ВОЙНА

-Как дела?- спросил Александр, пожимая руку друга.
-Так себе,- ответил тот, и они пошли вниз по улице к площади.

Был холодный январьский день, с утра очень холодный, но потом к вечеру немного потеплевший.
Наверное, пойдет снег, подумал Эрнест, не слушая болтовню своего друга. Хорошо бы, если пошел снег. Ведь сначала этого года еще снега не было, и снег был бы очень кстати; хотя бы все вокруг стало белым, а то сейчас все серо и грязно…
Погода была действительно мерзкой: было холодно, серо и тошно на душе от этой самой погоды. Мокрые улицы, мокрые дома, мокрые деревья – все было мокро и липко. Несмотря на то, что уже был январь, погода была осенняя. Люди даже останавливались на мгновение и удивлялись: “Почему все еще осень?” Но это была уже не “больная, прекрасная осень” Аполлинера. Теперь она умерла, и от нее веяло отвратительным запахом истлевшего трупа…
Грязные автомобили ездили вверх и вниз поулице, действуя на нервы шипением своих колес по мокрому асфальту, и это напоминало о том, что действительно что-то умерло, но все еще дает о себе знать.
На улице не было многолюдно, но те, которые были на улицр, были хмуры, и, как все остальное вокруг, серы и мокры. Подняв воротники своих пальто и плащей и щюрясь от холода, они спешили по своим делам, низко опустив головы, и каждый думал об одном и том же: город в блокаде и началась война. В городе записывались в ополчение и уходили на восток – воевать…
Постепенно темнело, и потом стало уже совсем темно. Они шли к площади. Там всегда, и днем и ночью последние месяцы было полно народу, а в эти дни – особенно. Каждые полчаса члены Общенационального движения сообщали о положении на фронте. Что касается правительства, то оно давно дискредитировало себя и со дня на день должно было подать в отставку. Общенациональное же движение находило средства для покупки оружия (никто не знал, откуда они покупали оружие), и еще организовало ополчение. Люди на площади стояли и слушали, несмотря на мороз. Когда Александр и Эрнест дошли до площади, там стали сообщать, сколько человек было убито во время последнего боя. Тогда и пошел снег. Александр сказал, что слава богу, что пошел снег, и одна пожилая женщина попросила его помолчать. Потом она объяснила: у нее там, на войне, сын, и она хочет услышать все, что говорят о Восточном фронте. Эрнест подумал, что ее сына, наверное, убили, потом удивился своей уверенности.
-Вы получаете от него письма?
-Нет,- ответила пожилая женщина и достала из сумочки платок, чтобы вытереть слезы.
Значит, ее сына точно убили, снова подумал Эрнест… Боже, почему я так уверен?
Они еще немного постояли и ушли. Народ все стоял и не собирался расходиться. Они шли молча. Снег все шел и даже усилился и – слава богу!- не таял. Планета замерзла, подумал Эрнест и усмехнулся от своей мысли.
-Когда нам дадут оружие?- спросил он.
-Завтра утром,- неожиданно весело ответил Александр.
-А когда нас отправят туда?
-Утром и отправят,- еще веселее ответил тот.
Эрнест вздохнул.
-Что, не хочется?- съязвил Александр.
-Хочется,- солгал Эрнест.
Они снова помолчали. Город был ярко освещен фонарями, рекламными щитами, разноцветными лампочками на голых деревьях, как на Рождество. Город с блеском провожал своих сыновей-героев на фронт. Были открыты все кафе, бары и рестораны, из которых выходили прехорошенькие девушки со своими кавалерами, многие из которых были уже в солдатской форме. Все горело и веселилось, желая увезти с собой на фронт такие же, как рекламные щиты, яркие воспоминания и впечатления от любимой девушки и вина. Но все было липко, мокро, несмотря на снег, от которого немного приглушалось шипение колес автомобилей.
Они продолжали идти молча, прислушиваясь, как хрустит под ногами свежевыпавший снег, и это было приятно: снег был чистый и новый.
