— Любимый, люби-и-и-имый!
Я ненавижу, когда меня будят. Особенно – рано. Особенно, если я вчера перебрал.
— Любимый!
Я готов разорвать ее на куски.
— Люби-и-и-имый!
— Что тебе нужно?
Вопрос задается тоном, способным дробить камни. Элен на мгновение задумывается, но решается продолжить. По-видимому, то, что она собирается мне сообщить, действительно важно. По крайней мере, для нее.
— Любимый, у меня для тебя сюрприз…
— Послушай, ты действительно считаешь, что шесть часов утра – подходящее время для сюрпризов?
Элен прячет обиженную гримаску и замолкает. Три года жизни со мной научили ее осторожности.
— Ты меня разбудила в шесть утра, чтобы молчать?
— Любимый…
— Давай, пожалуйста, без всего этого дерьма. Ну?
Элен обиженно отшатывается, но потом берет себя в руки и тихо произносит:
— У нас будет ребенок. Ты… рад?
Я — рад? Да я просто вне себя от счастья! Дети – это же так прекрасно!
И всегда так вовремя!
— Послушай…
— Ты… не рад?
Я ненавижу, когда она плачет. Мне хочется в этот момент свернуть ей шею.
— Элен, очнись! Какой ребенок?! Это в тот момент, когда мне дают повышение? В тот момент, когда я начал строительство этого чертового дома?! Ты хочешь все испортить? Скажи, ты этого хочешь?!Элен начинает плакать сильнее.
— Заткнись! – кричу я, и она смотрит на меня, как загнанный зверек, пытаясь на ходу совладать со всхлипами.
— Приготовь мне кофе!
Встает и покорно идет на кухню. Я чувствую, что должен сказать что-то утешающее:
— Не бойся, тебе не будет больно. Я найду хорошего доктора.

Аттракционы, аттракционы!!! Карусели бегут по кругу, наращивая скорость, раскручиваясь под самое небо, музыка гремит неистово, заглушая даже самых горластых детей, свет мелькает перед глазами, складываясь в разноцветные эллипсы, раздражая и слепя, вокруг люди, шары, сахарная вата…

