В белую ночь на крыльях чайки…


В белую ночь на крыльях чайки…

Расставались тяжело. Он – боялся новых проблем и не хотел уходить, а Она, наоборот – настаивала на этом, окончательно решив для себя, положить конец их бесплодным затянувшимся на годы отношениям.
В ту пору только начиналось лето, но июнь месяц выдался знойным и с первых дней уже побил все рекорды по температуре воздуха всех первых летних месяцев прошлых лет.
Наверное, от жары, которая случилась в этом году в столице, у неё и зародилась безумная мысль отправиться туда, куда Она мечтала вернуться на протяжении всей своей взрослой жизни, в город, где Она когда-то родилась — в Ленинград, а ныне Санкт-Петербург. Единственная проблема была в деньгах и единственный вопрос, который не давал ей покоя, — куда деть на время своего отсутствия ребёнка — двенадцатилетнюю дочь со сложным характером.
Но, по-видимому, эта поездка была одобрена, где-то там, на небесах, и мучившие женщину проблемы неожиданно с необыкновенной лёгкостью, практически сами собой решились.
Выручили, как всегда родители. Они добавили ей денег, взяв с неё клятвенное обещание, поклониться за них ленинградской земле, после чего мужественно согласились присмотреть за дочерью. На удивление — та не сопротивляясь, и покорно приняла предложенные ей условия. Уже на следующий день девочка с явным удовольствием отправилась гостить к бабушке с дедушкой.

К собственному удивлению Она, давно уже отвыкшая ездить куда-то в одиночку, чувствовала себя в этой поездке просто великолепно: улыбалась, разговаривала с совершенно незнакомыми ей людьми и не переставала восхищаться тем, какие приветливые, открытые и общительные её сограждане.
Прямо с вокзала, побродив по величественному городу, казавшемуся ей удивительно знакомым и родным, гордая от мысли, что ей посчастливилось здесь родиться, женщина, наконец, отправилась туда, где и планировала провести свой летний отпуск — в пригород на побережье Финского залива, в посёлок Репино и по приезде поселилась в одном из его пансионатов.
Большое окно её номера на девятом этаже имело балконную дверь. Даже не выходя на полукруглый балкон, можно было прямо из номера часами любоваться красивым видом из окна и наблюдать за поведением многочисленных пернатых обитателей воздушного пространства над посёлком и как целая стая огромных белых чаек, перелетая с места на место, ежедневно выпрашивает у постояльцев пансионата съестное.
Вид из окна действительно открывался сногсшибательный! Внизу, прямо от входа в отель брала старт и сбегала к заливу асфальтовая дорожка, разрезавшая напополам, как кусок пирога широкую тёмно-зелёную полосу лиственного леса. Навстречу ей, прямо от линии горизонта, сливавшегося с серо-голубой балтийской водой, издали казавшейся сверкающей атласной лентой, назад к лесу, к зелёной полосе из лиственной массы примкнула другая полоска — жёлтая полоска пляжа.
В общем, любуйся, сколько хочешь, хоть днём, хоть ночью! Всё равно круглые сутки светло — сезон белых ночей.
Она сначала восхищалась от собственного открытия неподражаемости красот здешней природы, радовалась тому, что угадала наилучшее время своего приезда сюда, но вскоре, — вдруг приуныла из-за появившихся у неё проблем со сном. Даже, если Она гуляла весь день, обследуя окрестности, плавала и загорала на пляже, ходила в кино, а потом в сауну и в бар, — всё равно ночью ей никак не удавалось заснуть. Кроме того, элементарные оконные занавески из плотной ткани в номере отсутствовали, вместо них почему-то здесь был предусмотрен совершенно прозрачный тюль, лёгкая полоса которого всё время плескала на ветру, норовя сорваться и улететь вслед за чайками в открытое окно.
Да и с соседями в эту поездку ей явно не повезло. И хотя, Она ещё «в глаза не видела их» – своих соседей из верхнего номера, зато ночью отчётливо слышала, как они отдыхали. Эти люди (сколько их там было, она тоже точно не знала), по всей видимости, приехали в пансионат с единственным желанием «по-настоящему оторваться».
Уже за полночь неизвестные соседи стали ронять предметы мебели на пол, и, стуча своими каблуками, танцевать под гремевшую на полную мощь музыку. А ближе к утру, они – эти сверх меры весёлые люди начали спотыкаться обо что-то там, громко и на разные голоса материться, а потом вообще как будто бы дружно упали на пол, перед тем, как начать «мучить» в номере кровать, отчаянно скрипевшую на весь корпус.
От такой жизни вместо отдыха у женщины вскоре мог случиться и нервный срыв и появиться хроническая бессонница, но этого не произошло…
На следующий день женщина решила покормить птиц оставшимся у неё от завтрака хлебом, для чего, зачерпнув полную горсть хлебных крошек, вышла с ними на балкон. Это был, как оказалось, рискованный трюк. Едва увидев человека на балконе с протянутой рукой, все окрестные чайки, которые находились поблизости, и до этого момента мирно сидевшие на соседних балконах, с жутким криком и шумом, производимым десятками хлопающих крыльев тут же наперегонки ринулись за добычей.
Это было так страшно, что Она, выронив хлеб, мгновенно ретировалась обратно в спасительное чрево своего номера и плотно закрыла за собой балконную дверь. Уже через секунду полукружье балкона кишело чайками, которые галдели и дрались.
В то же самое время одна птица, наверное, самая крупная из них важно уселась на подоконник. Совершенно равнодушная к шабашу членов своего сообщества, она пристально, не отрываясь, из-за стекла взирала на испуганную женщину одним из своих огромных круглых глаз, внимательно следя за каждым её движением по комнате.
Через несколько томительных минут, перед тем как покинуть насиженный подоконник и улететь, вслед за своей вдоволь нагулявшейся на балконе стаей, странная чайка несколько раз постучала своим мощным клювом по оконному стеклу с таким строгим видом, будто хотела сказать женщине: «Прощай и будь осторожна!».
После этого случая женщина решила для себя: впредь выходить на балкон с оглядкой, только после того, как будет уверена в том, что по близости нет птиц.
В тот же вечер в голове её неожиданно всплыла и просто «зацепилась там за что-то внутри» одна стихотворная строчка: « Эти белые, белые, белые ночи. Мысли длинные, мысли короче».
Уставшая от бессонной ночи и от маленького происшествия с птицами Она сначала подумала, что эти слова она услышала где-то, или прочла в какой-нибудь книге, или газете, но когда в её голове началось складываться продолжение и возникать строка за строкой, Она с изумлением догадалась о том, что у неё рождается стихотворение.
Тогда, Она думала: «Странно, со мною этого давно не случалось, наверное, с юности… Ладно бы прозу, а то, поэзия! Девяносто процентов сумасшедших пишут стихи, а, может, я сама сошла с ума от этих соседей и белых ночей?»
Ответить самой себе на этот вопрос не получилось — не хватило времени, потому что вскоре у неё вновь возобновились схватки и продолжились творческие роды. Сначала наружу вышла как бы голова стиха – его первое четверостишье, затем плечи и тельце – второе и третье. Женщине стало казаться, что ещё чуть-чуть — и на свет появится целое стихотворение…
Но над заключительной частью его ей основательно пришлось потрудиться в ту белую ночь! Рифма долго не шла, и роды поэтического произведения закончились полностью только к семи часам утра.
Позже, собираясь идти завтракать в столовую пансионата, Она по-прежнему не выспавшаяся, но уже безмятежная и чрезвычайно довольная проделанной работой, ещё раз взглянула на своё творение. Оно уместилось на внутренней стороне мягкой обложки одного из экземпляров дамского чтива – одной из представительниц многотысячной армии книжек разового пользования, продаваемых на вокзалах.
С изнанки красочной обложки издания на плотной её бумаге, теперь красовались неровные по нескольку раз переписанные и в некоторых местах грубо перечёркнутые строчки, из которых складывалось следующее:

Эти белые, белые, белые ночи
Мысли длинные, мысли короче…

Что случилось со мной, почему поменялось местами
Всё, что было так важно, вдруг «неважно, что с нами»
Будет, есть и что было, тоже, впрочем, неважно
Не колышет, не душит, не стонет протяжно

Ночь светла, серовата, прозрачна,
Я свободна, одна, как удачно!
Одиночка, не вою, не плачу в ночи,
Проживу без тебя, ну а ты – промолчи

Я прошу, удержись, ни скажи мне, ни слова
И про то, что скучаешь, что любишь до гроба
Задержались слова лет примерно на пять,
Зря ты их подбирал, ведь придется терять!

Так, что лучше молчи, не шепчи, не кричи
Мы, пока что, друзья в этой белой ночи.

Прочитав, и улыбнувшись ещё раз в окружавшую её пустоту, наполненную солнечным светом дневного утра, женщина снова взяла в руки шариковую ручку. «Моему бывшему другу …. посвящается!», — дописала Она прямо там же на обложке чужого творения и решила, что эта книжка обязательно поедет с нею в Москву.

Через месяц они расстались – тихо, мирно и быстро. Сразу же после того, как Она прочитала Ему своё стихотворение. И больше не виделись.
Несколько раз после этого Она ездила в Санкт-Петербург, не в силах справиться с притяжением, возникшим внутри неё во время той поездки по отношению к родному городу, и острым желанием ещё раз окунуться в магическую, почти мистическую атмосферу белых ночей. Женщина знала теперь, что спасительные белые ночи умеют хранить прошлые воспоминания и чужие тайны, а прекрасные чайки приносят на своих белых крыльях нужное ей вдохновение…

0 комментариев

  1. vladimir_shtaygman

    По мелодии языка- точное попадание в цель! История,хоть и частная взволновала. За нами, действительно , свыше кто-то приглядывает, спасает в горькие минуты, подставляет свое плечо под наш крест. Оптимизма вам. Немецкий Гамбург. Владимир Штайгманн.

  2. svetlana_livoki

    Спасибо Вам, Владимир, за рецензию!
    Вы абсолютно точно уловили настроение автора и разгадали слегка завуалированный смысл произведения. Что касается языка — это лучший комплимент для меня!
    Всего Вам доброго в чудесном и ярком городе!

Добавить комментарий