Скрипачка, плебей и мачо (1 ч.)

Если бы знать все еще тогда, когда не было и не могло быть этих грустных воспоминаний и зрелых размышлений о жизни, а была просто молодость во всей своей неподдельной красоте, был поиск себя в жизни, упорный и стремительный, со срывами, падениями и взлетами. Смотреть в прошлое все равно, что вглядываться сквозь заиндевевшее стекло, пытаясь разобраться в иероглифах жизни, которые щедро наверчены и перекручены сумасбродной молодостью. Один видит одно, другому видится иное…Что уж теперь рассуждать, нужно попробовать восстановить время, эпоху, атмосферу полета, которая не оставляет автора практически никогда и что-то еще такое неуловимое, что наполняет смыслом повседневную жизнь.
Она была странной, всегда была странной, но это ей не мешало жить и общаться с окружающим миром, хотя стычки все равно происходили. В школе она была Чудилкой, это же надо – играла на скрипке, наверное, одна на всю школу, гаммы и арпеджио, когда все остальные прогуливали уроки, укорачивали форму и тайно подкрашивали глаза ленинградской тушью. Выпадение Скрипачки из жизни было настолько явным, что ее практически все одноклассницы аккуратно избегали, кроме подруги по несчастью, игравшей на ф-но. Но на ф-но некоторые все-таки играли, и где-то учились в каких-то кружках, но когда приходила пора участвовать в отчетных концертах перед комиссиями, проверяющими, ревизорами, Скрипачку и Пианистку всегда выставляли вперед, мол, необходимо поддержать честь школы. Ну что же, Скрипачка понимала, что это правильно, и честь школы нужно защищать, здесь даже и тени сомнений не было. А Пианистка спокойно относилась к подобного рода мероприятиям, она просто была гордостью школы. Всех учеников выстраивали в огромное каре, а в центре появлялась маленькая хрупкая Скрипачка с огромной скрипкой, и начинала соло для защиты чести школы. Учителя становились серьезными и строгими, учащиеся подтягивались, а Скрипачка выполняла свой долг, как привыкла сызмальства выполнять и другие свои долги перед Родиной, школой, комсомолом, и т.д. Ну просто время было другое. «Раньше думай о Родине, а потом о себе» — и этим все сказано. Статус Скрипачки на какое-то время повышался, потому что проверяющим нравились юные дарования, которые, видимо, перекрывали негативные показатели, а школа-то была центральная, под носом у Центрального комитета партии, поэтому показатели проверялись, результаты отслеживались, за поведением учащихся следили, контролировали их посещаемость, их поведение вне школы. Получается так, что все про всех все знали. Но Скрипачка и Пианистка были из так называемых благополучных семей, поэтому их особо не проверяли, им доверяли, как хорошим девочкам. Это уже много лет спустя, Скрипачка прочла знаменитое выражение известной супермодели, что хорошие девочки ходят в рай, а плохие всюду. Именно так и получалось.
