Битва при Филиппах (этюды гражданской войны)


Битва при Филиппах (этюды гражданской войны)

… Миновав Фракию, войско Брута вступило в пределы Македонии и невдалеке от границы, близ городка Филиппы, стало дожидаться своих противников. Положение Брута и Кассия, которые заняли равнину, оказалось выигрышным. Город Филиппы, основанный за три столетия до этого Филиппом Македонским, отцом известного завоевателя, как форпост, защищавший Грецию от фракийцев, располагался на холме, неподалёку от моря, на волнах которого расположились корабли республиканцев. На востоке над Филиппами возывшалась горная цепь Пангей, на севере местность, поросшая лесом, понижалась, а на юге до самого побережья тянулись болота. За болотами гряда высоких холмов скрывала очертания Неаполя, с другой стороны горизонта виднелись очертания острова Тасоса. На Западе вплоть до Амфиполя простиралась плодородная земля.
Дорога к Амфиполю пролегала между двух невысоких холмов. Именно с этой стороны убийцы Цезаря ждали подхода легионов Антония и Октавиана. Лагерь Кассия упёрся в болота, лагерь Брута — в горный склон, так, что оба приятеля были надёжно защищены. В целом Филиппы казались неприступной крепостью. Так думал Кассий. В вечерний час, перед смотром войск Брут и Кассий шёпотом обсуждали создавшуюся ситуацию. Кассий казался очень уверенным, Брут же, напротив, сомневался в быстрой победе над цезарианцами. С другой стороны, он опасался предательства со стороны Гая Антония, который, хотя и предал своего брата, но не внушал Марку никакого доверия. Брут начинал думать даже и том, что Гай и сдался-то к ним в плен только затем, чтобы шпионить, и докладывать обо всём старшему брату. Это злило Марка Юния больше всего.
— Ну, знаешь, приятель, — горячился Кассий, — это ты, а не я оставил жить обоих Антониев в неподходящий момент! Вот за это-то мы и платим. Кто тебе говорил, что убить вместе с Цезарем стоит и Марка Антония, вспомни, а?
— Но ведь опасность представляет не только Марк Антоний… — почему-то вспыхнув сказал Брут.
— Ты имеешь ввиду Гая Октавия? — Кассий громко рассмеялся. — Да Гай Октавий без Марка Антония полное ничтожество! Ты вспомни, как он вёл себя в Сенате! Как жалкий трус, ничтожный малый, который, как его попросили исчезнуть, прибежал плакаться к консулу, которого до этого гноил вместе с твоим товарищем Цицероном! При этом, я не удивлюсь, что при первой же возможности Октавий поступит также, как и его дядя в прошлом: уничтожит своих бывших союзников, которым он в данный момент обязан, по крайней мере тем, что не гниёт где-нибудь в захолустье…
Марк, я последнее время не понимаю тебя: какую цель ты преследуешь, покрывая Антониев? На что ты рассчитываешь?
— Я поступаю так, как на моём месте бы поступил честный человек. — Осторожно сказал Брут.
— Не смеши. Честность всегда оборачивается злом против того, кто следует её заповедям. Чего ты ждёшь, ведя эту бессмысленную игру? Покончив с Антониями навсегда, мы уничтожим зло, которое принесло нам столько страданий…
— Каким образом? Дать сражение? Ты думаешь, мы победим?
— Брут, ты опять погружаешься в спячку! И кто внушает тебе все твои жалкие мысли?
— Кассий, Марк Антоний — талантливый полководец, выдающийся полководец… и этого я и боюсь. У меня один план: выжидать…
— Чего? Ладно, мы можем подождать годик-другой… может, Антоний и отступит! — С сарказмом сказал Кассий. Эта фраза подействовала на болезненно на всё реагирующего Брута, как удар кинжалом.
— Ждать год? — Вспылил он, приняв слова друга за чистую монету.
Между тем, Кассию настолько понравилась его собственная шутка, что он продолжал:
— Ну, да, а что? Антоний в войсках непопулярен… в общем, за год он совсем утратит былую славу… в Риме о нём забудут… и тогда…
И тут Брут понял…. Стычек с врагом не избежать. Но он не хотел крови! Он ненавидел войну, и его угнетало собственное участие в боевых действиях против тех людей, с которыми он надеялся договориться полюбовно. Но убийца Цезаря недооценивал хитрости и жестокости противника. Он, как и Кассий, слабо верил в полководческие способности племянника Цезаря, и, в то же время, надеялся на порядочность Марка Антония.
Между делом последний не дремал. В отличие от Брута и Кассия, он прекрасно понимал, что действовать нужно смело и решительно. Бывший консул знал, что его популярность в Риме стремительно падает, и, чтобы показать римлянам свою силу, он должен разбить войска заговорщиков. Он корил себя за ту минутную слабость, когда он, в память о Цезаре, и римском народе, пощадил республиканцев. Он думал, что расправится с ними после. Но римский народ был ещё не готов воспринимать идеи монархии, и поэтому у Брута оказалось столько сторонников. Подсознательно чувствуя, что республиканский строй — гибель для Рима, народ всё же хватался за то, что у них осталось — за Брута, который всем казался идеалом римского гражданина. Это Марк Антоний, как опытный политик, понимал, и он не мог лишить народ его идеи, его веры просто так, перечеркнув столетия славной истории одним ударом меча. И он решил вести бой.