-Может, зайдем куда-нибудь? Не вечно же мы будем идти,- сказал наконец Александр.
-Куда?
-Не знаю.
Они остановились. От того, что остановились, стало вдруг очень тихо. Слышно было, казалось, как падает снег, и еще – было очень тепло. Эрнест подумал, что уже 4 дня, с тех пор, как положение на фронте ухудшилось, он не виделся и не говорил с Эвой Дакк, и ему очень захотелось к ней.
-Пошли к Эве,- сказал он Александру.
-Пошли.
-Ты можешь даже сбегать к Розмари и вместе с ней прийти к Эве, и мы вместе проведем этот последний вечер и, может, ночь. Последняя ночь все-таки.
-Ты гений, Эрни!
Они попрощались, договорившись встретиться в доме Эвелины Дакк. Оставшись один, Эрнест подумал о том, как он скажет Эве, что завтра утром он уезжает на фронт… Он вздохнул.
Он позвонил три раза, и Эва открыла ему дверь. Он всегда звонил три раза, и она догадывалась, что это он. Открыв дверь, Эва обняла его. Эрнест был весь в снегу и очень приятно пахнул свежим, новым снегом. Он поцеловал ее.
-Почему же ты так долго не приходил?- спросила она, когда Эрнест уже вошел и, закрыв за собой дверь и стал снимать пальто. Он ничего не ответил, поднял ее на руки и понес в комнату. Там он сел на диван и положил ее к себе на колени.
-Эвочка, милая, ты только не волнуйся, хорошо?- Он опять поцеловал ее.- Я записался в ополчение.- Он стиснул в своих сильных руках худые плечи Эвы.- Не я один: все у нас записывались, и Александр.
-Ты знаешь, мне от этого не легче, что Александр тоже записался.- Она хотела было заплакать, но “взяла себя в руки” и спросила:- Розмари знает?
-Не знаю. Кстати, они сейчас будут здесь.
-Кто?
-Александр и Роз.
-Почему же ты молчишь? Я сейчас что-то приготовлю.- Она хотела пойти на кухню, но остановилась на полпути, задумалась и тихо, осторожно спросила: А… когда вы едете?- Она стояла в дверях комнаты и была прекрасна: такая маленькая, красивая, тонкая, изящная… Как хорошо, что на нее падает свет, подумал Эрнест, от этого ее черные волосы блестят…
Он ответил:
-Завтра утром…
Эва ничего не ответила, только прошлась молча по комнате, села на диван, посидела минуту напряженно, не шевелясь, потом уткнулась лицом в спинку дивана и тихо заплакала.
Энест сказал:
-Что же ты плачешь раньше времени, глупенькая? Меня же еще не убили…
Эва резко встала и побежала на кухню. Эрнест хотел было пойти за ней, но тут позвонили в дверь, и он пошел открывать. На пороге стояли Александр и Розмари, сплошь покрытые снегом, румяные и, как всегда, веселые, остроумные и язвительные. Они зашли не сразу, а по своему обыкновению, стали дурачиться.
-Эва, скажи этим идиотам, чтоб они вошли в дом, а то мы потом замерзнем!- закричал Эрнест. Эва тутже галопом прибежала из кухни. Александр и Роз подурачились еще немного и вошли. Розмари пошла на кухню помогать Эве, а Александр с Эрнестом остались в комнате и закурили. Эрнест открыл карту.
-Куда нас отправят?- спросил он шепотом.
-Вот сюда.- Александр показал место на карте.- В самое пекло, где нас обязательно убьют.
Помолчали. Потом Эрнест совсем тихо спросил:
-Слушай, а ты Роз уже сказал, что мы уже завтра… того?
-Нет. Я позвоню ей по телефону уже оттуда.
-Ее хватит удар.
-Ну нет,- засмеялся Александр.- Она не такая, как твоя Эва. Розмари у меня из железобетона.
-А ты знаешь, Эва уже все знает.
-Да? И что?
