Жданова Марина Сергеевна
Ночное дежурство в психиатрической клинике
Второе отделение психиатрической клиники имени Кащенко представляло собой печальное зрелище — длинный коридор с палатами по обе стороны, тусклые лампочки, вмонтированные в потолок и закрытые решетками, столовая с колченогими табуретками и маленькая ниша в стене, где располагался поцарапанный письменный стол. За этим столом круглосуточно сидят люди; днем — медсестры, ночью — дежурные.
Виктор улыбнулся. Подумать только — целых четыре месяца прошло с тех пор, как он тут работает. Пролистав журнал, он нашёл свои первые записи о ночных происшествиях.
«15 октября. В половине третьего ночи Матвеев бегал по коридору, швырялся табуретками в столовой. Грозился зарезать заведующего. Поймали, привязали к кровати, вкололи успокоительное. Остальных пациентов, которые проснулись от грохота и криков, уложили спать.
17 октября. В начале одиннадцатого у эпилептика случился приступ. В три пятнадцать из палаты вышел Савичев. Принялся махать руками, громко кричать, чтобы из его палаты убрали вертолёты. Успокоил, уложил в кровать. Пообещал принять меры».
Виктор улыбнулся последней фразе и вспомнил, как впервые постучал в дверь ординаторской и, запинаясь от волнения, попросил принять его на работу.
Заведующий вторым отделением больницы, которую студенты ласково называли «Кащенкой», вежливо кивнул, указав на стул.
Комната был уютной. Тяжелые шторы создавали приятный полумрак, делая пятна на протертом ковре практически невидимыми; рядом с большим столом стояло старенькое кресло, в углу ютился стеллаж со стеклянными дверцами и небольшой диванчик.
— Да, — вздохнул врач, — не богато у нас. Зато коллектив приятный. Никифоров Геннадий Андреевич, — представился он.
— Плеханов Виктор.
— Присаживайтесь.
Геннадий Андреевич был высоким жилистым мужчиной с большими ладонями и узловатыми пальцами. Лицо его было широким и добродушным, белый халат, как заведено в больницах, мятым, но чистым.
— Значит, вы хотите устроиться ночным дежурным, — уточнил заведующий.
Виктор кивнул.
— В этом году буду защитить дипломную работу, и хотелось бы…
— Ощутить на собственной шкуре, что значит быть психиатром, — улыбнулся Геннадий Андреевич.
— Именно. И подзаработать.
— Ну, я бы не стал рассчитывать на многое. Работа несложная, высокой квалификации не требует, — Геннадий Андреевич кашлянул. — Единственное пожелание — хорошая физическая подготовка. А с этим, я вижу, у вас порядок.
Молодой человек выдохнул — похоже, его приняли.
— Что ж, раз вы по собственной инициативе — добро пожаловать! — Заведующий посмотрел на часы. — Дежурство начинается в шесть вечера, уходить будете утром, в восемь. Отделение у нас тихое — буйных мало, впрочем, Ольга Николаевна всё вам расскажет и с больными познакомит. В ваши обязанности будет входить наблюдение за порядком. Если понадобится физическая сила, вмешаться сумеете?
Виктор кивнул.
— А сколько у вас пациентов?
— Пять человек. Некоторых больных пришлось перевести в другие отделения — крыша течет, ремонтировать некому, в общем, сами понимаете. Психиатрическая клиника не самый важный объект. Администрация города нас не посещает, чиновники не интересуются, ну, а больные не жалуются, — врач усмехнулся. — Только студенты приходят. Долго не выдерживают и сбегают. Тяжело с ними.
Плеханов опустил глаза, он не понял, с кем Геннадию Андреевичу тяжело — со студентами или с пациентами, но уточнять не стал.
— С правилами поведения вас ознакомит моя главная помощница — Ольга Николаевна. Она медсестра со стажем, работает здесь уже семь лет, так что за помощью можете смело к ней обращаться. И ещё, — врач улыбнулся. — Не называйте клинику «Кащенкой». Петр Петрович, между прочим, умнейшим человеком был, основы организации лечения разработал, трудотерапию ввёл, впрочем, вам, наверное, в институте об этом рассказывали.
