Магический сон

Звонок прозвучал резко и отрывисто – так, что Дина вздрогнула.
«О, господи, уже девять, а я ещё валяюсь», — отметила она, глянув на часы.
— Привет, любимая! – рассыпался в трубке веселый мужской голос.
«Неужели приехал? Не может быть…», — её сердце бешено заколотилось.
— Привет, — ответила Дина и ощутила, как от избытка чувств оно покатилось в пятки.
— Как ты поживаешь? – баритон в трубке смеялся и будоражил.
«Ах, нет, не он! Боже мой, не он…»
— Хорошо поживаю, — неуверенно ответила она, и нотки этой неуверенности были схвачены мгновенно, потому что голос в трубке тут же спросил:
— А почему так неуверенно?
— Простите, но я не знаю, с кем говорю.
Голос тут же умолк.
— Ой… это вы меня простите! Кажется, я не тот номер набрал, — и приятный баритон исчез так же неожиданно, как и появился.
— Какая жалость! — сказала она и расхохоталась.
Оказывается, и в её маленьком городке есть галантные мужчины и пылкие любовники, и всё – в одном и том же лице, а она и не подозревала. М-да, забавно. Но спустя минуту смех её замер, а в глубине души встрепенулась печаль – почти забытая. А ведь она избавилась от неё, по крайней мере, так было до сегодняшнего дня, вернее, до сегодняшнего звонка. Так было, потому что уже ничто, или почти ничто, не напоминало о её безумном увлечении, которое как снег на голову свалилось ещё совсем недавно и которое так же неожиданно и закончилось, так сказать, по всем правилам легкости современных отношений между мужчиной и женщиной – без всяких на то объяснений.
И чтобы приучить себя к мысли о разрыве, а потом и вовсе избавиться от неё, последние несколько дней она старалась заполнить себя чем угодно: художественными рисунками, чтением литературы, ещё какими-то делами, только бы не мучиться вопросом – отчего да почему. И после этого, а может, и параллельно – дала себе обещание не вспоминать о нём. И надо сказать, какое-то время это ей удавалось. Но легко сказать – не вспоминать. На самом же деле… ей было плохо. Ей и сейчас плохо.
Но более всего Дина расстроилась почему-то сегодня, после утреннего звонка. Наверное, потому что он напомнил январскую метель, когда они впервые встретились, и тот летящий вечерний сумрак в ресторане, где маленькими глотками пили текилу, и ещё – раскидистое дерево, под которым прятались от дождя теплой июльской ночью.
«Господи, почему мне так плохо, ведь ничего же не произошло, — твердила она эти слова, как молитву -. Ну позвонили, ну ошиблись…Подумаешь – не он – беда какая. Но – «привет, любимая…» – от этих слов с ума сойти можно!»
Она глянула в окно и заметила крохотные снежинки – самые первые после обворожительного листопада накануне. Медленно и незаметно, будто нехотя, они кружились в воздухе и, ударяясь об оконное стекло, растекались по нему прозрачными капельками, соединяясь затем в извилистые ручейки.
Да, скоро зима и скоро год с того дня, как они познакомились.