Плохие девочки дружили с мальчиками, ходили с ними курить за школу, употребляли нецензурную лексику, носили суперкороткие юбочки и пререкались с учителями. Скрипачка смотрела на все это со стороны, и наблюдала. Вообще, если бы не игра на скрипке, она вполне могла бы стать наблюдателем, безмолвным Наблюдателем Вселенной и всего окружающего мира. Но утренний подъем и некая внутренняя сила поднимали с постели, заставляли идти на уроки, вести себя хорошо, т.е. автоматически попадать в разряд «хороших девочек», которые в то время были хороши только для своих близких. Бабушки всегда встречали внучек из школы плотным домашним обедом и тут же, накормив, отправляли в музыкальную школу с дедушкой Пианистки. Безотказный дедушка в любую погоду сопровождал юные дарования в школу, находящуюся в 10 минутах ходьбы от общеобразовательной, и так же терпеливо дожидался конца занятий. Правда, иногда Скрипачка сама отправлялась домой, потому что ее занятия всегда были длиннее, а Учитель никогда никуда не торопился, и не обращал внимания на отчаянные взгляды Скрипачки, потому что нужно было выполнять учебную программу. Иногда в качестве педагогического приема, Учитель Брум рассказывал о своих голодных молодых годах, отсутствии собственного инструмента, и вечном поиске учеников, чтобы выжить, поступить в консерваторию, купить скрипку. »Вам-то что, молодым, у вас все есть, и кусок хлеба с колбасой, и инструмент, и родители, выполняющие беспрекословно любые детские прихоти». На этом все разговоры заканчивались, начинались занятия, крики, слезы, уговоры сделать в следующий раз лучше. Но лучше не наступало никогда. Брум был вечно недовольным и строгим. Ученики шли к нему неохотно и так же легко уходили от него по самым разным причинам, но Скрипачка старалась соответствовать статусу «хорошей девочки» и не подводить школу и преподавательский состав. Учительница ф-но Раиса Махмудовна по кличке «Амплитудовна» была человеком совершенно другого склада. Она легко относилась к жизни и к ученикам. Пела им песни и романсы, шутила, раздавала конфеты и сочувствовала нелегкой школьной жизни. Поэтому особо одаренных учеников не выпускала, но ее все любили, а коллеги бегали пить чай и жаловаться на начальство. Раиса понимала, что музыкальная школа приложение к общеобразовательной, а Брум ожесточенно настаивал на обратном.» Из Вашей жизни уйдет математика и химия, перестанут сниться формулы и косинусы, а Аппассионата так же будет поражать человечество, и на сцену артистов будут по-прежнему лететь букеты цветов». Теперь уже трудно судить – кто был прав. Скрипачка одинаково часто вспоминала и своего требовательного Учителя и веселую шумную «Амплитудовну», хохочущую над каким-нибудь анекдотом. Со временем стало понятно, что Скрипачка не будет скрипачкой, а будет пока еще не понятно кем. Маленькая хрупкая девочка с детства не любила принуждения, поэтому не воспринимала Брума серьезно, а потом и вовсе охладела к его поучительным историям, недоеденным бутербродам с колбасой на пюпитре, и взгляду на жизнь, который был, по моему мнению, отсталым и недалеким. В конце концов, почему-то Бруму никто никогда не бросал букетов на сцену, даже во время отчетных концертов в Филармонии. А как же иначе? Одновременно с неизбежным половым созреванием, в жизни девочек появились Биттлз, джаз, зарубежная эстрада.
Время втягивало девочек в себя, как в огромную центробежную трубу. Вокруг было слишком много интересного. Интересными были люди, говорившие одно, а делающие тут же совсем другое. Интересным был Председатель родительского комитета, выступавший на школьных собраниях с призывами яростно беречь честь смолоду, хорошо известный в городе как старый греховодник, наплодивший детей и постоянно находящийся в поисках новой пассии с мольбертом на киевских холмах. В особо ответственные моменты он потрясал красной партийной книжкой и ловил за ухо пробегавших несчастных первоклашек с требованиями задуматься, наконец, о жизни. Сын председателя был хулиганом, поговаривали, что приемным сыном от четвертого брака. Занятия были совершенно заурядными, в пределах школьной программы, и только отдельные преподаватели отчаянно старались заставить мыслить горячие пятнадцатилетние головы. Интересной была директор школы с моноклем и ридикюлем в левой руке, жена министра иностранных дел. Монументальная и величественная дама рассказывала о куске черствого хлеба, делившемся между ее пятью сестрами и братьями и нечеловеческими усилиями вырваться в люди, которые напрочь отсутствовали у молодого поколения. Скрипачка перестала ее воспринимать серьезно после того, как посетила министерскую квартиру, напоминавшую по роскоши музей русского искусства. Директриса угощала чаем из прозрачного китайского сервиза «яичная скорлупа», демонстрировала библиотеку с невероятным количеством книг и даже мраморный камин. Обалдевшим от увиденного школьникам было невероятно душно находиться в помпезной квартире, уставленной мебелью и антиквариатом, пропитанной удушающей атмосферой лжи и притворства.