— Виктор! — к дежурному подошла стройная женщина в белом халате и косынке. — У нас новый пациент.
— Буйный?
Ольга Николаевна грустно улыбнулась.
— Наоборот. Пойдемте, я вам его покажу.
В девять часов вечера обитатели клиники не спят. Официального ‘отбоя’ нет, вместо этого больным сообщают, что пора ложиться спать, в палатах выключается свет, и второе отделение погружается в полумрак. Лампочки под потолком в коридоре горят круглосуточно, но света дают мало.
Медсестра открыла дверь четвёртой палаты, и Виктор увидел, что на кровати в позе эмбриона лежит человек. Тело его было напряжено, глаза закрыты, лицо спрятано в коленях.
— Это Олег Павлович, с ним у вас не будет проблем. Очень сложный случай. В контакты не вступает и не двигается. Лежит всё время в одной и той же позе.
— А что с ним? — шёпотом спросил Плеханов.
Ольга Николаевна пожала плечами.
— Это вам лучше у врача спросить. Но, по-моему, он просто притворяется. В деле написано, что он совершил убийство на почве ревности и слёг. Такие случаи трудно распознать, гораздо проще с теми, кто изображает шизофреников или психопатов. А этот ни на что не реагирует. Разберись — то ли он на самом деле болен, то ли хороший актер в человеке пропадает.
— А почему с другими проще?
Медсестра улыбнулась.
— Потому что готовятся по книгам. Купят учебник по психопатологии или в библиотеке возьмут, проштудируют, перед зеркалом потренируются, и к врачу. На мелочах попадаются. Некоторые, например, шизофреников изображают, да ещё белую горячку, мол слоны зеленые им мерещатся. А это невозможно. У алкоголиков галлюцинации мелкие — мыши, тараканы, ящерки, насекомые разные.
— Откуда вы столько знаете?
— Поработаете здесь семь лет и не такое узнаете.
Виктор посмотрел на ‘эмбриона’.
— Если притворяется, неужели ему не хочется в туалет?
— Он уже дважды под себя сходил. Если это произойдет ночью, уберите.
Плеханов поморщился.
— А как он ест?
— Внутривенно вводим питательный раствор. Долго на нём не протянешь, но по-другому его кормить не получается. Если он притворяется, долго не выдержит. Если же на самом деле болен… — медсестра вздохнула. — Моя смена закончилась, сегодня с вами подежурит новенький — молодой специалист. Пусть эту ночь проведет в ординаторской, объясните ему порядок.
Виктор кинул последний взгляд на ‘эмбриона’ и пошёл в ординаторскую. В ординаторской было темно. На стук никто не отозвался, и Виктор открыл дверь, не дожидаясь приглашения.
— Есть тут кто? — негромко спросил он
— А? Кто это? — испуганно спросил высокий мальчишеский голос.
Загорелся торшер, и Виктор на секунду зажмурился, а когда глаза привыкли к яркому свету, увидел, что за столом сидит сонный молодой человек в белом халате. На вид ему можно было дать не больше двадцати пяти, а по голосу и того меньше. Парень пригладил взъерошенные волосы и с облегчением произнес:
— Ты, наверное, дежурный! А я Антон. Будем знакомы.
— Плеханов Виктор.
Молодые люди пожали друг другу руки.
— За психами что ли следишь? — парень подмигнул, открыл ящик стола и достал бутылку пива. — Будешь?
— Нет. Я на дежурстве, да и тебе не советовал бы.
— Дежурство, — назидательно заметил Антон, — не боевой пост. Вот на посту действительно нельзя, а на дежурстве, отчего не выпить? Тем более пиво — не водка.
Плеханов снова покачал головой.
— Да ты садись, посиди со мной, а то снова засну. Расскажи, что тут за психи и как ты с ними управляешься.
Виктор сел.