«Ладно, пойду, поставлю чайник», — она поднялась с дивана и прошла на кухню.
Но через пару минут чашка, наполненная густой ароматной жидкостью, так и осталась на столе не тронутой, потому что грусть, копошащаяся где-то под ложечкой, всё не проходила, и чтобы заглушить её, Дина вернулась в комнату и, включив компьютер, стала просматривать дневник.
Вот… Вот эта запись. Она прочла её один раз, второй, третий и вдруг до последней буковки поняла содержание написанного, поняла всё то, что два года назад, до неё никак не доходило. И со всеми подробностями она вспомнила тот странный, почти магический сон, который приснился ей с 13 на 14 ноября. Сон, который, как ей показалось тогда, извещал о неком знаменательном событии.
Тогда, помнится, стояла точно такая же осень: она рыдала такими же проливными дождями и такими же ветрами носилась по скверам и улицам города, и точно также по ночам в её комнату заглядывал неяркий свет фонаря, что висел на столбе напротив.
В ту ночь она долго не могла уснуть. Было около трёх часов, когда сон, наконец, сморил её, и на тонкой грани перехода от реальности в мини-небытие, когда пересекаются грани прошлого, настоящего и будущего и когда простому смертному невозможно определить, что первично, а что – вторично, она увидела себя, стоящей у незнакомого дома, фасадом выходящего в сад. Хозяев не было. И если дом не производил особого впечатления, то сад был просто великолепен: незнакомые деревья с пышными кронами, поляны с мягкой изумрудной зеленью, выразительные цветы с крупными лепестками, холодный ручей, на дне которого сквозь прозрачные струи воды просвечивались гладкие, полированные камни – всё было ярко и необычно.
Гуляя по саду, она вышла на поляну, и через мгновение увидела, как с противоположной стороны навстречу ей царственно вышагивают павлины. Их роскошные оперения светились небесно-голубым сиянием, и только две птицы были окружены бледно-розовым ореолом.
«Уж, не хозяйка ли я этих, очаровательных птиц?» — почему-то мелькнуло в её голове, и она остановилась, будто завороженная. Затем, наклонившись к цветам, она ощутила, как её душу наполняют покой и умиротворение.
«Интересно, — вдруг подумала она, — что должно произойти в жизни человека, чтобы он принял эту красоту, и что должно произойти, чтобы отверг?»
Дина подошла к ручью, села на гладкий, отшлифованный камень и, опустив босые ноги в прохладную воду, стала любоваться солнечными бликами, что весело прыгали на его зеркальной поверхности. И вдруг на какое-то мгновение блики исчезли – это солнышко спряталось за маленькую, внезапно набежавшую тучку, и в этот момент рядом с отражением своего лица в воде она увидела отражение незнакомого мужчины. Она обернулась.
— Кто ты? – спросила Дина.
— Разве ты не узнала? Я – хозяин этого поместья, — ответил он, делая жест рукой. А потом, легонько взяв её за подбородок, сказал:
— Пойдём, я покажу тебе дом и сад.
— Я уже всё видела, — сказала она.
— Ты ещё ничего не видела. А хочешь, я подарю тебе счастье? – ни с того, ни с сего вдруг спросил он.
— Почему ты решил, что я не счастлива?
— Это читается в твоих глазах.
— Это не может читаться в моих глазах, — воскликнула она. – Я только что любовалась красотами твоего сада и испытала настоящее счастье.
— Это минутное счастье, о постоянном же – твои глаза молчат.
— Постоянного счастья никто не испытывает… — сказала она. — А в чём заключается твоё счастье, и счастлив ли ты сам? Скольких женщин ты звал за собой вот так, как меня сейчас, и не в них ли ты ищешь своё счастье?
— Да, я люблю женщин, — ответил он.
— Тогда скажи, что значу для тебя я и зачем я тебе? Куда ты зовёшь меня? В свой гарем?
— Я поселю тебя отдельно и буду приходить к тебе чаще, чем к другим, — ответил он.
— Почему?
— Потому что ты – особенная… ты не такая как все.
— Тогда оставь своих женщин и останься со мной навсегда, — проговорила она.
— Не могу, — ответил он, — потому что душевный комфорт я обретаю только тогда, когда меняю женщин. И я не смогу полюбить тебя так, как ты этого захочешь. Я буду любить тебя по-своему, но если ты не примешь моих правил, то будешь страдать, потому что меняться я не собираюсь.
— Но если два человека заключают между собой союз, то это предполагает…
— Это ничего не предполагает.
— Но нельзя же всё время искать, надо уметь и находить, не правда ли?
— Моё время поисков ещё не закончено….

И тут всё разом переменилось: павлины исчезли, а вместо них появились люди, вооруженные каким-то странным оружием. Воинственные и страшные, они выползали из-за деревьев и уже приближались. Незнакомец почему-то рассмеялся и тут же исчез, как будто его и не было вовсе, а Дина, спасаясь отчаянным бегством, забилась в одну из комнат этого странно-неприветливого дома и, натянув на себя неподатливый картон, который стоял тут же поблизости, затаилась.

Дина четко помнит, как её разбудил этот жуткий страх. Сердце ёкало, в висках стучало, и некоторое время она ничего не могла понять. Наконец, сон отступил, и она вернулась в реальность.
Но к чему был этот сон, представший перед ней чуть ли не восточной сказкой, и о чём он говорил, она не знала тогда, хотя его разгадку и прочла в старом соннике. Этот сонник подарила ей бабушка. И вот что она там нашла:
«Приснившиеся павлины предвещают резкие перемены в жизни.
Радостные и яркие впечатления, связанные с удовольствиями, наряду с печальными размышлениями и предчувствиями, сольются в пестрый поток ощущений и, переплетаясь с картинами реальности, окажут самое разное влияние на душу: от прекрасных до тревожных.
Если женщина увидит себя хозяйкой павлинов – значит, судьба готовит ей испытание: её представление о мужской чести будет поколеблено».
Этот сон приснился ей на десятый лунный день, и это означало, что «сон – правдивый и что он успешно воплотится в жизнь».
Но, не придав его символике особого значения, она вскоре и думать о нём забыла. О нём Дина вспомнит позже и именно тогда, когда Алексей из её жизни испарится так же стремительно, как и её собеседник из того, казалось бы, ничего не значащего сна.
Впрочем, все мужчины одинаковы, и никто из них не пропустит ни одной юбки, и Алексей – не исключение. Более того, судя по всему, это его хобби, и стоит ли убиваться по этому поводу? Вот-вот – не стоит. Но зачем эта грусть в душе?
Не надо никакой грусти. К чёрту! Она ведь сама бросила его – первая, пусть и наврала, что встретила другого. Вот и славно, потому что никогда, ни при каких обстоятельствах не хотела быть покинутой. А кому нравится – быть покинутой? Правильно – никому. И превосходно, что всех своих мужчин она бросала сама: лучше гордо страдать, чем терпеть унижение… И не менее превосходно, что все покинутые снова возвращались и просили продолжения. Так было и с Анатолием, и с Вадимом, да и с Евгением тоже. Но – Алексей…. Он запал в душу более других. И почему эта проклятая боль всё не отпускает?
Нет, так нельзя. Она давала себе обещание выкинуть его из сердца? Давала…. И что?
Ах, боже мой, почему он не понимает, что ей сейчас плохо? Ну, почему? Неужели он не знает, что ему не должно быть хорошо, когда ей так плохо.

