Чёртовы куклы


Чёртовы куклы

ЧЁРТОВЫ КУКЛЫ

Глава 1.

Пролог.

— Итак, приступим, — сказал Хозяин. — Докладывайте.
Координатор встал и оглядел собравшихся. Вместе с ним и Хозяином в помещении находилось пять человек — весь костяк Организации. Щурил и без того узкие злые глаза Хан; вальяжно откинувшись на спинку кресла, попыхивал сигареткой Толстяк; острым кулачком подпирала надменное холёное лицо Сцилла.
— До операции осталось сорок три дня и семь часов с минутами, — взглянув на часы, сказал Координатор. — Отклонений от плана нет. Группа захвата отобрана и готова. Группа прикрытия готова. Группа обеспечения тоже. За куклами ведётся непрерывное наблюдение, неожиданностей нет. Завтра мы их возьмём.
— Где будут находиться куклы до начала операции?
— Резиденция готова. Удаление от ближайшего жилого объекта около тридцати километров. Так что изоляция обеспечена.
— Хорошо. Проблемы, вопросы, предложения?
— Зачем нам держать кукол вместе? — спросил Толстяк. — Что, если они окажут сопротивление?
— Куклы должны знать друг друга. А сопротивление в случае чего подавит группа обеспечения. Сцилла?
— На этот счёт будьте покойны. Да и не будут они сопротивляться, куда им.
— На всякий случай возьми пару моих ребят, — предложил Хан.
— Ни к чему. Твои люди понадобятся при захвате. С куклами я как-нибудь справлюсь.
— Хорошо, — подытожил Хозяин. — Приступайте к отработке кукол.

Димон.

Шаркая по асфальту подошвами стоптанных ботинок, ссутулившись и опустив голову, Димон брёл по направлению к кладбищу. Умереть ему хотелось именно там, рядом с могилой родителей. Димон взглянул на имплантированный в запястье индикатор — жить оставалось четыре часа двадцать две минуты. Он прошёл мимо витрины супермаркета, искусно декорированной деликатесами. Последний раз Димон ел позавчера. Он остановился и прикинул ресурсы. Сорок минут идти до кладбища, ещё десять через него. Четверть часа на то, чтобы посидеть у могилы, подумать и окончательно подготовиться. Двадцать минут на покупки. Итого, остаётся три часа. На них можно взять палку колбасы, буханку хлеба и курево. Последнюю затяжку Димон сделал вчера. Сигареты купить надо обязательно, но целая пачка ни к чему — он не успеет её скурить, даже если будет дымить беспрерывно. Значит, обойдётся пятью сигаретами россыпью, тогда останется минут двадцать-двадцать пять, должно хватить на бутылку пепси-колы.
Димон решился. Какая разница — проживёт он эти лишние три часа или нет. Чуда всё равно уже не случится. Он и так ждал этого чуда слишком долго, во всём себе отказывая и надеясь неизвестно на что. Так пускай хоть жизнеобеспечение ему отключат на сытый желудок. Димон вошёл в магазин. Мелькнула мысль взять на три часа поллитра водки, но Димон её отмёл. Момента смерти он не боялся, давно мысленно с ним смирился, и уходить в полувменяемом состоянии не хотел. Димон отсчитал сигареты, бросил в корзинку продукты и направился к автоматической кассе. Он достал карту жизни и в последний раз взглянул на неё. После покупки карта больше не понадобится, он даже не будет ее забирать, так и оставит у кассы или выбросит в стоящую тут же урну.
— Молодой человек, можно вас на минутку? — вдруг услышал он женский голос сзади и обернулся. — Да, да, я именно к вам обращаюсь, — сказала незнакомая девушка и улыбнулась ему. — Вы — Дмитрий Анциферов, верно?
— Да, — сказал Димон, — я — Анциферов, но если быть точным, то пока ещё Анциферов. Потому что, впрочем, это неважно… Извините, девушка, я понял, что вы меня знаете, но у меня совершенно нет времени. Ни на что.
Девушка приблизилась, оглянулась, и, убедившись, что подслушать их некому, произнесла:
— Я здесь как раз для того, чтобы какое-то время вам предоставить. Дайте вашу карту и, пожалуйста, побыстрее, ни к чему, чтобы нас кто-нибудь видел.
Димон отдал карту, и девушка, взяв её, направилась к банкомату жизни. Димон вспомнил передачу, которую смотрел несколько лет назад, когда у него были телевизор, десятилетний ресурс, работа и оптимистические планы на будущее. Ведущий рассказывал об аресте целого звена Организации, шайки, которая занималась хищениями ресурса с карт жизни граждан. Помнится, они изготавливали перчатки с нанесёнными на них отпечатками пальцев жертв, а потом похищали карты. Ресурс выбирали полностью, так что пострадавшие умирали сразу, как только делался перевод. Потом ресурс рассредоточивали через цепочку фиктивных счетов. Правда, после этого случая банкоматы усовершенствовали, теперь они реагировали только на руку, лишённую всякого покрытия. Димон подумал, что было бы забавно, окажись девчонка ученицей тех гадов. Неплохое разочарование ждало бы её в этом случае.
Девушка вернулась и протянула карту. Димон взглянул на индикатор. Вдобавок к четырём часам, которые у него оставались, табло показывало ещё один день.
— Пойдёмте со мной, — сказала девушка. — Я отведу вас к людям, которые хотят с вами поговорить.

Маринка.

Маринка достала из шкафа платье, самое красивое из всех, что у неё были, и единственное, которое осталось. Другие платья, так же, как и прочие составляющие её гардероба, уже давно были проданы. Маринка потеряла работу два года назад, на тот момент у неё оставалось около пяти лет ресурса. Первое время она ещё на что-то надеялась, один раз её даже пригласили на интервью. Набирали девушек-танцовщиц в «Плэйбой», элитный ночной клуб. По слухам, один вечер, проведённый в нём, стоил клиенту около полугода жизни. Маринка пришла в клуб рано утром, за три часа до назначенного срока, и оказалась в толпе из сотен соискательниц всех возрастов. Под вечер её, наконец, вызвали, и она вошла в душную, прокуренную комнату. Там за столом, закинув на него ноги и попыхивая сигарой, вальяжно сидел толстый, потный и лысый мужик. Ещё один, тощий, с усиками стрелкой и узкими бегающими глазками, стоял у него за спиной.
— Так, — сказал толстяк, бегло прочитав Маринкино резюме, — врач-педиатр, значит?
— Да, — сказала Маринка, — шесть лет стажа, практика в…
— Ясно, — прервал толстяк, — это хорошо. Сиськи, задница, — он оглядел Маринку, — вроде ничего. С анальным у тебя как?
— В каком смысле? — растерялась Маринка.
— Слышь, подруга, некогда нам с тобой время терять, — встрял тощий. — Непонятно, что ли, о чём спрашивают, или выпендриваешься? Не видишь, сколько баб претендует на эту работу? Тебе прямой вопрос задали, у нас многие клиенты анал предпочитают.
Маринка отшатнулась, как от пощёчины. Она уже раскрыла рот, собираясь сказать этим подонкам всё, что о них думает, но тут снова вступил толстяк:
— Ладно, — сказал он, — значит, так, идёшь туда, — он махнул рукой в сторону угловой двери, — спросишь Бугая и Рыжего. Они вроде ещё свежие, только что заступили. Пойдёшь с ними в сауну, там они тебя оттрахают, может, ещё Красавчик подойдёт, если в силах. В общем, останутся парни довольны — будем дальше разговаривать. Давай, дуй.
Маринка не помнила, как выбежала оттуда. Согласись она тогда, и завтра была бы, несомненно, жива. А сейчас — Маринка тряхнула копной иссиня-черных волос и влезла в платье. Сейчас ей осталось меньше двух часов. Она взглянула на индикатор — час сорок девять минут. Маринка прошла на кухню, открыла буфет и извлекла оттуда бутылку с остатками кофейного ликёра. Ликёр был специально припасён для этого дня. Маринка наполнила рюмку, подумав, что обязательно надо её потом помыть, выпила и снова посмотрела на индикатор. Час сорок шесть. В этот момент в дверь позвонили. Последний раз гости у неё были больше года назад — заходил Костин приятель, который ещё не знал, что Костя исчез, как только понял, что Маринка обречена.
«Открыть, что ли», — вяло подумала Маринка. — «Нет, не буду. Для того, что мне предстоит, компания не нужна».
В дверь позвонили снова. Маринка вздохнула и пошла открывать. Распахнув дверь, она увидела парня своих лет, который оглянулся, убедился, что его никто не видит, и приложил палец к губам.
— Вам кого? — спросила Маринка. — Впрочем, неважно. Заходите.
— Вы — Ивлева Марина Николаевна, — сказал парень, проникая в квартиру. — Здравствуйте. У нас очень мало времени. Сейчас вы возьмёте свою карту и пойдёте со мной, я отведу вас к людям, которые хотят с вами поговорить.

Валет.

Валет вынул из кармана финку и сжал в кулаке наборную рукоятку, спрятав лезвие в рукав. Индикатор показывал пятьдесят четыре минуты. Валет стоял, привалившись плечом к обшарпанной стене убогой кирпичной трёхэтажки, и смотрел, как с дальнего конца улицы к нему неспешно приближаются два фараона.
«Одного я заберу с собой», — подумал Валет и сплюнул на тротуар. — «Одного точно. А хорошо бы обоих».
Валет откинулся две недели назад. Кореша глядели на него с завистью — редко кому удавалось покинуть тюрягу, в большинстве случаев ресурс кончался там. Валет дотянул за счёт двух обыгранных им в карты фрайеров. Их ресурсы он забрал без сожаления — если хочешь выжить, не до жалости и сентиментов. Две недели назад у Валета был ещё год — надо же ему было сесть с Фиксатым в штос. И потом этот облом, когда не удалось обчистить присмотренную хату, отмычка не подошла. Валет сжал зубы. «Такой вот фарт выпал», — подумал он, — «такая, значит, картишка легла».
Фараоны приближались. Валет качнулся, отрываясь от стены, и сделал шаг им навстречу.
В этот момент его крепко ухватили сзади за локоть. Валет резко обернулся и оказался лицом к лицу с блатного вида пареньком.
— Ша, кореш, не рыпайся, дело есть, — скороговоркой пробормотал паренек. — Тебя Валетом кличут?
— Ну.
— Не нукай. Погнали отсюда, быстро.
— Да с каких дел? Ты кто вообще?
— Жить хочешь? — спросил паренёк. — Валет кивнул. — Тогда пошли. С тобой люди говорить будут.

Тенгиз.

