Черновик


Черновик

Все пишут, пишут
А куда ?
В тетрадь с помятыми листами !!!
Мы пишем !!
Это между нами.
Тетрадь моя, мне дай успех
И слово донеси до всех.
Прокурена !!
Памята и разбита,
На сотни маленьких частиц,
Открой ты для меня карету
Где будет мой любимый —
Спирт!!
Мы пишем всё в тетрадку эту
Ты схоронишь всё навека
Поехали моя карета,
Ты для меня одна.
До дна !!

Добавить комментарий

черновик

бессмертие накрыло ненавидимый

тобой город.

выйди, в ма-

шину садись.

ты приедешь скоро.

короток путь через город,

длинней — через память.

мятый листок ты найдешь под сиденьем машины.

можешь оставить?

Добавить комментарий

Черновик

Дом стоял на самом берегу Атлантического океана. Берег был крутой и голый. Мало, что здесь росло. Чтобы росло, надо было покупать и возить землю. Только изредка попадали кусты дрока. Случайная жизнь, редкая жизнь…
Антон только что вернулся с работы и смотрел в окно на тающее в воде солнце, плещущиеся волны и редкие, суховатые растения. Жена допоздна работала, а сын также допоздна засиживался в университетской лаборатории. Антон любил это время заката солнца,
когда дома никого не было, и он мог смотреть без конца на океан
из окна.
Мальчиком он любил смотреть на волны холодного северного моря.
В городе, где он родился и рос, ночь и день были отделены друг от друга целых полгода. Летом эта ночь была белой, солнце не скрывалось за горизонтом, а полярной ночью солнце не появлялось
совсем. Парусники- яхты бороздили холодные волны морского залива. В огромный порт заходили суда со всех концов Земли. Так хотелось уйти с ними далеко-далеко, увидеть другие страны, других людей! Хотелось даже пешком уйти, как его знаменитый земляк, стоявший теперь памятником у Московского Университета. Его мечты… Они сбывались. Помор, провинциал из северного города поступил в этот самый университет на модный факультет, где одними из первых стали заниматься компьютерными программами. После распределения попал в научный городок. Ступенька за ступенькой — на каждой осталась сбывшаяся мечта. А теперь вот теплый, даже в ноябре день, нехолодный океан, дом, пока арендуемый, а потом, по окончании кредитной выплаты, и свой.
Чего еще желать человеку, покинувшему Родину, нищую для большинства там, на этой Родине, оставшихся его сверстников? Он покидал её с сожалением устроенного существа, которого заразительный пример других, более активных существ, не зажигал, но заставлял перемещаться в пространстве. А теперь стоя у окна и глядя на закат, ему начали приходить некстати воспоминания, которые усиленно заглушал в себе пятидесятилетний мужчина.

Вспоминались его молодые туристические годы, Южное побережье Крыма и Кавказа, залах чудесных сосен, магнолии, теплое, ласковое море. И она, потрясающая девушка. Её звали Лена, как и его жену. В этой туристической поездке они сразу, внезапно потянулись друг к другу, и все две недели турпохода держались рядом. Лена была удивительно ловка, за чтобы ни бралась. Даже в тире она попала в мишень с первого раза, в отличие от него. Грузин, служивший в этом тире на набережной Сухуми, снял со стены мишень и преподнес Лене в подарок с замысловатым южным комплиментом-восхищением Антон и Лена расписались на этой мишени — день, час, год и место. Потом Лена подарила ему мишень на память. Эту мишень выбросили со всяким хламом, уезжая в США. Но в памяти остались чудесные русые волосы, серые глаза, веселая улыбка, и грустное рукопожатие прощания… Она чего-то ждала от него. Решения, движения. Ему было очень приятно с ней, хорошо, чудесно. Какой ещё эпитет придумать тому состоянию, молодому и чистому? Лена оставила на прощание свой Ленинградский адрес и телефон. Антон сунул листок с адресом в карман, и это его движение отразилось какой-то печалью на ее всегда сияющем открытом лице…
Все было прекрасно, но Антону казалось, что это светлое время
и это южное знакомство — только черновик той далекой жизни, что вся впереди. И ничто в его жизни не стронулось с места после возвращения с Юга. Более того, вернувшись в Институт, он ощутил, что вернулся к своему \» я \», от которого отошел там, в атмосфере южного счастья. Он испытал облегчение, стал самим собой в обыденной жизни.
Романтическая борода и широкие плечи высокой фигуры помора обманывали сослуживиц и знакомых женского рода. То та, то другая ходила с ним в кино, в компании, клубы. Но ни одна, самая яркая из них, не смогла сдвинуть его из состояния созерцательного превосходства
и спокойствия, подвинуть на естественный шаг — создание семьи.
Время шло. В окружении Антона было немало, очень ярких и дерзких мужчин — дерзких в работе, с женщинами, с чувством первенства и жаждой вырваться в Западный мир и вечной критикой окружающего их мира. Это напоминало мир кораблей, заходивших в родной ему порт. Дерзкие люди были не такие, как он. Антон хотел быть на них похожим, вернее быть своим среди них. Это заставляло его ходить в клуб любителей джаза, клуб кинолюбителей и ещё во

