий.
Итак, все пришли к шаманскому чуму. Катя в который уже раз рассказала всю историю, не забыв упомянуть про Малиналли. Савелий сплюнул, как услышал о советах индейца, и презрительно рассмеялся. Когда рассказ был окончен, старый шаман заговорил:
— Злые духи поймали в плен Софью и не хотят отпускать её. Я помогу. Надо совершить путешествие в мир духов, и поговорить с ними. Надо сделать жертвоприношение — накормить злого демона дэву. Для этого нужен кумыс и чёрный баран.
Я должен неделю поститься перед ритуалом, очистить тело и душу свою. А вы тем временем ищите нужную жертву. Я всё сказал.

С шаманом договор был заключён, но неожиданно возникло препятствие, грозящее перечеркнуть всю поездку. Этим препятствием оказался старейшина племени, не пожелавший отпускать Савелия даже на несколько дней. Он побоялся, что русские украдут шамана, сделают так, чтобы он работал только на них. А Багатай-Алыта и остальной край останется без помощи, и народ в конце концов умрёт.
О применении силы не могло быть и речи, иначе бы шаман отказался работать. Но, как ни странно, именно богатей Степан нашёл выход: предложил русским привести в стойбище стадо оленей в искупление тех неудобств, которые будет вынуждено терпеть племя, оставшееся без шамана.
Пока Савелий постился и готовился к ритуалу, компания на снегоходах отправилась к соседнему стойбищу, где, по слухам, обитали самые знатные оленеводы края. Там Пётр быстро заключил бартерную сделку: продукты, одежда и водка в обмен на стадо оленей в 25 голов. Оставалась самая малость — изловить оленей и привести их к старейшине. В помощь был выделен нганасан Люрюлюе, который и занял, правда, с некоторой опаской, последнее место на снегоходе одного из телохранителей. Стадо паслось километрах в двух от стойбища. И всё было бы хорошо, если… Если бы не рёв моторов. Олени, не слышавшие в своей оленьей жизни подобных звуков, ужасно перепугались и бросились врассыпную.
Началась охота на оленей. Поначалу было весело с видом и улюлюканьем гоняться на снегоходах за бедными испуганными животными. Пойманных оленей стреноживали, чтобы те больше не могли далеко убежать. Но веселье не может длиться бесконечно. Спустя час раскрасневшиеся женщины устали. Оставалось поймать ещё семь оленей. Изольда с Мстиславом, задорно нарезавшие бесполезные круги по заснеженной местности, первыми остались без бензина. Потом мадам Кларетта с телохранителем встали метров за 300 до того места, где паслось стреноженное и успокоившееся стадо. Пришлось им тащить снегоход на себе, прихватив по пути одного оленя, который, не слыша больше пугающего рёва, из любопытства подошёл к людям.
Поневоле лишённая средства передвижения чётвёрка нашла какое-то деревце, слила последние капли бензина и развела костёр, что было весьма своевременно — щёки и пальцы начинали приобретать мертвенно-белый оттенок.
Оставшиеся на ходу Катя с Петром и второй телохранитель с Люрюлюе с матом гонялись за оставшимися животными. Плюсом было то, что олени начали выдыхаться, и в течение десяти минут оказались пойманы четверо из них. Но два последних никак не желали уставать, а тем более ловиться. Два снегохода объединили силы и обманными манёврами заманили-таки одного в ловушку — олень увяз в пушистом огромном сугробе.
Но, поймав этого оленя, компания лишилась ещё одного снегохода. Катя с Петром возвращались к импровизированной стоянке остальных на олене — они догадались запрячь его, соорудив из верёвок примитивную узду.
А последний олень оказался очень нервным и ловким. Сколько ни хитрил опытный нганасан, животное ускользало в тот момент, когда, казалось, было уже в руках. Оставить в покое этого оленя уже никто не хотел — всех захлестнули азарт и злость. Петр с Люрюлюе сообразили сесть верхом на двух смирных оленей и подкрасться бесшумно к этому, так любящему волю, животному. Тем временем, как они заходили с одной стороны, Мстислав, занявший оставшийся снегоход, в упряжке с оленем подбирался с другой. В решающий момент он должен был завести мотор и погнать непокорное животное прямо на Петра и Люрюлюе. План удался как нельзя лучше — Мстислав погнал оленя, Пётр преградил животному путь, а нганасан совершил поистине красивый и рекордный прыжок со своего оленя на беглеца.
Итак, всё стадо было поймано и отведено к старейшим. Тому больше ничего не оставалось, как отпустить Савелия с русскими. Обряд должен был состояться через шесть дней в саду старинного дома Знаменских.