-О чем это вы тут секретничаете?- спросила Розмари, внезапно оказавшись за их спинами. Они и не услышали, как она вошла в комнату.
Эрнест закрыл карту. Александр сказал:
-Ни о чем. Просто так.- Он улыбнулся и поцеловал Роз в лоб.
-Кушать подано, господа! Прошу к столу,- сказала Эва.
-А выпить есть что?- спросил Эрнест.
-Обязательно.- Эва довольно улыбнулась.- Я купила бутылку специально для тебя, чтоб ты пил, когда придешь ко мне. Красное, полусадкое вино! Так чтовыше голову, солдаты…- Эва смутилась от слова “солдаты”.
Она ужасно права, подумал Эрнест, мы уже солдаты, но все же…
-Боже, какая я идиотка…- пробормотала Эва.
-Ничего.- Эрнест обнял ее и поцеловал. Александр весело подмигнул ей.
-Что это вы остановились? Давайте же сядем за стол, а то уже поздно,- сказала Роз, которая уже сидела за столом и непонимающими глазами смотрела на своих друзей.
Эва, Эрнест и Александр сели за стол. На часах пробило 12-ть, и Роз пожалела, что это – не новогодняя ночь…
-Так хочется опять встретить Новый год!- сказала она.
-И надеется, что новый год будет счастливее старого, не так ли?- добавил Эрнест и залпом осушил свой бокал.
И ничего не получалось! Александр и Эрнест решили в эту ночь не киснуть и не говорить о войне и быть веселыми, но ничего не получалось. Розмари и Эва решили выпить за здоровье Эрнеста и Александра. Ну что ж, подумал Эрнест, пусть так… Но судя по всему ваших мужчин самое позднее послезавтра убьют. Потом выпили еще несколько глупых тостов, потом Эрнест сказал:
-А давайте выпьем за то, чтобы мы вернулись.- Он ултбнулся.
-Откуда вернетесь?- спросила Розмари.- Вы куда-то уезжаете? И вообще я не понимаю, почему у вас такое настроение. Вы что, заболели?
Эва посмотрела на Эрнеста. Она еще ничего не знает, не так ли?- говорил ее взгляд. Эрнест выпил еще. Александр посмотрел на свою подругу.
-Роз, ты помнишь, я тебе говорил, что я с Эрнестом записался в ополчение?- Он смотрел ей прямо в глаза.
-Да. А что?
-Так вот: мы уезжаем завтра утром…
-Что?..
На улице по-прежнему шел снег, медленный, кажущийся бесконечным снег, и, как будто сговорившись с домами, он опускался на продрогшие их крыши и не таял. По-прежнему грязные авто ездили по улицам города, шипя своими колесами, но их становилось все меньше и меньше, потому что было уже поздно.
На площади по-прежнему было много людей, и они стояли, окоченевшие от мороза, и слушали сообщения о Восточном фронте, но людей становилось все меньше и меньше, да и сообщений было мало, и они все чаще повторялись. Говорили, что ТЕ на время перестали обстреливать позиции ЭТИХ, и уточнялось число убитых.
Эва принесла свечи, потому что электричество выключили. Из-за блокады, говорили, не подвозилось топливо для Электростанции, и по ночам на несколько часов в домах выключали свет в целях экономии. Зато кафе, рестораны и бары работали на полную мощность; они не закрывались ни днем ни ночью, и владельцам их это было на руку (единственные люди, наверное, кроме проституток и политиков, кому война шла на пользу). А люди не понимали, если есть электроэнергия для ресторанов, то почему его нет для квартир?
Эва, Эрнест, Розмари и Александр сидели молча на диване и смотрели, как от свечей искрится вино в хрустальных бокалах. Эва положила голову на грудь Эрнеста и отчетлива слышала каждый удар его сердца: оно билось размеренно и спокойно. После того, как Александр сказал все, Розмари долго плакала, и теперь она уже перестала плакать и удобно устроилась на плече Александра и молчала, иногда прерывая всеобщее молчание тихим всхлипыванием.
