Это было очередное веселое, шумное и пьяное застолье, за которым собрались мои дядьки, тетки, родители и бабушка с дедом. Я очень смутно помню этот процесс, потому что, как правило, я был занят какими-то своими более интересными делами. Бегал по улице с говорящим названием, улица Дружбы, кстати, сейчас это не самый дружелюбный район. Либо ковырялся в странной коробке, которая постоянно стояла под кроватью в спальне. Там были какие-то пассатижи, шурупы, масленные краски в тюбиках, транзисторы, ненужные и забытые детали, то ли от приёмника, то ли от телевизора. В общем, это был целый сундук сокровищ для меня. А может быть я лазил по тумбочке, где стоял бобинный магнитофон и какая-то старая радиостанция с проигрывателем пластинок. На ней была длинная шкала, по разные стороны которой шли надписи городов. В общем, мне было не до застолья. Но в какой-то момент веселье как будто стихло и я услышал: «Пап, сходи в магазин». Я знал, это значило, что минут через 5 дед скажет: «Костя, айда в магАзин». Я очень любил ходить с дедом в этот самый магАзин. Мы с ним долго шли туда и долго обратно, он покупал мне мороженое и говорил: «Лучше еш морожное, чем курить будешь». Дед был очень худой, его впалые щеки были словно две маринских впадины на лице, зато глаза его были аккуратно вырезаны и посажены в правильном месте, хотя и смотрелись чуть великоваты, но по сравнению с его непропорционально большими ушами, глаза были в самый раз. Все лицо его было изъедено глубокими морщинами, и они ему очень шли, будь оно ровным и гладким, не было бы в этом лице столько доброты и жизни. Сколько он был жив и сколько я его помню, он всегда ходил в одно и том же. Это была белая рубашка в мелкий горох, серый с голубым отливом усевшийся по его плечам с годами пиджак и такого же цвета брюки со стрелками. Серые, всегда чистые сандалии и главный атрибут, без которого он никуда не выходил — это коричневая, выгоревшая от времени, кепка. Я даже не знаю, как её теперь описать, сейчас таких не носят. Это рабочая кепка имеющая небольшой козырёк, невысокое плотное основание, в которое с обратной стороны подкладывали полоску плотной бумаги, чтобы она держала форму, а сверху на это основание аккуратно ложилась круглая макушка. В общем, кепка, как кепка, ничего особенного, но дед с ней не расставался. В общем, мы с поддатым дедом отправились за добавкой. Путь в одну сторону занимал обычно минут 20, в одиночку я бы сбегал в двое быстрее, а тут медленный, размеренный путь в четверть часа. Дед закидывал руки за спину, брал одну в другую, подавался вперёд словно ледокол «Ямал» и шёл вперёд не обращая ни на кого и ни на что внимания. Со стороны это смотрелось, словно заключённый, одетый в штатское, вышел прогуляться на волю. Это было жаркое лето, но день приближался к вечеру и градус потихоньку начинал сползать, поэтому я взял какую-то кофту, которая в последствии кочевала из одной руки в другую, так и не побывав на мне. На выбор было представлено два магазина. Один находился возле магазина «Заря», про который в нашем городе «ходила» песня очень талантливого парня Глеба Чичко:
На проспекте Октября,
В доме с надписью «Заря»,
На четвёртом этаже,
Ты стояла в неглиже.
Я лежал на раскладушке,
У меня в руках был «Пушкин».
Пушкин был тебе противен,
Ты устала от стихов,
Ты была немного пьяной,
Ты всю ночь блевала в ванной —
Без понтов.
А второй был значительно ближе и по соображениям экономии времени, дедом был выбран именно этот магазин, хотя я очень любил походы в «Зарю». Именно там, впервые в нашем городе, поставили «Робокопа» за прилавок подавать детям мороженое, он ещё что-то говорил, но сейчас я даже и не вспомню что именно. Второй же, продуктовый, ничем особенным не отличался. Но я как-то в тот момент не обиделся на деда, мне как-то было всё равно куда идти, потому что лучших предложений на тот момент ни от кого не поступило. А здесь, с дедом, в магазин, летом, да ещё и автоматически этот поход обещает вкусное мороженое — как от этого отказаться? Перейдя через дорогу отделявшая нас от пункта назначения, мы попадаем на аллею, которая круглый год живёт в тени. Здесь мне всегда не нравилось, тут меня посещало чувство тревоги и опасности, но я был не один и переживать было не за что. Добравшись до «продуктового», я стою где-то в стороне, рассматриваю молочный прилавок, а дед в очереди. Тогда магазины были устроены немного иначе, у каждого отдела была своя касса и своя очередь, мы, разумеется, в кассу «винно-водочного». Затем — в молочный отдел за мороженным и такой же неторопливый путь до дома. Чтобы по пути деда не прибрала милиция, он осмотрительно спрятал 0,5 во внутренний карман ещё в магазине, всучил мне мороженое, сказав: «На вот, еш морожное». И мы пошли обратно. И вот, когда мы оказались уже в своих краях, я не помню как именно, за нами увязались два мужика, которые постоянно что-то говорили деду, а он очень вспыльчиво реагировал на эти слова. Они не отставали до самого подъезда и когда дед оттянул дверь на пружине и пропустил меня вперёд, мужики, видимо, решили действовать. Я, как сейчас, помню, в собственном подъезде, один хватает его за грудки, а второй пытается вытащить из его внутреннего кармана то, ради чего мы потратили 40 минут жизни на дорогу. Может быть они пытались забрать деньги, я не знаю, но у одного из нападавших в руках оказывается бутылка водки. Он как-то театрально держит её очень высоко, как бы показывая всем, чтобы увидели даже на галёрке, а второй продолжает держать старика. Я кричу: «Не трогайте деда!» И чувствую, как холодок пробегает по всему телу, а ноги наливаются тяжестью. Это как во сне в те моменты, когда ты хочешь убежать, а не можешь, потому что ноги «ватные». Я нахожу какие-то силы и бегу домой, чтобы позвать на помощь. Бабушка с дедом жили на первом этаже, а дверь никогда не запиралась. Я вбегаю в зал и очень сбивчиво пытаюсь сказать, что произошло. Помню эти напуганные лица и глаза, которые смотрели на меня из-за стола. В них застыл вопрос, ответ на который они явно боялись получить. Во рту пересохло, я не знаю что сказать, я не знаю, что делать. Это мгновение длилось вечность. И наконец-то я выдавил: «Деда бьют!» Всё прояснилось и напряжение спало. Тут же дядьки повскакивали со стола и побежали в подъезд, откуда доносились крики и стуки двери о стены. Поднялись крики, мне кажется этим мужикам даже попало, отобранное было возвращено. Я уже не видел, как всё это происходило, но деда отбили и сопроводили до дома с грузом в целости и сохранности, разве что с немного помятым пиджаком. После чего застолье продолжилось, но я уже совсем не помню как.