Аттракционы, аттракционы!!! У меня начинает кружиться голова. — Идем присядем. Элен настороженно идет за мной. Эта она вытащила меня сюда, и поэтому сейчас ждет выволочки. Что ж, приходится признать, она недалека от истины.
— Послушай, Элен… — начинаю я, и вдруг перехватываю ее взгляд. Она смотрит на сидящую на противоположной скамейке мамашу, пеленающую младенца. Мне хорошо знаком этот ее взгляд. Взгляд женщины, у которой никогда не будет детей. А кто, черт возьми, знал, что тот аборт будет последним в ее жизни? Я знал? Или тот врач знал? Хотя, мне кажется, он меня о чем-то предупреждал. Я уже не помню. Но какая сейчас разница! Это Элен во всем виновата, ее безалаберность, безответственность, нежелание понимать меня и мои проблемы…
— Идем домой, — говорю я недовольно, пытаясь положить конец раздражающей меня сцене.
Элен с трудом отводит глаза от младенца. В глазах слезы. О Господи, начинается. Она сдерживает себя, берет в руки, и, улыбнувшись, спрашивает:
— Идем еще покатаемся? Нет, с меня хватит. Если хочет, пусть катается одна. А я пока поищу туалет.
Элен идет кататься на чертовом колесе, а я продираюсь сквозь потную, полупьяную толпу. Я уже готов взорваться, когда внезапно прямо передо мной возникает крохотная тропинка, ведущая вглубь парка. Я делаю шаг на эту тропинку, и со вздохом облегчения иду прочь, подальше от всей этой свистопляски, гремящей музыки и огней. Тропинка глухая, пользуются ею, по-видимому, редко, и звуки музыки с каждым моим шагом доносятся сюда все слабее и слабее. Впереди, в глубине парка, белеет невзрачный маленький домик. Я с довольным видом направляюсь к нему и с удивлением обнаруживаю сидящего на крыльце домика человека. Человек маленький, неопределенного возраста. Он читает журнал.
— Скажите, это туалет? – спрашиваю я без особой уверенности.
— Нет, — человек на секунду отрывает глаза от журнала и смотрит на меня безо всякого интереса.
— А где туалет, вы не знаете?
Человек неопределенно поводит плечами и собирается вернуться к чтению. Я не очень люблю, когда со мной невежливы.
— Послушайте, любезнейший, — начинаю я, собираясь задать ему трепу, но тут мой взгляд наталкивается на маленький черно-белый плакатик, висящий у самой крыши домика. На плакатике неумелой рукой сделана корявая надпись: «Аттракцион «Зеркало». Это какой же идиот придумал засунуть этот домик сюда?
— А что у вас здесь такое? – спрашиваю я, заинтригованный, у странного кассира.
— Разве мсье слепой? Тут же ясно написано: «Аттракцион – «Зеркало».
Я пропускаю его хамство мимо ушей.
— Так это — комната смеха?
— Нет.
— Страха?- Это – как повезет.
— Послушайте, что вы мне голову морочите? В чем суть вашего аттракциона? Что видно в это чертово зеркало?
— Чертово? – неожиданно кассир оживляется – Хорошо сказано!
Я понимаю, что все мои попытки что-то выяснить – бесплодны, и разворачиваюсь, чтобы уйти.Внезапно кассир подает голос:
— В этом зеркале, мсье, каждый видит самого себя.
— Да вы что? Какой интересный аттракцион! – теперь пришла моя очередь издеваться над этой сволочью.Кассир делает вид, что он моей иронии не понимает:
— А вы зайдите, мсье, и сами убедитесь.
— Ну да, такой я идиот!- Зайдите, мсье, это бесплатно!
Я неуверенно приближаюсь к деревянной двери.
— Заходите, не бойтесь! Я чувствую, вам понравиться!
На губах кассира играет непонятная ухмылка. Я уже решаю для себя, что пора заканчивать этот балаган, но тут ручка двери, влекомая неведомой силой, поворачивается, и я вхожу внутрь странного домика.

Темнота, окружающая меня, так глубока, и так безмолвна, что я невольно делаю шаг назад. Удивительно, но мое тело не наталкивается на дверь. Ее нет. Я шарю руками в поисках стены, но не нахожу ничего.
— Что за идиотские шутки? – кричу я в пустоту, и застываю на месте. Моего крика не слышно. Я раскрываю рот, как выброшенная на берег рыба, но не могу издать не звука, хотя мои голосовые связки звенят от напряжения. Внезапно впереди меня загорается свет. Я бросаюсь к нему в бессильном отчаянии и бегу долго, слишком долго. Мысль о том, как можно долго бежать в пятиметровом домике, даже не приходит мне на ум, настолько мне страшно.Свет впереди крепчает, становиться ярче, и я останавливаюсь. Передо мной на громадной стене висит зеркало, огромное, черное. Свет, который я вижу, исходит изнутри. Внезапно какое-то движение зарождается там, в зеркале, увеличиваясь, и становясь четче.
Я вижу, как ко мне приближается человек. Он несет в руках сверток. Абсолютная тишина звенит в моих ушах, и ужас новой, неизведанной опасности окатывает меня холодным потом. Человек подходит к границе зеркала и медленно поднимает голову. Я вглядываюсь в него, и в страхе делаю еще одну бессмысленную попытку позвать на помощь. На туловище существа торчит страшная, звериная голова, желтые клыки торчат из кровавой пасти, а холодные змеиные глаза пусты. Монстр смотрит на меня в упор и медленно протягивает сверток, который держит в руке. Сверток проходит сквозь зеркало, оставляя на нем легкие волны, и падает к моим ногам. Против своей воли я наклоняюсь, безуспешно пытаясь понять, почему я до сих пор не сошел с ума, к свертку, и разворачиваю его. Мерзкая, липкая жидкость наполняет мою ладонь, и я застываю на месте. Внутри, в липкой жиже, уткнувшись затылком в пол, лежит мертвый ребенок. Я поднимаю глаза, и то, что я вижу в зеркале, страшнее мертвого ребенка.
Я вижу в зеркале себя.