МАРИНА


Циклы стихов и поэмы

МАРИНА

МАРИНА

’’ Ты нынче зовешься Мариной, — разлука! ’’
М.Ц.

Ты нынче зовешься ’’Мариной’’ разлука!
От первого вздоха до первого звука,
От первой на лоб нанесенной морщины
Недетской рукой при виде рябины.

Пытливою мыслью в колодезе книги.
Без карт. Наобум. При свечах. Только лики
Дрожат на стенах пантеона. Игрою
Ль их строили, споря с родною сестрою?

Каникулы в Альпах. Pansion и Лозанна,
Во Фрейбурге встречи так будут желанны.
И сжат крепкий рот и спина взвита прямо.
— Прости, мой орленок!
— Прощай, моя мама!

Как гром пробивает домашнюю тишь
Ты, бог и учитель! Мечта — о, Париж!
Бульвары. Каштаны. К стволу головой.
Глаза закрывая – Орленок живой!

Вразнос и вразбег Коктебеля равнина,
И море, и горы, и новое имя.
Как тонка рука, что полна сердолика
И чьи-то глаза, как сошедшие с Лика.

Здесь два ожидания свиты судьбою:
И быть мне тобою! Тебе же — быть мною!
Прощанья и встречи, дорог вереница,
Любимые лица — последние лица.

По нити пришедшая, (жадно крутила!)
Высокая, тонкая, жгучая сила
В тебя пусть вольется без нянь и пеленок
В зарницу из стаи взлетишь, лебеденок!

Глаза и меха. Кольца. Цепи. Браслеты.
Духи и стихи. Разогнавшийся ветер
Трепать твои кудри под шляпкою в поле
Но шляпок-то две, а идут вроде…трое.

От первого взгляда до первой попытки
Сложить все иначе, исправить ошибки.
Разбег. Катастрофа была неизбежна —
Стремглавая верность. Горячая нежность

Начало другого : бродяга – разгулы.
И версты России под пристальным дулом.
В то время открытий и разности в силе,
Все песней лилось Петербургской сивилле.

Как щедра душа! Москву подарите…
И грудью свободной открыто вдохните.
Разгулы Развала и дат вереница,
И что-то еще. Только в пепел страница

Скукожена. Русь, нам — ли спать, молодым?
Нас всех приютит и возьмет остров Крым.
Тебе я верна! Как от лика крыло
Одно отвела и, его обожгло.

Столица. Фортуна. И вновь приключенье,
А сердце частит, и, мешают сомненья.
Конец Комедьянту, конец занавескам,
Мое ремесло не верстак и стамеска.

Ножом по верхам до царапин сдирая.
Что? Ревность? Тоска! Я — же стала другая.
Действительность бьет по лицу и по венам,
От холода лишь поступлюсь переменам.

Два до 30-ти. Стала очень богатой!
Ребенок живой и стихи как награда.
А первая весть от далекого друга-
Письмо наизусть, от любви и испуга.

Надеется, ждет. И срывается, плача
И Аля бредет, первый стих робко пряча.
Дорога лежит через Ригу в Берлин.
От ног до седин – не один, не один.

-Ну, здравствуй, моя!
— Мой!
Деревья в цвету.
Август или сентябрь
Все понять не могу?

Прага – город веков
И гора, и конец.
В этом сонме стихов
Где любовь – яд? Венец?

Входи, мой желанный! Блаженная радость!
Входи, долгожданный, Георгия радость!
И снова Париж. Вечера и свиданья,
И звезды до крыш. И прощанья, прощанья.

И бунт отрешенности, бунт человека.
Пером озлобленности нового века.
Манящие дали, где воля – условность,
Но крутит педали мечта: дом, укромность…

Тоска сиротливо металась по дому,
Бросалась на окна, искала икону.
Уехала дочь и, углы опустели.
Скажите, как можно, без веры, без цели?

