Автор: <span>Маргарита Сомелер</span>


Воскреситель

Никита сидел на кровати и смотрел, как мигают цифры на табло электронных часов. Казалось – вот он, миг триумфа и признания, он ждёт тебя за дверью, только шагни ему навстречу! Для начала нужно хотя бы выйти из комнаты, и сказать жене: «Дорогая, зря ты вчера кипятилась! Я не плевал в …

Воскреситель

Никита сидел на кровати и смотрел, как мигают цифры на табло электронных часов. Казалось, вот он, миг триумфа и признания, он ждёт тебя за дверью, только шагни ему навстречу! Для начала нужно хотя бы выйти из комнаты, и сказать жене: «Дорогая, зря ты вчера кипятилась! Я не плевал в потолок, …

Вечная война.

Мне страшно, когда я бываю одна. Я чувствую, к миру несётся Война. Всё ближе и ближе, смелей и смелей, Она приближается тенью во мгле. Кровавые руки… Звериный оскал… Ты скажешь, не хочешь? Не думал, не знал? А помнишь, мальчишкой играл во дворе… Ты друга жестоко избил в сентябре. Вот первая …

Вечная война.

Мне страшно, когда я бываю одна. Я чувствую, к миру несётся Война. Всё ближе и ближе, смелей и смелей, Она приближается тенью во мгле. Кровавые руки… Звериный оскал… Ты скажешь, не хочешь? Не думал, не знал? А помнишь, мальчишкой играл во дворе… Ты друга жестоко избил в сентябре. Вот первая …

Новый день.

Утро. Но солнце, где ты? Улица тонет в грязи. Дорога мокрой ракетой По липкой земле скользит. Я всю ночь прождала рассвета, И просила о сне у стен. О покой темноты, где ты? Начинается новый день. И вот — мешанина из глины, Остановка забита людьми. Подойдёт автобус — я ринусь, И …

Новый день.

Утро. Но солнце, где ты? Улица тонет в грязи. Дорога мокрой ракетой По липкой земле скользит. Всё ждала золотого рассвета, И просила о сне у стен… Наложила на слёзы вето. Начинается новый день. И вот — мешанина из глины, Остановка забита людьми. Подойдёт автобус — я ринусь, И друг друга …

Я не могу…

Я не могу». И долгой вереницей Летают дни, потраченные мной. Ты не должна! И белой, белой птицей Взлетаю я над бездной-тишиной. Да будет так! И зов ночных признаний Пленит меня. Но этот плен – чужой. Вся жизнь – игра… И длинный шлейф желаний Ползёт, ползёт украдкой вслед за мной…

Я не могу…

Я не могу… И долгой вереницей Летают дни, потраченные мной. «Ты не должна!» И белой, белой птицей Взлетаю я над бездной-тишиной. Да будет так! И зов ночных признаний Пленит меня. Но этот плен – чужой. Вся жизнь – игра… И длинный шлейф желаний Ползёт, ползёт украдкой вслед за мной…

Маме

Выбирала весёлые книги, любила смеяться… Почему же я помню лишь этот растерянный взгляд? Время лечит?! Но я до сих пор не могу разобраться: Ты, судьба, или кто-то другой виноват… Руки тонкие, слабые… Крылья робеющей птицы, Что, родившись крылатой, не знала, что можно летать. Что осталось мне? Сон, что навязчиво снится …

Любимый, останься

Любимый, останься сегодня со мною. Теперь я своей наготы не прикрою. К губам твоим нежно прильну поцелуем, И ты задрожишь, запах ночи почуяв! Меня поразишь тёмных глаз глубиной, И хищною птицей взлетишь надо мной…