Сила серебра

Жданова Марина Сергеевна

Сила серебра

Вы когда-нибудь задумывались о серебре? Нет? А я задумывался. И знаете почему? Потому что уж очень большую силу ему люди приписывают. Вот, вампиров, к примеру, чем убивают? Ну, осиновым колом, скажете, это всем известно, а еще серебряными пулями. И Луну поэты там всякие тоже серебряной называют. А Луна, она что – она ведь тоже для нечисти всякой хороша, да к земле всегда только одним боком повернута. Так мне Мишка, сосед мой сказал. Хороший человек, кстати. Ученый. Не то, что я. Да где мне в деревне этой учиться-то было? Вот до семидесяти и дотянул, неучем, зато внуки неграмотными не останутся. В городе они живут, с отцом, а сын у меня университет закончил. Работает теперь учителем, детишек, стало быть, учит.

Ну, чего-то отвлекся я. О чем говорил-то? Да, вспомнил. Ну вот, стало быть, серебро. Мишка мне много чего про серебро-то порассказывал, а я запомнил. Хоть старый совсем, но на память не жалуюсь пока. Вот, например, говорят, сила какая-то в серебре есть. Уж не знаю, что там они имели в виду, но, сколько я в крестик свой не вглядывался, а он серебряный меж прочим, еще жена-покойница дарила, вот, сколько в него не вглядывался, так ничего и не почуял, никакой силы. Мишка говорит, не дорос я еще, чтоб силу ту понимать. Ну, не дорос, так не дорос. Я с ним не спорю. А что спорить с хорошим человеком? Он как зыркнет глазом, подмигнет и засмеется, зубами золотыми высверкивая. Вот и весь спор.

Ну, это я опять отвлекся, стало быть. Еще Мишка мне о серебре вот что сказал, будто беду оно чует, чернеет сразу. Коли крестик серебряный, али колечко какое почернеет – жди беды, или болезни нехорошей. Вот у меня крестик никогда не чернеет, стало быть, жить мне еще долго.

Еще он мне рассказывал, что зеркало, оно само в природе не рождается, его люди придумали. Взяли стекляшку, намазали с одной стороны серебром, а в другую посмотрели. Вот и вся недолга. Мишка говорит, что изобретателя так и не нашли, будто заглянул он в серебро, и провалился туда. В зеркало прямо. После этого люди приметы про него, ну, про зеркало, стало быть, напридумывали.

За примером далеко ходить не надо. Все, чай, зеркала занавешивают, коли в доме покойник. А девушкам не приведи Господь, после полуночи в зеркало посмотреться, хоть в самое маленькое.

Тетка у меня была, Глафира Ивановна, Мишке она пятиюродной сестрой приходилась, упокой, Господи, ее душу. Так вот, Глафира в тот год замуж вышла, а в ночь свадебную не утерпела, да в зеркало посмотрела – хороша ли она, красива ли, перед мужем предстать. Так вот, глянула она в зеркало, а из зеркала на нее черт посмотрел. Закрестилась Глафира, а отражение вздрогнуло, рябью пошло и исчезло. Так муж потом тетку мою три года, как больную, под руку водил, а зеркал у них с тех пор ни одного не было – какие разбили, а какие жалко разбивать, те соседям отдали.

У меня, кстати, тоже зеркальце ее есть – большое, в него можно себя по пояс увидеть. Вот иногда думаю – уж не то ли она мне зеркало подарила, в какое черта углядела?

Я-то ни в какие приметы не верю, ну, вот ночью однажды для проверки посмотрел в зеркало теткино. Никого, конечно, не увидел. Разозлился, да спать пошел, а утром Мишке рассказал, чтоб перестал бабские сплетни слушать. Так Мишка объяснил, что я, оказывается, неправильно в зеркало смотрел. Во-первых, чтобы черта увидеть, нужно полнолуния дождаться, и Луна, чтобы непременно в зеркале отражалась, а во-вторых, коридор зеркальный нужен. Чтоб его сделать, надо еще одно зеркало повесить, ровно напротив первого. И вот когда Луна в зеркале отразится, нужно в коридор-то заглянуть. Только потом на себя пенять придется, потому что с чертом, как известно, шутки плохи.