Тенгиз шёл по парку и вдыхал терпкий запах прелой листвы. В свои сорок он всё ещё обладал поджарой спортивной фигурой и чёткой, поставленной за пятнадцать лет службы, армейской походкой. Зайдя в отдалённую и малопосещаемую часть парка, он отыскал скрытую за кустами маленькую беседку, вошёл в неё и опустился на лавку. Ему не надо было смотреть на индикатор, биологические часы позволяли определить оставшееся время с точностью до минуты. Тенгиз достал из внутреннего кармана завёрнутый в тряпку именной пистолет и внимательно его осмотрел. Оружие, как обычно, находилось в идеальном состоянии. Тенгиз вынул бумажник и извлёк из него наградной приказ. Внизу, под виньетками, частично наезжая на них, стояла подпись президента. Тенгиз плюнул на подпись, сложил приказ вдвое, разорвал его и выбросил обрывки. Он положил пистолет на скамью, прикрыл его полой мундира и закрыл глаза. Он дал себе десять минут на мысленное прощание с людьми, которых он уважал, и которые уважали его. Когда десять минут истекут, он закончит земной счёт, как подобает мужчине. Оставшимися двумя часами вышвырнувшее Тенгиза из жизни государство может подавиться. Почти три месяца назад, вместо присвоения очередного звания, его выбросили из армии в отставку. Выбросили, как собаку, даже не поблагодарив за службу, на протяжении которой Тенгиз не раз раскланивался со смертью. На момент отставки у него оставалось пять лет ресурса. Экономный и рачительный Тенгиз растратил эти годы за одиннадцать недель. Он прожил их так, как считал нужным, швыряя дни и месяцы на столики ресторанов и в подолы доступных девиц. И сейчас пришёл момент ставить точку.
Внезапно Тенгиз почувствовал, что неподалёку кто-то есть, и испытал чувство досады. То, что ему предстояло, мужчина должен сделать наедине с самим собой. Тенгиз открыл глаза, пружинисто поднялся и увидел стоящего у входа в беседку крупного мужчину его лет и, судя по внешности, земляка.
— Гамарджоба, батоно Тенгиз, — сказал мужчина и слегка наклонил голову.
Тенгиз сделал шаг вперёд. Вежливость требовала ответить на приветствие, но он уже мысленно простился с жизнью, и ему было не до этикета.
— Прошу тебя, уйди отсюда, — сказал он по-грузински. — Очень прошу.
— Подожди, брат, — сказал земляк, тоже переходя на грузинский. — Ты — Тенгиз Мерманишвили, и я пришёл за тобой.
Тенгиз сглотнул слюну.
— Кто ты, брат? — спросил он.
— Это неважно, дорогой. Но я здесь для того, чтобы проводить тебя к людям, которые окажут тебе уважение.

Жанна.

Жанна подошла к кассе кинотеатра и посмотрела на индикатор. Оставалось ровно четыре часа. Она рассчитала всё до минуты, и поэтому была довольна и спокойна. Она купила билет, и её ресурс уменьшился до полутора часов. Через пять минут начнётся сеанс, и ещё через час двадцать пять она умрёт, ровно в тот момент, когда на экране казнят Жанну Д’Арк — её тёзку и героиню любимого фильма.
Жанна смотрела «Орлеанскую деву» уже трижды. Последний раз это было около года назад. Oна тогда пришла с Антоном, и искренне думала о себе, как о самой счастливой девушке на свете. Призёрка чемпионата страны по биатлону на десятикилометровой дистанции и в эстафете. Cтройная, красивая, уверенная в себе женщина, обладательница десятилетнего ресурса и самого лучшего, самого заботливого мужчины в мире, к тому же страстно в неё влюбленного.
Она сломала ногу на тренировке и угодила в больницу как раз накануне очередного первенства. Сначала врачи прочили ей быстрое выздоровление, о чемпионате можно было забыть, но все в один голос уверяли, что к следующему она будет в норме. Однако время шло, ресурс таял, а Жанна всё не поправлялась. Перелом осложнился нехорошей опухолью, лица врачей становились всё мрачнее.
— Ничего, зайка, — говорил каждый день приходивший в больницу Антон, — прорвёмся, у меня больше двадцати лет ресурса, и я в пике формы. Я обязательно выиграю лондонский турнир, у меня будет почти тридцать лет, я вернусь и мы поженимся.
Антон улетел в Лондон, и на следующий день Жанне поставили окончательный диагноз. Необходима была операция, и операция срочная. Она стоила почти весь Жаннин ресурс, но прилетевший из Берлина профессор гарантировал удачный исход и полный возврат функций. Жанна согласилась. Операция действительно прошла успешно, и Жанна уверенно шла на поправку.
За два дня до выписки ей позвонил из Лондона только что выигравший в финале у шестой ракетки мира Антон. Он долго мямлил что-то в трубку, и Жанна чувствовала, понимала, что происходит нечто ужасное. Она молчала, и наконец Антон, после десяти минут невнятного монолога, вдруг выпалил:
— Извини, я знаю, что я подлец, но так получилось. Я встретил девушку. — Жанна закрыла обеими руками рот, чтобы не закричать. — Через неделю у нас свадьба, — добавил Антон и повесил трубку.
На лыжи она больше так и не встала. Какое-то время удавалось поддерживать ресурс за счёт буквально подобравшего её бывшего тренера сборной. Он не скрывал, что бросит Жанну, как только пресытится, и, когда это произошло, у неё оставалось уже меньше трёх месяцев.
Жанна направилась ко входу в кинотеатр. Она уже собиралась войти, когда внезапно оказавшийся рядом высокий мужчина взял её под руку и увлёк в сторону.
— Здравствуйте, Жанна, — сказал он тихо, — я знаю ваши обстоятельства. Пожалуйста, пойдёмте со мной.

Стакан.

Проснувшись, Стакан с трудом разлепил глаза. Башка раскалывалась, и было так погано, что хотелось немедленно удавиться. Кроме жуткого похмелья, Стакана мучила какая-то мысль, но как он не тщился, вспомнить, о чём эта мысль, не мог.
Стакан растолкал храпевшего на грязной, брошенной на пол вонючего подвала дерюге, Трясуна.
— Слышь, это, — сказал Стакан, — ты это, у нас выпить есть?
Трясун с трудом сел, помотал кудлатой башкой и уставился на собутыльника.
— Чего? — извлёк он из себя, наконец, осмысленное слово. Руки у Трясуна ходили ходуном, с носа капало и красные глаза обильно слезились.
— Ничо, — ответил Стакан, — выпить, говорю, есть? Было же вчера, я помню. Мы ж отмечали что-то, ну не может быть, чтобы всё выжрали.
— Дык что, — сказал Трясун, — откуда осталось-то? — Он икнул, пошарил вокруг себя и нащупал бутылку. Трясун поднял её, и на донышке булькнуло. Он тотчас же запрокинул бутылку и в один глоток высосал содержимое.
— Сволочь, — сказал Стакан, — что ж ты мне не оставил, паскуда?
— Дык это, — Трясун рыгнул, — тебе же вроде уже и не надо.
— Как не надо, ты чо? — Стакан схватил Трясуна за воротник засаленной дырявой фуфайки, — это как мне не надо?
Тут он вспомнил, что они отмечали вчера. Стакан выпустил Трясуна, который немедленно завалился досыпать, и с ужасом уставился на индикатор. Сквозь загаженное табло он разглядел двойку в часовом и двадцать восемь в минутном секторах. Сектора лет, месяцев и дней показывали нули.
Спотыкаясь и матерясь, Стакан кое-как нашёл выход из подвала и вывалился на улицу. Выпить надо было во что бы то ни стало, а там будь что будет. Затуманенное сознание не позволяло даже определить, что именно с ним будет. Стакан засеменил к видневшемуся неподалёку автомату.
— Эй, корефан, — услышал он и оглянулся. — Врезать хочешь?
— Хочу, — признался Стакан. — А есть?
— На, держи, — подошедший оборванец протянул фляжку. Стакан скрутил пробку, уловил знакомый запах и, не задавая больше никаких вопросов, присосался к горлышку. В этот момент возле него притормозила машина. Задняя дверца распахнулась, и одаривший Стакана выпивкой благодетель, воровато оглянувшись, с силой толкнул его вовнутрь.

Глава 2.

Пролог.

— Все куклы у нас, — сказала Сцилла, — неожиданностей не произошло. Прикажете доcтавить в резиденцию?
— Хочу с парой из них поговoрить, — ответил Координатор. — Распорядись.
— Можно вопрос? Почему всё-таки мы их называем куклами?
— Ха! — Координатор улыбнулся. — Это выдумка Хана, он у нас любитель строить исторические аналогии. Когда-то куклами называли смертников, которым исполнение приговора откладывали на неопределённое время.
— Зачем?
— На них тренировались боевики. Спарринг-бои с куклами проводили, эксперименты психологические на них ставили.
— И что в результате?
— А ничего. Смертники — они и есть смертники.

Димон.

— Здравствуйте, Дмитрий, вы можете называть меня Координатором, — сказал сидящий за столом мужчина атлетического сложения, в тёмных очках и стильном, скроенном точно по фигуре полуспортивном костюме. — Перед тем, как перейти к делу, я хотел бы уточнить некоторые детали вашей биографии.
— Конечно, — сказал я, — пожалуйста, всё, что угодно.
Я попал в этот дом после долгого блуждания по городу вслед за переведшей мне день жизни девушкой.
— Пойдёте за мной, — сказала она. — Не приближайтесь и не теряйте меня из виду. Когда мы дойдём до цели, я закурю и пойду дальше. Вы войдёте в дверь, против которой я буду стоять, пока прикуриваю.
Я тащился за ней добрых два часа. Мы входили в магазины и выходили из них, пересекали многочисленные улицы и проходные дворы, так что под конец я совсем запутался. Часть мегаполиса, куда мы в результате пришли, я практически не знал. Вероятно, рабочая окраина, судя по убогому виду окружающих построек.
— Хорошо, — сказал Координатор. — Вам тридцать четыре года, ваш ресурс на момент рождения составлял пятьдесят пять лет. Вы окончили институт машиностроения в возрасте двадцати двух лет, и на этот момент имели ресурс в восемнадцать. Так?
— Да, — сказал я, — именно так.
— Пойдём дальше. Четыре года вы проработали на автомобильном заводе в качестве мастера и поддерживали постоянный ресурс. Были уволены на втором году кризиса, после чего пять лет работали водителем такси. Уволены в тридцатилетнем возрасте с ресурсом одиннадцать лет. С тех пор безработный. Ваши родители погибли в авиакатастрофе, когда вам было девятнадцать. Вы не женаты и бездетны, в последние годы не имеете друзей и не встречаетесь с девушками. Всё ли я изложил правильно?
— Да, — снова подтвердил я, — всё так. Извините, Координатор, для чего я вам понадобился?
— Доберёмся и до этого. А впрочем, что вы думаете сами?
— Знаете, я ничего не думаю. Лишние сутки, конспирация, зачем всё это?
— Я отвечу, но сначала скажите, вы хотите жить?
— А что, кто-нибудь на этот вопрос может ответить «нет»?
— Вы будете удивлены, но я знал таких людей. Но это пока неважно. Давайте так, допустим, я предложу вам работу. Этa работа будет одноразовая, и, не скрою, сопряжена с риском. Проделать её предстоит не завтра, время есть и вам помогут подготовиться. Но самое главное, что в случае удачного завершения этой работы вы получите приз. — После этих слов Координатор сделал паузу и посмотрел на меня в упор. — Ваш приз — триста лет ресурса. Так вот, есть ли такая работа, на которую вы не согласитесь?
Я был ошеломлён. Триста лет ресурса — о возможностях, связанных с этой цифрой, можно только мечтать. Я подумал, что он издевается надо мной, или же это предложение на самом деле какой-то психологический трюк.
— Вы имеете в виду, есть ли работа, от которой я откажусь и предпочту умереть? — спросил я наконец.
— Да, вы верно поняли.
— Знаете что, — сказал я, подумав, — в моём положении не бросаются такими вещами. И, возможно, от моего ответа зависит, буду ли я жив завтра. Но кое-что я могу сказать уже сейчас — я не знаю, что вы называете работой, но есть такие вещи, на которые я не пойду, никогда не пойду.
— Ну что ж, а является ли одной из таких вещей тяжкое преступление?
— Убийство?
— О, нет, убивать вам никого не придётся.