Два имени родных, два сына крылатых.
Один был кудрявым, другой седоватым.
Глоток лишь вина и тут же хмелею,
Но как же связать мне ЕВУ с ПСИХЕЕЙ?

Так здравствуй, Москва! Сильно чувство тревоги,
Дрожат ночью руки, стучат чьи-то ноги
И взгляда глотнув, как воды, напоследок,
Спеленат потомок. Отловлен и предок.

И плотной стеною у грозного дома
Стою, одинока, ни с кем не знакома.
Неприязнь и страх. Недоверия хватка-
Чего прикатила? Что пытка иль прятка?

И снова Москва. Дом на Герцена. Август.
И сколько таких пережить мне осталось?
Но кончено. Несколько строк проплывавших,
Схватила и рву. НЕЗАЧЕМ не звучавших.

Нет сил. ’’Первый стих ’’ повторяю и точка.
Где муж? Где сынок? Где кровинушка – дочка?
Лишь страх. Отчуждение близких. Отход.
Давно умерла – только тело живет.

Шел август к концу. Завтра будет сентябрь,
И все повторится и втянется встарь.
Но косточкой в горле застряли слова:
Присутствием только была бы нужна

Кому-то. Но нет, не научена – знайте!
Любовь и Россия. Поэзия. Дайте
Мне что-то одно. Лишь тугая петля
Поможет от боли уйти вникуда.

Пусть ’’жить не умела ’’, как скажет прохожий,
И я ошибалась, так думая тоже.
Но солнце взойдет, всем, давая понять,
Чтоб так чисто петь – надо долго страдать.

Не спать и метаться все в поисках фразы,
Которая будет, но только не сразу.
Которая вихрем разлуки взметнется
До самого неба, до самого солнца.

И душу кроить по частям, по кусочкам
Все в поисках нужной, единственной точки.
Родные не знают, родные канючат
Не видя, какие созвучия мучат.

Созвездья иные – миры и планеты!
А все для того, чтоб рождались поэты,
И жизнь воспевали слогами. Как плетью
На грязь. Утверждая, своей, может, смертью…

11.03.05

Добавить комментарий

Без рубрики

МАРИНА

МАРИНА

’’ Ты нынче зовешься Мариной, — разлука! ’’
М.Ц.

Ты нынче зовешься ’’Мариной’’ разлука!
От первого вздоха до первого звука,
От первой на лоб нанесенной морщины
Недетской рукой при виде рябины.

Пытливою мыслью в колодезе книги.
Без карт. Наобум. При свечах. Только лики
Дрожат на стенах пантеона. Игрою
Ль их строили, споря с родною сестрою?

Каникулы в Альпах. Pansion и Лозанна,
Во Фрейбурге встречи так будут желанны.
И сжат крепкий рот и спина взвита прямо.
— Прости, мой орленок!
— Прощай, моя мама!

Как гром пробивает домашнюю тишь
Ты, бог и учитель! Мечта — о, Париж!
Бульвары. Каштаны. К стволу головой.
Глаза закрывая – Орленок живой!

Вразнос и вразбег Коктебеля равнина,
И море, и горы, и новое имя.
Как тонка рука, что полна сердолика
И чьи-то глаза, как сошедшие с Лика.

Здесь два ожидания свиты судьбою:
И быть мне тобою! Тебе же — быть мною!
Прощанья и встречи, дорог вереница,
Любимые лица — последние лица.

По нити пришедшая, (жадно крутила!)
Высокая, тонкая, жгучая сила
В тебя пусть вольется без нянь и пеленок
В зарницу из стаи взлетишь, лебеденок!

Глаза и меха. Кольца. Цепи. Браслеты.
Духи и стихи. Разогнавшийся ветер
Трепать твои кудри под шляпкою в поле
Но шляпок-то две, а идут вроде…трое.