— Не называй пациентов «психами», «сумасшедшими», «больными» и прочее. Они такие же люди, как ты и нет гарантии, что не окажешься на их месте. И о диагнозах не спрашивай в их присутствии. Ты ничем не лучше них.
Антон гоготнул.
— Тебя что, ещё не инструктировали? Тогда слушай и запоминай. Если по твоей неосторожности или невнимательности что-нибудь случится, отвечать сам будешь. — Виктор набрал в грудь побольше воздуха. — В клинику запрещается приносить колюще-режущие предметы. Никаких ножниц, пилочек для ногтей, перочинных ножей, карандашей, ручек и сотовых телефонов с наружной антенной. Впрочем, телефоны никакие нельзя приносить и вообще, всё ценное оставляй дома. Обувь должна быть на мягкой подошве, и никаких шнурков, сережек, цепочек, браслетов и прочего.
Антон дотронулся до серьги в левом ухе и отрицательно покачал головой.
— Не. Сережку не сниму. Это память.
— Какая память?! Ты что, забыл, где находишься? Ольга Николаевна рассказывала, что в прошлом году тут была комиссия. Так пока проводили обход, у одного из профессоров пациент развязал шнурок на ботинке, а потом на нём повесился. Так что снимешь свою сережку! И вообще, одежда должна быть с минимумом деталей. Всё, что отстегивается или снимается, лучше оставляй здесь или в гардеробе.
Молодой специалист пожал плечами.
— Ну, если ты такие страхи рассказываешь… Но, давай, с завтрашнего дня начнем.
— Как хочешь. Если что-нибудь случится, отвечать будешь сам. А сейчас пошли, покажу тебе наших пациентов. Думаю, они ещё не спят. На полу в коридоре лежал Олег Павлович. Над ним, склонившись, стоял огромный загорелый мужчина.
— Вставай! — бубнил он, толкая «эмбриона» носком тапки. — Вставай!
Виктор ахнул. Пациент увидел вошедших, попятился, потом отвернулся и побежал в свою палату.
Антон смотрел на лежащего человека, открыв рот. «Эмбрион» не шевелился.
— Что он с ним сделал?
— Не волнуйся. — Виктор подошел к Олегу Павловичу и попытался его поднять. — Помоги. Нужно отнести его на кровать.
Поза человека была неудобной, а мышцы настолько напряжены, что нести его было тяжело. Молодые люди положили больного на кровать.
— Он что, всегда так лежит? — спросил Антон.
Плеханов кивнул и шёпотом добавил:
— Подозревают, что он притворяется.
Антон хмыкнул.
— Не завидую. А второй кто? Тот, что убежал?
— Матвеев. Нужно его привязать.
— В каком смысле?
— Если человек перестает контролировать своё поведение или нарушает правила клиники, его приходится привязывать к кровати. С Матвеевым такое нечасто бывает. Пойдем. Я вас познакомлю. Матвеев притворялся, что спит. Он лежал на спине, грудь его равномерно вздымалась, из носа отчётливо слышался тонкий свист. Виктор молча взял ремни и начал пристегивать пациента.
— Эй! Что ты делаешь?! — Матвеев проворно схватил руку Виктора. Плеханов вырвался, и зашипел:
— Нечего было вытаскивать его в коридор!
— Кого! Я ничего не делал! Я спал!
— Так я тебе и поверил! А ну, протяни руки!
Матвеев вдохнул. Плеханов испугался, что тот начнёт кричать, но Иван Борисович молча выдохнул и позволил себя пристегнуть.
— Ну и козел же ты! — печально констатировал он. — Мне надо было проверить — вдруг он притворяется.
— И как? Проверил?
Матвеев довольно улыбнулся.
— Псих.
— Иван Борисович, — Виктор кивнул Антону, чтобы тот подошёл ближе. — Это наш новый сотрудник. Будет дежурить по ночам.
Медведеподобный мужик с квадратной челюстью и недельной щетиной, оскалился и громогласно сказал Антону:
— Дежурный что ли? А ты спроси у него, куда старого дежурного дели! Что скажет ?