Маринка.

— Вы можете называть меня Координатором, Марина. А пока позвольте уточнить некоторые моменты вашей биографии. Вам двадцать девять лет, вы детский врач. Работу потеряли около двух лет назад. На этот момент у вас был почти пятнадцатилетний ресурс. Спустя короткое время развелись с мужем, Константином Ивлевым, полицейским. Скажите, Марина, как получилось, что на момент развода ваш ресурс упал до четырёх лет?
— Я не разводилась, — сказала я, — просто он однажды ушёл. За день до этого я отдала ему десять лет ресурса.
— Зачем?
— Я могу не отвечать на этот вопрос?
— Можете. Но вот на следующий вам придется ответить — вы хотите жить?
Меня передёрнуло. Я почувствовала, как надежда, вспыхнувшая, когда я обнаружила, что мне перевели день жизни, сменяется чем-то холодным, противным и мерзким. Я не могла себе объяснить, почему. Мужчина, назвавшийся Координатором, глядел на меня в упор через затемнённые стёкла очков. «Надо собраться», — подумала я, — «обязательно надо собраться и понять, зачем мне задают этот нелепый вопрос, и вообще, что от меня хотят».
— Да, — сказала я. Комок подкатил к горлу. Я поняла, что сейчас начнётся истерика. — Да, — повторила я, сдерживаясь из последних сил, — я хочу жить, что дальше?
— Успокойтесь, — сказал Координатор. — Я задаю вам эти вопросы не по собственной прихоти. Значит, вы хотите жить. А как сильно? Настолько ли сильно, что согласитесь на любую компенсацию? Например…
Ком, подкативший к горлу, прорвался. Я разревелась, слёзы душили меня.
— Да, — закричала я, захлёбываясь. — Я хочу жить! Понял, ты, Координатор, я хочу жить! Но я лучше сдохну, чем стану шлюхой, понятно тебе, сдохну!
Координатор протянул стакан с водой, и я наотмашь ударила его по руке. Часть воды выплеснулась из стакана, забрызгав покрывающий пол ковёр, но Координатор, казалось, не обратил на это внимания. Он поставил стакан на стол и стал ждать, пока я выплачусь.
— Успокоились? — спросил он наконец, и протянул стакан снова. — Вас никто не собирается превращать в шлюху. Но я не успел изложить подробности. Так вот, я предлагаю вам не только жизнь. Если вы справитесь с работой, которую я предложу, вы получите триста лет ресурса. Как вам нравится такое предложение, Марина?

Валет.

— Пойдём, грузин, побазарить надо, — сказал я ему на третий день после того, как нас шестерых засунули в эту хату.
Чудны дела твои, господи. Я уже три дня, как должен был сдохнуть, а всё живой. Домина в лесу стоит, жратвы навалом и каждый день новую привозят. Охраны никакой — хоть сейчас когти рви. Только куда рвать-то, воли ровно на один день хватит. Кто бы эти суки ни были, что нас шестерых сюда упаковали, но держат нас как псов, на поводке коротком. Каждый день в десять утра по одному дню ресурса добавляют. Так и живём, как стадо, не знаем, когда на бойню погонят. И для чего нас тут морят, тоже неизвестно. Одно знаю — ничего в этом мире не делается за так, поэтому за отсрочку с нас, как пить дать, спросят. По полной программе отработаем, после чего отработают уже нас. Это проще простого, даже руки пачкать не нужно — не перевели ресурс, и большой привет. Только вот меня в эту группу зря включили, я под смертью не раз ходил, и кланяться ей не буду. Это в меня ещё в детстве вбили — нельзя идти на поводу, никогда нельзя, в чужую игру не садятся, играют или по своим правилам, или не играют вообще. И раз уж я в игре, то играть буду так, как нужным считаю. А нужно, прежде всего, сколотить кодлу. Чтобы, когда придут должок с нас спрашивать, не каждого в отдельности бы урабатывали, а с кодланом дело бы имели. А кодлану нужен вожак. И хотя никогда я на первые роли не лез, кроме меня, получается, и некому. Значит, так тому и быть. Из пятерых моих подельничков трое пока никуда не годятся, нет в них жизни, уже сломались и ждут, когда на бойню поведут. Алкан тоже не в счёт, мозги у него набекрень, да и ломает его без бухалова не по-детски. Значит, начинать надо с вояки грузинского, как там его, не помню.
— Меня зовут Тенгиз, урка, — сказал он. — Можешь называть батоно или генацвале. А назовёшь ещё раз грузином, получишь в морду. Понял?
— Понял, — говорю, — замётано, батоно-генацвале-Тенгиз. Значит, слухай сюда. Ты, сразу видать, парень тёртый, и себя не на помойке нашёл. Поэтому я с тобой крутить-вилять не буду, в лоб скажу. Ты въезжаешь, что нам тут всем кранты? Используют нас всех, поимеют и в расход. Или ты по-другому считаешь?
Посмотрел он на меня, подумал малость, и говорит:
— Ну, допустим. И что ты предлагаешь, или так говоришь, от делать нечего? Так я с тобой без дела языком чесать не буду.
— Да что ты, генацвале, горячий-то такой. Ничего я пока тебе не предлагаю. Но предложу, если сговоримся. Скажи, что ты обо всём этом думаешь?
— Ты начал, тебе и продолжать, генацвале, — говорит он.
— Ладно. Смотри — у нас у всех ресурса на один день. Так?
— Ну, так.
— Теперь прикинь, что тебе говорят — иди, кацо, кого-нибудь замочи, а мы тебе за это три сотни лет ресурса отмерим. Ты как?
— Никуда не пойду, конечно.
— А если сначала три сотни лет переведут, тогда пойдёшь?
— Смотря куда.
— Да неважно это. Как я могу знать, куда? Вот переводят тебе, батоно Тенгиз, три куска, дают винтаря, пару гранат, сто грамм накатить и говорят — иди, мол, теперь, дорогой Тенгиз, отрабатывай. Если пофартит — ступай нa все четыре стороны, живой и при ресурсе, ну а нет, извини — похороним. Пойдёшь?
— Слышишь, ты чего пристал? Тебе что надо, а? Пойдёшь, не пойдёшь… Захочу, пойду, тебя не спрошу.
— А мозгу включить? Ну, прикинь, допустим, не пофартит, грохнут тебя. Тогда твой ресурс коту под хвост пойдёт, так? Когда элемент жизнеобеспечения, что эти суки нам всем в младенчестве под сердце вживляют, отключается, то и ресурс в долбаном банке жизни сей момент обнуляется, так? А без ресурса ты ни на что не пойдёшь. Верно?
— Ну, верно, а дальше что?
— А то, что получается, нет им резона за просто так тебя подставлять. Значит, остаётся другой вариант — что пофартит тебе. Так опять не сходится. Три куска за глаза красивые никто не даст. Значит, надо что-то особенное за них сотворить, такое, на что хрен кто другой подпишется, только смертничек-однодневка. И в этом разе ты им тем более не нужен — ты дело сделаешь, а у тебя ресурс сразу помоют, и ты — жмурик.
Задумался он, кочан почесал, сплюнул и говорит:
— Ну, так что делать будем? И как это они у меня ресурс обратно сведут, когда начислить его можно, а забрать без моих отпечатков пальцев — нельзя?
Вот это мне понравилось. Не «будешь делать», а «будем делать» он сказал — молодец, думаю, батоно.
— Да то и делать, что должны мы допереть две вещи — на какое дело нас подписывают, и как у нас после него ресурс отбирать будут.
— Ну, допустим, допрём мы, и что дальше?
— А то, дорогой, что к тому времени мы должны их фишку уже просечь, и обеспечить им хороший такой гнилой салат. Не ты или я это должны сделать, а мы, понял — все шестеро. Ты согласен?
— Согласен, — сказал он. — Согласен.

Тенгиз.

— Согласен, — сказал я и даже руку ему пожал. Cкажи мне кто-нибудь такое год назад. Я посмеялся бы ему в лицо. Я, Тенгиз Мерманишвили, потомственный военный, офицер и человек чести, жму руку ворюге и душегубу.
Он ушёл и мне стало стыдно. Я должен был подумать обо всех этих вещах, я, а не уголовник-рецидивист. Это я должен был сколотить команду. Это я должен был попытаться понять, куда мы попали. И это я должен был думать, как выпутаться. Я, а не профессиональный преступник. Может быть, те сумасшедшие недели выбили меня из колеи. Я непростительно пал духом и позволил себе разболтаться.
— Соберись, кацо, — мысленно сказал я себе. — Сейчас не время заниматься самокопаниями. Пусть Валет вор, подонок и, возможно, убийца. Но он сейчас в твоей команде. А вернее, ты в его. А раз так, то приступай к осуществлению плана. Того, который вы совместно разработали после достижения согласия.
Я поднялся на второй этаж. Здесь находились жилые помещения. Я постучал в дверь комнаты, которую занимала спортсменка. Я помнил её имя — Жанна. В другой ситуации я бы, видимо, приударил за ней с первой минуты знакомства. Мне нравятся именно такие девушки. Спортивные, броские и не робкие. Сейчас, впрочем, не робкой её не назовёшь. Нас никого уже так не назовёшь, даже меня. Разве что вора. Вот он один, похоже, не боится. Или делает вид, что не боится. Уважаю, в любом случае.
В общем, я постучал в дверь её комнаты. Сколько раз после этого спрашивал я себя, стал бы я это делать, знай, чем всё обернётся.

Жанна.