Дина закрыла файл и выключила компьютер, затем взяла его фотографию и, глядя в глаза, сказала:
«Когда ты позвал меня, я пошла за тобой, не оглядываясь, хотя и не могла не догадываться о том, что вряд ли задержусь около тебя надолго. Но мне так не хотелось верить в это. Мне казалось, что и я любима тобой. Но это была всего лишь иллюзия, обычная романтическая иллюзия. А совсем недавно я получила подтверждение этому: ты перестал писать, и те короткие письма, которые изредка ещё приходили, были сухими и торопливыми, будто кто-то стоял позади тебя и заковывал твою душу в непроницаемую броню. И я поняла, что я для тебя – всего лишь эпизод, очередная ступенька к твоим новым страстям и ощущениям.
Да, это так, хотя совсем неизвестно, как сложились бы наши отношения, окажись мы в одной упряжке. Мы же совсем не знаем друг друга, и, согласись, те короткие семь встреч многое оставили за кадром, да почти – всё. Так что этот разрыв для меня – ни что иное, как благо. Да, да – благо. И чтобы освободить место для другого, я отпускаю тебя».

Дина отыскала папку с ненужными фотографиями и, сунув туда его изображение, задвинула в самый дальний угол объемистого шкафа.
Но почему она так безоглядно кинулась в его объятия? Не потому ли что слишком долго никого не любила, да и любила ли вообще? Встретился ли на её пути тот мужчина, которого она смогла бы полюбить? А может, она сама отказывалась от любви? Но этого не может быть, потому что это – противоестественно. Просто не было ТОГО единственного, который взял бы её на руки и сказал: «Не задавай мне больше вопросов, почему одни счастливы, а другие – нет. Не задавай, потому что отныне мы нашли друг друга, и должны быть счастливы. И мы будем счастливы».