Однако же, первую, неожиданную атаку Брута, он смог отразить, только понеся много потерь. Вторая атака произошла той же ночью, и опять с тем же результатом. Антоний начал понимать, что ему нужны подкрепления. Но почему Октавиан медлил? Сам Гай Октавий был ему ни к чему, он бы и без него справился прекрасно, имея достаточно людей в войсках. Но вот этого-то как раз и не было. Кассий и Брут нападали неожиданно. Нужна была особая стратегия, чтобы отразить их удары. Но без подкрепления Антоний долго не мог продержаться, тем более, что он мечтал разбить Брута до наступления холодов, пока о нём в Сенате совсем не забыли, да и зимовка под Филиппами была ему совсем не желательна.
Первая весть о том, что войска республиканцев в Европе, заставили волноваться весь лагерь Гая Октавия. Сам Октавий не спал всю ночь, и думал о том, что происходит. Природная одарённость и характер, доставшийся ему от дяди, заставили его выработать свою стратегию. Он понимал, что талант полководца в нём зарыт довольно глубоко, и уже первая битва может заставить посмеяться над ним любого дилетанта. Октавиан откровенно завидовал Марку Антонию, и жалел, что в нём нет ни толики его отваги и героизма. Но когда-то его любимый учитель ему сказал: «если хочешь возвышаться над людьми, ничего не делай своими руками. Управляй, а не будь управляем. Веди, а не будь ведом». Эту фразу юный политик запомнил надолго…
Прекрасно зная свои слабости, Октавиан тщательно скрывал их от глаз посторонних. И теперь, видя, что Антоний сильнее его в военном деле, он позволял ему показать на что тот способен. «Придёт время, и я уничтожу этого охотника до власти. Пусть только споткнётся…», — думал юноша, лёжа на ложе в палатке. Армия сделала перерыв, и в это время Агриппа, понимая, что скрывать больше не имеет смысла, доложил, что войска республиканцев уже в Европе, а Брут нанёс два поражения Антонию. Племянник Цезаря упал духом, и в это время, как назло, его сразила какая-то страшная болезнь: сильнейший кожный зуд охватил всё тело. Октавиан совсем запаниковал. Однако же, Агриппе удалось заставить его взять себя в руки, объясняя, что всё это от нервов и переутомления. Юноша и правда выглядел очень уставшим. Он не спал несколько ночей подряд, а зависть к Антонию и Бруту настолько точила его, что он не мог справиться с ней даже во сне. Октавиану хотелось быть кем-то значительным, и непременно великим, однако же события, развернувшиеся против его воли, отодвигали желаемое на неизвестное время, что ещё больше бесило юношу и расшатывало его нервную систему. Немного подумав над словами Агриппы, Октавиан не нашёл ничего лучше, как свернуть в Диррахий, тем более, что погода это вполне позволяла. В Диррахии войска Октавиана встретили без особого восторга, но места для легионеров быстро нашлись, а к Октавию были приставлены лучшие лекари. Болезнь вскоре отступила, но юноша медлил с отъездом в Филиппы. Ему хотелось потянуть время, чтобы понять, на чьей стороне будет перевес: на стороне республиканцев или же на стороне Марка Антония?
— Вы с ума сошли! — Причитал Агриппа. — Разве Александр Великий избегал сражений? Вы что позволите Марку Антонию торжествовать? Да и потом, если Бруту удастся одержать верх, то кто будет Вас защищать? Где Вы возьмёте опытного и преданного Вам полководца? У Антония нет иного выбора, поэтому пользуйтесь моментом.
Октавиан призадумался. Потом сказал:
— Ты прав, Агриппа. Придётся использовать зло во имя благих целей. Нужно укрепиться. А потом…
Агриппа тяжело вздохнул. Он знал, что потом Октавиан поступит также, как и его дядя: уничтожит бывших союзников, которые, собственно, ему будут уже не нужны.
И вот войска Октавиана подошли к Филиппам. Антоний вышел их встретить, однако Гай Октавий не пожелал разговаривать с полководцем, сославшись на болезнь. Тем не менее, он поручил Агриппе узнать обо всём подробно. Марк Антоний, пользуясь столь дерзким поведением молодого союзника, отвечал уклончиво. Как только он отослал Агриппу, и разобрался с новоприбывшими легионерами, один из солдат сообщил ему, что Кассий атакует. Гай Октавий, едва весть дошла до него, поспешил скрыться в палатку. Марк Антоний стал соображать. Противник смел и решителен, но опыта у него маловато. Вернее, смел и решителен Кассий, на счёт Брута он сомневался. Кроме того, в войсках Брута находился его родной брат Гай, которому можно было поручить сеять раздор среди приятелей, в плохих полководческих способностях которых он не сомневался. Марк Антоний тут же направил в лагерь противника лазутчика, который, вернувшись, доложил ему, что Гай согласен действовать заодно с братом.
— Какие настроения у предателей? — Спросил Антоний.
— Брут подавлен, Кассий смел и решителен. — Ответил юноша.
Полководец заплатил ему, и отправил на небольшой отдых. В лагере Октавиана царила паника. Юноша никак не мог справиться с ситуацией, а слух о том, что Кассий наступает, совсем поверг его в шок. Он мог наблюдать, как вязли в болотах войска Антония, и как их добивали штыками озверевшие люди Кассия, и это не могло не вызвать у него панический ужас. Как только Антоний освободился, Гай Октавий подкрался к нему, и нерешительно сказал:
— Одному из моих друзей приснился Юлий Цезарь, и поведал о том, что необходимо покинуть лагерь.
Антоний выслушал всё со стоическим терпением. Что ж, он справится и один, лишь бы мальчишка, на манер Цезаря, не присвоил все заслуги себе.
— И что же Вы намерены делать? — Спросил он, не меняясь в лице.