Взрослые Люди поражали Скрипачку грандиозностью расхождения между тем, что они излагали, и истинными намерениями. Интересны были пофигисты, которым было на все и всех наплевать. Скрипачка с удивлением наблюдала за действиями отпетого пофигиста-одноклассника, который сутками гонял во дворе и подсмеивался над вечно спешащей в школу хорошисткой. В широко распахнутом миру пальто и стоптанных ботинках, этот загадочный мальчик по кличке Чурик символизировал для Скрипачки настоящую Свободу и бесстрашие. Скрипачка начала исподтишка за ним наблюдать и незаметно для себя, влюбилась. Потом были записочки и встречи за школой, выяснение каких-то непонятных, не сложившихся отношений, и, в конце концов, вирус пофигизма плавно перешел от Чурика к Скрипачке. Отношения были странными и тайными. Никому не приходило в голову, что Скрипачка способна на такое – дружбу с двоечником, хулиганом и задирой, отпетым бандитом, как называла Чурика директриса, потрясая воздетыми к небу руками. Сначала она помогала ему делать уроки, потом гуляла в парке на склонах, убеждая вернуться к нормальной человеческой жизни и исправить, наконец, все двойки. Но где-то в глубине души она прекрасно понимала, что нормальная и человеческая жизнь – у него, а у нее следование бесконечным напутствиям и бессмысленным условностям странного взрослого мира.
Вот так жила Скрипачка, поспевая всюду, отстаивая кусочек собственной жизни на свое личное счастье, и всюду она старалась поспеть, быть нужной, хорошо учиться, не огорчать родителей. Собственно, благополучными были только дедушка и бабушка, опекавшими единственную внучку. Родители были редким праздником в жизни Скрипачки, потому что мама не вылезала из командировок, а папа был в творческом отпуске или на заработках в Сибири. Скрипачку от многого оберегали, заслоняли, как могли от убогой жизни коммунальной квартиры с огромным количеством тараканов и тощих котов. Скрипачка читала, делала уроки и играла на скрипке, а остальное вроде как не существовало, но оно пока просто таилось за дверью квартиры, готовое шумно ворваться в прихожую и наполнить собой пространство, расшвыривая доморощенные устои по пыльным углам.
Временные трудности – отсутствие модной одежды, карманных денег, слишком большое количество занятий, сложности во взаимоотношениях с коллективом – все это приходилось преодолевать, вырабатывая философский взгляд на вещи и еще мудрость, что еще многое на свете, друг Горацио, и не снилось…
Пианистка, наевшая щечки на бабушкиных куриных котлетках, начала стремительно худеть. Из пухлой толстушки с прелестными ямочками на щеках, она стала превращаться в томную восточную красавицу с миндалевидными бархатными глазами. Вдохновленные удивительными преображениями родители начали одевать дочку в модные посылочные шмотки. В то время девочек из благополучных семей было принято передавать с рук на руки от родителей мужу, внушающему доверие. Традиционная еврейская семья торжественно готовила себя к этой передаче дорогого чада с приданным, драгоценностями и коврами. Пианистка не пошла в добавочный восьмой класс в музыкальную школу, а больше занималась собой и своими делами – подбором косметики, изучением модных стрижек и всего того, что помогает женщине выглядеть на все сто. В конце концов, она стала законодательницей школьной моды, к ней бегали советоваться старшеклассницы, а потом появились первые пробы стрижек и преображения подростковых головок в нечто поразительное. Мальчики нравились Пианистке как-то на расстоянии, она никуда не спешила, наслаждаясь тем, что улучшала свою внешность и работала над имиджем. Получалось, что теперь Скрипачке было не всегда удобно прогуливаться с шикарно разодетой Пианисткой. Они начали гулять поодиночке. Пианистка гуляла с такими же шикарными девушками, а Скрипачка начала готовиться к поступлению в Политехнический институт, заниматься с преподавателями.