От первого взгляда до первой попытки
Сложить все иначе, исправить ошибки.
Разбег. Катастрофа была неизбежна —
Стремглавая верность. Горячая нежность

Начало другого : бродяга – разгулы.
И версты России под пристальным дулом.
В то время открытий и разности в силе,
Все песней лилось Петербургской сивилле.

Как щедра душа! Москву подарите…
И грудью свободной открыто вдохните.
Разгулы Развала и дат вереница,
И что-то еще. Только в пепел страница

Скукожена. Русь, нам — ли спать, молодым?
Нас всех приютит и возьмет остров Крым.
Тебе я верна! Как от лика крыло
Одно отвела и, его обожгло.

Столица. Фортуна. И вновь приключенье,
А сердце частит, и, мешают сомненья.
Конец Комедьянту, конец занавескам,
Мое ремесло не верстак и стамеска.

Ножом по верхам до царапин сдирая.
Что? Ревность? Тоска! Я — же стала другая.
Действительность бьет по лицу и по венам,
От холода лишь поступлюсь переменам.

Два до 30-ти. Стала очень богатой!
Ребенок живой и стихи как награда.
А первая весть от далекого друга-
Письмо наизусть, от любви и испуга.

Надеется, ждет. И срывается, плача
И Аля бредет, первый стих робко пряча.
Дорога лежит через Ригу в Берлин.
От ног до седин – не один, не один.

-Ну, здравствуй, моя!
— Мой!
Деревья в цвету.
Август или сентябрь
Все понять не могу?

Прага – город веков
И гора, и конец.
В этом сонме стихов
Где любовь – яд? Венец?

Входи, мой желанный! Блаженная радость!
Входи, долгожданный, Георгия радость!
И снова Париж. Вечера и свиданья,
И звезды до крыш. И прощанья, прощанья.

И бунт отрешенности, бунт человека.
Пером озлобленности нового века.
Манящие дали, где воля – условность,
Но крутит педали мечта: дом, укромность…

Тоска сиротливо металась по дому,
Бросалась на окна, искала икону.
Уехала дочь и, углы опустели.
Скажите, как можно, без веры, без цели?

Два имени родных, два сына крылатых.
Один был кудрявым, другой седоватым.
Глоток лишь вина и тут же хмелею,
Но как же связать мне ЕВУ с ПСИХЕЕЙ?

Так здравствуй, Москва! Сильно чувство тревоги,
Дрожат ночью руки, стучат чьи-то ноги
И взгляда глотнув, как воды, напоследок,
Спеленат потомок. Отловлен и предок.

И плотной стеною у грозного дома
Стою, одинока, ни с кем не знакома.
Неприязнь и страх. Недоверия хватка-
Чего прикатила? Что пытка иль прятка?

И снова Москва. Дом на Герцена. Август.
И сколько таких пережить мне осталось?
Но кончено. Несколько строк проплывавших,
Схватила и рву. НЕЗАЧЕМ не звучавших.

Нет сил. ’’Первый стих ’’ повторяю и точка.
Где муж? Где сынок? Где кровинушка – дочка?
Лишь страх. Отчуждение близких. Отход.
Давно умерла – только тело живет.

Шел август к концу. Завтра будет сентябрь,
И все повторится и втянется встарь.
Но косточкой в горле застряли слова:
Присутствием только была бы нужна

Кому-то. Но нет, не научена – знайте!
Любовь и Россия. Поэзия. Дайте
Мне что-то одно. Лишь тугая петля
Поможет от боли уйти вникуда.

Пусть ’’жить не умела ’’, как скажет прохожий,
И я ошибалась, так думая тоже.
Но солнце взойдет, всем, давая понять,
Чтоб так чисто петь – надо долго страдать.

Не спать и метаться все в поисках фразы,
Которая будет, но только не сразу.
Которая вихрем разлуки взметнется
До самого неба, до самого солнца.

И душу кроить по частям, по кусочкам
Все в поисках нужной, единственной точки.
Родные не знают, родные канючат
Не видя, какие созвучия мучат.