— Пойдем, — Виктор потянул Антона за рукав. — Не обращай внимания. Никуда мы дежурного не дели. Сам уволился. По семейным обстоятельствам.
— Козел он был! — крикнул Иван Борисович. — И ты козел!
Они вышли и Виктор тихо заметил:
— Геннадий Андреевич утверждает, что у Матвеева шизофрения, только честно тебе скажу, думается мне, что этот бугай абсолютно здоров!
Брови молодого врача медленно поползли вверх.
— Да ты не удивляйся! В психушках такое сплошь и рядом встречается. Договариваются с заведующим и лежат себе, в ус не дуют. Матвеев, думаю, именно такой. Либо уголовник, либо от жены прячется, либо с криминалом связался. Да мало ли какие причины могут быть! Только ты никому не говори!
— Не скажу. А тут все такие?
— Какие?
— Ненормальные.
Виктор засмеялся.
— Пойдем, покажу. Пациенты жили в палатах по левую сторону коридора. С правой стороны протекала крыша, и помещения пришлось закрыть
Первые две комнаты пустовали. В третьей на кровати сидел невысокий грустный человек неопределённого возраста. Глаза его были закрыты, он тихо мычал, раскачиваясь из стороны в сторону. Больничная пижама была надета на изнанку, на коленях лежал грязный носовой платок.
— Семёнов Петр Петрович, — Плеханов подошел к мужчине и погладил его по голове. — Тихий, замкнутый, чрезвычайно спокойный. Он не доставит тебе неприятностей. Правда, Петр Петрович?
Пациент кивнул и постучал по тумбочке.
— Антон, — представился молодой специалист. — Буду работать в ночную смену.
Семёнов не ответил. Виктор пожал плечами и вышел.
— А какой у него диагноз? — тихо спросил парень.
Виктор улыбнулся.
— Врачебную тайну открыть требуешь? Мания у него. Один в квартире жил, и сошёл с ума от одиночества. Книги были его единственным развлечением. Наткнулся однажды на статью о приметах, прочёл все книги по этой теме, что сумел найти, и теперь шагу не делает без оберегающих действий. По дереву стучит, чтоб не сглазили, в одной тапочке никогда не ходит, всё время новые действия оберегающие придумывает. Посмотри как-нибудь, как он с кровати утром встаёт. Сначала двадцать минут с открытыми глазами лежит — до трёхсот в обратном порядке считает, одеяло обязательно левой рукой откидывает и левую ногу на пол ставит. Потом уж правую. И снова сидит. Ещё до трёхсот считает. Потом одеяло в валик скатывает и на тумбочку кладёт. По стене рукой проводит, потом по лицу. В общем, у него целая система. Уж не помню, что в каком порядке делает, только уходит у него на этот «оберег» около двух часов. Представляешь? И злится очень, если ему кто-нибудь мешает. А если собьется, то обязательно сначала начинает. А так, он тихий. К другим не пристаёт, не дерётся. В общем, никакого беспокойства не доставляет.
В четвёртой палате лежал «эмбрион», в пятой — Матвеев, поэтому они прошли мимо, даже не заглянув через толстое оргстекло.
Шестая комната поразила Антона. Аккуратно застеленная кровать, тумбочка, накрытая салфеткой, никаких бумажек на полу, разбросанных вещей и мусора. У окна стоял худой печальный юноша с острым носом.
— Пятьдесят восемь, — констатировал молодой человек.
Виктор подошел к нему и шепнул:
— Знакомьтесь, Сергей Сергеевич, это наш новый сотрудник, будет дежурить по ночам, следить за порядком.
— Четырнадцать.
— Очень приятно, — Антон опасливо протянул руку, и юноша мягко её пожал. — А что вы считаете?
— Он всё считает! — крикнул из-за стенки Матвеев. — Человек-счётчик, хренов! Дылда! Худышка!
Парень вжал голову в плечи и присел, закрыв уши руками.
Плеханов похлопал его по плечу.