Боже мой, я отдалась ему через десять минут после того, как он вошёл. Не знаю, что на меня нашло. Или нет, знаю, мне было всё равно. Сначала мне было абсолютно всё равно. Он спросил меня, может ли чем-нибудь помочь, и я сказала, что нам всем уже ничего не поможет. Тогда он приложил палец к губам и обвёл глазами комнату, останавливая взгляд на вeнтиляционных отдушинах в потолке. Я поняла, что он намекает на возможность прослушивания. Мне было плевать. Я открыла уже рот, собираясь сказать, куда он может идти со своей помощью, и вдруг разревелась. Я плакала, а он стоял в дверях и смотрел на меня своими восточными, чёрными, немного печальными глазами. Я вскочила, бросилась к нему и ударила по лицу. Он даже не отстранился. Я замахнулась, чтобы ударить вторично, и вместо этого вдруг упала ему на грудь. Он обнял меня крепко, так крепко, что я не могла уже пошевелиться. Я подняла голову, и какое-то время мы смотрели друг другу в глаза. Потом он слегка наклонился и поцеловал меня в губы. Очень нежно, едва касаясь. И я ответила. Он прижал меня ещё крепче, и я почувствовала его эрекцию. В следующий момент он поднял меня на руки, и я обхватила его за шею. Через минуту на нас уже не было одежды, я не помню, раздевал ли он меня, или я это делала сама, а может быть, я раздевала его. Не помню, как мы оказались в постели, и когда он вошёл в меня, перестала соображать вообще. Он оказался фантастическим мужчиной, неутомимым и нежным. Мы любили друг друга, и мы любили друг друга опять и опять, и мы любили друг друга снова и снова. Не знаю, сколько времени это продолжалось, я изнемогала от наслаждения, я не думала ни о чём, я забыла, кто я такая и почему я здесь, и только одна навязчивая мысль, как дурная затасканная мелодия, билась и билась во мне.
«В последний раз», — пронзал меня этот рефрен. — «В последний раз», — кричало, орало и голосило моё истерзанное, измученное существо, почти вырванное из жизни, когда всё во мне так стремилось жить. — «В последний раз», — бил мне слева в висок разряд неведомой дурной энергии. — «В последний раз», — отзывался отбойный молоток справа.
Когда я пришла в себя, снаружи было уже темно. Я посмотрела на него, и вдруг поняла, что не знаю, как его зовут. Он представился в первый день, когда нас всех привезли сюда, но я забыла, уже через пять минут мне было всё равно. Какое-то восточное имя, красивое и мужественное, но вспомнить я не могла. «Постель не повод для знакомства», — мелькнула в сознании старая не то шутка, не то идиома. Я посмотрела ему в глаза.
— Тенгиз, — сказал он, — меня зовут Тенгиз. Я люблю тебя.
Я задохнулась от нежности, горло сдавил спазм. «Не говори так», — хотела сказать я, и не могла выговорить. Он обнял меня и прижал к себе, и я, наконец, продышалась, и сказала то, что собиралась и хотела скaзать:
— Я люблю тебя, — вдруг услышала я свой голос. — Ты не оставишь меня?
— Нет, — сказал он. — Никогда, — и всё началось по новой.

Стакан.

— Чтоб вы все сдохли, сволочи. Привезли меня сюда, в этот долбаный дом, в этот долбаный лес. Я покойник, я сдох уже давно, отбросил коньки, протянул сандалии, ласты склеил. Какого хрена мне не дают сдохнуть?
— Дайте же выпить, скоты проклятые, уроды. Хрен с вами, держите меня здесь, бейте, что хотите делайте, но дайте же выпить. Ты, парень, ты же свой, ну, что ты на меня уставился, я не могу больше, я хочу сдохнуть, понимаешь, сдохнуть, ты понял, ты, шняга?
— А может у тебя есть, а? Слышь, есть? Всё равно что: одеколон, краска, гуталин, есть, а? Я вижу, что есть, друг, я для тебя всё сделаю, всё, что хочешь, только дай, дай мне выпить. Прошу, один глоток, всего один глоточек маленький, и всё. Душу за тебя продам, зарежусь. Что хочешь проси. Ну?
— Дерьмо, — сказал он и без размаху ткнул меня кулаком в челюсть. Я упал, в башке зазвонил Царь-Колокол и выстрелила Царь-Пушка. Я хотел подняться, но он нагнулся, схватил меня за грудки и выкинул в дверь. Я упал на крыльцо, прокатился по нему и вывалился во двор.
— Ты чего? — я встал на колени. — Ты чего творишь, сволочь, гнида позорная?
Он вдруг оказался рядом со мной и ударил ногой в живот. Я задохнулся, и меня вырвало. Одновременно я почувствовал, что не выдержал сфинктер. Меня рвало и рвало, а он стоял рядом и ждал. А я всё ждал, когда он снова ударит. Но он не стал бить.
— Слушай меня внимательно, чушкарь, — сказал он, когда я, наконец, выблевал всё, что во мне было. — Ты, вонючка, с этого дня будешь делать то, что я тебе скажу, а если рыпнешься…
— Не буду, — сказал я. — Пошёл ты.
— Будешь, — сказал он. — Век воли не видать, будешь, мразь, а если не будешь…
Опершись руками на землю, я попытался подняться, но у меня ничего не получилось, сил не было.
— Вот тебе, — сказал я, — выкуси, сволочь.
Он размахнулся и ударил меня ногой в висок. В башке у меня что-то взорвалось, я опрокинулся на спину и отключился.

Глава 3.

Пролог.

— Докладывайте, — Координатор закурил и откинулся на спинку стула.
— Значит, так, куклы в порядке, — сказал Толстяк, — правда, есть одна проблема.
— Что за проблема?
— Даже не совсем проблема, так, проблемка. У алкоголика ломка, могут быть неприятности.
— Так что ты рекомендуешь? Заменить?
— Да нет. Ни к чему вызывать лишние вопросы у остальных. С завтрашнего дня начинается обучение, я захвачу с собой пару бутылок алкоголя.
— К моменту операции он нужен нам трезвый и полностью функциональный.
— Не волнуйтесь, Координатор. Будет в нужной кондиции.
— Вопрос у меня, — сказал Хан. — Не вижу я пользы от теоретической части обучения. Как по мне, только время тратим.
— Это к Толстяку, — переадресовал Координатор. — Сказать по правде, я и сам не вижу.
— Куклы должны относиться к операции не только, как к преступлению, но и как к акту социального возмездия, — назидательно сказал Толстяк. — В этом плане они превратятся в наших союзников.
— Союзнички, мля, — сказал Хан, — в гробу я видал таких союзников.
— Там их и увидишь, — пообещал Координатор. — В любом случае — не обсуждается. Приказ Хозяина. Если больше вопросов нет, то приступайте к обучению.

Димон.

Я вышел из своей конуры и столкнулся в дверях с черноволосой соседкой. «Марина», — вспомнил я её имя и кивнул, собираясь с ней разминуться.
— Подождите, Дмитрий, — сказала она, — извините, вы мне кажетесь интеллигентным человеком, можно с вами поговорить?
— Димон, — ответил я, — меня всю жизнь так звали, Марина.
— А меня Маринка, — она улыбнулась, — правда, смешно, не Марина, а Маринка? Как первоклассницу.
— Скоро это уже не будет иметь значения, — сказал я и осёкся, увидев, как улыбка исчезла с её лица. — «Чёртов неуклюжий дурак», — подумал я. — Извините.
— Ничего. Вы не против, если мы выйдем на улицу? Мне кажется, что я здесь задыхаюсь.
— Конечно, — сказал я, — прошу вас.
Мы спустились по лестнице. Я открыл входную дверь, пропуская Маринку, она кивнула, сделала шаг вперёд, и вдруг резко отшатнулась. Я поддержал её и заглянул в дверной проём.
Доходяга стоял на коленях, его рвало, а резкий дёрганый парень, явно бывший преступник, чуть отставив ногу, стоял перед ним, готовясь ударить.
Я отстранил Маринку и побежал к ним.
— Эй, — крикнул я, — что происходит?
— Вот тебе, выкуси, сволочь, — сказал доходяга, и в тот же момент получил страшный удар ногой в голову.
— Ты что? — я схватил парня за рукав. — Не хватало ещё, если мы тут друг друга поуродуем.
Он осклабился, вырвал руку и отпрыгнул назад. «Придётся драться», — подумал я отвлечённо, этого ещё не хватало. Я отступил на шаг, слегка пригнулся, и в этот момент Маринка встала между нами.
— Прекратите, — сказала она, — прекратите немедленно.
Я подумал, что вряд ли её вмешательство остановит этого парня, но он вдруг выпрямился, принял непринуждённую позу, улыбнулся и протянул руку.
— Валет, — сказал он. — Извини, братан, погорячился, бывает.
Мы с Маринкой отнесли доходягу в дом. Через десять минут он очухался и сообщил, что его зовут Стаканом. Не лучшее имечко, честно говоря. Мы оставили Стакана приходить в себя и вышли на улицу, где нас ждал Валет.
Пойдём, — сказал он, — поговорить надо. — Мы пошли по направлению к лесу. Валет размашисто шагал впереди, и я подумал, что не только в его лице и манере говорить, но даже в походке было что-то хищное, волчье.
Мы вышли на опушку, Валет присел на ствол поваленного дерева и жеcтом пригласил нас садиться. Я сбросил куртку, и мы с Маринкой приземлились на неё, лицом к Валету. Девушка облокотилась на меня, я вдохнул запах её волос, и вдруг почувствовал, будто что-то ворохнулось у меня под сердцем, в том месте, где находится элемент жизнеобеспечения. Я не был с женщиной больше года и забыл уже, что это такое. A тут вдруг с удивлением обнаружил, что у меня появился интерес, отодвинув даже мысль о неминуемой смерти на второй план.
Валет достал пачку сигарет и протянул нам. Мы с Маринкой взяли по одной, и Валет поднёс зажигалку. Прикуривая, Маринка слегка прижалась ко мне грудью, потом отстранилась, и я с удивлением почувствовал, что возбуждаюсь.
— В общем, так, — сказал Валет, прикурив, — какие мысли будут, господа подельнички, насчёт того, как из дерьма, в котором мы сейчас находимся, выбираться?

Маринка.