Созвездья иные – миры и планеты!
А все для того, чтоб рождались поэты,
И жизнь воспевали слогами. Как плетью
На грязь. Утверждая, своей, может, смертью…

11.03.05

Добавить комментарий

Циклы стихов и поэмы

марина

МАРИНА

’’ Ты нынче зовешься Мариной, — разлука! ’’
М.Ц.

Ты нынче зовешься ’’Мариной’’ разлука!
От первого вздоха до первого звука,
От первой на лоб нанесенной морщины
Недетской рукой при виде рябины.

Пытливою мыслью в колодезе книги.
Без карт. Наобум. При свечах. Только лики
Дрожат на стенах пантеона. Игрою
Ль их строили, споря с родною сестрою?

Каникулы в Альпах. Pansion и Лозанна,
Во Фрейбурге встречи так будут желанны.
И сжат крепкий рот и спина взвита прямо.
— Прости, мой орленок!
— Прощай, моя мама!

Как гром пробивает домашнюю тишь
Ты, бог и учитель! Мечта — о, Париж!
Бульвары. Каштаны. К стволу головой.
Глаза закрывая – Орленок живой!

Вразнос и вразбег Коктебеля равнина,
И море, и горы, и новое имя.
Как тонка рука, что полна сердолика
И чьи-то глаза, как сошедшие с Лика.

Здесь два ожидания свиты судьбою:
И быть мне тобою! Тебе же — быть мною!
Прощанья и встречи, дорог вереница,
Любимые лица — последние лица.

По нити пришедшая, (жадно крутила!)
Высокая, тонкая, жгучая сила
В тебя пусть вольется без нянь и пеленок
В зарницу из стаи взлетишь, лебеденок!

Глаза и меха. Кольца. Цепи. Браслеты.
Духи и стихи. Разогнавшийся ветер
Трепать твои кудри под шляпкою в поле
Но шляпок-то две, а идут вроде…трое.

От первого взгляда до первой попытки
Сложить все иначе, исправить ошибки.
Разбег. Катастрофа была неизбежна —
Стремглавая верность. Горячая нежность

Начало другого : бродяга – разгулы.
И версты России под пристальным дулом.
В то время открытий и разности в силе,
Все песней лилось Петербургской сивилле.

Как щедра душа! Москву подарите…
И грудью свободной открыто вдохните.
Разгулы Развала и дат вереница,
И что-то еще. Только в пепел страница

Скукожена. Русь, нам — ли спать, молодым?
Нас всех приютит и возьмет остров Крым.
Тебе я верна! Как от лика крыло
Одно отвела и, его обожгло.

Столица. Фортуна. И вновь приключенье,
А сердце частит, и, мешают сомненья.
Конец Комедьянту, конец занавескам,
Мое ремесло не верстак и стамеска.

Ножом по верхам до царапин сдирая.
Что? Ревность? Тоска! Я — же стала другая.
Действительность бьет по лицу и по венам,
От холода лишь поступлюсь переменам.

Два до 30-ти. Стала очень богатой!
Ребенок живой и стихи как награда.
А первая весть от далекого друга-
Письмо наизусть, от любви и испуга.

Надеется, ждет. И срывается, плача
И Аля бредет, первый стих робко пряча.
Дорога лежит через Ригу в Берлин.
От ног до седин – не один, не один.

-Ну, здравствуй, моя!
— Мой!
Деревья в цвету.
Август или сентябрь
Все понять не могу?

Прага – город веков
И гора, и конец.
В этом сонме стихов
Где любовь – яд? Венец?

Входи, мой желанный! Блаженная радость!
Входи, долгожданный, Георгия радость!
И снова Париж. Вечера и свиданья,
И звезды до крыш. И прощанья, прощанья.