— Не бойтесь. Иван Борисович сегодня наказан.
Человек-счётчик вздохнул и шмыгнул носом.
— А я всё не сплю. Уже сто тридцать восемь ночей подряд. Вон, и глаза ввалились. А этот не унимается, зарезать хочет.
В дальнем конце коридора послышался грохот.
— Виктор Евгеньевич! — крикнул кто-то. — Скорее!
— Это эпилептик! — Плеханов побежал, Антон поспешил следом.
В последней палате на полу лежал человек. Он извивался всем телом, выгибаясь дугой, его трясло. Изо рта текла слюна.
— Скорее! — Виктор вытащил из кармана деревянную палочку и попытался засунуть её в рот эпилептику. Человек корчился, бился головой об пол, стучал ногами и вертелся. Подойти к нему не было никакой возможности.
Антон стоял, не зная, чем может помочь и что вообще следует делать в таких случаях. Из книжек он помнил, что главная опасность для эпилептика — прикусить язык или подавиться им, но с началом приступа сделать было ничего нельзя.
— Не стой столбом, — Виктор сердито посмотрел на молодого человека, — дай подушку, чтобы он голову себе не разбил!
Антон схватил с кровати подушку, сунул её под голову изгибающемуся человеку.
— Придержи его!
Молодой специалист присел на корточки и попытался удержать голову эпилептика на подушке. Тот дергался и извивался с необыкновенной силой, Антон взмок. Наконец судороги ослабли и прекратились.
— Теперь он будет спать, — сказал Виктор. — Хорошо, что ты был рядом. И мне помог, и понял, что нужно делать, если приступ повторится.
— Как же ты один с ним справлялся?
— Я ему помогал!
Антон обернулся. В суматохе он не заметил ещё одного пациента, а тот всё время находился в палате. Невысокий, пожилой, приятной наружности человек с любопытством разглядывал новичка.
— Вы новый доктор? Очень приятно!
— Он дежурный. Обращайтесь к нему в случае необходимости, — объяснил Виктор.
Молодой специалист пожал руку мужчины в пижаме, который показался ему вполне здоровым. Внимательные умные глаза, аккуратно причесанные волосы, оживленные движения.
— Савичев Александр Алексеевич, — представился мужчина, — очень приятно.
— Антон.
— Приходите в гости. Моя комната под номером пять. Счастливый номер. Никаких сквозняков, сплошные удовольствия и манная каша утром.
Антон попытался выдернуть руку из цепкой хватки пожилого человека, но тот не отпускал.
— Вертолёты, правда, летают. Это ничего. Если всё время причесываться, ветра не будет.
Виктор осторожно взял Александра Алексеевича за плечи. Тот сразу присмирел, сгорбился и отправился в палату.
— Ты его не слушай, — Плеханов устало зевнул. — И вообще, никого здесь не слушай.
Они вышли из палаты эпилептика. Виктор указал рукой на нишу в стене, где стоял большой поцарапанный письменный стол и стул.
— Во время дежурства я сижу здесь. На столе лежит журнал, куда нужно записывать всё, что произошло ночью. Ты тоже будешь сидеть, а пока можешь отправиться в ординаторскую и вздремнуть.
Антон кивнул.
— Ты мне про человека-счётчика рассказать не успел. Что они с Матвеевым не поделили?
— Если следовать моей теории, исходить из понятия, что Матвеев вовсе не псих, то это для привлечения внимания и подтверждения легенды. А «счётчик» на самом деле болен. Всё считает — слова, шаги, кто сколько раз по коридору прошел, сколько раз ему давали лекарство, сколько мух в комнате, всё подряд. Диагноз у него сложный — психоз какой-то.
— Маниакально-депрессивный?
— Нет. МДП в новое отделение перевели. Ну, и слава Богу. У них весной обострение начинается, а нам тут Матвеева достаточно — здоровый он или псих.
— А Савичев? — спросил Антон.
— Савичев самый натуральный сумасшедший. Никаких сомнений. Вены режет.
— Самоубийца?