Я слушала, о чём говорят парни, молчала и думала, что не выдержу. Эти три дня я прожила наподобие страуса, упрятавшего под крыло глупую голову, и ждущего, пока его прикончат. Теперь же каждое слово, каждая фраза возвращали меня к реальности. Напористая энергия Валета и рассудительный скептицизм Димона контрастировали друг с другом, постепенно я увлеклась и оказалась вовлечена в беседу.
— Ты пойми, — сказал Валет и сплюнул под ноги. — Нас готовят к какой-то дряни, это пню ясно. Мы нужны для чего-то паскудного, и, как только это паскудство произойдёт, нам настанет карачун.
— Ну, допустим, — Димон сел поудобнее, и я, слегка прижавшись к нему, почувствовала, как он вздрогнул. — Допустим, но мы-то что можем сделать?
— Мы должны пробить их игру прежде, чем настанет хана, понял?
— Знаете что, — вступила я, — мне кажется, прежде всего мы должны понять, кто они такие.
— А что тут понимать, — сказал Димон. — Это явно не государственные структуры, значит, остаётся только одно — Организация.
— Организации свернули шею уже давно, — сказал Валет. — Всех подчистили, а кто ещё жив, по тюрьмам догнивает. Я-то знаю.
— Значит, не до конца свернули, — сказал Димон. — Организация это, больше-то некому. Кроме правительственных структур и звеньев Организации в стране реальных сил нет. Но вот что нам это даёт?
— А ведь даёт, — сказала я. — Если это Организация, то они на нелегальном положении.
— И что с того?
— А то, что если нам надо на что-то опираться, то только на это.
Мы проговорили ещё полчаса, и в результате пришли только к соглашению, что все скользкие вопросы будем обсуждать вне дома.
— А остальные? — спросил в конце Димон. — Что делать с остальными?
— Грузин и спортсменка в порядке, — ответил Валет. — А вот синяк — с ним будут проблемы.
— Ладно, — я встала. — Темнеет уже, пора домой, мальчики.
В этот вечер мы впервые собрались все вшестером. Со второго этажа спустился рослый красавец Тенгиз, ведя за руку с трудом достающую ему до плеча Жанну. Одного взгляда на эту пару оказалось достаточно, чтобы понять, что они нашли друг друга. «Пир во время чумы», — подумала я.
Я попыталась вспомнить, когда последний раз была с мужчиной, и не смогла. После того, как Костя сбежал, походя забрав с собой, украв мою жизнь, у меня были два эпизода. Оба окончились ничем, и оба по моей вине. Я больше не могла никому довериться, я знала, что второго предательства попросту не перенесу. И вот теперь я здесь, забитая, запуганная, никому не нужная и в полушаге от смерти.
Стакан вскипятил чайник, я разложила на столе немудрёные продукты из тех, что нам завезли ещё в первый день, и мы перекусили. За столом почти не разговаривали. Жанна и Тенгиз, казалось, не могли друг от друга оторваться, хмуро смотрел перед собой, уставясь в чашку, Димон, прятал бегающий взгляд Стакан, и то и дело поглядывал на меня Валет. По-мужски глядел, с интересом, не слишком спеша отвести глаза, когда я оборачивалась к нему.
«Ничего у нас с тобой не будет», — мысленно сказала я ему, — «и не надейся».
После трапезы я поднялась к себе и легла. Сон не шёл, я ворочалась и пыталась переварить то, о чём говорила сегодня с парнями. Я хотела верить, я очень хотела верить, что выживу, хотела и не верила ни на минуту. Как я спасусь, каким образом, какое сопротивление, кому? Я села на кровати, достала сигареты и закурила. В это время в дверь постучали. «Валет», — подумала я, «сейчас его отошью». Я накинула халат, подошла к двери и открыла её. В проёме стоял и смотрел на меня Димон.
— Заходи, — сказала я, посторонилась и впустила его.
В общем, ничего у него не получилось. Я отдавала себе отчёт, что в этом частично моя вина, но ему не удалось ничего. Я не помогала, я чувствовала себя куском деревяшки, которую другой кусок деревяшки безуспешно пытается воспламенить. Мы промучились около часа, наконец, он встал и принялся извиняться. Мне было тошно, противно и больно. Я злилась на себя, на него, на свою неудавшуюся, непутёвую, и готовую в любой момент оборваться жизнь.
— Ничего, — наконец нашла я силы сказать, — бывает. Не бери в голову.
Он засуетился, пытался что-то объяснить, заикался, сбивался, краснел, и, наконец, ушёл. Я разрыдалась. «Этого ещё не хватало», — думала я. — «Боже мой, этого ещё не хватало. Сколько можно, сколько, в конце концов, можно…».
На следующий день я спустилась вниз невыспавшаяся, совершенно разбитая и с дикой головной болью. На кухне находился только Стакан, который налил мне чаю. Я наскоро его выпила и уже собиралась подняться наверх, когда к крыльцу подъехала машина. Из неё вышли двое и направились к дому. Я посмотрела на них и обомлела — это были те же мерзавцы, которые интервьюировали меня в клубе «Плэйбой» — жирная сволочь и его узкоглазый дружок.

Валет.

С утра два хмыря приехали, я их сразу для себя Жирный и Косой окрестил. Согнали нас, всю кодлу, рассадили, и давай байки травить. Кто такие, чего, ни черта не разберёшь. Я с детства учёную тряхомуть не люблю, а тут себя превозмог, всё от первого до последнего слова выслушал. Язык разве что на плечо от усердия не вывалил. Аж хотелось мне руку поднять, вопросики позадавать, как отличнику в долбаной школе. А что делать, тут пыхти не пыхти, каждое слово многое решить может. Меня на киче так учили — дай фрайеру сказать, никогда его не перебивай. Обязательно что-нибудь такое скажет, из чего потом можно будет гешефт сделать.
Так что всё выслушал и на ус намотал. И то, что раньше и ресурса-то никакого не было, а были бумажки всякие, которые назывались деньгами. Ну, это я ещё от старых воров слышал, да не сильно верил. И то, что у одних этих денег много скапливалось, а у других вовсе не было. И то, что людишки расплодились сильно, и жить негде стало. И то, что техника всякая до того развилась, что могла в одночасье весь шарик грохнуть. И то, что страны одна за другой ввели ограничения на развитие техники. А потом на продолжительность жизни. И про то, как деньги отменили, а вместо них банк жизни завели, и каждому с рождения срок отмеривать начали. И как элементы жизнеобеспечения работают и с ресурсом связаны. И ещё много всякой ерунды. Слушал я это, слушал, и пользы для себя никакой не видел. А она только к концу появилась, польза эта, когда оба горлопана уже выдохлись совсем.
Жирный тогда слово взял, после того, как Косой про элементы отстрелялся, и говорит:
— Официально государство декларирует, что каждый гражданин имеет ограниченный ресурс. У одних этот ресурс больше, у других меньше, но ни у кого якобы не превышает определённого значения. Да, раньше, много лет назад, так и было. Но сейчас всё по-другому. У элиты общества ресурс неограниченный, и передаётся по наследству. А у большинства ресурса не хватает, чтобы дожить до пятидесяти. Страна в жутком кризисе, средний возраст населения стремительно падает, и средняя продолжительность жизни уже меньше сорока лет. В стране тоталитарный режим, население не получает информации, а та, которую получает, ложная. Попытки сопротивления подавляются управленческим аппаратом, включающим полицию и армию. Армия ни с кем не воюет, её численность постоянно сокращается, и остатки её держат только на экстренный случай. Полиции наоборот слишком много. И так бы всё это и продолжалось, приведя в результате к неминуемой общей гибели, если бы не Организация.
Тут он запнулся, но слово, как известно, не воробей. Организация, значит, теперь это уже факт, учтём. Спасибо, начальничек, за информацию. На агитацию твою класть я хотел, меня агитировать — как кабана доить, а вот то, что ты про Организацию болтанул, дорогого стоит.
Жирный ещё и дальше трендел, потом Косой вступил, в общем, часов пять нас промурыжили, а затем распустили. Поболтались ещё немножко по дому, повынюхивали, а потом всё же сели в свой дерьмовоз и уехали. А я вышел на крыльцо и начал прикидывать хрен к носу, чего из сегодняшней трепотни извлечь можно. Тут мало-помалу и остальные подвалили, все кроме сладкой парочки, они, по-моему, дай им волю, вообще бы из койки не вылезали, пока насмерть друг друга не затрахали. Ну, Тенгизка даёт, действительно, на роже одни усы только и торчат, всё остальное сдулось. Вот у меня с бабами всю жизнь невпротык. А какие, к чёрту, бабы, когда вся жизнь, считай, на киче прошла. Пока возможность была, марухами пробавлялся, и что в этой любови-моркови такого, так и не узнал ни хрена. Вот сейчас девка понравилась, а что толку. Такие, как я, ей и раньше-то ни к чему были, а сейчас и подавно. Да и Димон не промах оказался, вчера, видно, уломал девку. А может, и нет, вон какой-то весь из себя тухлый ходит. Ладно, не до девок мне сейчас, о другом думать надо, мозгой шурупить.
Только подумал — здрасьте вам, алкан наш на порог вываливается, и, мать моя женщина, датый. Так от него душком родимым и прёт, и на ногах еле стоит. Морда аж от счастья расплывается, подваливает он ко мне, значит, и чуть не целоваться лезет.
— Валетик, — говорит, — дорогой, ты только прикажи, родная душа, всё для тебя сделаю. Мы этих придурков с тобой уроем. Организацию эту долбаную, ети их мать.
«Эх, чтоб тебя черти урыли, союзничек хренов», — думаю. Отодвинулся я слегка, и как выдал ему по соплям, он с крыльца моментально красиво так навернулся, но не успокоился. Смотрю, поднимается уже, кровищу по пьяной роже размазывает, и вроде как драться намыливается.
«Надо его мочкануть», — подумал я, — если до дела дойдёт, он нас всех провалит. Замочить к матерям, а там пусть разбираются. Решился я уже совсем, жаль, финарь не при мне, ещё в первый самый день отобрали, значит, придётся ручонками. Ну, так тому и быть.
И только я шаг к нему сделал, ещё и размахнуться не успел, чтобы по первому разу его приложить, как вдруг Маринка, коза эта, у меня на руке повисла.
— Не смей, — кричит, — бить его! — Смех и грех. Какое там бить, я его кончать собрался.
— Извините, — говорю, — мадам, у нас с этим штымпом дело личное. Прошу вас, не мешайте, а в сторонке чуток постойте.
Тут она мне в глаза и посмотрела. Не знаю, что и было-то в её взгляде, только руки у меня враз опустились. Как перехватило во мне что-то, смотрю на неё и слова сказать не могу. А она как раз и говорит:
— Прошу тебя, пожалуйста, ты же сам говорил — нам сейчас всем вместе быть надо.
Хотел я ей объяснить, что кодло со стукачами и опущенными делает, но не стал, дух только перевёл и кивнул, как дурак. А она мне и говорит:
— Давай отойдём на минутку.
Отошли мы, значит, а она и говорит, что, мол, знает обоих гадов, что сегодня приезжали, они, дескать, в клубе «Плэйбой» большие шишки. Я аж присвистнул. Там, в этом клубе, братва говорила, те ещё дела делаются, ресурсом полы выстланы.
— Точно, — спрашиваю, — ты ничего не путаешь?
— Точно, — говорит, — я их там видела.
— А с каких дел, — говорю, — тебя туда занесло, это же яма змеиная?
Как её туда занесло, она объяснила мне этой же ночью. Я целовал её, целовал всю и нацеловаться не мог, и снова целовал, и думал, что я, потомственный вор, духовой катала и душегуб, выбравший ресурс и ходящий под смертью урка по кличке Валет — самый счастливый человек на свете.