многие места, где собирались, те, кому он хотел подражать, удивлялись иностранным новинкам, изучали и практиковались в английском языке, мечтали о будущем и критически оценивали настоящее…
И на этом этапе жизни произошла еще одна памятная встреча, о которой он хотел забыть, но об этом ему напомнил Интернет, случайно. Тема его работы потребовала изучения новой литературы. Антон искал интересующего его автора и вышел на нужный сайт. Среди списка новых изданий на английском языке мелькнула русская фамилия. Он задержал мышь компьютера, прочел название книги и имя автора. Спустя 25 лет они встретились в виртуальном мире.
Её имя звучало красиво и гордо, хотя тогда эта девушка казалась Антону слабой и неуверенной в себе, имя не соответствовало облику. Спокойной, уравновешенной натуре Антона не нравились такие \»трясучие\» особы:
— Чего трясутся? Вот на Западе, — говорил он, живя тогда в России и представляя себе Запад, как место, где живут уверенные в себе красивые люди. Эти люди, по мнению тогдашнего Антона не делали трагедий и драм из своей жизни, В одной из редких встреч c “трясучей ”особой, которая бесхитростно и, не скрывая симпатии, всегда смотрела на него. Антон высказался: — На Западе говорят прямо, и между мужчиной и женщиной нет недомолвок. — Я хочу тебя, — вот и весь разговор. Диалоги западных людей он черпал из редких картин киноклуба, который они посещали. Правда, эти диалоги не вязались с конкретными русскими людьми, полными сложности и загадок.
Смутно \»трясучая\» особа даже ему нравилась: симпатичная, самостоятельная, во всяком случае, она была не похожа на современных девушек. Это нравилось и одновременно не нравилось. Не нравилось отсутствие простоты между ними при встречах. Прошел год или больше. Однажды он и она встретились у закрытых дверей кафе, где была назначена очередная кинопрограмма. Но мероприятие отменили, и только одни двое об этом не знали. Обоим было не по себе. — Пойдем ко мне, я рядом живу. Выпьем чаю, — предложила она.
Они пили чай в комнате ее коммунальной квартире. Обоим было хорошо, говорили обо всем,
просто говорили. И говорили, как близкие люди. Она пригласила его на свой день рожденья через неделю. Антон пришел с подарком — книжкой декадентских стихов. Она, сияющая, в красивом изящном платье, благодарно его поцеловала. И снова был вечер, прекрасный вечер. Она научила его танцевать вальс, который ему ранее не давался. На прощанье, как в детстве, положила ему с собой в пакет вкусные вещи, которые сама готовила. Антон шел по улице и улыбался. Потом вспомнил, сколько ей лет — она была старше его немного. Да, но что скажут приятели? Уже вошло в привычку, что дама должна быть моложе.
Она позвонила через неделю после их очередной встречи, условились вместе пойти на спектакль. На спектакле они сидели рядом, ощущая множество взглядов на себе. Её знали многие, но она слыла недотрогой и поэтому была часто одна. А тут вдруг с кем-то пришла! Почему он? После спектакля он постеснялся её проводить домой… На следующий день насмешливые вопросы Антон резко оборвал: \» Подумаешь, навязывается!”. Хотя сам знал, что это не так. Когда раньше Антон небрежно сказал ей: — Пойдем ко мне! (Он предлагал понятную для всех банальную развязку), в девичьих глазах увидел ужас и услышал торопливый ответ: \»Нет-нет!\». Такие реликты, как она, могли быть женами и матерями с соответствующим уважением в семье и окружающем мире. Но не женщинами на час, по прихоти, по случаю… Ей передали его отзыв \»навязывается\», и это был конец. В клубах её больше не видели. Она исчезла из общественной жизни, изредка мелькнув на улице, как метеор или далекое облако, в зависимости от погоды.
Теперешняя женщина в его жизни, его жена, вошла случайно, попросить спичек, как у соседа, и ….задержалась. Она была рослая, крепкая, и понравилась его матери, такой же крепкой и высокой женщине. Её напор, современный подход к отношениям (сначала постель, затем оформление отношений после существенных последствий), казалось бы, соответствовали его стремлению быть, как все, похожим на раскованных людей Запада. Жена властно вошла в его спокойный мир, внеся в него сына, пеленки, заботы. Она загрузила его работой на кухне, гулянием и сидением с малышом.
Поначалу Антон не сопротивлялся, но однажды встретил на улице, когда гулял с сыном, ту, о которой так дурно отозвался. Увидев коляску и услышав его громкое “Здравствуйте”, она… Тут бросились в глаза её хрупкая фигурка, очки. Она скользнула мимо, ответив, как чужому, едва знакомому… Дома жене он бросил раздраженно, когда поссорились из-за чего-то: \»Если бы не ты, у меня было бы…\»
Наступившая перестройка, как ураганный ветер, подняла его жену с места. Она добивалась выезда на Запад. Антон не хотел ехать. Он чего-то ждал от той, о которой не говорил уже много лет. Сам он превратился в предмет, который увлекается торнадо и опускается им в другом месте. Они уехали.
Старая жизнь в России осталась черновиком, который Антон надеялся переписать набело в чужой стране. На берегу океана страница жизни была написана заново. А если что-то написано на песке, то все смывает набежавшая океанская волна…