— Не. Шизофреник. Патологическая тяга к крови. Если где-нибудь подходящую вещь найдёт, с помощью которой можно кровь пустить — сразу руки режет.
— Ужас. А зачем ему кровь?
Виктор пожал плечами.
— Да кто ж его знает? Нравится кровь и всё. Вены вскроет, и сидит, смотрит на лужу.
— Да уж. А с виду вполне представительный пожилой человек. И не сразу поймёшь, что не в себе. Про вертолёты в комнате рассказывает.
— Это профессиональное — он бывший десантник, и галлюцинации у него соответственные, правда, звуковые в основном — шум и голоса.
Виктор помолчал, потом понял, что пора возвращаться на пост и спросил.
— А ты, как здесь оказался? Неужели ничего лучшего не нашёл?
— Я от армии кошу, — признался Антон. — С Геннадием Андреевичем договорился, что буду здесь работать, а оформлюсь, как пациент. И ему выгода, и мне. А когда двадцать семь исполнится, все бумажки уничтожу, паспорт новый сделаю, типа абсолютно здоров, и в бизнес уйду. Буду мобильниками торговать.
Виктор покачал головой. Оказывается, и такое в жизни бывает. Похоже, в этой клинике лежат не только больные люди.
Антон кивнул на прощание и пошел в ординаторскую. * * *
Виктор сел за стол и написал в журнале о том, как Матвеев вытащил Олега Павловича в коридор. Следовало проверить, как там «эмбрион».
Олег Павлович сидел на кровати и жевал колбасу. На вид ему было около сорока. Он был худощавого телосложения с большими широко открытыми глазами и тонкими, почти девичьими бровями.
— Вы! Вы…
— Угу, — «эмбрион» кивнул, проглотил откусанное и вытер ладонью рот. — Нехорошо получилось. Матвеев меня пребольно головой об пол стукнул, прежде чем вы пришли.
— Значит, вы не больны! — Плеханов попятился обратно к двери.
— Да не волнуйтесь вы так! Я не сумасшедший. Проголодался жутко. — Он снова откусил колбасу. — Правильно сделали, что Матвеева привязали. Нечего потенциально опасным психам по коридорам шляться. Пусть полежит ночку, подумает о своём поведении. Если умеет думать.
— Я буду вынужден сообщить о вас заведующему, — предупредил Виктор.
— А зачем? Что вы с этого иметь будете? Лишнюю головную боль. Может, договоримся? Я вот, почему тут отказался. Убийство на меня повесили. Парня застрелили, а он, оказывается, любовником моей жены был. Я-то понимаю, что это криминальные разборки, но всё на меня свалили. А попался я чисто по глупости. Алиби не было, да ещё с супругой поругался. Она возьми, да и скажи, что я, мол, признался ей, что убил того человека из ревности. А я никого не убивал. Если б узнал, что благоверная мне изменяет, выставил бы из дома. А убить? Нет, спасибо. В общем, меня хотят посадить.
Виктор нахмурился. Верить ли этому человеку? Действительно ли он здоров? А вдруг, его болезнь именно в том и заключается, чтобы притворяться здоровым, который притворяется больным?
— Полежи вот так целый день! Думал, помру! Всё затекает, мышцы судорогой сводит, а разогнуться нельзя, иначе — тюрьма. Хорошо, хоть ночью все по домам расходятся. Только дежурные и остаются, а с ними и поговорить можно, и договориться, — Олег Павлович многозначительно поднял брови. — Записали в журнал, что меня Матвеев в коридор вытащил? Это хорошо. Теперь можно будет днем разминаться. Если на кровать залезть не успею — на полу лягу. Все подумают, что это Матвеев меня стащил. Очень удобно! — «эмбрион» засмеялся и вытер руки о пижаму.
— Олег Павлович, — представился он.
Виктор не стал протягивать руку, вместо этого холодно спросил:
— И не стыдно вам?