В свой последний приезд Алексей спросил её:
— Помнишь нашу поездку на Средиземное море?
— Помню, — ответила она и с удивлением подумала: — Почему он спрашивает об этом?
— Потому что хочу напомнить о нашем счастье.
— Ты читаешь мои мысли? – улыбнулась она
— Точно так же, как и ты мои. Ты была счастлива тогда?
— Да. А ты?
— Я тоже.
— Так что же случилось сейчас? – она невольно сжалась. — Тебе захотелось новизны?
— Не знаю…. Может быть.
— Почему тогда вспоминаешь о море?
— Хочу снова вернуться туда, хотя бы на несколько дней. Поедешь со мной?
— Зачем? Ты же сказал, что в одну реку невозможно войти дважды, что наши отношения уже исчерпаны. Хочешь устроить мне обворожительное прощание, чтобы совесть не мучила?
Он помолчал, а потом, будто не слыша вопроса, сказал:
— Но как же было здорово тогда!
— А хочешь, я сама напомню тебе об этом? – поддаваясь волшебному полёту воспоминаний, воскликнула Дина.
И, не дожидаясь ответа, она стала говорить…. Говорить, потому что понимала, это – конец, потому что знала – надо высказаться, хотя бы вот так, напомнив ему и себе об этой, их первой и последней поездке. Потому что всё, что было между ними, к сожалению (а может быть, к счастью), приходит к своему логическому завершению. Всё – как в том сказочном сне.
Она напомнит сейчас об этом путешествии, и в их истории должна быть поставлена точка, потому что точкой заканчивается любая история. Точкой… а может, всё-таки многоточием? Нет-нет, не надо никаких многоточий: всё в прошлом, и надежды тоже.
— Итак, — начала она, — мы прибыли в Памук-кале под вечер…
— когда солнце уже садилось, — подхватил он.
— Ты и такие подробности помнишь?
— Я помню всё.
— Да, – ты много раз повторял эту фразу. Но позволь, я продолжу.
Солнце только что коснулось поверхности моря, и его отражение в воде напомнило сильно вытянутый эллипс, почти цилиндр, по обе стороны от которого – и на горизонте, и на морских водах – темнели пурпурные дорожки, переходящие затем в светло-сиреневое пространство. Было что-то мистическое в этом зрелище. Ты ещё с каким-то благоговением взял мою руку и поцеловал.
— Я и сейчас могу сделать то же самое.
Она улыбнулась:
— Твоё обаяние уже ни к чему. Я лучше продолжу, и не перебивай, пожалуйста…. Уже на следующий день теплое море с чистым хрустящим песочком на берегу было нашим. Где-то в отдалении, слева, виднелись невысокие гладкие скалы, и каждый день мы уходили к ним, чтобы никто нас не видел. Расстилали на песок покрывало, выкладывали нехитрую снедь и загорали. Над прозрачными волнами с криком носились неугомонные чайки, и я пела тебе:
«Ах, эти чайки надо мной – напоминают…», как пела тогда в снежном феврале по телефону. Не забыл?
— Не забыл.
На мне был чудесный облегающий купальник, цвета яркого изумруда…
— и он так выгодно подчеркивал все твои достоинства.
— Бог ты мой, как же было хорошо тогда!
Сначала мы безумно целовались, а потом от восторга и желания у нас начинала кружиться голова, и мы, как шальные, прильнув друг к другу, переставали ощущать пространство и время…. А вокруг – никого, только солнце и море, чайки и скалы, и только мы. Я смотрела в твои в глаза и улыбалась, а ты гладил мои волосы и целовал эту улыбку. А потом лёгким движением губ я проводила по твоим чудесным бровям и воздушной пушинкой касалась твоих чёрных озорных глаз.
Потом мы ложились на песок и сквозь полузакрытые веки смотрели на безоблачное небо, потом ты брал меня за руку, и мы бежали к морю, навстречу волнам, таким же лазурным и прозрачным, как лазурное небо.
Дина замолчала. Склонив голову набок, Алексей посмотрел на неё и немного погодя, снова спросил:
— Поедешь со мной?
— Нет, — ответила она. – Уходя – уходи.
— Ты жалеешь, что мы расстаемся?
— Пока не знаю. Знаю одно – будет больно. По крайней мере, мне.

Прошло полгода. Ей действительно, было больно. Очень больно.
В его последний приезд (уже не к ней, а лишь затем, чтобы закончить свои служебные дела) Дина спросила:
— Ты счастлив?
Задав этот вопрос, она всеми фибрами души ощутила, как тот магический сон, который привиделся ей два года назад, снова становится реальностью.
— Не знаю, — ответил он. – Думаю, что – да.
— А что такое счастье, по-твоему? Жена, которая давным-давно из возлюбленной превратилась в друга или дети, которые выросли и не живут с тобой, а может дом, который ты с таким рвением обустраиваешь? Или же… бесконечная вереница женщин, которых ты с таким наслаждением меняешь?
Он пожал плечами и повторил:
— Не знаю….
— А как ты думаешь, существует ли счастье на Земле, и бывают ли счастливы люди? Мне кажется – нет, и знаешь, почему? Потому что нам всегда чего-то не хватает. Кому-то новых ощущений, как тебе, например… кому-то денег, кому-то признаний, а кому-то и хлеба. И от этого наша душа мечется, и нет ей покоя, хотя, возможно, мы и не осознаем этого. И мы стремимся достичь того, чего хотим, достигаем и замечаем, что нам снова чего-то не хватает, или – кого-то…. А знаешь, — добавила она после короткой паузы, — я не права. Есть счастье на земле, есть, только не каждому дано его почувствовать.

А недавно Дине приснился тот же самый сон: она увидела знакомый дом, очаровательный сад, радужные поляны и тот же самый ручей с гладкими валунами, только павлинов не было. И так же, как и тогда, она увидела того самого незнакомца, только на этот раз, шагая по зеленой траве, он улыбался и протягивал к ней руки.
— Я понял одну вещь, — подойдя к ней, сказал он, — очень часто своё счастье мы ищем не там, где нужно, а если и встречаем его, то проходим мимо. Так и я – едва не прошёл мимо тебя.
— Не захочешь ли снова уйти? – спросила она.
— Нет, потому что долго шёл к построению мира в своей собственной душе и потому что понял, что люблю только тебя. И теперь знаю, что моё счастье – это ты. Но если ты не ответишь, – мой мир перестанет существовать, а вместе с ним перестану существовать и я.
Ответишь?..