Тенгиз.

Вот уже почти месяц, как мы здесь. И каждый день к нам приезжают. Сначала лекции читали. По истории да экономике. Сплошная агитка, три дня подряд нудили. Но мне было не до лекций. Спал я на них. С открытыми глазами. А ночью любил, любил мою Жанну. А она любила меня. И я с ужасом думал, что непременно её потеряю. Я смотрел на неё и знал, что потеряю. И просил бога только об одном, чтобы этого не случилось. И не верил, что бог услышит меня.
Сейчас лекций больше не читают. Нас тренируют. Установили шесть банкоматов жизни. Макетов, конечно. Они похожи на настоящие, как две капли чачи. И карты жизни похожи на настоящие. С девятизначными номерами и отпечатками пальцев. Но и то, и другое всего лишь макеты. Вот на них нас и учат. Только одному учат — переводы делать. На скорость, с закрытыми глазами. И как можно быстрее. Зачем — не объясняют. Говорят только, что в том деле, ради которого нас держат, нам придётся делать переводы. Много и каждому. Кому, куда — не говорят. Каждый день нам повышают норму. Начиналось с одного перевода в минуту. Я и в это не укладывался. А теперь делаю пять, иногда шесть.
За час от двухсот до двухсот пятидесяти переводов. Я превратился в робота. Оператора банкомата. Мы все превратились. Инструкторов трое. Валет окрестил их Жирный, Косой и Сцука. А вместе — гнилая троица. Они засекают время, орут и подгоняют. Иногда по очереди, иногда все вместе. Особенно Сцука старается. Редкой стервозности баба.
Среди нас появился специалист. Стакан делает переводы лучше всех. Откуда что берётся только. За ним Димон, все остальные отстают. Стакан однажды умудрился сделать четыреста переводов за час. И был награждён бутылкой водки, которую тут же и выдул.
Валет на второй день переводы делать отказался. Не буду, мол, говорит, и всё. А на следующий день ему не перевели ресурс. Нам всем перевели очередные сутки, а ему — нет. У него всего два часа оставалось, когда гнилая троица приехала. Маринка ночью обревелась вся, истерика у неё была. А Валет — ничего, зубами только скрипел. Проверку он таким образом делал. Проверил, значит, насколько поводок короткий. Совсем короткий оказался. В общем, Сцука его спрашивает, будешь, мол, переводы делать? Буду, говорит, куда деться. Так Косой позвонил, ресурс Валету сразу добавили.
Вечерами мы выходим из дома и отправляемся в лес. Все, кроме Стакана, которому не доверяем. Стакан остаётся готовить ужин, а мы говорим. У меня уже от этих разговоров крыша едет. Но к одному мы прочно пришли. Что бы ни случилось, мы будем вместе. До конца. Я никогда не думал, что у меня будут такие друзья. Никогда. А теперь мне других не надо. Правильно отцы говорили — в беде друг познаётся. Надо будет, я за Димона кому хочешь глотку перегрызу. И за Валета. И за Маринку. А уж про Жанну и говорить нечего.
А вчера подходит ко мне Валет и говорит:
— Тенгизик, если мы из этого дерьма выпутаемся, вы с Жанной чего делать будете?
— Дожить надо, — говорю, — а вы с Маринкой?
— Я, — говорит, — не знаю, но из города линять надо, это точно.
— Это понятно. И куда? — спрашиваю.
— Да некуда у меня, — говорит, — и у Маринки некуда. Да и у Димона тоже.
А я, cын ишака, возьми да и скажи: — А мы с Жанной в Грузию поедем, договорились уже, там есть, где отсидеться.
Кивнул он, повернулся и пошёл. А я вслед ему смотрю и вдруг понимаю, что я натворил. Я же только что друга продал. Догнал я его, на колени упал.
— Прости, говорю, брат, если можешь, гад я последний, не подумав сказал. Понимаешь, не думал об этом, а ты спросил. Конечно же, мы все вместе поедем.
Поднял он меня, обнялись мы.
— Ничего, брат, — говорит, — у нас у всех крыша едет. Бывает.
— Бывает, — говорю. — Бы-вает. Бы-ва-ет.

Жанна.

Ребята хворосту набрали, навалили в кучу, и Димон разжёг костерок. Мы сели вокруг него, все пятеро, и Тенгиз обнял меня за плечи. Я прижалась к нему и чуть не замурлыкала от удовольствия. Не хотелось ни о чём думать, ни о чём говорить, а уж о том, что нам предстоит, и подавно.
— Есть несколько соображений, — сказал Димон и поворошил веткой сучья в разгорающемся костре. — Вот смотрите, нас тренируют совершать простые, конвейерные операции. Как мартышек — быстрее, быстрее, ещё быстрее. Не думая, чисто механически, на раздумья попросту не остаётся времени. То, что когда придёт время, нас используют именно для этого, все мы понимаем. Но вот ситуацию, в которой нас используют, просчитать не можем. И от нас её скрывают. Что из этого следует?
— Что следует, дорогой? — спросил Тенгиз.
— А то, что нас введут в курс дела непосредственно перед тем, как использовать — так, чтобы времени осознать и обдумать ситуацию не хватило. С другой стороны, нам должны всё подробно растолковать, чтобы мы не наделали ошибок. Получается, что мы узнаем, в чём дело, за несколько часов, самое большое за сутки. И в течение этих часов времени договориться у нас уже не будет — наверняка с этого момента нас будут держать под контролем. Так?
— Складно говоришь, братан, — похвалил Валет. — Я тоже всё время так думал, только связно сказать не мог. Молодец, Димон. Давай дальше шпарь.
— А вот дальше-то и не могу. Ясно, что готовится преступление. Ясно, что нас используют, как пешки, и потом отработают. Но вот что неясно — каждому из нас обещали по триста лет ресурса в случае успеха операции.
— И сосновую шинель впридачу, — прервал Тенгиз.
— Само собой, но есть один момент. Кончать нас должны одновременно.
— Почему? — спросила я, — почему одновременно, Димон?
— Потому что если любой из нас увидит, что другого кинули, он не станет выполнять то, что от него хотят, вот и всё. Другими словами, я буду делать то, что они прикажут, только зная, что вы все живы. И каждый из вас поступит также. Правильно?
— Правильно, — подтвердил Валет. — Но что с того?
— А то, что на момент операции мы все будем вместе. Включая Стакана. И в связи с этим мы не должны его игнорировать так, как делаем сейчас. Он может нас всех подставить.
— Он и так подставит, — сказал Валет хмуро. — Я таких немало повидал — для него ничего святого в жизни не осталось, только водка. За неё он что хошь сделает.
— А знаете что, — сказала Маринка, — вот ведь интересно, у Стакана и руки трясутся, и с головой он не всегда дружит, а на банкомате стучит проворней любого из нас. Как вы думаете, почему так?
— Вот ты его и спроси, — ответила я. — Из нас он к тебе лучше всех относится.
— И спрошу, — сказала Маринка. — Вот прямо сейчас и спрошу.
Она встала и пошла в дом. Валет дёрнулся было идти с ней, но Маринка его остановила.
— Посиди, милый, — сказала она, и дерзкий упрямый Валет улыбнулся и покорно сел на место.
Глядя на него, я подумала, что это любовь, настоящая. С его стороны, по крайней мере. А бедный Димон ревнует, крепится, старается этого не показывать, но со стороны всё равно видно. Я подумала, насколько связало нас положение, в котором мы находимся. Вот Валет, вор, явно убийца, меня всю жизнь учили таких ненавидеть, а теперь мне ясно, что о таком друге можно только мечтать. Крепкий, надёжный, ни при каких обстоятельствах не ломающийся парень. Это он сбил нас в команду, и умело поддерживал тех, кто падал духом. Ни разу не выказал слабости, не психанул, не опустил руки. И Димон, ему ведь нелегко приходится одному. Тем более, что он к Маринке неровно дышит. Но у меня и сомнений нет, что приведётся — Димон за меня драться будет, зубами вцепится. Так же, как за любого из нас. И Маринка, у меня никогда не было близких подруг, а сейчас она мне ближе любой подруги, родной сестры ближе. Про Тенгиза я и не говорю. Неужели нам действительно удастся выпутаться из этой переделки, и мы уедем? В горы, туда, откуда он родом. И я рожу ему детей, таких же отважных и гордых, как он. И ребята будут рядом. И нам хватит ресурса, чтобы прожить долгую жизнь.
Валет подбросил сучьев в огонь, и умирающий костерок разгорелся с новой силой. «Размечталась, курица», — подумала я. Шансы выпутаться у нас призрачные, близкие к нулю, и это все понимают. Я прижалась к Тенгизу ещё крепче и закрыла глаза. Открыла я их уже, когда к костру вернулась Маринка, ведя за собой Стакана.

Стакан.