— А чего стыдного? — Олег непонимающе посмотрел на студента. — В тюрьме хуже. Вот разведаю обстановку и договорюсь с врачом. Напишут мне справочку, мол, болен человек, нельзя его в тюрьму, нужно лечить. Полечат годик, и домой отпустят! Хорошо!
— А мне, зачем открылись?
— Ну, — «эмбрион» шмыгнул носом и лёг на кровать. — Во-первых, это чисто случайно получилось. Не ожидал я, что так скоро вернётесь. А во-вторых, если уж застали меня в таком виде, может через вас получится про Геннадия Андреевича разузнать — стоит ли ему открываться или просить друзей, чтобы они меня в другую клинику определили. Ну, как? Стоит?
— Не знаю. — Плеханов вспомнил историю Антона и пожал плечами. — Судя по тому, что о нём рассказывают, может, и стоит.
— А что про него рассказывают?
— Врачебная тайна. Спите. Я пошел дежурить. О вас ничего не скажу до поры до времени.
«Эмбрион» кивнул, потянулся и взбил подушку.
— Хорошо. Хоть ночь нормально посплю. Вы это, разбудите, когда посторонние придут.
Плеханов покачал головой.
— Не буду я вам помогать. Сами выкручивайтесь. Достаточно и того, что сохраню тайну. * * *
Прежде, чем отправиться за стол, Виктор решил проверить, не произошло ли за время его отсутствия ещё каких-нибудь сюрпризов. Матвеев мирно спал, выводя носом затейливые рулады, Семёнов и человек-счётчик тоже спали, а вот Савичева в палате не было. Виктор подошёл к двери в туалет и постучал.
— Александр Алексеевич! Вы здесь?
— Да.
Виктор облегченно вздохнул. Неприятности отменяются. Он вернулся к столу. Десять минут спустя из туалета никто не вышел. Плеханов снова подошел к двери.
— Александр Алексеевич! Вы скоро?
На вопрос никто не ответил. Виктор осторожно толкнул дверь. Она оказалась не заперта.
На полу около унитаза сидел Савичев. Голова его была опущена на грудь, руки бессильно лежали на коленях, он задумчиво смотрел на лужу крови, которая собиралась прямо под ним.
— Что вы делаете? — Виктор подскочил к пожилому мужчине.
Савичев поднял голову и невидящими глазами уставился на студента. В руке он держал гнутую алюминиевую вилку.
Плеханов отобрал столовый прибор, расстегнул пояс на брюках и перетянул им предплечье пациента. Запястье было разрезано в нескольких местах.
— Этого ещё не хватало! — Виктор посмотрел на лужу. — Вытекло немного — примерно пол литра. Не смертельно.
Савичев послушно зажимал ремень и глупо улыбался. Нужно было срочно звонить Ольге Николаевне, чтобы она сообщила заведующему. И откуда у Савичева вилка? Все приборы в столовой на строгом учете — это холодное оружие!
— Сидите здесь и не шевелитесь! — приказал Плеханов. — Я сейчас приду. Поняли?
Александр Алексеевич не ответил. Виктор выбежал в коридор и помчался к ординаторской. В это время в последней палате что-то загремело. У эпилептика начался приступ.
— Черт! Ну и ночка! * * *
К тому времени, когда во втором отделении собрались все, кого касалось ночное ЧП, Виктор успел отмыть Савичева от крови и отправить в постель. Александр Алексеевич не сопротивлялся, будучи полностью погружённым в собственные мысли, он смотрел на суету невидящим взглядом и улыбался.
— Как же так! — возмущался Геннадий Андреевич. — Откуда у него вилка? И как он смог её заточить?
Виктор пожал плечами.
— Из столовой, наверное, украл, или родственники передали. А заточить — не проблема.
— Родственники! — взмахнул руками заведующий. — Гнать в шею таких родственников!
Ольга Николаевна принесла стакан.
— Что это?
— Валерьянка. Успокойтесь, Геннадий Андреевич!
Врач залпом выпил лекарство и обхватил голову руками.
В ординаторской, кроме них находились две поварихи, обслуживающие второе отделение.