И бунт отрешенности, бунт человека.
Пером озлобленности нового века.
Манящие дали, где воля – условность,
Но крутит педали мечта: дом, укромность…

Тоска сиротливо металась по дому,
Бросалась на окна, искала икону.
Уехала дочь и, углы опустели.
Скажите, как можно, без веры, без цели?

Два имени родных, два сына крылатых.
Один был кудрявым, другой седоватым.
Глоток лишь вина и тут же хмелею,
Но как же связать мне ЕВУ с ПСИХЕЕЙ?

Так здравствуй, Москва! Сильно чувство тревоги,
Дрожат ночью руки, стучат чьи-то ноги
И взгляда глотнув, как воды, напоследок,
Спеленат потомок. Отловлен и предок.

И плотной стеною у грозного дома
Стою, одинока, ни с кем не знакома.
Неприязнь и страх. Недоверия хватка-
Чего прикатила? Что пытка иль прятка?

И снова Москва. Дом на Герцена. Август.
И сколько таких пережить мне осталось?
Но кончено. Несколько строк проплывавших,
Схватила и рву. НЕЗАЧЕМ не звучавших.

Нет сил. ’’Первый стих ’’ повторяю и точка.
Где муж? Где сынок? Где кровинушка – дочка?
Лишь страх. Отчуждение близких. Отход.
Давно умерла – только тело живет.

Шел август к концу. Завтра будет сентябрь,
И все повторится и втянется встарь.
Но косточкой в горле застряли слова:
Присутствием только была бы нужна

Кому-то. Но нет, не научена – знайте!
Любовь и Россия. Поэзия. Дайте
Мне что-то одно. Лишь тугая петля
Поможет от боли уйти вникуда.

Пусть ’’жить не умела ’’, как скажет прохожий,
И я ошибалась, так думая тоже.
Но солнце взойдет, всем, давая понять,
Чтоб так чисто петь – надо долго страдать.

Не спать и метаться все в поисках фразы,
Которая будет, но только не сразу.
Которая вихрем разлуки взметнется
До самого неба, до самого солнца.

И душу кроить по частям, по кусочкам
Все в поисках нужной, единственной точки.
Родные не знают, родные канючат
Не видя, какие созвучия мучат.

Созвездья иные – миры и планеты!
А все для того, чтоб рождались поэты,
И жизнь воспевали слогами. Как плетью
На грязь. Утверждая, своей, может, смертью…

11.03.05

Добавить комментарий

Эротическая проза

МАРИНА

ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА «САД ЖЕЛАНИЙ»