Скрипачка искала смысл жизни – неявно и подсознательно. Она искала его в коридорах школы, во дворах, где обсуждали последние новости бойкие пенсионерки, в классических романах и поэзии декаданса, но он всякий раз ускользал от ее пытливого взгляда, растворяясь в воздухе. Дворники подметали дворы и ремонтировали детские площадки, пенсионерки следили за внуками и варившимся на плите супом, милиционер на углу у Центрального Комитета следил за порядком, и только веснушчатая девчонка с футляром, запрокинув голову, фантазировала и анализировала окружающий мир. Угловатые ключицы переходили в созревающую грудь, ноги вытягивались, лицо округлялось, и ей начали делать разнообразные комплименты, но если сердце занято, что ж тут сделаешь. Гораздо больше Скрипачку интересовал необычный дом, даже, не дом, а дворец, замок Городецкого, окруженный мифами и легендами, манящий своей историей и чем-то неуловимым, мистическим. Романтика бурлила в крови, книги подогревали воображение. Алые паруса, мечта любой девушки, возникали из ничего, и так же исчезали. Наверняка, в замке жил прекрасный Принц, загадочная личность, который давно присматривался к ней, но некие сложные обстоятельства жизни мешали ему осуществить замысел, и знакомство отодвигалось на неопределенное время, ну и что? Жизнь учила Скрипачку терпению и смирению. Скрипачке было достаточно ждать.
Весной все эволюционные процессы в природе ускорялись. Воздух становился невесомым и многообещающим, конечно, именно в это время начинались экзамены. Скрипачка разрывалась, старалась всюду поспеть, но и срывы настигали в самый неожиданный момент. Пристально рассматривая Ундину на замке Городецкого, которая напоминала юную маму Скрипачки, самую красивую и одухотворенную женщину на свете, такую же недоступную и далекую,,,,, Скрипачка опоздала на экзамен по специальности, сбилась в самом конце произведения, испугалась, разревелась, начала заново, но сбой уже пошел по всей программе. Ничего не оставалось, как договариваться о пересдаче. Убитая горем она возвращалась домой, и уже ничто ее не радовало в окрестном пейзаже, который прежде манил и притягивал. Но как только Скрипачка дошла до чудесного дома, дверь немного приоткрылась, на крылечко вышел симпатичный бородатый господин в мокасинах, закурил невероятные экзотические папиросы и уставился прямо на нее, причем веселым и авантюрным взглядом. Так они и стояли какое-то время, разглядывая друг друга, Хозяин дома, скрипачка догадалась, что это был он, слегка поклонился и пригласил ее внутрь дворца, что само по себе было совершенно невероятным. Нужно отметить, что Скрипачку давно сопровождали чудеса, она их притягивала чем-то внутри себя, и сама не могла дать этому объяснения. Скрипачка привыкла к этим явлениям, относила на счет своих чудачеств и несуразностей. Вот и теперь она, как завороженная, переходила из комнаты в комнату, как будто во сне. Яркий весенний свет слепил ей глаза, играл бликами на печных изразцах, а Хозяин наслаждался замешательством девочки, предоставляя полную свободу передвижений и рассматривания разных любопытных предметов. Если бы огромный осьминог соскочил с потолка и набросил свои щупальца на бедную жертву, Скрипачка даже не сопротивлялась. Но Ундина была совсем рядом, на крыше и Скрипачке казалось. Что осьминог не осмелится напасть на нее. В одной из парадных комнат мимо нее пронеслись бизоны, обдавая Скрипачку запахом прерий и жгучего южного солнца. Хозяин присел в огромное кресло и пригласил Скрипачку присесть рядом. Появился кофейник и молочник со сливками. Завороженная девочка почти полуспала, но как же ей хотелось, чтобы сон продолжался как можно дольше.