— Мы не виноваты, — заявила одна из них. — Вилок приносим ровно пять, и столько же забираем. Не мог он у нас вилку стащить!
— Значит, родственники!
— Да, но в последнее время к Савичеву никто не приходил, — вмешался Виктор. — Он сам как-то жаловался, что его забыли.
— Мало ли чего он скажет, — Ольга Николаевна вытерла платочком глаза. — Если б вы не проверили, он бы умер!
— И что теперь будет? — спросил Антон, который всё это время стоял у двери.
— Ничего не будет, — медсестра всхлипнула. — За Савичевым будем следить мы, а за столовыми приборами те, кому это положено.
Поварихи кивнули.
— А милиция?
— Какая милиция? — удивился заведующий. — Рядовое происшествие в психиатрической клинике. Смертельного исхода не было? Не было. Значит, и милиции здесь делать нечего. А то, что пациент руку порезал, так это наша вина.
Антон пожал плечами.
— Моя смена закончилась. Ольга Николаевна! Можно я сегодня тоже подежурю?
— А что случилось?
— Понимаете, к брату гости придут, родители в отъезде и я там вроде как и не нужен…
Медсестра улыбнулась.
— Приходи. На диване в ординаторской поспишь. Только это в первый и последний раз!
Антон кивнул и вышел. Виктор тоже ушел, и второе отделение погрузилось в обычную утреннюю суету. * * *
Следующая ночь должна была быть спокойной — по неписанным правилам, после шторма обязательно наступает затишье, поэтому Виктор взял с собой детектив.
— Где сидеть будете? — спросила Ольга Николаевна. — За столом в коридоре или в ординаторской?
— За столом.
— Больные уже легли. Если что-то случится, обязательно зовите меня или Антона. Кстати, я вам чай заварила. — Женщина смущенно улыбнулась.
— Спасибо, Ольга Николаевна. Идите, отдыхайте, а я за столом посижу.
Медсестра ушла, а Плеханов открыл журнал. Станица, повествующая о происшествиях прошлой ночи, была исписана. Виктор отпил чай и начал читать. Буквы сливались, перепрыгивая друг через друга — сосредоточиться на мелком почерке заведующего было сложно. Виктор сделал ещё один глоток. Строчки поплыли. Плеханов зевнул. Предыдущая бессонная ночь давала о себе знать, сказывались и пережитые волнения. Виктор зевнул, положил руки на стол, лёг и закрыл глаза. * * *
-Виктор! Виктор! Проснись!
Плеханов с трудом разлепил глаза и увидел перед собой испуганное лицо Антона.
— Что случилось?
Антон потянул его за рукав.
— Пошли! Ольга Николаевна спит. Я не стал её будить, думаю, сначала ты посмотришь. Может, мне померещилось в темноте!
Виктор потянулся. Глова была тяжёлой, мысли путались. Он с трудом поднялся и последовал за семенящим впереди молодым врачом.
Они пришли к третьей палате, где лежал Семенов. Антон указал на стекло. Плеханов заглянул в комнату и остолбенел.
На полу лицом вниз лежал Петр Петрович. Рядом сидел Савичев и блаженно водил пальцем по луже чего-то темного.
— Быстро буди Ольгу Николаевну, — приказал Виктор и рванул дверь. Туман в голове рассеялся, мозг заработал с необыкновенной четкостью.
Антон убежал. Плеханов включил в палате свет.
— Выключите! Выключите! — заверещал Савичев. — Глазам больно! — Он закрыл лицо ладонями и из рук у него выпала алюминиевая вилка с заточенной ручкой.
Семёнов не шевелился. Крови на полу было много. Виктор подошёл к лежащему и пощупал шею. Пульса не было.
В коридоре послышались торопливые шаги и в палату вбежали медсестра и Антон.
— О, Боже! — выдохнула Ольга Николаевна и схватилась за сердце. — Он жив?
Плеханов отрицательно покачал головой. Антон подскочил к Савичеву и поднял с пола вилку. Медсестра истерически всхлипнула и выбежала в коридор.