Он закрыл дверь на замок старую раздолбанную дверь своей комнаты.
— От этого звука я уже почти кончаю, – пропела Марина.
Он открыл и ещё раз закрыл, чтобы подразнить подругу.
— Иди же скорей!
Марина полулежала на кровати. Платье было приподнято и открывало круглые колени. Ножки вытянуты, красивые ступни — в одну линию с лодыжками.
Если бы Рустама спросили: «Чем непременно должна обладать женщина, чтобы тебе понравиться?» – он бы, не задумываясь, ответил: «Стройными ногами». Это возбуждало его сразу. Особенно, если бёдра и то, что повыше, были необходимой полноты и формы. С этим у новой подруги Рустама как раз было всё в порядке.
Красива ли Марина, нельзя было сказать определённо. Но несомненно, она была сексапильна, а это посильнее действует на мужчин, чем просто красота. И большую часть этого качества ей придавала улыбка. Откинутая назад голова, большие полуприкрытые глаза, в которых — ожидание, и эта сексапильная улыбка. Хотел бы он, чтобы она улыбалась так только ему. Уж очень откровенно.
Марина уже неделю жила у него. Ей всё-таки объявили, что лишают места в общежитии. И сейчас она занималась тем, что подыскивала себе новое жильё. После практики объезжала знакомых, вместе с Инной, которую тоже погнали, выискивала варианты в дачных посёлках под Мытищами. Пока безуспешно.
Вернувшись из очередной поездки уставшая, она полулежала на кровати. Рустам положил руку на внутреннюю часть её бедра и медленно повёл вверх.
— Замок тебя возбуждает?
— Ну, звук этот. Я после него всегда столько удовольствия получаю от тебя, — зашептала девушка, приникнув губами к его уху. — А ещё одеколон твой.
Любовники очень нравились друг другу. Секс приносил им радость и полное удовлетворение. Знакомство их длилось каких-то три недели. Чувства ещё не потеряли остроту новизны, и в то же время, между ними возникла такая близость и теплота, что они уже не могли долго быть в разлуке. Они с нетерпением ждали каждой встречи, и всё, что предвещало её, вызывало нервный трепет возбуждения. А звук закрывающегося замка был предвестником удовольствия, которую они должны получить в течении ближайшего получаса. И уже один только запах его одеколона, оказывается, приводил её в экстаз. Он потом много раз пользовался этим и, чтобы погасить ссору, или просто вывести её из плохого настроения, приближался к ней так, чтобы она могла почувствовать этот запах. И на всю жизнь Рустам запомнил его название: «L, ORENTAL», Москва – Париж, совместное советско-французское производство, один из первых вестников хлынувшей в последующие годы в страну западной парфюмерии.
«Марина! Мариночка! Откуда взялась ты? Какой ветер пронёс твоё имя сквозь шумный поток событий студенческой жизни, сквозь череду близких и случайных подруг? Кто наградил меня ?» – Так мог думать Рустам. Но не думал он тогда ни о чём. Просто любил молодую женщину, доставлял ей удовольствие и сам блаженствовал.
— Солнышко моё, сладкая моя девочка! – и дальше не так банально. — Ты одна в мире такая хорошая, одна ты меня радуешь. Это для тебя деревья растут, для тебя облака по небу плывут. И я для тебя. Нежно-нежно зацелую, а потом возьму на руки и унесу туда, где счастье.
Говорил так, а сам не понимал ещё, что это и есть счастье: одно из немногих редких его мгновений. Молодость, лето, любовь и свобода сплелись в этот прекрасный венок. Молодость ещё свободна, поскольку не предъявили пока на неё права ни семья, ни работа. И лето свободно: позади нудные занятия и жуткая сессия. И любовь свободна. Ещё вчера никому в отдельности не принадлежавшие, они не спешили расстаться со своей независимостью. Продлится это недолго. И уже завтра, такова жизнь, одна половинка счастья — любовь тихо и незаметно начнёт пожирать другую, такую же бесценную – свободу. И пожрет. И умрут обе. Ну и счастье, конечно, умрёт.
А пока Марина плакала. Плакала как раз от счастья.
— Ну что ты, маленький? Что ты?
— Мне только мама такие слова говорила.
Он обнял её, стал целовать мокрые глаза и щёки, шею, потом, сняв осторожно платье и лифчик, – нежные розовые соски. Марина перестала плакать, закрыла глаза, погрузила пальцы в его нестриженую шевелюру и развратно нараспев прошептала:
— Хочу тебя.
Но прелюдия ещё не закончилась. Рустам несколько раз нежно погладил тёплое влажное место, затем повернул девушку лицом вниз и стал целовать затылок, шею медленно опускаясь всё ниже. Марина застонала. Дойдя до соблазнительной, не тронутой ещё лишними отложениями попки, Рустам с удовольствием впился в неё зубами. Марина взвизгнула. Но Рустам уже двигался дальше. Особое наслаждение ему доставляло целовать её стройные ноги. И он уже знал, что на коленном сгибе, в ямках у неё находится эрогенная зона. Поэтому и целовал это место долго и по-разному, пока Марина не взмолилась:
— Не могу больше, умру сейчас.
Тогда Рустам снял с неё трусики и, чуть-чуть приподняв, медленно вошёл в неё сзади. Они застонали, и поддаваясь нарастающему чувству наслаждения, стали двигаться в едином ритме.