Уже когда все вернулись вместе с шаманом в тёплую Среднюю полосу из Полярного круга, «всплыла» одна новость. Оказалось, что, когда в снегоходе, на котором передвигались Мстислав с Изольдой, закончился бензин, нервная вдова потеряла сознание. Поэт был на высоте — именно он подал идею развести костёр — и привёл её в чувство. А сам после этого, то ли с перепугу, то ли ещё по какой причине, сделал предложение Изольде. В такой романтической обстановке: бесконечные белые снега, невиданные прежде олени, приключение с охотой, — сложно было отказаться.
Да и сейчас, по всей видимости, эта довольно странная пара не жалела о столь скоропалительной помолвке. Катя, было, засомневалась в искренности чувств Мстислава, но видя неотрывный взгляд поэта, направленный лишь на Изольду, и читая стихи и поэмы, посвящённые ей, сомнения растаяли побеждённой рассветом ночью.
Свадьбу решено было играть после ритуала во имя спасения Софьи.

А в течение недели до этого самого ритуала выяснилось ещё одно радостное обстоятельство. Всё началось с того, что ещё там, на Севере, Катю постоянно тошнило по утрам. Вернувшись в цивилизацию, она прошла необходимые обследования и за три дня до ритуала, вечером, сказала вернувшемуся домой мужу:
— Милый, у тебя будет наследник.
Можно представить радость Петра. Для полного счастья осталось только успокоить дух Софьи, чтобы спокойствию маленького Знаменского ничего в будущем не угрожало. Время долгожданного обряда уже подходило. Оставалось три дня…