Ну, я, не будь дурак, соорудил из двух зеркал коридор этот – в сенцах повесил два зеркала напротив друг дружки, и стал полнолуния дожидаться. В прошлом месяце дождался. Страху, надо вам сказать, натерпелся превеликого.

Встал между двумя зеркалами, в коридор, стало быть, смотрю, жду, пока черт появится. В полночь Луна из-за туч выглянула, все вокруг осветила. Стою, стало быть, в зеркало смотрю, вдруг вижу, шевелится кто-то в зеркале-то. Все, думаю, черта увидел, пора и честь знать. Только собрался одно зеркало к стене отвернуть, как слышу, шепчет кто-то.

Я в зеркало – зырк, а там, батюшки-святы! Понятно, почему тетка Глафира померла бездетной – там, в коридоре, мужичок стоит. Не черт, конечно, но и не человек. Страшный, коренастый, голова, что твой арбуз, ручищи граблями, и весь серый, как пепел.

Замер я с испугу-то, а он и говорит человечьим голосом, не бойся, мол, давай поболтаем, а то мне скучно. Ну, думаю, отчего не поговорить с хорошим человеком. Смотрю на него, а сказать ничего не могу, мычание со страху получается какое-то. Мужичок смекнул, что боюсь я его, и говорит: глаза, стало быть, закрой. Мне еще страшнее стало – вдруг он из коридора-то выскочит, и удушит ручищами. Но ослушаться его не посмел, глаза закрыл, и трясусь. А он уж велит обратно глаза открыть.

Я открыл, и чуть не умер, вот правду говорю. Из зеркала на смотрит мой близнец, точь-в-точь, как я. Ну, думаю, сошел я с ума, а двойник мой говорит знакомым голосом, чтоб не боялся, ничего, мол, он мне не сделает.

В общем, вид он теперь имел приличный вполне, так что я не робел больше, дрожать перестал, но руку с зеркала не убрал, чтобы, стало быть, в опасный момент коридор зеркальный сломать.

«Ты кто?», — спрашиваю. Он мне: «Яша». «А что в зеркале делаешь»? «Живу», — говорит. Так, думаю, если Бог поможет, завтра утром Мишке все расскажу. Прав он был про коридор-то зеркальный.

«А как, — интересуюсь, — Яша, ты в зеркало попал?»

Он затылок поскреб, и отвечает, что, мол, это длинная история, и если я ее услышать хочу, мне придется к нему в коридор пройти.

«Да как же я пройду? — говорю, — Ведь зеркало маленькое, я туда только по пояс влезу».

«А ты постарайся», — говорит, а сам ближе подошел.

Ну, думаю, где наша не пропадала. Семьдесят лет, чай, на свете прожил, так помру – не жалко, а коли обратно вылезу, так и хорошо будет. Взял свечку, зажег и думаю, как же я через стекло-то пройду? Смотрю – а зеркала-то уж и нет – висит в воздухе зеркальный коридор.

Передал я свечку этому Яше, да влез через исчезнувшее стекло внутрь.

Ничего так, в коридоре, мне понравилось – зеркала кругом. Только холодно.

«Ну, — говорю, — рассказывай свою историю».

Он глазом на меня зыркнул и пошел. Я, стало быть, за ним двинулся.

Оказалось, что Яша этот не один в коридоре живет – народу там тьма тьмущая. И все серые, башковитые, с длинными руками. И ухмыляются все, как один.

«Откуда, — говорю, — Яша, столько вас тут взялось? Неужели все через коридор прошли, как я?»

«Нет, — отвечает, — был у нас прародитель, он зеркало изобрел. А тот, кто новое чего придумывает, тот жертвой своего творения оказывается. Взять хотя б Колумба».

«А откуда, — спрашиваю, — ты про Колумба знаешь?»