——

В тот день Левчук под предлогом невыносимо плохого самочувствия отпросился у куратора домой пораньше. Весёлый оттого, что не весь день потерян, он приближался к общаге, строя планы совратить Стерхова с Крутовым на поход в кино или видеосалон. На подходе к общежитию он очень удачно встретил Серёгу, и выяснилось, что планы их совпадают. Тот тоже вырвался с практики пораньше именно с такой целью.
Беззаботно миновав вахту, оживлённо беседуя, они несколькими прыжками взбежали на третий этаж и направились в триста двадцать вторую, намереваясь застать там Стерхова. Левчук долго ковырялся в тесном кармане джинсов, выуживая ключ, наконец достал его и открыл дверь. Он влетел на середину комнаты и замер в растерянности. Сзади в него врезался Серёга.
В комнате происходила любовь. Происходила широко и со вкусом. Во всём брала своё: и пара была красивая, и поза вдохновенная, и отдавались любовники друг другу полностью и со страстью. Ничего не видели и не слышали вокруг. И невольных зрителей не заметили. Женька тоже лица девушки разглядеть не успел, но её обнажённое тело возбуждало. Она громко стонала и раскачивала головой. Волосы метались по подушке. Стерхов был в полной красе: смуглое тело, в меру мускулистое, работало как машина. Парни попятились назад. Женька хотел затаиться и понаблюдать. Но действие шло к финалу. Движения на ложе участились, и Рустам вдруг разразился громким криком. Левчук аж присел, вжал голову в плечи, и на полусогнутых выскользнул из комнаты вслед за Крутовым. Осторожно прикрыв за собой дверь, он стал беззвучно вставлять ключ в замочную скважину и озираться по сторонам. Серёга стоял рядом, трепеща от увиденной сцены. Лицо его скривилось в дикой улыбке.
— Живут же люди, — промолвил он.
— И правильно делают, – спокойным тоном произнёс Левчук, прикидываясь безразличным.

———

С Рустамом такого ещё не было. Близость с девушками почти всегда приносила ему удовлетворение. И звуки наслаждения готовы были вырваться из груди, если не сдерживаться. Но на этот раз оргазм, словно электрический ток, прошёл сквозь всё тело и был таким глубоким и полным, что помимо воли Рустам издал дикий вопль, который ещё больше усилил экстаз. Откинувшись на подушку, он долго не мог отдышаться. Успокоившись наконец, повернулся к Марине. Девушка лежала с закрытыми глазами, повернув голову набок. Дальше он сделал то, что тешило его самолюбие, как бы подтверждало мужскую состоятельность — маленький заключительный штрих в удавшемся шедевре. Он приподнял и отпустил руку подруги, и она безжизненно упала на постель. Рустам поцеловал её в губы, очень нежно, как только мог. Марина не шелохнулась.
Кисонька, ты спишь? – Стерхов провёл рукой по разрумянившейся щеке. Никакой реакции. Он читал когда-то, что некоторые женщины, испытав сильный оргазм, могут терять сознание, но, опять-таки, не встречал таких и не слышал ничего подобного от друзей.
— Лапушка, что с тобой? – Рустам стал перебить подругу за плечо. Марина вздохнула, с трудом открыла глаза, улыбнулась (ну что за развратная улыбка?!) и счастливо прошептала:
— Миленький, я впервые почувствовала, что ты мой. Мой!!!

0 комментариев

  2. natalya_batsanova

    Привет, Андрей! Этот отрывок из «Сада желаний» еще больше подтолкнул меня на прочтение всего «Сада…»
    Только исправьте: в первом предложении 2раза слово «дверь», в последнем диалоге очепятка: «перебить» вместо «теребить»
    :-))

Добавить комментарий

Повести

Марина

Марина — морской пейзаж‚
Изгибы чаек‚ нефрита волны‚
Бесплотность пены‚
пустынный пляж.
Глаза Марины слезами полны.