VI. Путешествие в мир духов

Наконец, время пришло. Все необходимые приготовления были сделаны — найдены чёрный баран и двухлитровый кувшин кумыса, Савелий прожил всю неделю в уединении в подвале дома Знаменских на хлебе, брынзе и воде, помощник шамана был привезён из стойбища вместе со своим новым, ещё неиспользованным ране, бубном. Всё было готово.
В назначенный день все собрались в саду. На небольшой поляне между вековых деревьев и растрепанных кустов помощник шамана выложил камнями большой — около трёх метров в диаметре — круг. Зрители не должны были ни в коем случае входить в этот круг. В середине соорудили нечто вроде алтаря — большой плоский камень обложили со всех сторон хворостом. И вот, когда всё было готово, появился Савелий, одетый в ритуальный костюм — парка на голое тело, ритуальный передник, на котором было вышито путешествие шамана в мир духов. На костюме висело, бренчало, словно переговариваясь между собой, множество подвесок и странных предметов. Это были и символы стрел, которые могли понадобиться в нижнем мире, и фигурки животных, и совершенно непонятные простому человеку значки, похожие на китайские иероглифы, и изображения светил, оружия, костей, которые защищали самого шамана… На спине нашиты изображения духов-помощников. Всё это великолепие тянуло килограмм на 30, если не больше, но, казалось, Савелий и не чувствует этого груза.
Особо нужно выделить бубен. Большой, обтянутый кожей, специально обработанной шаманом. Рисунок на бубне должен был, видимо, изображать Вселенную: в центре сам шаман, от его головы отходили лучи с «птичками» на концах — мысли, выше располагались луна и солнце, справа — лось и изображение созвездия Большой Медведицы, разрыв круга внизу означал вход в подземный мир.
Чтобы достигнуть изменённого состояния сознания, необходимого шаману для общения с духами, он принял строго рассчитанную дозу мухомора. Помощник затянул какую-то заунывную песню, застучал в свой бубен. Савелий начал ритмично двигаться по кругу, вначале медленно, потом всё быстрее и быстрее. Камлание началось. Зрители заворожено смотрели на это действо, начали подпевать кто как мог, притоптывать, хлопать в ладоши, и скоро все впали в транс, конечно, не такой глубокий, как у шамана, но достаточный, чтобы понимать его. Савелий же изображал путешествие в мир духов по ходу обряда движениями и песнопениями.
Вначале он пробрался сквозь расселину вниз. Первое время там было темно — видимо, ночь, но потом всё осветилось. Шаман пошёл вперёд, пока не встретил первого духа-помощника. Тот был в облике огромного чёрного медведя. Савелий немного поговорил с ним, рассказал о цели путешествия и угостил его мёдом. Медведь в знак согласия кивнул и последовал за шаманом. Долго шли они вдвоём по заснеженной тундре — мир духов был именно таким. Наконец, пришли к чуму, возле которого к колышкам были привязаны два оленя с грустными глазами. Савелий спросил, почему они грустны, те ответили, что принадлежат духам раздора и зла — Харса-Джабын, что те перессорили всё стадо и пленили их двоих. Шаман с медведем отвязали оленей, сказав, что они отныне свободны. Возле чума взамен оленей оставили кувшин с кумысом — дабы духи не обиделись, оставшись ни с чем. Благодарные олени предложили подвезти путешественников, на что те согласились.
Долго ехали Савелий и его дух-помощник — преодолевали разные препятствия — и реку с тончайшим льдом, и разрушительной силы снежный бурен, и нападение волков с красными горящими глазами. Старый хитрый шаман с честью проходил эти испытания, его изворотливый ум отлично дополняла медвежья сила доброго духа.
Со стороны казалось, что сотни чертей вселились в якута — он подпрыгивал вверх на невероятную высоту, бешено крутился на месте, выхватывал из костра горящие головни и спокойно держал их в руке. Когда же шаман переставал петь, перерывы заполнял его помощник. Это было дикое, захватывающее, доводящее до экстаза зрелище.
Наконец, Савелий добрался до конечной точки своего путешествия. Чтобы переговорить со злым демоном дэву, шаман и его приобретённые духи-помощники закололи на камне-алтаре чёрного барана. Затем подожгли хворост вокруг — чтобы запах дыма и жарящегося мяса жертвы привлёк внимание демона. И вот, цель была достигнута. Дэву выслушал Савелия и пообещал помочь. Только для этого ему надо было поговорить ещё и с хозяйкой книги — Катериной, так как она избрана для этой миссии, и лишь она одна могла отпустить мятущуюся душу Софьи.
Шаман затащил вяло сопротивляющуюся Катю в круг и дал хлебнуть какой-то дурно пахнущей жидкости из сомнительного вида чашки, расписанной значками, по всей видимости изображавших небесные светила. Катя закружилась рядом с Савелием, неожиданно оказавшись в самом центре снежной круговерти. Потом вокруг всё стихло, только где-то вдали выл ветер и стучали копыта огромного стада оленей. Перед женщиной возникло огромное животное, похожее на снежного человека — каким его себе представляют люди. Дэву, а это был он, внимательно рассматривал Катю. Потом протянул к ней свои руки-лапы. Катерина испуганно отшатнулась. Он не обратил на это никакого внимания и схватил женщину за плечи. Катя закричала и стала вырываться. Дэву только ухмыльнулся и легко поднял корчащуюся женщину. Поднял так, что её живот оказался на уровне «лица» демона. Он втянул в себя воздух и со всей силы своих могучих лёгких дунул. Катя отлетела, как снежинка, подхваченная ветром, упала на землю и потеряла сознание. Савелий поклонился в ноги дэву и устало опустился в снег. Вой ветра и топот оленей постепенно стихали. Наступила оглушительная тишина…