Добавить комментарий

Черновик

Когда закончатся страницы в Книге Судеб,
Когда все будут думать, что конец,
Возьму я ручку и тетрадку в руки
И мир перепишу на свой манер.

И будет в этом мире все прекрасно.
Не будет ни болезней, ни войны.
И будут мирно жить друг с другом расы.
И будут в этом мире все равны.

Утопия, вы скажете? Конечно.
Я сделаю так. А пока
В толмуте Судеб очень много места,
Есть время для черновика.

0 комментариев

  1. FIMA_HAYAT

    Талмуд — не книга судеб. Каждое слово имеет свое значение. Их нельзя
    употреблять как хочется. Если Вы не рифмуете — то не надо этого делать совсем. Нет логики. В первой строфе- Книга Судеб заканчивается, в последней — там много места. (Это если принять Ваше утверждение, что Книга Судеб и Талмуд — одно и то же.

  2. Selena_Kali

    Люди, пусть это вполне верное замечание, что талмуд — не книга судеб. ОДНАКО!! РаГа и не говорит о том, что талмуд=книга судеб. Дело в том, что в русском языке талмуд в том числе означает ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ КНИГУ! И тут употребляется именно в этом значении. Так что наезд не верен, господа, будьте снисходительны и следите иногда за верностью своих утверждений

  3. Selena_Kali

    Люди, пусть это вполне верное замечание, что талмуд — не книга судеб. ОДНАКО!! РаГа и не говорит о том, что талмуд=книга судеб. Дело в том, что в русском языке талмуд в том числе означает ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ КНИГУ! И тут употребляется именно в этом значении. Так что наезд не верен, господа, будьте снисходительны и следите иногда за верностью своих утверждений

Добавить комментарий