— Полководец! — Услышал вдруг Марк Антоний голос одного из военных начальников, который едва выбрался из болот. — Мы увязли в болотах. Помогите! Нужны свежие силы…
Мужчина кивнул, презрительно посмотрел на Октавиана, и скрылся вслед за звавшим его легионером. Гай Октавий завистливо посмотрел в сторону Марка, и сжал кулаки.
Марк Антоний видел, что Кассий действовал решительно. Он не мог смотреть на начавшуюся на болотах беспорядочную бойню, когда все уже перестали подчиняться чьим-либо приказам. Легионеры и Марка, и Гая просто топили друг друга, нанося беспорядочные удары чем ни попадя по телу. Хаос немного ошарашил Антония, но вдруг, как по желанию какого-либо божества, ему пришла в голову следующая мысль: «а что, если Кассий намеренно устроил эту внезапную атаку, выманив его на поле боя, чтобы Брут разбил самовлюблённого, но беспомощного Октавия?». Полководец корил себя за недооценку противника. Какой он был глупец! Сделав ставку на Кассия, он позабыл о Бруте, который был не более опытен в военном деле, чем его союзник.
«Странная параллель! — Подумал Антоний. — В нашем лагере слаб Октавий, в лагере Брута — сам Брут? И теперь этот любитель философии, вероятно, до смерти напугал этого щенка Октавиана!».
Ухмыльнувшись про себя, мужчина поспешил отдать несколько приказов помощникам, и помчался разгребать неразбериху, царившую в лагере Гая Октавия, который к тому времени уже покинул место сражения. Его легионы остались без командования. Подобного позорища Антоний не видел в своей жизни! Про себя он даже похвалил Кассия за хорошую стратегию… но доверить войска Бруту? Это было бы тоже самое, если бы он доверил командовать Октавиану!
Полководец отдал войскам приказ наступать. Легионеры Брута, поняв, что они с таким полководцем вряд ли смогут противостоять дисциплинированной армии противника, побежали с поля битвы.
Кассий в это время, к своему несчастью, увяз в болотах. Видя, что противник наступает, мужчина стал злиться. Он ещё лелеял надежду, что Бруту удастся разбить лагерь Октавия. Республиканец старался двигаться осторожно, но дурные предчувствия мешали ему сосредоточится. Какая-то тревога поселилась в душе. В это время в небе показались две птицы: хищник и жертва. Хищник нацелился на жертву, но та сумела ускользнуть. Хищник полетел за ней. Гай понял, что его друг проиграл. Вдруг, в общей свалке, кто-то толкнул мужчину, и он почувствовал, что оступился. Болото стало затягивать Гая, который от отчаянья стал искать за что зацепиться, но тут его щитом ударил кто-то из воинов Антония. Он потерял равновесие. Гай пытался сопротивляться, но болото затянуло его. Свалка продолжалась…
… Брут не на шутку испугался, когда увидел, что войска Антония окружают его. Солдаты бегут, все бегут. Никто не подчиняется его приказам. Бежать? Брут так поступить не мог. Он не был бы Брутом, если бы бежал с поля боя. Его друзья, Волумний, Мессала и Каска, предлагали ему бежать. Только град стрел показался ему довольно убедительным доводом. И тираноборец укрылся в лагере Кассия. Разобщенность в лагере Кассия царила жуткая. О самом Гае ходили разные слухи, что тот был либо убит, либо покончил с собой, либо увяз в болотах. Версию о самоубийстве Кассия особо старательно распространял Гай Антоний, но Брут решительно её отмёл: на Кассия это было не похоже.
-что ты думаешь, Каска? — Спросил он у товарища.
Каска замялся.
— Я знаю, что Кассий погиб. – Уклончиво ответил он.
— И я это знаю. — Брут оставил Публия Сервилия.
Антоний уже закончил «работы» в болотах, и стал решительно атаковать противника: ему уже доложили, что Кассий погиб.
Бруту становилось очень тяжело. Ведь со смертью Кассия, он должен был принять командование на себя. Как это могло выглядеть, республиканец абсолютно не знал. В войсках был настоящий разлад. Марку Юнию не доверяли, ему перестали подчиняться, и даже поговаривали о том, что были бы не против сдать его Антонию. Этого самолюбие Брута не могло допустить. Сдаться врагу живым? Что о нём скажут в Риме? В это время в лагерь пробрался некий Клодий, рассказав республиканцам о гибели в морском сражении двух флотилий Антония и Октавиана. Но рассказу юноши никто не поверил…
…День близился к закату. Брут смотрел на уходящее кроваво-красное Солнце. В руках он держал чашу с вином, в которую он уже всыпал яд. В голове у Брута пронеслись стихотворные строчки:
О, Зевс да не избегнет кары
Виновник бед моих и скорбей…
«Сервилия не простит мне поражения…», — подумал Марк, вспомнив о матери. Брут ухмыльнулся, вспомнив, как за несколько дней до этого, он просил Волумния поразить его мечом. Он унижался, плакал, но Волумний не смог убить товарища. В чаше был сильнодействующий яд, который он украл у доктора, бывшего в их лагере. Почему-то Марк Юний вдруг вспомнил про Порцию. Она тоже пыталась покончить с собой, накануне убийства им Цезаря. Но даже известие о том, что супруга тяжело больна не остановила Брута. Смерть Кассия доконала его окончательно. За несколько часов до заката, Марк Юний в срочном порядке отослал сына Порции на остров Таос. Мальчишка ещё сопротивлялся!
Порция… И она не смогла устоять перед обаянием Цезаря. Брут поморщился. И вдруг перед ним в пурпурном одеянии предстал Гай Юлий.
— Иди ко мне, сын мой. – Сказал он, протягивая к нему руки. — Твоё время подошло к концу…
И Брут выпил яд.