* * *

…Наступила оглушительная тишина. Все замерли, глядя на упавшую замертво Катю. Первым опомнился Пётр, он подбежал к жене и начал тормошить её. Признаков жизни не было. Абсолютно никаких.
Никто и не заметил, как прошёл день и ночь. Темнота, не боящаяся более слабо тлеющего костра, начала заливать, затапливать собой место проведения ритуала.
Внутри кати шла яростная борьба. Время для неё остановилось. Что-то чуждое пыталось проникнуть в мозг и через него завладеть всем телом — и её, и нерождённого пока что ребёнка. Две сущности боролись в Кате. Казалось, что душа её — это берег огромного озера, на котором бьются два быка — беспросветно чёрный и ослепительно золотой. Наконец, оба животных падают окровавленные на берегу…

* * *

…Пётр плакал над женой, проклиная себя.
— Господи, дорогая! Я, это я во всём виноват! Я видел, что ты скучаешь, и развлечь тебя хотел! Дурак… Что же я натворил? Когда увидел эту книгу, пошутить только хотел! И вещи перекладывал я, и голоса включал тоже я! Так хорошо было — ты повеселела, разрумянилась, была занята делом — светилась вся! Да и Изольде на пользу всё это пошло… А теперь… Господи, что же я натворил?! Шаман… — Пётр уже не плакал, а скрежетал зубами, глаза его пылали яростью и ненавистью. — Я убью его! Сейчас же!

Но тут произошло то, чего уж совсем никто не ожидал. К Кате, бездыханно лежащей на земле, подошёл её кот, сэр Персиваль. Он что-то ласково мурлыкал себе под нос, обнюхал свою хозяйку и лизнул её прямо в нос. В этот же самый момент на бледное лицо Кати упал солнечный луч, знаменуя собой приход рассвета. От тела женщины отделилось маленькое облачко и растворилось в розовеющем воздухе.
Катя открыла глаза и непонимающе посмотрела вначале на Персика, потом на плачущего мужа, на испуганные лица Изольды, Кларетты, Мстислава и прислуги… Потом она утомлённо закрыла глаза. В этот момент её ребёнок впервые шевельнулся, стукнув ножкой весьма и весьма сильно. Наступило новое светло-солнечное утро…

Эпилог

Катя ничего не помнила. Пётр рассказал про ритуал ей, рассказал, как испугался за неё и просил прощения за обман. Жена простила его, поскольку любила, да и вправду приключение было захватывающее. Тем более оно помогло выйти замуж Изольде — та просто светилась от счастья. Молодожёны отправились в медовый месяц в Японию.
Мадам Кларетту же так захватил обряд, что она бросила всю свою жизнь и уехала на Север вместе с Савелием — учиться камланию. Хочется верить, что из медиума получится отличная шаманка.
Пётр телохранителям, участвующим во всех приключениях, дал денег достаточно, чтобы организовать собственное дело. Теперь они — хозяева преуспевающей школы телохранителей.
Катя родила в срок здорового мальчика, которого назвали Аркадием — в честь доблестного деда Петра, погибшего в Великую Отечественную войну. Когда ребёнку было полгода, случилась сильнейшая буря. Ветер резко распахнул окно, под которым стояла кроватка маленького Аркаши, осколки разлетелись по подоконнику и полу вокруг. Но когда испуганные Знаменские прибежали, кроватка стояла у противоположной стены. Непонятно было, каким образом она оказалась не на своём обычном месте. Это вполне можно назвать чудом. Счастливым чудом.
И лишь Катя заметила, как у кроватки растаял силуэт женщины в длинном тёмном платье с глубоким декольте и белыми волосами, распущенными по плечам. Муж поклялся, что тут он ни при чём. Катя решила списать это на обман зрения…

…А женщина, стоявшая у изголовья и ласково глядевшая на малыша, только улыбнулась, словно прочитала Катины мысли. Значит, ещё не пришло время открыться. 250 лет назад Софья успела спасти не только свой дневник, но и свою новорожденную дочь, отдав её молодой крестьянке, только что родившей мёртвого ребёнка. И теперь, по невероятному стечению обстоятельств, в доме сожжённой Софьи поселилась Катя — далёкий потомок знахарки. А Аркадий — первый мальчик в роду. Она вновь могла жить. Проклятие должно было быть снято. Но надо чуть-чуть подождать. Она умеет ждать. Умеет…