— Здрасьте, наше, — говорю, — вам с кисточкой. Ого, и костёрчик разожгли, я смотрю, этo хорошо. Ну, а зачем Стакан понадобился?
— Да вот узнать желаем, — ворюга говорит, — как так выходит, что ты ресурс на банкомате в два раза быстрее переводишь, чем я. Или талант у тебя такой — по кнопкам стучать? А может, и кнопки ни при чём, может, есть талант стучать у человека, вот он и стучит, а? Что ответишь?
— А чего это я тебе отвечать должен? Или ты, может быть, как у вас говорят, прокурор?
Вскинулся он было, но девица, что меня привела, удержала, Маринка эта. Она вообще девка хорошая, и за меня всегда заступалась.
— Подожди, — говорит, — Валет, не годится так на человека с места в карьер набрасываться. Стакан, миленький, ну ведь действительно интересно, почему так с этими переводами получается. Почему бы вам своим мнением с нами не поделиться?
— А кому оно на хрен нужно, мнение моё?
— Точно, — опять уголовник влезает, — никому не нужно, давай, вали отсюда, пока цел, гнида.
Тут уже на него все набросились, утёрся Валет в тряпочку, да и заглох.
— Ладно, — говорю, — будет вам мнение, только для начала у меня самого вопрос к обществу имеется.
— Конечно, — вторая девка мне отвечает, что с грузином путается, — ты спрашивай, Стаканчик, родненький, мы ответим.
— Стакан, — говорю. — Стаканчиком ты хахаля своего называй. Ну, да ладно, вопрос такой будет — я один тут умный такой, который понимает, что нам скоро кранты, или ещё есть?
Замолчали они все, на меня смотрят, тут грузин и говорит:
— Да мы-то как раз всё понимаем. Что кранты будут, понимаем. И что всем будут, тоже понимаем. А вот как будут, не понимаем. Может, ты нам скажешь, генацвале?
— Откуда же я знаю, — говорю. — Но одну вещь скажу всё-таки.
— Ну так говори же, уважаемый. Не тяни время.
— Ладно. Я ведь раньше при банке жизни работал. Пока расчёт не дали.
— И кем же ты там работал?
— А пятой козы барабанщиком. В конторе сидел, трансакции всякие проверял, клерком, короче.
— И что?
— Да то, что с банкоматами работать навострился, но дело не в этом. Вы вообще знаете, как вся система переводов работает?
— Да откуда же, дорогой? Откуда нам знать. Но, может быть, ты расскажешь?
— Да в деталях я и сам не знаю. Но в принципе получается так. В стране за день сотни миллионов переводов проходят. Их компьютеры банка жизни обрабатывают, а сотни людишек всяких потом сидят, проверяют. Выборочно, конечно, и то, что компьютеру подозрительным кажется. По каким-то его компьютерным соображениям.
— Ну и что?
— А то, что есть такое понятие — распределитель. Это такой счёт, который мошенники во всяких афёрах используют. На него поступает переводов этих хренова туча, и отправляет он их столько же, и всё это за короткий промежуток времени. А потом выясняется, что счёт этот уже мёртвому человеку принадлежит — отбросившему коньки сразу после того, как распределили ресурс. И использует таких людей Организация.
— Так кто же согласится на такую работу? — Маринка спрашивает.
— Соглашаются, ещё как соглашаются, смертельно больные люди, например. Cреди тех переводов, что они делают, какие-то их родственникам идут.
— Так что же, их ведь потом вычисляют, родственников-то?
— Вычисляют, да не совсем. Там механизмы такие запутанные, что сам чёрт ногу сломит. Да и допустим, вычислили, так и что с того. Получившие ресурс-то никакого преступления не совершают, а распределителя уже и на свете белом нету.
— А откуда Организация ресурс берёт? — Маринка спрашивает, — ну, тот, что распределителю на счёт поступает?
— А кто ж его знает, откуда. Уворовывают где-нибудь, небось, это мне неизвестно.
— Так что ж, по-твоему, нас используют в качестве этих распределителей?
— Не думаю. Слишком нас готовят долго. Распределителя раз, нашли, использовали по скорому, пару тысчонок лет ресурса через него прокрутили, и будьте здоровы. А с нами что-то посерьёзнее готовится. А вот что — не знаю.
— Ну, а посоветовать ты что-нибудь можешь?
— Да как сказать, но вообще-то есть одна у меня мыслишка. Понимаете, распределителя-то сразу вычисляют, и если он жив остаётся, фараоны его быстро берут к ногтю.
— Ну и что?
— А то, что вдруг это можно использовать.

Часть 4.

Пролог.

— Докладывайте, — приказал Хозяин. — Видно было, что он нервничает.
— Так, — Координатор встал и взглянул на индикатор. — До начала операции два дня и тринадцать часов с минутами. Схема полностью отработана, люди готовы. Насколько детально вы хотите обсудить план?
— Во всех деталях.
— Хорошо. Начиная с завтрашнего дня, клуб закрывается. Послезавтра, ровно в двадцать три-ноль-ноль группа захвата во главе с Ханом выдвигается к Банку Жизни. Группа поддержки под командованием Толстяка страхует. Группа обеспечения Сциллы к этому времени доставляет кукол в клуб. Инструктаж кукол начинается за шесть часов до операции. С этого момента они находятся под постоянным наблюдением группы обеспечения. Группа захвата атакует банк ровно в полночь. На проникновение и захват пятисот тысяч лет ресурса отводится пятнадцать минут. В случае осложнений и непредвиденных обстоятельств атакует группа поддержки.
— Хорошо. Что по зачистке?
— При удачном захвате группа поддержки зачищает боевиков и рассредоточивается. С ними разберёмся позже. Хан и Толстяк прибывают в клуб самое позднее через час после полуночи, и находятся там до тех пор, пока куклы не заканчивают операцию. Ориентировочно в шесть утра операция должна быть завершена. При самом плохом раскладе полиция будет отставать от нас на три-четыре часа. По завершению операции куклы зачищаются группой обеспечения. Бойцов группы обеспечения после этого зачищают Хан, Толстяк и Сцилла.
— Будьте любезны, про работу кукол в деталях.
— Конечно. Полмиллиона лет ресурса переводятся на счёт куклы номер один. Она действует в течение часа, отправляя за это время около трёхсот переводов на счета, которые в её списке. В результате кукла оставляет себе оговоренные триста лет и сбрасывает остаток второму номеру. Тот производит аналогичные действия, после чего переводит остаток третьему. И так далее. Если куклы уложатся в график, шестой номер даже не понадобится.
— Что вы намерены предпринять в случае, если куклы окажут сопротивление?
— Не окажут. Их единственный шанс, что мы выполним условия и позволим им исчезнуть с тремястами лет ресурса на брата. Тем более каждая последующая кукла сможет убедиться, что условия относительно предыдущей выполнены.
— Сколько бойцов в группе обеспечения?
— Трое, включая Сциллу. Пятеро после того, как присоединятся Хан с Толстяком.
— Происшествия, проблемы, неприятности, о которых я должен знать?
— Никаких. Разве что — Сцилла утеряла карту жизни. Не исключено, что в резиденции кукол.
— И что? Куклы теперь онанируют, глядя на её фотографию? По-моему, у них был шанс оценить, что скрывается у Сциллы за смазливой мордашкой.
— Про то, что куклы делают с картой, даже если она у них, я не знаю, Хозяин. В любом случае, Сцилла, как только обнаружила пропажу, обзавелась новой. Доложил вам лишь ради проформы.
— Ну что ж, отличная работа, Координатор. Удачи!
— Спасибо, Хозяин. Удача понадобится.

Димон.

Вот и наступил решающий день. Надо же, полтора месяца назад я готовился умереть и совсем не трусил. А сейчас боюсь отчаянно. Правда, тогда помереть было моим частным делом. А сейчас я, по-моему, не столько переживаю за себя, сколько за людей, ставших моими друзьями. Да нет, не друзьями, братьями и сёстрами ставших. Нам сегодня всем несладко придётся, видимо, до завтра ни один из нас не доживёт, но если так получится, что я доживу, не знаю, что буду без них делать. Тенгиз говорит — уедем в Грузию, Димон, там, если ресурс есть, можно укрыться так, что не найдут. Будем жарить с тобой на мангале шашлык, Димон. Собирать грецкие орехи в нехоженых ущельях. Ловить форель в горных ручьях. И пить терпкое сладкое вино, от которого на ногах не стоишь, а голова остаётся ясной, как утро в долине, и мысли — чистыми, как горный хрусталь.
Эх, Тенгиз, брат мой названный, твоими бы устами и до бога. Но не верю я в это, прости, брат, не верю. Из той мышеловки, в которую мы попали, не вылезти. Организация спереди и полиция сзади. Я не сдамся, придётся драться, буду драться до конца, зубами вцеплюсь. Я уже не та покорная овца, что, жалобно блея, брела на заклание. Но заклание-то всё равно состоится, хоть плачь, хоть вой, хоть на ствол прыгай.
Везли нас в небольшом автобусе уже второй час, тряска на разбитой дороге мешала сосредоточиться. Я твердил про себя шесть девятизначных чисел, как велел Валет. Я их уже давно наизусть знал, а всё повторял и повторял про себя — эти проклятые номера карт жизни. Все, кроме своего — он-то мне не понадобится ни при каких обстоятельствах. Твердил и молчал. Молчали мы все, молчал, гдядя перед собой Тенгиз, молчала облокотившаяся на него Жанна. Молчала Маринка, которую обнимал за плечи Валет. Молчал и он сам, катая желваки под обтянувшей скулы кожей и настраиваясь на то, что ему предстоит. И, наконец, молчал бедолага Стакан, которому вот уже несколько дней не давали ни капли спиртного.
Автобус остановился, и подлючая баба, окрещённая Валетом Сцукой, велела нам вылезать. Я взглянул на индикатор, и по светящемуся на нём ресурсу определил время — было одиннадцать часов ночи.

Маринка.

Я сразу узнала это место, хотя кричащую вывеску «Плэйбой», видимо, потушили, и в темноте её видно не было. Я подумала, что это очень символично — сдохнуть здесь, в самом поганом месте, где мне приходилось бывать за всю мою жизнь.
Нас провели в зал и оставили под присмотром двух громил с пистолетами. Видно было, что они тоже нервничают. Может быть, после нас настанет и их черёд, и они это чувствуют. Одна Сцука как всегда спокойна, или держит себя в руках, тварь. Напряжение нарастает с каждой минутой, а ей хоть бы что, ходит, дрянь такая, хлыстиком помахивает.
Мы ждём сигнала. Мы получили инструкции, и ждём начала операции. У каждого из нас лист с сотней с лишним девятизначных чисел — номеров чьих-то счетов. Плюс шесть номеров, которые мы помним наизусть. Но которые понадобятся только первому из нас, и то если он не струсит. Струсить может Стакан. Цифры выучить его Валет заставил, три дня подряд экзамены устраивал. Но рассчитывать на Стакана лучше не стоит — беда, если он первым будет. Ведь первый, как бы не сложилось, покойник, его, если даже уцелеет, полиция из-под земли выкопает. Это мы все понимаем и, тем не менее, доведётся мне первой быть, с закрытыми глазами пойду, а там как будет, так и будет.
— Держись, Малыш, — шепнул мне на ухо Валет, — держись, всё хорошо будет, вот увидишь.
Я улыбнулась ему и подумала, что благодарна судьбе за то, что мне довелось любить такого человека. И ещё подумала, что я этим горжусь.

Валет.

— Бугай, Рыжий, — сказала Сцука двоим мордоворотам с пушками, — приготовились!
Я пожалел, что она достанется не мне, я придавил бы её, как гниду. Наверное, эта мысль явственно отразилась на моём лице. Сцука подбежала и вытянула меня хлыстом. Она, конечно, догадывалась, что карту вытащил у неё я, споткнувшись и чуть не упав на неё, когда гнилая троица садилась в машину. Хлыст оставил кровавый след у меня на морде, но я и бровью не повёл, а лишь улыбнулся этой гадюке.
— Что скалишься, чёртова кукла, — сказала Сцука и вторично замахнулась хлыстом. Бугай и Рыжий придвинулись, но в последний момент Сцука передумала и, плюнув мне под ноги, отошла.
«Чёртова кукла, значит», — подумал я, — «ну ничего, курва, посмотрим, кто из нас кукла».
Маринка достала носовой платок и прижала к моей щеке. Я мимоходом погладил её по смоляным волосам и повернулся к Стакану.
— Ты как, Стакан? — спросил я, — ты только не раскисай, братан, не киксуй, прошу тебя.
— Стах, — сказал он.
— Что? — не врубился я, — какой Стах?
— Меня зовут Стах, — сказал он. — Стах Липинский.
— Хорошо, братан, — сказал я. — Я запомню.
— Запомни, — сказал Стакан, — и в этот момент зазвонил сцукин мобильник.

Тенгиз.