По утрам вставалось тяжело и неохотно. Но прелести коммунальной квартиры не позволяли нежиться слишком долго. Утром не так просто было попасть в туалет, выстраивалась очередь, соседи нервничали и бранились. У кого-то закипал на кухне чайник, кому-то попадало мыло в рот во время бритья, частенько приходилось умываться на кухне, ледяной водой, пока колонка угрожающе накалялась и издавала грозные звуки. На ходу одевалась форма, впихивался чай с бутербродом, приглаживались волосы и девочка устремлялась навстречу знаниям через проходной писательский дворик. Но и здесь можно было попасть на приключения. Писательский дом мягко переходил в писательское кафе, на пороге которого появлялись утомленные жизнью фигуры маститых писателей. Писатели были не прочь пообщаться с народом.
— Стой! – следовал призыв очередного подвыпившего мастера, и девочка, привыкшая с уважением относиться к просьбам взрослых, тормозила.
– Камо грядеши? – величаво вопрошал метр отечественной прозы с импозантной испанской бородкой. Девочка непонимающе переминалась с ноги на ногу,
— Куда скачешь, отроковица? – следовал новый вопрос, указательный палец мэтра хватал пуговицу девочкиного пальто и притягивал к себе неумолимо и резко.
– В школу, — робко сообщала девочка, отодвигаясь от стойкого запаха алкоголя, который настойчиво распространялся вокруг.
– Ага, — усмехался понимающе писатель, — какого ж ты там забыла? – продолжал вопрошать он, утомленный вопросами и потому немедленно переходящий к повествованию. Девочка терпеливо молчала, поглядывая на часы.
– К чему Вы идете, молодое поколение? Как бы сам себя вопрошал писатель и сам себе глубокомысленно изрек
– К концу света, к светопреставлению. А все почему? А потому, что школа учит безобразию и мерзости, клеветничеству и невежеству.
— Когда было восстание броненосца Потемкин, помнишь? – писатель откручивал пуговицу, девочка вытирала мокрый нос, писатель величаво облокотился на перила лестницы. — Молчишь? То-то же. Темнота, убожество, засранство…Читать нечего, один Шевченко остался, все запроданцы, суки, маратели бумаги — писатель прослезился и картинно зарыдал. Скрипачка опаздывала на первый урок минут на двадцать.
– Я спешу, — умоляюще протянула она, но писатель припал к девочкиному плечу, ища точку опоры, и приказал – А ну, читай Шевченка, неуч!
Скрипачка сделала обходной маневр, приблизившись к писателю, резко отступила назад, и, потеряв навсегда пуговицу от пальто, припустила в школу. Вдогонку понеслось –як бы вы вчылись так, як треба, вернись, малолетка, пойдем в ресторан посидим, как люди…Скрипачка почти бегом взбежала по лестнице на последний этаж, и, раздумывая над странным поведением писательского светила, переоделась в спортивный костюм, чтобы сдать прыжки в длину.
