Редактор не отпускал ни усов, ни бороды, потому что не считал себя лысым. Он сидел за редакторским столом и разгадывал весёлый кроссворд. Слово из шести букв, начинается на букву «Т», и заканчивается на букву «Т», — прочитал редактор, — раньше буквально означало вес, а теперь его можно зарыть в землю, вырыть из земли, или получить с неба. Что же это может быть? — подумал редактор. Вес, вес, — значит тяжёлый. Что такого тяжёлого можно зарыть или вырыть? — да всё, что угодно. А вот, если это самое тяжёлое упадёт с неба, то лучше под него не попадать. Может быть, трактор? Нет, во-первых, заканчивается на букву эр, а во-вторых, состоит из…раз, два, три,…из семи букв, — значит не подходит. Тогда…, тогда табурет. Начинается на т, и заканчивается тоже на т. Но, табурет не очень-то и тяжёлый, а вот если он упадёт, да ещё с большой высоты, тогда будет тяжело. А сколько букв в этом табурете? — семь. Нет, табурет не подходит. Редактор посмотрел на портрет Льва Толстого, который висел как раз напротив редакторского стола. Ну что, борода, — сказал вслух редактор, — может ты знаешь? И подумал, — откуда ты можешь знать? В твои времена таких слов ещё не было. Не знал ты, Лев Николаевич, что такое трактор.
Дверь редакторского кабинета открылась, и на пороге показался высокий и худой человек с портфелем.
— Можно к вам? — вежливо спросил человек с портфелем.
— А, Валёк! Заходи, дорогой, ты-то мне и поможешь.
Тот, кого назвали Вальком, вошёл в кабинет, аккуратно закрыв за собой дверь, и подошёл к редакторскому столу. Голая голова Валька прикрывалась волосами, которые начинались в основании затылка. Убедившись в том, что волосы лежат на прежнем месте, Валёк опустился на стул вместе с портфелем.
— Здравствуйте, Виктор Александрович, — сказал Валёк.
— А что так официально? — редактор протянул руку.
— А как мне тебя называть? — Витёк что ли? — сказал Валёк, пожимая протянутую руку.
— Хорошо-хорошо, я не Витёк, а ты не Валёк. Витя и Валя, так тебя устраивает?
— Нет, не устраивает, — сказал Валёк, — не всем же так везёт от рождения, как тебе.
— Что ты имеешь в виду? — редактор высвободил руку и взял карандаш.
— А то. Ты у нас кто?
— Кто?
— Ты у нас Виктор Громов. А я?
— А ты — Валентин Малышкин.
— Витя, ну ты что опять забыл? Или делаешь вид, что забыл?
— Извини, Валя, я тут закрутился совсем. Может я тебе что обещал?
Валёк убрал с колен портфель, и прислонил его к ножке стула.
— Ты что забыл мой псевдоним?
— А, вот в чём дело, — тупым кончиком карандаша редактор дотронулся до своего правого виска, — ну, здесь же кроме нас никого нет.
— Ну и что? А если вдруг кто-нибудь войдёт? А тут Витёк с Вальком, да? Давай уж тогда и колбасу в газете положим, и стаканы поставим, и говорить будем ложить вместо класть.
— Ладно-ладно, — согласился редактор, — я рад тебя видеть, дорогой Давид Подвигов.
— Вот это другое дело, — сказал Валёк.
— Кстати, Ва…, э…, Давид, — редактор убрал от виска карандаш, — а какие подвиги совершил царь Давид?
— А вот это совершенно не важно, важны исторические ассоциации, — Валёк снова проверил наличие волос на голове, — и не только.
— А что не только? — спросил редактор.
— Вот, в твоём имени, например, есть две большие буквы. Они и придают ему большую чувственную силу.
— Это какие?
— Это буквы эр.
— Да? — редактор положил карандаш на стол.
— А в моём, — продолжил Валёк, — это буквы д.
— А что, действительно здорово, — редактор посмотрел на кроссворд, — с такими буквами мы просто обязаны разгадать это слово.
— Какое слово? — спросил Валёк.
— Вот это мы и должны разгадать. Слушай. Это слово из шести букв, начинается на букву «Т», и заканчивается на букву «Т», раньше оно означало вес, а теперь его можно зарыть в землю, вырыть из земли, или получить с неба. Ну?
— Что ну? Я, честно говоря, не очень-то люблю разгадывать кроссворды, но подумать можно.
— Вот и подумай.
— Трактор не подойдёт?
— Ва…, Давид, ну ты что? Во-первых, трактор состоит из семи букв, а не из шести, а во-вторых, трактор не заканчивается на т.
— Да действительно, — Валёк взял портфель, и положил его на колени, — тогда будем рассуждать логически. Вес, который можно и в землю зарыть, и с неба получить. Нет, что-то ничего не приходит в голову.
— Учти, — подсказал редактор, — что это весёлый кроссворд. Должно быть что-то смешное и простое.
— А, ну тогда…, тогда туалет.
— Туалет? — переспросил редактор.
— Ну да, а что? Хороший туалет и вес имеет, как в прямом, так и в переносном смысле, и из шести букв состоит, и начинается тем, чем и заканчивается. К тому же его можно и …в подвальном помещении поставить, а можно и выше.
— Это где? — на крыше что ли?
— А зря ты иронизируешь. У больших людей туалеты на каждом этаже есть. А представляешь, — Валёк поднял руки, — если туалет находится на чердаке, а там вдруг пожар. Тогда что?
— А что тогда?
— А то. Приезжают пожарные, спасают нижние этажи, а чердак сбрасывают вниз. Вот тебе и упал с неба. Что, разве не логично?
— Логично то логично, — редактор написал в первой пустой клеточке букву т.