Он усмехнулся нехорошо, и говорит: Мы, мол, много чего знаем. Зеркало-то ведь все отражает. А мы сквозь стекло с этой стороны наблюдаем и запоминаем. Что увидим, уж не забудем никогда. Ты не перебивай, — говорит, — иначе я не успею до рассвета рассказать, ты тогда с нами тут останешься, пока кто-нибудь новый зеркальный коридор не построит.

Я вздрогнул, но это, думаю, от холода, потому что озяб сильно. Шибко холодно в коридоре зеркальном было.

«Прародитель наш, — продолжил Яша, — когда впервые в зеркало посмотрел, так и провалился в него. Заблудился и остался тут навсегда. А уж от него все мы и произошли».

Теперь настала моя очередь затылок скрести. «Это как же, — говорю, — без бабы-то?»

«А так, — говорит, — в серебре сила большая заключена. Вот».

Я головой кивнул, вроде как понял, а на самом деле не понял ничего.

«А что, — спрашиваю, — Яша, вы тут делаете?»

«Смерти ждем», — отвечает.

«Это как же?»

«А вот так. Ежели, — говорит, — какой смертный зеркальный лабиринт построит, да согласится вместо одного из нас тут остаться, тогда, — говорит, — мы наружу выходим. Облик человека, который в коридоре остался, стало быть, принимаем, и живем его жизнью, пока не помрем».

Снова я макушку почесал. «Дела, — говорю. — А сами помереть не можете?»

«Нет, — отвечает, — сила в серебре большая, хоть тыщу лет живи, все молодым будешь».

Я подозрительно так на него посмотрел, и спрашиваю: «Сколько лет-то тебе?» Ну, он цифру назвал, мне аж плохо стало. «А почему, — спрашиваю, — люди соглашаются тут остаться?»

«Да потому, — отвечает, — что серебро человека обратно молодым да здоровым делает. А как его очередь обратно на землю возвращаться приходит, так он может уйти отсюда».

Посмотрел я на него еще подозрительнее, чем раньше, и спрашиваю: «Много ли тут у вас людей находится?»

«Не много, — говорит, — но никто еще не жаловался, потому что счастье мы на землю приносим».

«Это как же?»

«А вот так». Он оглянулся назад и говорит: пора, мол, нам обратно идти, а то скоро рассвет, нехорошо будет, если тебе тут остаться придется без согласия.

Я кивнул, и мы пошли обратно. Яша помолчал минуточку, а потом и говорит:

«Людей мы счастливыми делаем. Сила в серебре великая, радость дает, а мы ту радость на землю переносим. Болеет, например, у тебя жена, так ежели в коридоре вместо нас останешься, то твой двойник на земле и жену вылечит, и детишек в хорошую школу определит, и сыну место на работе получше выбьет. Всем, — говорит, — от такого обмена только польза».

Задумался я и не заметил, как до выхода дошел.

«Ну, — говорит Яша, — отпускаю тебя. Если надумаешь к нам переселиться – милости просим».

Я кивнул, пожал ему руку и вылез.

Замерз, помню, как собака, неделю носом после этого шмыгал, а вот Мишке ничего не сказал. Потому что уж очень у него гладко жизнь складывается – жена первая красавица на селе, дети с отличием институт закончили, сам он второй год председателем колхоза работает. В общем, подозрительно мне все это стало. Решил я к нему приглядеться повнимательнее, но ничего не заметил. Видимо, двойники у них на самом деле хорошие.

А у меня чего в жизни хорошего было? Сын грамотный? Так он зарплату меньше, чем моя пенсия получает. Внуки ходят разутые, раздетые. Бабка моя померла в том году, да и самому уже пора. Может, и правда стоит полуночи дождаться – полнолуние сегодня должно быть, вон, Луна-то какая, круглая да серебряная.

Сейчас докурю папиросу, да пойду к коридору. Зеркала-то с прошлого месяца я так и не убрал. Всяко, думаю, польза будет.

Пора, пожалуй.

Пойду.