Шестнадцатилетняя весна подводила итоги невеселой, обремененной обязательствами жизни Скрипачки. Неутешительно, но факт. Сорван экзамен в музыкальной школе, ссора с Чуриком из-за того, что она не успела решить его вариант по тригонометрии, в результате и свой решила на тройку – случай небывалый и возмутительный, порвала ботинки, и теперь косолапила, прикрывая дырку другой ногой неумело и безуспешно. Суровый разговор с прилетевшей из Душанбе мамой о смысле жизни в качестве троечницы, считай, неудачницы. Весна! В школьном дворе стремительно выпустили стрелки тюльпаны и гиацинты. Вся школьная шпана без верхней одежды носилась как оголтелая со школьных склонов к гастроному и обратно. Девчонки распустили волосы и демонстрировали укороченные форменные платья. Начинали готовиться к коммунистическому субботнику. Чурик подкараулил Скрипачку у женского туалета и взасос поцеловал в шею у воротничка, что повергло в шок учительницу химии. Весна! В музыкальной школе начали готовиться к отчетному концерту в городской филармонии. И, конечно же, Скрипачка должна была защищать честь музыкальной школы, исполняя соло с аккомпаниатором. Если бы не легкое восприятие жизни, свойственное молодости, Скрипачке грозило бы нервное истощение. Что делать и как быть – неизбежные вопросы мятежной юности откладывались в долгий ящик до востребования. Скрипачка решила ничего особенного не предпринимать – в конце концов, диплом об окончании музыкальной школы получит, тройку исправит, до сих пор ей везло, и она с легкостью преодолевала конспекты и ученики. Кончено, точка. Комплекс отличницы не слишком докучал ей. Зачем все стремиться выполнить на пятерку? Есть более интересные и менее интересные дела. Есть дела, которыми вообще не хочется заниматься. Есть дела, о которых лучше забыть навсегда.
Кружок артистизма при музыкальной школе обучал правильной осанке, хорошим манерам, миловидности, и Скрипачка посещала его как факультатив с удовольствием. Немного безумный Дима, студент театрального института, увлеченный искусством, заряжал своей энергией вялых подростков. Подростки пытались ходить ровно, не плеваться и не сморкаться, девушки вырабатывали походку. Дима был беспощаден.
— Что ты ходишь, как корова, где Твоя грация, плавность? Ты же будущая богиня, Венера Милосская, неси себя миру без суеты и спешки. Скрипачка училась декламации, она давно и тайно пописывала стишки в стол, а декламировала Блока или Ахматову. Дима скручивал вафельным полотенцем руки у нее за спиной и требовал передать высокую эмоцию стихотворения не руками, а всем телом, всей душой. Девчонки после подобных экзерцисов прозвали Диму «садистом», но в кружок записалась новая партия желающих. Скрипачка научилась закатывать глаза, небрежно забрасывать ногу на ногу, сдержанно смеяться, но Дима был неумолим. Впереди было обучение драматическим сценкам. Дима задавал тему, а подростки старались изображать то хромую нищенку, то Даму с камелиями, то пьяного Д’артаньяна. Скрипачка пыталась изображать блоковскую Незнакомку, которая дыша духами и туманами, всегда садится у окна. С этой целью она приносила старую бабушкину шляпу и изображала загадочный неуловимый образ. Молодые люди ухохатывалась. Дима был недоволен. По его мне нию, шестнадцатилетние девицы никак не могли избавиться от угловатости, а мальчишки исподтишка следили за ними и дразнили. Скрипачка комплексовала. Мало того, что Брум всегда обвинял ее в отсутствии эмоциональности и доводил до слез, чтобы она хорошо сыграла на концерте. Дима тоже привязывал к лопаткам доску, потому что так отрабатывали осанку при царе. Все тело Скрипачки покрылось огромными синяками, и, в конце концов, этим заинтересовалась мама. Мама решила поговорить «про это» и начала издалека.
— Понимаешь, дорогая, ты вступаешь на тропу опасностей и соблазнов. Ты должна быть готова к ним. Многие мужчины начнут делать комплементы, приглашать прогуляться под разными благовидними предлогами, а особенно пытаться заманить в гости. Этого нужно категорически избегать.
– Почему? – чистосердечно поинтересовалась Скрипачка.
— Понимаешь, они могут воспользоваться твоей чистотой (тут Скрипачка скорчила рожу), что разозлило маму, как и сам этот сложный розговор.
— Даже не чистотой, а дуростью, твоей дуростью, а потом Ты принесешь, как Катерина в подоле дитя и что мы будем делать?
— От москаля? – наивно вопрошала Скрипачка.
— Причем тут москаль?
— А причем Катерина? Тут Скрипачка напомнила маме, что в прошлом году ее одноклассница Лена Блинко уже осчастливила своих родственников, и тепер Ленина мама катает коляску с внуком, но мама не желала этого слушать.