Александр взял гитару и начал что-то тихо наигрывать. Он не хотел петь, хотя и Роз попросила его об этом.
Они сидели вчетвером на диване и боялись шевельнуться, биялись оторваться друг от друга, боялись не услышать вдруг, подняв голову, биения сердца того, кто рядом… Их пугала та устрашающая неопределенность, которая впереди; их пугал страх, ими же самимми не объяснимый, который был, казалось, во всем: в ярко горевших свечах на столе, в тенях, медленно скользащих по стене от фар проезжающих на улице редких автомобилей; в скудной пище, которую они ели (“Город ест последние запасы, скоро начнется голод,”- сообщили на площади.); во всей этой темноте, и даже в снегу, который еще шел, все усиливаясь и усиливаясь…
Потом включили свет; это было неожиданно (как всегда неожиданно!), и они вздрогнули, но посмотрели друг на друга и улыбнулись. Александр и Розмари сообщили, что они идут спать, поскольку завтра вставать рано, и советовали тоже самое сделать Эрнесту и Эве. Они ушли, но Эва и Эрнест еще долго сидели на диване, и он ей что-то тихо нашептывал на ушко, а она плакала и кивала головой, говорила “обязательно, конечно, как ты скажешь…”, и так почти весь остаток ночи.
Утром снег перестал идти, и было все белым бело: дома, улицы, деревья. Воздух был чистым, и стояла такая тишина, что терпеть, казалось невозможно было такую тишину.
За завтраком Александр сказал, что повезет Розмари к своей матери: она поживет там, пока он вернется, а за одно присмотрит за матерью: у него она больная.
Сразу же после завтрака Александр и Розмари уехали. Эва и Эрнест опять остались одни.
-А мне спешить некуда,- сказал он, посадив ее к себе на колени.- Мне некуда тебя везти: у меня нет родителей и родных… Лучше бы были, правда? Ты бы тогда не осталась одной.
Потом вдруг зазвонил телефон.
-Алло? Эрнест? Это Розмари! Эрнест, у Александра умерла мама, сегодня ночью. Он не поедет, слышишь?
-Передай ему, что я еду в аэропорт, и там все объясню. Передай ему, что я полечу без него…

———
Александр стоял в аэропорту вместе со всеми и ждал вертолет, который перебросит их на восток. С тех пор, как умерла его мать, прошло 7 дней, целая неделя. Теперь он был совсем один. Как Эрнест, подумал он. Наконец, вертолет прилетел, и они вышли из-под навеса и подошли к вертолету. С ними была почему-то какая-то женщина, которую Алексадр заметил еще в здании аэропорта, когда покупал сигареты.
Прежде чем сесть в вертолет, они (те, которые должны были лететь этим рейсом на фронт), должны были помочь выгрузить гробы с телами убитых и носилки с раненными. На гробах карандашом были выцарапаны имя, фамилия, год рождения и год смерти убитого. Вытаскивая из вертолета с каким-то парнем очередной гроб, Александр прочел на крышке имя Эрнеста…
-Это был ваш друг?- спросила пожилая женщина, подохдя к Александру.
Александр вздрогнул.
-Да.
-Значит, ему было всего 25 лет? А он выглядел намного старше.
-Он и был старше, то есть старее…- Алексадр почувствовал, что сейчас разрыдается.
-А я каждый день приезжаю сюда встречать сына,- сказала пожилая женщина.
-И что?
-Слава богу, его среди этих нет.
Разгрузка окончилась, и Александр, надев рюкзак и перекинув через плечо автомат, сел в вертолет.. Дверь захлопнулась и над головами неистово завертелись винты. Незнакомая женщина стояла чуть поодаль от вертолета и махала Александру платком. Вертолет тяжело оторвался (словно жик какой-то) от земли. Александр вспомнил, что ту пожилую женщину они с Эрнестом видели неделю назад на площади; она слушала сводку последних новостей с Восточного фронта.

Июль 2000 года.