За горизонтом лежит черта
Грядущей жизни.
И в час прилива
Накатит давняя мечта
Неторопливо.

И околдует‚ к ногам прильнет
Отдохновеньем‚
давно забытым…
Надежды парус вдруг промелькнет
В морском пейзаже.
На фоне быта.

Добавить комментарий

Проза

Марина

Я познакомилась с ней на вечеринке в честь Дня Рождения одной моей подруги. Она выделялась из всех своим видом, полным величия будто она герцогиня; своей внешностью, исполненною красотой, холодной и холёной; самой манерою держаться, отчуждённой, с напрочь отсутствующей непринуждённостью; одеждой, более дорогой, нежели у кого бы то ни было из присутствующих – словом, она не вписывалась в общую компанию и просто не могла этого сделать, (казалось бы, это было бы что-то из ряда вон). Она всегда будет одна.
Жаль ли мне её?
— Не могу сказать определённо. Я чувствую к ней некую неприязнь, ту самую, что рождается ощущением неприязни со стороны другого человека, а может быть ещё чем-то…
Походка её безупречна, лицо холёное и красивое, глядя на это лицо невольно начинаю думать о том, сколько краски потребовалось на то что бы достичь того, что есть сейчас, сколько времени и сил и может быть фарфора… (кукла, улыбающаяся, миловидная и холодная).
Я поняла: её главная цель – понравиться мужчине, в каждой женщине она видит соперницу и потому не имеет подруг. Она боится… Как бы высоко она себя не ставила – она не уверена в себе. Вот она улыбается своею холодной кукольной улыбкой. Мороз пробегает по коже… я чувствую как она ненавидит всех женщин мира, как хочет быть единственной на кого будут смотреть десятки, сотни, тысячи, миллионы пар мужских глаз и боготворить…

0 комментариев

Добавить комментарий

Без рубрики

Marina

Таинственной далью манит бесконечность,
Мечта растворилась в черте горизонта,
И что ни минута – то целая вечность.
От мира людей – и до протобионта.

О синяя вечность, с зелёным отливом.
Тобою дышу я, тобою живу я
Была для меня ты мечтою счастливой,
Теперь, от восторга я тихо тоскую.

Морская пустыня, зовущая нежно.
Ты мне подарила безумие страсти,
Мой разум штурмуя упорно, неспешно,
Забыть заставляя былые напасти.

Гляжу, замирая, в покой этот синий
И сердце застыло, дыханье пропало.
А рядом блистает морская богиня.
Из пены морской она тихо восстала.

Минутная нежность прохладных ладоней
Глубинная даль утомлённого взгляда.
Больная душа от любви тихо стонет
И каждое слово твоё – как награда.

Меня ли ты ждешь, о морская царица?
Меня ль приглашаешь в прохладу чертогов?
И мне ль суждено тебе ночью присниться,
Прошу. Не гони. Не суди слишком строго.

Касание губ, пламя жарких объятий,
И море пропало и Солнца уж нету
И лишь мы вдвоём на краю восприятий
Мы сами творцы золотого рассвета!

Рассвет. Тихий сумрак. Морская прохлада.
И два силуэта на розовом фоне.
Два лучших цветка среди дикого сада.
В холодной пучине любовь не утонет.

0 комментариев

Добавить комментарий

Байки

Марина

Марине Цветаевой
Звенящая тетива,
Колдующая в ночи.
Крылатая синева,
Рождающая лучи.

Морская капель огня,
Высокий полет души,
Безумная песня дня
В остуде ночной тиши.

А руки — живая ртуть,
Блуждающие огни.
Морская, и в этом — суть.
В лазурном бокале — Аи.

Аи золотого песнь
В купели морской звенит,
А пенного имени весть
Дурманом меня пьянит.

Веселый морской привет —
В нем эхо минувших лет.
Высокий звенящий свет,
Как трель золотых кастаньет.

Добавить комментарий