Жанна стояла чуть сзади, крепко ухватив меня за руку. Я чувствовал, как её трясёт. Я обернулся и посмотрел ей в глаза. Плеснувшийся в них ужас буквально ударил меня по лицу. У меня резануло под сердцем. Сейчас я ничего не мог для неё сделать. «Прощай, Жанна», — мысленно сказал я, — «прощай, любимая». Она медленно разжала пальцы и убрала руку.
Валет стоял справа, и я глазами показал ему на Бугая. Валет слегка кивнул, и я обернулся к Димону. В этот момент Стакан вдруг резко поднял руку и уставился на индикатор. Цвет индикатора внезапно сменился с красного на зелёный. И во всех секторах бешено замелькали цифры.
Сцука бросила трубку и подскочила к Стакану.
— Пошёл! — заорала она, — быстро! Рыжий, контролируешь.
Стакан отшатнулся, его мгновенно прошиб пот. Тотчас Рыжий схватил его за рукав и толкнул к стоящему в углу банкомату.

Жанна.

Я отступила на шаг и прислонилась к стене. Стакан неверными шагами шёл к банкомату. Рыжий громила толкал его в спину. Другой отошёл метра на три, увеличивая таким образом сектор обстрела. Крашеная стерва бросила хлыст, достала пистолет и встала рядом с ним.
Я подумала, что мне хватило бы трёх секунд, чтобы снять всех троих. С позиции стоя я стабильно била сто процентов мишеней после пятикилометрового лыжного кросса. И сейчас бы точно не промахнулась, будь у меня оружие. Но оружия не было, значит, всё решит храбрость и ловкость наших мальчиков. И нас с Маринкой. Это в том случае, если не струсит Стакан.
Стакан достал свою карту жизни, вставил её в прорезь и сунул обе руки в специальные проёмы. Банкомат считал его отпечатки, на мониторе зажглась зелёная лампочка. Стакан высвободил руки и положил перед собой лист с колонками чисел. Я даже отсюда слышала, как натужно и хрипло он дышит. Стакан сделал первый перевод, лампочка на мониторе мигнула и снова зажглась. Cтакан сделал следующий перевод, за ним ещё и ещё.
Напряжение в помещении достигло предела. Вот уже двадцать минут Стакан продолжал делать переводы, и ничего не происходило. Меня колотило, я еле сдерживалась и просто физически чувствовала, что с остальными происходит то же самое. Я скосила глаза на Димона, и вдруг увидела, что цифры на его индикаторе дрогнули. В тот же момент Валет шагнул вперёд и встал между Димоном и охранниками.

Стакан.

Я сбрасывал и сбрасывал годы ресурса на номера счетов членов долбаной Организации. По триста, по четыреста, по пятьсот лет зараз. Я не знал, сколько времени у меня ещё в запасе. Надо было решаться. Рыжая сволочь дышала мне в затылок. Я вобрал в себя воздух и хрипло выдохнул. «Давай», — сказал я себе, — «давай, Сташек». Я сбросил триста лет на первый из шести девятизначных номеров, которые знал наизусть. Всё, с этой секунды пошло наше время. В течение следующей минуты я сбросил по триста лет на четыре из пяти оставшихся номеров. Я мельком взглянул на индикатор, вздохнул, и, вычтя триста лет, швырнул весь остаток на последний номер. Монитор мелькнул, и я кулаком грохнул по кнопке «Oтправить». В следующий момент я обернулся и бросился в ноги Рыжему.
Я не сумел его подсечь. Рыжий отпрыгнул назад, я ещё тянулся, чтобы его достать, и понимал, что мне это не удастся. Рыжий выстрелил в меня, промазал, и в cледующий момент Тенгиз в прыжке ударил его головой в лицо.
Всё смешалось, звуки выстрелов перекрыли истошный вопль Сцуки, которой я бросил четыреста с лишним тонн ресурса, и тем самым убил эту сволочь независимо от того, чем обернётся дело. Убил так же, как полчаса назад эти гады убили меня.
Всё кончилось меньше, чем за минуту. — Стах, помоги! — отчаянно закричала Маринка, и я как был, на четвереньках, метнулся к ней. Голова Валета лежала у Маринки на коленях, а сам он обеими руками зажимал рану на животе, из которой толчками хлестала и била кровь. В двух шагах с пулевым отверстием во лбу лежал мёртвый Димон.
— Перевязывай! — оттолкнув меня, заорал бросившийся к Валету Тенгиз. — Кто-нибудь, дайте тряпку, любую, быстро!
Он упал перед Валетом на колени. Я рванул через голову рубаху, бросил её Жанне. Потом, пока Маринка захлёбывалась в плаче, а Жанна с Тенгизом лихорадочно перевязывали рану, я встал и подошёл к трупам охранников. И плюнул на каждого.

Часть 5.

Маринка.

Я шла к выходу из проклятого клуба, как сомнабулла. Тенгиз на руках выносил Валета. Я не знала, куда я иду, не знала, зачем. Я уже не плакала, сил не было. Просто, механически переставляя ноги, тащилась за Тенгизом. В руке у меня был зажат глок одного из охранников. Два других пистолета были у шедших впереди Жанны и Стаха.
Стах открыл входную дверь, и мы, один за другим, вышли на улицу. В этот момент прямо перед нами с визгом затормозила легковуха. Двери распахнулись, и я узнала мерзкую харю толстяка. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я вскинула глок и выстрелила в эту гнусную рожу. А в следующий момент выскочивший из задней двери узкоглазый навёл на нас автомат.
Очередь прошила Стаха насквозь и ударила в Жанну. Тело Стаха упало на меня и увлекло за собой. Но перед тем, как потерять сознание, я всё же успела увидеть, как уже убитая, уже мёртвая Жанна в падении всадила пулю узкоглазому между бровей.

Эпилог.

Начинало смеркаться. Валет достал из золы пару запечённых радужных форелей, и, обжигая пальцы, понёс к столу. Форель утром принёс Сташек, который ещё затемно ходил рыбачить на бегущий неподалёку стремительный горный ручей.
Димон снял с мангала и разложил на широком блюде дюжину шампуров восхитительно пахнущего бараньего шашлыка. Жанночка нарезала овощи, положила зелень, и мы все вшестером сели за стол.
Я — Тенгиз Мерманишвили, мне шестьдесят пять лет. Моя жена на десять лет младше. Соседи называют её Марико, а я зову как прежде — Маринкой. Мы живём в небольшом домике в горах. Я построил его своими руками. Двадцать пять лет назад мы отдали сто лет ресурса за то, что нам помогли добраться до Грузии…
Я разламываю горячий лаваш и протягиваю по ломтю жене и детям — по старшинству. Валету уже двадцать два. Он на год старше Димона, а близнецам Жанне и Стаху по девятнадцать.
Затем я встаю и разливаю по кубкам терпкое сладкое вино, от которого на ногах не стоишь, а голова остаётся ясной, как утро в долине, и мысли — чистыми, как горный хрусталь.

0 комментариев

  1. marina_chernomazKira_Lyss

    Рассказ в жанре ЭКШН. Технократическое общество будущего, в котором главное – не деньги, главное – жизненный ресурс, распределяемый неким высшим органом, его, как зарплат, у можно добавить, можно отнять, сократить, и т.п. Разумеется, его можно и украсть. Через банкомат жизненного ресурса. Как и положено по законам жанра, есть плохие парни, которые делают плохие вещи. Есть неудачники, слабаки, которые должны послужить делу плохих парней. Но слабаки в глубине – отличные парни, несмотря на недостатки каждого. И они собираются с силами, обводят плохих вокруг пальца, спасают мир. И любовь имеется, и хэппи в конце. Рассказ кинематографичен, может стать отличной основой для небольшого захватывающего сериала.
    Теме соотвествует в полной мере: действие происходит в будущем, в котором существует некий элемент, существенное отличие от настоящего (а не просто время впереди), и вокруг этого элемента сосредоточена вся коллизия.
    Структура текста соотвествует жанру: короткие, рубленные фразы, минимум рассуждений и описаний, повествование строится на глаголах действия( в плане выражения) и на смене событий (в плане содержания).Разумеется, при сильном желании можно найти неудачные предложения, или обороты речи. Или пятна на солнце.
    Не могу сказать, что идея, лежащая в основе оригинальна. О том, что в будущем основным мерилом бытия станут не деньги-драгоценности, а другие, истинные ценности (жизненный ресурс, энергия , воздух…) писали, и не раз. Тем не менее, рассказ написан интересно, живо,вполне может быть развернут в роман. Или послужить основой для киносценария.

    Я не большой любитель экшна, поэтому не присудила ему высший балл. У меня был другой фаворит :)) Но вот это – уже чистой воды суб…

    Поздравляю, Майк. Вот уж, пришел — и победил — в трех номинациях. Мы глазам свои не поверили, когда узнали имя. Хотя подозрения были — стиль узнаваем.

    Удачи. МЧ

  2. Mayk_dji

    Спасибо, Марина. (сорри, если надо было сказать «Кира» — я тут новичок и, к сожаления, не знаю, как правильно). 🙂
    Единственно, что боюсь, Вы меня с кем-то перепутали, потому что имени никакого у меня нет, а бумагу марать начал чуть больше, чем полгода назад. )

    С уважением,
    Майк.

  3. Mayk_dji

    Спасибо, Марина. (сорри, если надо было сказать «Кира» — я тут новичок и, к сожаления, не знаю, как правильно). 🙂
    Единственно, что боюсь, Вы меня с кем-то перепутали, потому что имени никакого у меня нет, а бумагу марать начал чуть больше, чем полгода назад. )

    С уважением,
    Майк.

  4. kiseleva_natalya_legenda

    Наконец-то нашла время прочитать Ваше произведение (урывками на работе). Убедилась, что 1-е место на конкурсе абсолютно заслуженное. Очень понравилось. Напряжённо, захватывающе, интересно. Отличные образы и цельные характеры. Свежая фантастическая идея обыграна очень хорошо, при всём притом, что идёт не простое описание существующего в рассказе обустройства общества, а оно является лишь причиной, фоном для разворачивающихся в произведении событий. Сюжет продуман и хорошо выстроен, интересная подача материала, соблюдение стиля. Работа читается очень легко, несмотря на объём. Неплохая основа для киносценария.
    Поздравляю с заслуженной победой!

  5. natalya_heyfets

    Много читала фантастики, казалось бы, уже ничему не удивлюсь. А вот же, невозможно было оторваться от чтения. Захватывает.Полностью согласна с предыдущими рецензентками.Есть свой стиль,есть органичность, есть напряжённость.И сценарность.
    Поздравляю с победой и желаю успехов.
    Желаю успехов.

  6. natalya_heyfets

    Много читала фантастики, казалось бы, уже ничему не удивлюсь. А вот же, невозможно было оторваться от чтения. Захватывает.Полностью согласна с предыдущими рецензентками.Есть свой стиль,есть органичность, есть напряжённость.И сценарность.
    Поздравляю с победой и желаю успехов.

Добавить комментарий