– В нашей семье этого не будет, не для того Тебя воспитывали, не для того учили музыке. Ты должна…
-Учиться, учиться и учиться! – воодушевленно закончила дочь.
— Правильно, умница, — облегченно закончила счастливая мама. Обе с облегчением расстались.
Вообщем-то Скрипачка получила правильное половое воспитание и не принесла в подоле сыночка, хотя ничего особо предосудительного в этом не видела. Больше всего на свете ей не хотелось огорчать родителей.
Времени было все меньше и меньше – его просто катастрофически не хватало. Скрипачка упросила родителей не заниматься пока с репетиторами, потому что приближалось лето. А летом можно было уехать на дачу и пожить немного для себя, понаслаждаться вольной жизнью. С утра на пляж с подругами, а там и до вечера недалеко. После бабушкиного обеда поход на велосипедах на дамбу, костер, песни под гитару, вообщем, отличная летняя жизнь. Но все сложилось не совсем так. Бабушка в мае серьезно заболела, мама осталась ухаживать за ней, а Скрипачку милостиво отпустили на дачу с подругой Ланой, чтобы в меру отдыхать и полоть сорняки.
Первые дни девочки наслаждались свободой – ложились спать после полуночи, питались кое-как, в основном, яйцами и сосисками. Вставали поздно и тут же бежали купаться. Потом приехала мама Ланы, посмотрела на дочь и решила отвезти ее на море от дохнуть, Скрипачка осталась одна. Но дел было море. Огромный список обязательной литературы подгонял ее читать с утра до вечера. Схватив книгу под мышку, девушка устраивалась в тени, и предавалась чтению, подперев рукой щеку. Однажды перед ней возник плотный мужчина и заглянул в книгу Скрипачки.
— Как интересно, декабристы, которые разбудили Герцена, — мужчина прясел рядом и пролистал книгу.
— Вы учащаяся? Студентка? Далеко не все девушки интересуются историей. А я учитель истории, между прочим. Могу Вам рассказать об этих временах более увлекательно. Давайте встретимся вечером здесь, когда людей будет меньше, прогуляемся по песчаной косе, поглядим на закат…Скрипачка напряглась. С одной стороны, ее пугали взрослые мужчины – она не знала, как правильно себя с ними вести. С другой стороны, ей льстило внимание мужчин, и она понимала, что нужно как-то самостоятельно учиться взрослой жизни, входить в нее и не комплексовать.
— Давайте! – испуганно согласилась Скрипачка и заторопилась на дачу. Вечером она решила нарвать большой букет цветов и навестить любимую бабушку. Телефона на даче не было, огромные очереди к единственному телефону-автомату, выдерживали не многие. Бабушка очень обрадовалась и долго рассматривала загоревшую и одичавшую Скрипачку. – Может, вернешься в Киев? – с тайной надеждой спросила она.
— Бабуля, ты скоро поправишься и мы все, наконец, переберемся туда. Ведь погода уже наладилась, вода в Днепре +20, что ж я тут на асфальте буду делать? Бабушка вздохнула. В конце концов, внучка имела право отдыхать не в шумном пыльном городе, а хотя бы на свежем воздухе. Ей самой так хотелось увидеть свой цветник, полить розовые кусты, посидеть у калитки. Доводы внучки поддержала и мама, которую не хватало на Скрипачку.