0 комментариев

  1. kovin

    file://localhost/C:/Documents%20and%20Settings/Riker/Desktop/berne_brut_ubiyica_idealist.html
    Большой роман Анны Берне.» Брут. Убийца — идеалист».
    В нем есть седьмая глава «Встреча при Филиппах».

    «Дорога к Амфиполю пролегала между двух невысоких холмов. Именно с этой стороны убийцы Цезаря ждали подхода легионов Антония и Октавиана». — это цитата из романа Анны Берне.

  2. helgayansson

    Я Анну Берне читала, но мне её произведение не понравилось. У неё отсутсвует логика, и слишком много хвалебных слов в адрес Брута. Я считаю это не соответствующим истине. Брут не был лидером среди республиканцев, как и Ленин не был лидером среди большевиков до известного времени. Я взяла только то, что не подлежит сомнениям — то есть можно подтвердить исторически. Вообще, у неё не роман, а историческое исследование, как она сама писала. Я сама пишу роман про эи события, и это глава из моего романа «Венец Всевластие», переделанная под рассказ.

  3. aksel

    Продолжая завидовать Вашему мастерству, обращаю внимание на перлы только в превых строках сей опупеи:
    Время выпало нелегкое — жребий выпадает, а время настает
    рядом римлянам приходилось наблюдать гр. войну — а не рядовым? а кто участвовал в войне — неримляне?
    Октавином (считывать надо!) — еще одни наследником — читатель не знает про тех, других наследниках
    борьба за право на власть — вообще-то борьба за власть
    противники кое-как сблизились — тарабарщина, понятная любому непредвзятому читателю, знающему русский язык
    Марк Антоний с Октавианом засели за проскрипции — перл! А что же Лепид-то не "засел". Он что ли сачковал и лишь потом засел?

Добавить комментарий