— Тогда, что тебя смущает? — спросил Валёк.
— Ладно, — ответил редактор, — разберёмся с эти туалетом, потом. Ты наверно, что-то принёс?
— Конечно, принёс, — Валёк открыл портфель, — стихи о любви с рыцарским смыслом, как ты и просил.
— Это хорошо, — редактор закрыл газету с кроссвордом.
Валёк достал из прозрачного целлофана лист бумаги с распечатанным текстом.
— Ты готов слушать?
— Ну, о чём ты говоришь…, Давид, я с нетерпением жду.
— Тогда слушай.
Ах, если б только знала ты,
моя единственная леди,
как я хотел твои мечты
изголодавшимся медведем.
И рыцарь доблестный крича,
во мне ревел и надрывался,
и конь копытами стучал,
и подо мною извивался.
Ну, как тебе начало? — остановился Валёк.
— Великолепно! Восхитительно! — сказал редактор, — у меня просто нет слов, особенно про медведя.
— Вот за что я тебя люблю, Виктор, — Валёк положил листок со стихами на стол, — ещё, с филологических, так сказать, парт, это за то, что ты всегда понимал и чувствовал мои стихи.
— Спасибо, Валя, — редактор посмотрел на газету, — ты знаешь, я не пишу стихов, я пишу прозу.
— Витя, у тебя великолепная проза.
— Я сейчас не про это. Я вот про что. Меня…меня всегда интересовал вопрос, как поэт, вот ты, например, можешь так много и так убедительно самовыразиться всего в нескольких словах? Я бы сказал, освободиться от мук в одно, казалось бы, узкое окно. Как ты поразительно умеешь синтезировать смысл. Вот твой рыцарь, к примеру, он же получается, как голодный медведь. Как вообще все голодные, которые хотят. А как, интересно, приходят к тебе такие мысли? Такие, я бы сказал, мысли, которые могут новым содержанием заполнить естественную форму?
— Про это, — Валёк опустил затылок на верхнюю часть стула, — про это, Витя, не скажешь в двух словах. Да и вообще, можно ли про это найти слова? Это наваждение, это, — Валёк посмотрел в глубь побелённого потолка, — это чувства, когда чувствуешь одновременно …сам понимаешь с кем.
— Да, Валя, прости, ты действительно, Давид. Такой, Давид поэзии! И надо же, как ты про руку-то, а? Удивительно! Просто и удивительно красиво. Соперник, который добивается прекрасной руки, от руки же и получает, только от другой. Здорово!
— Виктор, — Валёк опустил голову и потрогал волосы, — я вот что ещё хотел спросить. Только скажи, пожалуйста, откровенно, не жалея.
— Ну, что ты, Валентин, как я могу тебе лгать! Кому же ещё тогда мне говорить правду!?
— Скажи, Виктор, — продолжил Валёк, — буква б действительно бьёт? Во всяком случае, у меня так было задумано.
— Бьёт, Валя. Я бы сказал, по-давидовски бьёт! И мне кажется, что я даже слышу её удары.
— Тогда, — Валёк взял со стола листок со стихами, — с твоего позволения я продолжу.
— Да, конечно.
— Ты не возражаешь, если я с самого начала?
— Ну, что ты Валентин, я с удовольствием послушаю ещё раз.
— Ах, если б только знала ты,
моя единственная леди,
как я хотел твои мечты
изголодавшимся медведем.
И рыцарь доблестный крича,
во мне ревел и надрывался,
и конь копытами стучал,
и подо мною извивался.
И если б кто-нибудь другой
руки прекрасной добивался,
его б я рыцарской рукой
свалил с коня, и усмехался.
Я б опустился в дно морей,
я б в небо синее взметнулся,
чтоб только ты была моей,
чтоб взгляд души не отвернулся».
— Нет, не могу, — редактор достал из кармана платок, — взгляд души, — поразительно!
— Тебе правда нравится?
— Валентин, это выше моих сил, — редактор развернул платок и вытер им основание носа. Потом он сложил платок, и дотронулся им до уголочка правого глаза, — я так больше не могу. Ты мне это оставишь?
— Конечно, Витя. У меня ещё есть, — Валёк положил листок со стихами на редакторский стол.
— Спасибо тебе, Валентин! — редактор встал, — ты завтра сможешь зайти?
— Да, конечно, Виктор, как скажешь.
— Зайди, пожалуйста, завтра. А я тем временем подумаю, где можно напечатать такую прелесть.
Платок вернулся обратно в редакторский карман. А редактор проводил Валька, запер за ним дверь на ключ, несколько раз попытался её открыть, и, убедившись в надёжности замка, вернулся за стол. Что ж это всё-таки за слово такое? — подумал редактор, убирая листок со стихами. Может быть таксист? Нет, у таксиста семь букв. Редактор раскрыл газету, и в последний квадратик трудного слова вписал букву т. Термостат, транспарант, трафарет,…- нет, всё длинно. Надо подумать, причём здесь вес? Вес? Что это за вес? Может и правда туалет? Нет, это только у Вальки сортиры падают с неба. А здесь должно быть что-то другое. Вот трактат бы подошёл, если бы не это дурацкое ограничение, — шесть букв, понимаешь, и всё! Может в кроссворде ошибка? Такое бывает, но редко. Тогда что же это? У…у, какой же я…, кто может и в землю зарыться, и с неба упасть, как конь с горы?! И в начале т, и в конце т, и букв столько, сколько надо. Да ещё с каким весом! Один рюкзак чего стоит! А если ещё и палатка за плечами, и всякие так котелки…. Турист это, понял? — редактор снова посмотрел на портрет Льва Толстого, — вот так, борода!