— Вижу, Ты прекрасно справляешься. Про Лану мама не знала, а Скрипачка ничего не сообщала до поры до времени. Главное было продержаться до бабушкиного выздоровления, а потом торжественный переезд, заказной грузовик, на котором до осени вывозились все пожитки, включая самовар, кастрюли и постельное белье, ругань с грузчиками и торжественное семейное чаепитие. Дедушка глубоко вздохнул – на даче так хорошо писалось, но без бабушки он никогда никуда не ездил. Потом были бурные наставления, выданы деньги на проживание и экономное ведение хазяйства, поцелуи и слезы на глазах. Больше дел у Скрипачки в городе не было. Чурика мама увезла в деревню к дедушке поработать на огороде. Пианистка отдыхала с родителями в Сочи. Почему-то было грустно. Видимо, Скрипачка предчувствовала последнее лето детства. И это предчувствие ее не подвело…
Но…На пляже ее ждал учитель истории, разомлевший от солнца. Скрипачка вежливо поздоровалась. – А я Вас ждал, — заверил он девушку. Здесь, в глухомани, и поговорить не с кем. В Киеве у меня идет ремонт, поэтому вынужденно бездельничаю, проверяю контрольные, пишу дневник. Вы приходите все-таки вечером, попьем чайку, подискуссируем о жизни. Меня всегда интересует точка зрения молодежи…Скрипачка приняла приглашение и углубилась в книгу. Книжный мир помогал ей лучше разобраться в себе, но иногда заводил в тупик. Жизненного опыта все же не доставало.
Например, не давали покоя взаимоотношения с мужчинами. Скрипачка опасалась попасть впросак. А обсуждать эту тему тоже было не с кем. Есть темы, которые нельзя обсуждать на ходу.
Вечером она надела соломенную шляпу и отправилась на дамбу, на дальние дачи. Ее путь проходил через заросшее полевыми цветами поле, которое одуряющими летними запахами сводило с ума. Неподвижное состояние воздуха, томность, разлитая в природе, настроили ее на покой и умиротворение. В конце концов, в жизни не так уж много подобных мгновений. Время замедляет свой ход, природа согревает своим теплом, что способствует общему умиротворению. Учитель сидел в беседке перед графинчиком с холодным чаем. Видно было, что он обрадовался Скрипачке и тут же усадил ее за стол. Скрипачке в этот вечер нравилось все – и пчелы, кружащиеся над столом, и заросший дикий сад, полный неожиданностей. Скрипачка была погружена в себя, декабристы не слишком интересовали ее. Вообще говоря, ее больше интересовали жены декабристов, их следование в Сибирь, вера в правильность своего выбора. А Скрипачка? Сильна ли она настолько. Чтобы следовать за кем-то куда-то? Последовали сомнения.
Учитель сел возле Скрипачки. Красноречие захватило его. Декабристы, Пушкин, красочное жизнеописание мракобесия эпохи царизма увлекли его самого. Казалось, Учитель увлекся сам излагаемым материалом и пытался увлечь девушку, которая на время превратилась в Наблюдателя Вселенной и отстраненно наблюдала за странным дядькой.
Учитель почувствовал настроение девушки, подсел к ней и начал заглядывать под поля шляпки. И в это время из-за калитки кто-то закричал:
— Кузик, прими сумки, мне тяжело. Ты что, не один?
Из-за калитки появилась монументальная дама среднего возраста с копной пережженных волос, перехваченных розовой газовой косынкой. Она молча рассматривала Скрипачку. Девушка вежливо поздоровалась, извинилась за беспокойство и тихо ретировалась. Неудачное свидание подошло к логическому концу, но Скрипачка снова шла полем к реке, чтобы смыть легкую горечь разочарования…Мудрая бабушка, ничего не спрашивая, погладила девушку по голове. А это лекарство помогало от всех неурядиц лучше всего на свете.
Вот так плавно Скрипачка вошла в новый учебный год, повзрослевшая и похорошевшая за лето. Начался новый весьма ответственный этап в жизни девушки – подготовка к поступленню в ВУЗ. Свободного времени было так мало, что его не оставалось даже на чтение книг. Но девушка старательно шла к цели. Не поступить было совершенно невозможно. Оставим же ее на время среди конспектов и учебников по физике и математике – предметам, не слишком хорошо удававшимся девушке. Но что поделаешь? В жизни так часто приходится подчиняться обстоятельствам…